Колокольный звон, возвестивший о том, что уже наступило утро следующего дня, вырвал меня из прекрасного сна, главную роль в котором играла Алиенора. Я смутно помню, что именно мне снилось, но я уже жалел о том, что не могу взять и просто отправиться в Лайвден прямо сейчас, да еще и захватить с собой Принцессу.
Вторая неделя в Консерватории, как я и ожидал, и как мне обещали члены Комнаты сто-тринадцать, была гораздо проще первой. Заниматься приходилось всё также много, однако постепенно занятия становились проще: особенно когда я к концу второй недели уже вполне сносно знал музыкальную теорию (Алисия вызвалась мне помогать, а в вопросах теории она разбиралась лучше всех в Консерватории; Томас даже шутил, что Эдвигусу стоило бы взять у нее пару уроков вместе со мной). Спустя четыре занятия с Алисией я уже знал необходимые основы: оставалось лишь нагнать то, что мои однокурсники успели изучить за предыдущие месяцы; пожалуй, я даже уже мог идти на «экзамен» к Эдвигусу, если бы не боялся подвоха, который он наверняка подготовил для меня.
Свободного времени стало чуть-чуть побольше, так что на неделе я смог зайти к Кристиану дважды, чтобы оба раза убедиться, что его энтузиазм по поводу лавки не источался. Иногда казалось даже, что его воодушевление росло с жуткой скоростью и не имело пределов: во всяком случае, было нереально остановить его словесный поток о разнообразных делах.
Особое место занимало, конечно же, ожидание. Я ждал только одного: когда мне уже доставят письмо от Алиеноры. Каждое утро, каждый день, каждый вечер и каждую ночь в каждую свободную минуту я только и делал, что думал о новой встрече. Ожидание томило, но надежда давала столь нужный глоток свежего воздуха. Единственное, что меня не очень радовало – обещание рассказывать о себе. Я делал то же самое в Комнате сто-тринадцать, но повторять свой рассказ мне было скучно. Пришлось смириться, убедив себя, что обещание есть обещание.
На этот раз я получил желанное письмо гораздо раньше, чем ждал – в среду. Не успев открыть письмо, я сказал пажу Беверена: «Конечно, да». Ломать печать в этот раз я не хотел, вернее, не хотел спешить делать это. Ждал, ждал, а когда получил, захотел оттянуть удовольствие.
«Альвиан,
Как вы уже догадались, на этой неделе приглашаю вас сыграть для меня гораздо раньше. Буду рада видеть вас во дворце. Вечером я буду гулять в саду, уверена, вы легко найдёте меня там.
Алиенора».
Наспех покончив с домашней работой, я сразу же отправился во дворец. Около консерватории меня (как я почему-то решил) ждала карета. Я сел, попросил отвезти меня во дворец и тут… тут в карету вальяжно ввалился – иначе и не скажешь – Игнатус Онори собственной персоной. Я нахмурился; Игнатус, напротив, одарил меня широченной ухмылкой (старался, выдавливал ее из себя как мог), и надменным взглядом.
- Гердер, полноте, это вам не бесплатная повозка для крестьянских оборванцев! Хотя вы, наверное, отправляетесь на свидание с королевой, - он так и сказал: «королевой», словно Себастьян был уже мёртв, – а я как раз заказал карету, чтобы отправиться во дворец по делам. Так что ладно, извозчик, езжайте.
Несколько минут мы молчали. Пока Игнатус сверлил меня взглядом, я нетерпеливо ждал окончания нашей поездки.
- Мой дядя очень нелестно отзывается о вас, Гердер. – Вдруг заговорил он. – С чего бы это? Он так всех любит, кто в Консерватории учится… Хорошо бы вам со мною дружить. Что, почему нет? Что вам нужно ещё, Гердер? Власть, успех, уважение? Всё это я могу дать вам.
- Почему ты считаешь, что мне это интересно? Да и не нужно мне помощи. Ни от кого.
