Маруся Климова – писатель и переводчица – персонаж крайне занятный. Что у умного на уме, у нее на языке. Этим, главным образом, она и интересна, ибо без комплексов - в незамутненном виде - вываливает на публику свой поток сознания.
Просто для образчика : Маруся сделала как-то небольшую сенсацию в блогах, опубликовав как тырила из супермаркета крышечки для салатниц. Ей приглянулись в магазине салатницы для надвигающихся новогодних праздников – там были подешевле, без крышечек, а были и с крышечками – подороже. Заботливая Маруся взяла для семьи те, которые подешевле, а крышечки сложила в сумку отдельно. Ее подобрали после кассы на охране, крышки нашли, но решили что она их оплатила вместе с салатницами – и отпустили с миром и извинениями. Любопытнее всего, однако, марусина реакция на это небольшое просшествие - она ругает дурой охранницу.
На самом деле, марусин ход мысли прост и прозрачен – даже если пресловутые крышки обнаружат, то всегда можно сказать, что забыла, перепутала, прикинуться шлангом. Вытащить свое удостоверение “Пресса” , которым она так любит козырять направо и налево – и охотно об этом пишет. Позвонить знакомому юристу. Почти наверняка, даже если поймают, ограничатся тем, что заставят оплатить - и даже не в трехкратном размере, потому что с такой бабой связываться себе дороже – подымет скандал на всю Ивановскую. Эти мысли она явно не формулирует – они зашиты где-то в глубинах ее женского подсознания. Зато охранницу, которая имеет глупость предположить, что человек действительно мог честно перепутать или забыть, третирует со всей позиции интеллектуала и бунтарки. Мысль о том, что кто-то другой оплатит те крышки, которые она уволокла, купив обобранные салатницы по повышенной цене, либо же оплатив наценку, которую супермаркет выставляет на все товары из-за того, что кражи идут у него в накладные расходы – ей и в голову не приходит. Единственное, что она формулирует : “Вот ведь дура, думает, что человек может вести себя честно, когда ему выгоднее вести себя нечестно.”
Если выложить перед Марусей столь вульгарное описание ее психологии мелкой воровки, она, несомненно, обидится. Она же не просто так – она интеллектуал. Она из принципа – против мерзкого потребительства. Маруся припомнит Жене, Селина, Сартра и Достовского. Или Руссо, который описывает в “Исповеди” с мазохистским удовольствием, как крал билеты в театр – если “Исповедь”, конечно, читала.
На Марусю я наткнулся, пролистав по диагонали ее “Мою историю русской литературы”. Оригинальность этого сочинения состоит в том, что автор пишет про российских писателей более или менее что действительно думает. Ключевое слово тут “мое”. Селфи Маруси на фоне российской словесности. Любопытен тут не эпатаж сам по себе – а весь его, так сказать, дух - с пространными описаниями того, какие мужики козлы, и какие бабы (кроме нее, Маруси, разумеется) - дуры, с марусиными школьными воспоминаниями, с неверными цитатами, перевранными историческими фактами и полным пренебрежением к чему-либо более метафизическому, нежели выпить полбутылки водки из горла – пробу некуда ставить. Для завершения психологического портрета мне осталось лишь глянуть в ее перевод - я наверняка знал, что обнаружу там халтуру – и предчувствие меня не обмануло. Хватило первой страницы “Смерти в кредит” Селина. Надо сказать, что марусин перевод по духу лучше, чем перевод Корнеева “Путешествия на край ночи”. Чувствуется ее с Селином, так сказать, конгениальность. Но по смыслу... Буря у Селина у нее превращается аж в ураган – событие, которое случается в тропиках, но на парижских широтах практически невозможное. Косоглазый пес консьержки теряет один глаз, став одноглазым. Слово на арго для обозначения собственно консьержки Маруся незамысловато заменяет “бабушкой”, а "погасить огонь" у нее превращается в "потушить свет". Все, что можно, и не очень можно, Маруся спрямляет и упрощает. От перевода веет монументально-женским: “и так сойдет, стану я тут за их гроши вылизывать ”.
Самое забавное, что есть люди, которые ищут и находят в подобных персонажах некие психологические глубины.