Читая В. С. Соловьева продолжение

Анна Дидериц
Работа "Великий спор и христианская политика".

В этой работе много внимания уделяется сравнению Византии и Рима, а так же  переходу главенства церковного от Византии к Москве. Уделяется внимание народным особенностям верований, деланию акцентов на частности, которые, в конечном счете, приводят к расколам.
На мой взгляд, здесь Соловьев, хотя и фактически полностью показывает, что и Византия и Рим – это не географические понятия и даже не периоды владычества тех или иных направлений и акцентов в церкви, - а сама истинная церковь, прямо об этом почему-то не говорит.
Далее я буду говорить о том, что мне увиделось в работе Соловьёва, хотя прямо об этом в ней не сказано.
Именно в церкви всегда, издревле и поныне, существует и Византия и Рим. Византия – это тот самый путь мистического мышления, уходящий в небо, то есть за пределы видимого. Он не может главенствовать в мире, так как весь не от мира сего. Поэтому Византия не присутствует в мире, она пала, но пала только для видимого мира. (По типу не существовавшего государства Израиль. Которое, на мой взгляд, и не должно было бы существовать, по логике вещей, никогда, и нынешнее его существование объясняется лишь полной потерей связи современного человечества с каким-либо проявлением духовного.) Рим же напротив – это олицетворение церкви земной. Здесь нет или почти совсем нет неба, здесь идёт отречение от фактического неба. Здесь отдаётся предпочтение деянию по примеру, но не сам пример. Это - Византия и Рим - всегда есть в самой церкви.
Первоначальное приобщение к церкви на этапе своего исхода и перехода к практическому верованию имеет два пути следования Иисусу Христу. Один путь – это путь его человеческого составляющего, то есть путь в мире видимом, другой путь – путь его божественного составляющего, то есть путь не от мира сего. Путь, который не от мира сего, не может, не способен существовать в мире, он миром ощущается только мистическим осознанием. И здесь, то есть на этом пути перехода от новоначалия к статусу верования, неизбежным центром является Москва. При этом Москва, как и Византия и Рим, - не точка на географической карте и не этап или период церковного становления, а существующая непрерывная составляющая самого верования.
Именно русская традиция, сложившаяся исторически, географически и этнически находится в месте самого перехода от церковного востока в церковный запад. Именно на русском опыте осуществляется переход от начального Богопознания к его исходной сути.
Причём исходит эта суть по двум разным путям. Один путь ведёт к западному церковному мировоззрению, к естественному обмирщению, устроению христианских традиций на земле. Другой путь ведёт к небесно-божественому мировоззрению. Это опыт святых отцов-аскетов. Здесь нет ничего от мира, нет господства земного, но есть господство Господне – истинное. И самое это разделение, образно можно выразить – те самые сорок дней мытарств, духособлазна и исхода, происходит именно на русском церковном опыте. Католический церковный опыт мытарств не предусматривает. К западному варианту исхода душа переходит очень быстро, не останавливаясь на этапе мытарств. (При этом совершенно не важно, в какой из церквей происходит этот переход к верованию, в городе Риме, городе Москве, Болгарии или Греции, закон перехода один: от Византии через Москву либо в Рим, либо в Израиль).
Соловьев показывает это фактически, но в своём повествовании и высказываниях он нигде прямо об этом не говорит. Он, как бы рассматривая всю проблему извне, и рассуждает, и делает выводы только на внешней стороне излагаемого. Но при этом вольно или не вольно, а может даже умышленно, фактически раскрывает всё взаимодействие и всю картину этих неизбежных реально существующих, порою резко отличных друг от друга, признаков веры, присутствующих в церкви, которые сами по себе и являются причинами всех несогласий в церковной практике.
Эти несогласия возникают потому, что путь каждой души индивидуален и не зависит от выбора самого человека, а предопределён выбором более высшего разумения, чем человеческий разум.