- Куда бы вы пошли без неё?! – Едва ли не прорычал он. – Вы взяли бы своё дырявое крестьянское шмотьё и отправились назад к своим нищим «как бы родителям»! – Я фыркнул.
- Слушаю тебя и понимаю, что в том, что нашу деревню сожгли варвары, все-таки была и польза. Мне никогда не придётся теперь жить под твоим началом. Ты бы уж дал волю своему властвующему воображению.
- Я так и знал, Гердер, что вы из тех мечтательных дураков, о которых пишут в девчачьих книжках. Впрочем, что мне распинаться перед ничтожеством! Вы родились крестьянином, крестьянином и умрёте, Гердер. Помяните моё слово. – Он злобно прищурился. - И совет один, почти что дружеский: вы слишком высокого о себе мнения, если отказываетесь от дружбы с теми, кто силён и могущественен.
- Это ты силен и могущественен? – Я откровенно расхохотался. – Нет, я не отказываюсь от дружбы, я отказываюсь лишь от того, что принесёт тебе выгоду, а мне – одно лишь разочарование.
- Глупец, что поделать. – Отрешённо промолвил Игнатус, покачав головой. Затем он открыл книгу, которая была у него с собой, и уткнулся в неё, словно умышленно показывая мне название. «Кором эн’Раха. Философия и музыка Песков Аламейны».
Онори, видимо, уже готовился к тому, что его будущий «король» наведет в Тордессии порядок. Вот для чего весь этот маскарад. До чего же мерзкими бывают некоторые люди! На его книге было изображено какое-то существо, держащее в руках арфу, внешне очень напоминавшее демонов-слуг Гемелла. Демон был невысок, тело его словно было выковано из цельного янтаря, внутри которого теплился огонь ненависти. Черты его лица были остры, резки, и создавалось ощущение, что у него лишь единственная цель в жизни, причем не самая радостная для людей.
Вскоре извозчик порадовал меня известием о прибытии во дворец. К моему счастью, Онори долго не задерживался и пулей выскочил вон из кареты, успев лишь напоследок пригладить волосы, в чём необходимости, конечно же, не было – у него они всегда были такие, словно на них пролили масло. Я тоже поспешил в дворцовый сад, наугад прошел несколько беседок и, наконец, мне повезло. Я раскланялся.
- Добрый вечер, Альвиан! – Она была явно в хорошем расположении духа. – Нет, нет, нет, ни слова! Вы должны увидеть это собственными глазами! – Она схватила меня за руку и потащила куда-то, чем почему-то напомнила мне Таисию. Мне стало немного не по себе, но я старался держать себя в руках.
Алиенора привела меня в тот самый «музей» ненужных вещей. Было очень любопытно, что же она хочет показать мне, я-то, конечно, сразу подумал о тех сковавших меня браслетах, но их больше не было видно. Мы прошли вглубь сада-музея, прежде чем она, наконец, остановилась и протянула мне скрипку.
- Это вам. Елеазарская скрипка, ей уже несколько сотен лет, кажется.
Я благоговейно провёл рукой по грифу. Осторожно. Медленно. Несмотря на отвратные условия хранения, она прекрасно сохранилась – ни скола, ни царапины. Даже малейшей пылинки не было! Струны на ощупь были очень старыми, но звучали так же, как и должны и даже больше: она всё ещё была настроена как подобает, а я почему-то был уверен, что так будет всегда.
Но самым красивым было исполнение головы скрипки: некий умелец умудрился сделать её в виде головы дракона.
- Драконы всегда были союзниками магов Елеазара. – Сказала Принцесса, пока я разглядывал скрипку. – В детстве я мечтала о собственном драконе, но, увы, как ни пытались их найти лучшие воины Тордессии, всё без толку. Их больше нет в этих краях. – С легким оттенком грусти сказала она.
На «шее» дракона, как оказалось, была начертана крошечная надпись с двух сторон. Наверное, написано на древнеелеазарском, хотя я и современный язык Елеазара не смог бы понять. Но выручила Алиенора.
- «Сердце дракона покорится мудрости, храбрости и любви». Это слева. А справа написано только «Г. Шавольте, мастер из Приарма, маг Елеазара восьмой степени».
- Восьмой, высшей. – Пробормотал я.
- Да, я вас понимаю. Понимаю, какой трепет вы испытываете. Тут сотни таких редких вещей, уникальных, полных магии или просто сделанных талантливыми мастерами древности. Мой отец, правда, ими особо не интересуется, а я от скуки провожу здесь много времени. Что ж, давайте, сыграйте мне что-нибудь, зря я что ли отыскала вам это сокровище? – Ухмыльнулась она.
Было странно играть на инструменте, который был старше тебя в несколько десятков раз. Ещё страннее было играть в этом подобии музея под открытым небом. Наконец, самым странным было то, что музыка скрипки зачаровала даже меня, именно музыка скрипки, а не моя игра: иногда я попросту не совсем понимал, что же такое играю. Создавалось ощущение, словно она вела меня, а я был лишь марионеткой для исполнения ее шедевральной музыки, исполнителем, но не создателем. Музыка магии, что ещё сказать. И сами боги не смогли бы пройти мимо.
Я закончил играть, когда уже опять стемнело. Время пролетело незаметно, да и на таком инструменте можно было играть вечность, особенно если научиться управлять ею в полной мере. Принцесса, в свою очередь, смотрела на меня как-то странно, словно в первый раз услышала то, как я играю, и не скрывая восхищения тихо промолвила:
- Это…это было просто потрясающе. Эта скрипка нашла своего хозяина. Единое целое. – Она была ошеломлена. – Я хочу, чтобы вы играли на ней всегда. В ней заключена сильная магия, и именно вы – тот, кто способен её контролировать, я в этом ничуть не сомневаюсь.
- Хорошо, Алиенора. – Я поклонился, она цокнула языком, чем вновь напомнила мне Таисию, которую не меньше Алиеноры постоянно раздражала моя чрезмерная вежливость. Слёзы было навернулись мне на глаза, но я снова чудом смог побороть свою слабость.
Вскоре мы попрощались. У дворца стояла все та же карета. Опасаясь, что Онори ждет меня, я не хотел в неё заходить. Но его не было. Извозчик, не моргнув и глазом, повёз меня обратно, и я вздохнул спокойно.
Томас уже храпел. Как всегда, так что я и не обратил на это особого внимания. Я разыскал Корлена (он, к счастью, еще работал) и попросил у него стойку под скрипку.
- Какое чудо, лорд Гердер. – Восхитился Корлен. – Откуда она у вас?
- Это подарок. – Он понимающе ухмыльнулся. – Робен, я прошу вас не говорить об этом подарке никому.
- Я и не собирался, Альвиан. – Он подошёл ближе. – Я лишь собирался пожелать вам играть на ней так, как никогда не смогут… некоторые бесталанные музыкантишки. – Сказал он тоном, передразнивавшим Эдвигуса. Думаю, тот был бы очень недоволен, если бы услышал эти слова, но мне было без разницы. Я лишь широко улыбнулся и пожал руку Робену. Хороший пример для Онори. Жаль, что не получится рассказать ему об этом.
Остаток недели прошёл спокойно. Игнатус и его дядя были на удивление мирными, если не сказать дружелюбными. Первый не упоминал о нашей случайной встрече в среду; второй ни разу не взглянул на меня злобно и нервно, как бывало прежде. Кристиан, который зашёл ко мне в пятницу днем отреагировал, вполне ожидаемо, живописно расписав все варианты развития событий, в том числе самые невероятные, связанные с тем, что меня обвинят в заговоре против семейства Севери.
- Значит, у них что-то есть для тебя. Они стремятся залечь на дно и выжидают. – Тихо предположил он.
- Поменьше бы тебе читать дешёвые романы о придворных кликах и их заговорах. – Без обиняков посоветовал ему я.
- Да причём тут «дешёвые романы»? Я вообще мало читаю в последнее время, так что не обвиняй меня на пустом месте! – Мы расхохотались. – А если серьезно, то книжный вымысел здесь не при чем, это просто очередная правда жизни. У навийцев вроде даже была сказка с похожим сюжетом... - Он помолчал, задумавшись. – Про то, как некая мышь боялась пройти мимо змей, пока они шевелились, но стоило им замереть, как она стала проходить там постоянно, тут-то они внезапно «ожили» и сожрали её. Неужели ты думаешь, что сказку придумали просто так, из воздуха?
- Возможно, ты и прав. – Вздохнул я. – Впрочем, к Гемеллу этих проходимцев! Рассказывай уже, как и что там с твоей лавкой.
- Всё как обычно. Хорошо, то есть, – он широко улыбнулся, – уже жду первую партию товара и открываюсь.
- А что ты…
- …что я буду продавать - секрет. По крайней мере, пока. – Я тяжело вздохнул. – Любопытство тебя до добра не доведёт.
- И пусть. – Махнул я рукой.
Больше всего, конечно, Кристиан был поражён скрипкой (как и все). Я уже начинал жалеть, что согласился принять её в качестве подарка. Играть на ней означило самообречение на ненужное мне внимание – или это внимание скрипке? Чего только стоили вопли членов комнаты сто-тринадцать! Странно, что кое-кого не исключили из неё, ведь вечером в четверг скрипку едва не приняли в постоянные члены этого общества.
Может, сжечь ее? Нет, серьёзно, я уже начинал всерьез подумывать об этом. Не будь она чудом искусства, шедевром великого мастера (и «почти-членом» Комнаты сто-тринадцать, конечно), я бы давно так и сделал. И не будь она подарком от Алиеноры, что самое важное.
Каждый день после среды я ждал весточки от Принцессы, хотя понимал, что ожидать частых встреч было глупо. Но, к моему удивлению, письмо от нее я получил уже в субботу вечером. Опять не задумываясь передал пажу согласие, тот пожал плечами, поклонился мне и был таков. Скоро я понял причину его странной реакции: как оказалось, Кристиан был прав.
«Альвиан,
Надеюсь, вы меня простите. Всё произошло очень неожиданно. Я хотела предупредить вас на следующей нашей встрече, которая должна была состояться сегодня или завтра, но, увы, мне приходится уехать раньше.
Дело в том, что мой жених повинуясь традициям Песков Аламейны должен привезти невесту в свой дом, где она должна прожить один месяц и один день. Не думайте, что я жажду этого, но такова традиция Песков; знали бы вы, насколько я их уже ненавижу!
Уехать я должна была на следующей неделе, но отец моего жениха нетерпелив. Я так виновата перед вами. Я старалась уговорить Эдвигуса, чтобы он разрешил вам сопровождать меня, но тот отказался наотрез, намекая, что не собирается отодвигать срок экзамена, который вы должны ему сдать. Я могла бы надавить, но вовремя одумалась, чтобы не навредить вам.
Я очень расстроена. Рядом с этим меркнет даже то, что Эдвигус отправил вместо вас это ничтожество, его племянника. Этот слизкий червь уже наверняка торжествует. Хотя, быть может, он сдружится с принцем, и тогда я буду на долгие годы избавлена от их скучного общества.
Мне будет безумно не хватать вашей музыки, я так жалею, что нет возможности увезти её с собой… да если бы и была! Больше всего я жалею, что мы увидимся только через месяц.
Напишите, пожалуйста, ответ, и отправьте с пажом.
Алиенора.
P.S.: постараюсь найти способ отправить вам весточку пока буду находиться в Песках Аламейны. Надеюсь, я не высохну там».
Похоже, Кристиан был прав. Эдвигус нашёл, как меня обойти, что было неудивительно, учитывая, что я столкнулся с непревзойденным мастером придворных интрижек?
***
Я сидел на берегу пруда в просторном скверике, который все почему-то называли Старым. Здесь было тихо и спокойно даже воскресным вечером, что меня более чем устраивало. Прошло уже две недели с момента отъезда Алиеноры, и я уже успел сдать экзамен Эдвигусу. После него Комната сто-тринадцать шумно и немного вызывающе праздновала. Моя «учительница» Алисия была вне себя от счастья, словно она только что закончила Консерваторию, а ректор предложил ей остаться в качестве преподавателя. Я был очень благодарен ей за помощь, но особой радости по поводу этой небольшой победы почему-то не испытывал. Зато Эдвигус так и не смог подловить меня, довольствовавшись поправками в мелочах, попытками зацепиться за любую неуверенность, но…
- Лорд Гердер, вижу, помощь очаровательной леди Нейве нашла своего адресата. – Он расплылся в самодовольной улыбке, от чего стал похож на злодея из театральных представлений. – Да-да, не удивляйтесь, я ведь всё-таки ректор. – Он посмотрел на меня чересчур многозначительно.
Я вздохнул и отогнал эти мысли прочь. Я ведь сидел в сквере, чтобы спокойно почитать, а не опускаться в лабиринты собственных же мыслей. Так что я решил вернуться к чтению, тем более я так давно ждал эту книгу: кто бы мог подумать, что в библиотеке Консерватории за детскими «Сказками Навии» выстроится целая очередь.
Несколько сказок я прочел между строк, торопясь добраться до той самой сказки, о которой говорил мне Кристиан. Одна, вторая, третья.
«В одном из светлых лесов Навии жило семейство мышей: папа-мышь, мама-мышь, дочка-мышь и сын-мышь…».
- Она! – Вдруг воскликнул я, чем перепугал свору воробьев, и нетерпеливо продолжил читать:
«В одном из светлых лесов Навии жило семейство мышей: папа-мышь, мама-мышь, дочка-мышь и сын-мышь. Они жили дружно, дети слушали своих родителей, помогали им в хозяйстве; родители же добывали еду, учили детей, передавая им свой опыт; особенно много внимания уделяли они тому, как можно защитить себя и своё семейство от хищников.
Они говорили, что их враги страшны не своей силой, а своим умом, своими хитростью и коварной изворотливостью, своей непреклонностью пред мольбами слабых о пощаде.
Много лет спустя, когда отец с матерью умерли, брат с сестрой разными тропинками пошли искать свою судьбу. Вскоре они обзавелись своими семействами. Однажды повзрослевший сын-мышь завидел, что недалеко от его норы появились змеи. Он мгновенно вернулся в нору и запретил своей жене и детям выходить на свет.
Несколько дней проверял он змей – они так и не спешили уползти. Они ползали вокруг норы, приносили туда свою разношёрстную добычу, которая ещё дышала, прежде чем умереть. Но на него они не обращали ни малейшего внимания. Сначала он подозревал, что ему кажется, что они просто ждут, когда он выйдет наружу; но однажды он решил рискнуть и пройти мимо них.
Он был прав – змеи даже не взглянули на него. Сын-мышь был удивлён, но решил ничего не рассказывать жене и детям, пока не убедится, что это не уловка. Несколько дней проходил он мимо змей, раз за разом, пока не решился вывести на свет своё семейство.
Змеи были молниеносны и убийственны и мгновенно слопали всё семейство. Так сын-мышь и поплатился за то, что не учёл хитрости змей».
Я перечитал сказку трижды. Да уж, до боли напоминает мне мою историю, мою сказку, и, видимо, раз эти сказки столь популярны у взрослых, не только мою. Впредь я решил быть осмотрительнее и не давать никому шанса провести меня также как ту глупую мышь.
Следующий день был примечателен тем, что в столицу вернулся Халдор Дориац. Его войска промаршировали до императорского дворца; сам Халдор ехал на белоснежном коне, на его лице играла лёгкая самодовольная улыбка, он то и дело снисходительно кивал горожанам, выкрикивавшим в его адрес триумфальные приветствия. В такой маске, маске героя (якобы завоевавшего только что весь мир), я его представить не мог. А вот женщинам, наблюдавшим за процессией с балконов, воздушные поцелуи он не посылал. Я быстро сообразил почему: позади него на рыжем коне ехала девушка в простом незамысловатом дорожном костюме; её сопровождали двое солдат, ехавшие рядом с ней. Похоже, Навия была покорена.
С тех пор, как Дориац уехал, я и думать забыл о его попытке завязать дружбу. А вот он, похоже, обо всем помнил: уже на второй день после возвращения адъютант Халдора пригласил меня во дворец, не позволив оттянуть ни минуты – хотя я и пытался сослаться на огромный объём учёбы, которым ни жить не быть надо было заняться именно в данный момент.
Он ждал меня у ворот императорского дворца, восседая на своей лошади. Рядом стояла ещё одна, как оказалось, – для меня.
- Во дворце слишком много ушей. – Сверкнул он глазами и жестом показал мне ехать за ним.
Мы выехали за пределы Альт-Намэсты, после чего Дориац припустил коня, да так, что я едва мог поспевать за ним. Вскоре мне открылась знакомая картина: пусть я и бывал в Лайвдене только один раз, я прекрасно запомнил окрестности.
- Прошу прощения за столь неожиданное приглашение. – Он усмехнулся. Только сейчас я увидел вытянувшийся через все лицо шрам, едва не затронувший правый глаз. – Пустяки, – сказал он, заметив, что я пристально разглядываю его «новое» лицо, – хотя ещё чуть-чуть и…
- Как всё прошло? – Неожиданно для самого себя перебил я.
- Без особых трудностей. Пока мы ехали, восстание в Навии успело закончиться, а потом возобновиться, но уже не такое серьёзное. Повесили пару десятков местных жителей, сопротивление прекратилось. Не думай, что я был рад это сделать…
- Удивительно это слышать. – Нахмурился я, вспомнив Арнхольм.
- Почему же? Вот ты, например. Тебе повезло: ты занимаешься любимым делом; как бы я хотел сказать то же самое о себе: но я не сумасшедший, чтобы любить войну. – Кажется, я начинал понимать, к чему он клонит.
- Каждый должен заниматься тем, чем должен. – Пожал я плечами.
- Мужской подход, что и говорить.
- Циничный. – Поправил я. – Так что там с Навией?
- Да ничего. Местное население постепенно сдавалось нам, мы медленно, шаг за шагом шли к их столице, теряя людей от чар, которые последние восставшие навийцы использовали на нас. Их король-наместник держал оборону несколько дней, пока всё-таки не решил, что благоразумнее будет сдаться. Теперь вот Себастьян должен решить, что делать с ним и его страной, а пока наместник отдал свою единственную дочь и наследницу нам.
- А я подумал, что…
- Что она моя невеста? Твое чутье не подвело тебя. – Он весело рассмеялся. – Она и заложница Себастьяна, и моя невеста. Пойми меня правильно: я хочу любым способом принести Тордессии вечный мир с Навией.
- Не знаю, поздравлять тебя или нет, – протянул я, – но почему тогда ты говоришь, что Себастьян будет решать, что с ними делать? У короля ведь…
- Да, у него нет детей, кроме Лиссы. И я стану принцем-наместником, а потом и королём-наместником после смерти её отца. Боюсь только, что Себастьян будет против того, чтобы терять меня, так что какое-то время мне придется уговаривать его.
- Понятно. Так о чём ты хотел поговорить, что даже пришлось уехать за тридевять земель?
- Ах да, я так и не сказал, что и зачем. Я хотел узнать, как твои успехи, особенно как там поживает Эдвигус, эта старая заноза многих талантливых людей? А ещё я хотел попросить тебя сыграть на моей свадьбе.
- С радостью! Заодно выплачу часть долга.
- Долга? Забудь, это была дружеская помощь. – Отмахнулся Дориац и по-генеральски добавил: – Возражений не принимаю.
- По рукам. Тогда в рамках дружеской помощи сыграю на твоей свадьбе. Возражений тоже не принимаю. – Парировал я. – Но зачем все-таки для всего этого нужно было выехать сюда?
- Не можем же мы обсуждать Эдвигуса прямо во дворце?
- О да, у него много осведомителей. – Проворчал я безо всякой иронии в голосе.
- Уже столкнулся с ними? – Хитро прищурился Дориац. Я кивнул.
- Он узнал, что одна из девушек из Консерватории помогала мне с теорией музыки. Как – я просто не представляю: я уверен, что ни она, ни остальные не могли проговориться.
- Здесь нечему удивляться, Альвиан. Запомни то, что я скажу. Чем дальше я возвышался, чем ближе я был к Себастьяну, тем меньше свободы позволяли мне его соглядатаи. Правда, с некоторых пор они держатся подальше от меня – стоило-то всего лишь раскрыть одного из его шпионов. – Он оскалился. – Но ты будь предельно осторожен. Этот аспид опасен, как никто другой в этом городе. Больше никаких проблем? – Несколько по-отечески добавил генерал.
- Нет.
- А с Принцессой?
- Что с ней? – Удивлённо спросил я. Да уж, умеет он вести допрос.
- Онори, говорят, был вне себя от радости, что именно его выбрали в сопровождение Принцессы и Принца. – Аккуратно выверяя слова, сказал Дориац, словно пытаясь прикрыть его собственную осведомлённость: так кто тут больший аспид?
- Да, здесь Эдвигус меня обошёл, - вздохнул я, - правда, Алиенора полагает, что он больше жаждет сдружиться с Принцем, нежели с ней.
- Союз будет что надо! – Хохотнул он. – Ладно, пора возвращаться в столицу. Дела не ждут.
Странный он человек, этот Дориац. Но игру масок ведёт уверенно, вот кто действительно создан для такой жизни, не то, что я. Может, мне и не стоило заниматься не «моим» делом? Я вспомнил слова Невиса, начертанные на здании Консерватории: «Не мы, увы, отнюдь не мы выбираем свою роль в жизни, но почему-то влияем на жизни других. Даже если очень хотеть, всё время упорно цепляться за желаемое, оно, в конце концов, легко ускользнёт, отпуская издевательские фразы в твой адрес, говоря, что ты не достоин. И так будет покуда мы не найдём своего места, того, что мы достойны по рождению, заранее определённого». Кем определённого? Я бы очень хотел задать этот вопрос, но не имел представления кому.
***
Прошло ещё две недели, когда в мою комнату доставили небольшую коробку. Я нетерпеливо распечатал её и долго пытался понять, что же там внутри. Без толку. Может, чья-то шутка? Я повертел коробку, осмотрел её снаружи, затем попытался оторвать стенку – опять ноль реакции. Я, было, отшвырнул её прочь, когда увидел, что край одной из стенок загнулся. Я осторожно дёрнул за него, коробка задрожала, и вдруг её верхний слой исчез. Перед моими глазами «всплыла» деревянная шкатулка с мудрёной резьбой, на которую не способны были даже старцы-умельцы из Арнхольма. На ней были изображены символы, которые я уже видел их. Это был старый язык Навии. Это точно от Алиеноры: в ответном письме ей я написал, что собираюсь в ее отсутствие изучить «Сказки Навии».
Шкатулка никак не желала открыться, а мое нетерпение все росло и росло. Тут вдруг я вспомнил, что во многих сказках Старой Навии различные потаённые двери открывались словами «саалао д’орсэ».
«Саалао д’орсэ!» - чувствуя себя донельзя глупо, прошептал я. Но – о чудо! Всё оказалось так просто – шкатулка с лёгким хрустом приоткрылась. Мои мучения не прошли даром – в шкатулке лежал небольшой лист пергамента, которому я был рад, как никогда прежде.
«Хоть сюда я могу писать только правду!
Альвиан, вы просто не представляете, насколько здесь… необыкновенно. Пожалуй, только сама смерть могла бы жить в довольствии в этих землях. Похоже, что сам Гемелл бывал в этих краях. Я, конечно, не какая-то там навийка, любительница лесов, но терпеть эту пустыню…
Скорее бы уже домой. Как приеду – заставлю вас играть несколько часов подряд, а лучше дней (конечно, я шучу)! Вот уж никогда бы не подумала, что буду мечтать о музыке. А ведь все считают, что я должна была родиться мужчиной! Но музыка ничего не меняет – и мой отец тому лучший пример. Поэтому я и позволяю себе мечтать. О музыке, о ваших и своих впечатлениях…
Отец Принца очень мил. На завтрак он только пьёт некий насыщенно-бордовый напиток. Сам король Песков Аламейны, представляете, смеет врать, что это простое вино, пусть и очень старое. А на ужин он ест свежих змей! Я поражена такому варварству, хорошо хоть обеда здесь не предусмотрено.
Принц, напротив, старается не показывать своего настоящего лица. Вы будете довольны: Онори было попытался наладить с ним дружбу, но, увы (для него), - бесполезно. Он настолько утомил принца ещё по дороге, что тот приказал, чтобы Онори шёл до Песков пешком. Когда тот, наконец, пришёл, Принц пару дней решал, что с ним делать, в итоге отправил его обратно. Пообещал, что когда мы его нагоним на обратном пути, то его наказание закончится. Игнатус, конечно, попытался воспротивиться, но против магов Песков Аламейны такие штуки (жалобы и обещания рассказать всю дядюшке Севери) бессильны.
В общем, пойду я дальше изображать настоящую Принцессу. Надеюсь, у вас всё хорошо.
Алиенора».
Я пробежал письмо глазами еще раз. Потом скомкал и выбросил в огонь. Не столько для безопасности – просто мне вдруг стало неприятно. Игнатус, конечно, сам виноват, но оправдывать действия этого чудовища – странно, по меньшей мере. Я был неприятно удивлён и отношением Принцессы к этому.
Спустя ещё несколько дней произошло самое настоящее чудо. Наконец-то открылась лавка Кристиана. Пафосная надпись «Чудеса из хранилищ Кристиана Кассара» до икоты рассмешила меня, да и сам он постарался: не знаю где, но он достал цилиндр, в котором обычно выступают бродяжные фокусники; волшебную палочку, как в сказках о волшебных феях; и фрак, целиком испещрённый какой-то тарабарщиной и вязью различных символов, вряд ли имевших отношение к настоящей магии.
Да и публика на шумное открытие подобралась подобающая. Я притащил с собой всю Комнату сто-тринадцать (больше всех на открытие хотела попасть Теона), но в остальной своей массе здесь собрался люд всех мастей, жаждущий поглазеть на диковинки. Посмотреть действительно было на что – чего стоил только сам Кристиан: я так и не мог решить, кого в нём больше – клоуна, шута или всё же фокусника. Дилемму разрешил он сам, заявив, что так одевались маги до Войны Раздора. Ну-ну, как же.
Что же до товаров, то было очень проблематично оторваться от их разглядывания. Примечательно, что ничего обычного здесь не было. Необычнее всего была цена – её Кристиан определял на глаз, причём создавалось впечатление, что случайно, по настроению или по собственному желанию.
Когда закончился первый рабочий день Кристиана, мы с ним и ребятами из Комнаты сто-тринадцать пошли отмечать событие. В трактире было шумно, но отдыхать это не мешало. Кристиану так не терпелось быстрее начать новый день, что, напившись, он стал размахивать волшебной палочкой, пытаясь, судя по всему, призвать богов времени именно сюда, в этот трактир, дабы те сжалились и позволили ему наконец-таки снова окунуться в работу.
Всё-таки люди, нашедшие любимое дело и имеющие возможность им заниматься – настоящие счастливцы. И я был очень рад, что могу сказать то же самое о себе.