ВЛАДИСЛАВ КОНДРАТЬЕВ
Варяжский язык
Часть первая
Единственная известная истории и миру Восточно-
Европейская Нормандия – это истребительная эскадрилья
(позднее – истребительный полк) “Нормандия”
(“Нормандия-Неман”)
;;;;;;; ;;;;
Несмотря на прямое свидетельство Шамсутдина ад-Димашки: “Варяги же есть непонятно говорящий народ и не понимающий ни слова, если им говорят другие (т. е., имеющие свой особенный язык). Они суть Славяне славян (т. е., знаменитийшие из славян)”[1], – в литературе, написанной с позиций норманнской “теории”, содержится, по сути аксиома (то есть утверждение, не требующее ни, доказательств, ни доказывания), по которой происходит отождествление варягов и скандинавов (именуемых викингами). Норманизм стоял и стоит на том, что варягами “называли на Руси выходцев из Скандинавии.”[2]
Принято считать, что скандинавы, в какой-то исторический промежуток времени, попросту заполонили Русь. И если какая-то часть норманистов всё же придерживалась хоть каких-то рамок в оценке количества скандинавов, якобы колонизовавших Русь, то некоторые просто не видели берегов в скандинавском море разливанном, которым они пытались затопить Русь. Так, например, С. Сабинин писал, что масса скандинавов, переселившихся (или, хотя бы, эпизодически наезжавших на Русь), превосходила массу славян[3]. Это, конечно, крайняя точка, но от неё мало отличаются точки зрения, так сказать, умеренных оценщиков численности скандинавов на Руси.
Так, в 1914 г. (в год начала Первой Мировой – империалистической –войны) в монографии «La Su;de et ;Orient» («Швеция и Восток») шведский археолог-норманист Т. Ю. Арне, совершенно произвольно трактуя некоторые археологические данные, попытался выдвинуть гипотезу о норманской колонизации Руси и утверждал, что в Х в. якобы в ней повсюду (в позднейших губерниях Петербургской, Новгородской, Владимирской, Ярославской, Смоленской, Черниговской, Киевской) пышным цветом расцвели колонии шведских переселенцев[4].
Свои мысли (домыслы) шведский норманист повторил в 1917 г. (в год крушения Российской империи)в сборнике статей «Det stora Svitjod» («Великая Швеция»), именуя Великой Швецией крупнейшее государство раннего Средневековья – восточнославянскую Древнюю Русь, затем несколько десятилетий убеждая, что в Гнездове под Смоленском, Киеве и Чернигове якобы находились “колонии скандинавов”[5].
Cо шведским норманистом согласился крупный историк и филолог (а по совместительству – и протоиерей) белоэмигрант В. А. Мошин (09.10.1894 г., Санкт-Петербург – 03.02.1987 г., Скопье, Югославия), который утверждал, что благодаря археологии были, якобы, открыты многочисленные скандинавские поселения, рассеянные “по территории России вблизи её великих речных путей”, а остатки чистоскандинавских поселений IX – X вв. якобы “густой сетью покрывают целый край к югу от Ладожского озера... до Ильменя”, а к югу от него “целая область кишит скандинавскими поселениями, рассеянным по всем важнейшим водным путям, идущим от Ильменя”[6].
И вот уже датский норманист А. Стендер-Петерсен видит как идут колонисты “с незапамятных времён [незапамятные времена – пассаж, уместный в устах сказочника, мифотворца и т. п., кем здесь и выступает Стендер-Петерсен, но никак не учёного. – В. К.] беспрерывно из Швеции на восток…”[7] на Русь.
Современный норманист Р. Г. Скрынников утверждает, что якобы “во второй половине IX – начале X в. на Восточно-Европейской равнине утвердились десятки конунгов”[8]. Правда, автор не может их назвать, но, тем не менее, уверен, что именно так оно и было[9]. А если допустить, что этих конунгов были десятки, и у каждого были дружины от нескольких сотен, до нескольких тысяч человек, то количество только военных скандинавов должно было достигать число в многие сотни тысяч носителей скандинавского языка от которого необходимо должны были остаться многочисленные следы в виде заимствований в восточнославянские языки… Такой наплыв выходцев их Скандинавии необходимо бы вёл к массовому притоку крестьян и ремесленников… С жёнами и детьми…
Он, также, утверждает, что якобы “на обширном пространстве от Ладоги до днепровских порогов множество мест и пунктов носили скандинавские названия”[10]. Этот тезис Скрынников подкрепляет ссылкой на работу польского историка Х. Ловмяньского[11]. И здесь не обходится без некоторого маленького подлога. Так, Х. Ловмяньский, вопреки утверждению Скрынникова, говорит отнюдь не о массовости скандинавов на Руси, а как раз об обратном: “<…> сравнение с английскими цифрами [топонимов скандинавского происхождения. – В. К.] не оставляет сомнений, что о крестьянской колонизации на Руси не может быть и речи”[12]. Если же говорить о самих топонимах Руси, которым приписывается скандинавское происхождение, то Х. Ловмяньский особо подчеркнул, что“этимология многих из них не бесспорна”[13].Собственно, большинство этих топонимов, как можно убедиться, посмотрев М. Фасмера, на которого ссылается Х. Ловмяньский – это топонимы: Варяжское море[14], Буряги (Буреги, Бурези)[15], Колбяги[16].Нужно ли говорть, что скандинавство варягов апологеты норманнской “теории” объясняют наличием “многочисленных” топонимов якобы скандинавского происхождения, аих “скандинавскость” объясняется из наличия самой норманнской “теории”.
Что же до Х. Ловмяньского, то он счёл нужным подкрепить своё утверждение о небесспорности всех этих “скандинавских” этимологий примечанием: “Ср. сомнения, которые высказывал С. Б. Веселовский об этимологии названий, происходящих якобы от скандинавского имени Бьёрн, а в действительности – от русского слова берно или бревно. То же относится к другим многочисленным (56, кроме Польши и Галиции) псевдоскандинавским названиям”[17].
“Таким образом, – делает вывод Х. Ловмяньский, – сравнительно-топонимические исследования убедительно свидетельствуют не о широте, а о незначительности скандинавской колонизации в Восточной Европе”[18].
Однако, взявший себе в “союзники” Х. Ловмяньского, С. Г. Скрынников живописует, что якобы киевским князьям в Xв. “приходилось действовать в условиях непрерывно возобновлявшихся вторжений из Скандинавии”, а на Руси находилось “множество норманнских отрядов”, создавших большое число “норманнских каганатов [sic! – В. К.]”, слившихся затем в никогда не существовавшую и никому неведомую (кроме самого Скрынникова) “Восточно-Европейскую Нормандию”[19].
К сведению заинтересованных лиц: единственная известная и действительно существовавшая Восточно-Европейская Нормандия – это сформированная 04.12.1942 г. в г. Иваново французская истребительная эскадрилья “Нормандия”, 05.07.1943 г. преобразованная в полк, которому 28.11.1944 г. за боевые заслуги и проявленное мужество во время воздушных сражений в период боёв по освобождению Литовской ССР и при форсировании реки Неманприказом Верховного Главнокомандующего советскими Вооружёнными Силами Маршала Советского Союза И. В. Сталина было присвоено почётное наименование «Неманский», и с тех пор он стал называться полком “Нормандия-Неман”. Можем ли мы надеяться, что факт наличия этой “Нормандии” не будет истолкован норманистами в привычном им ключе – как “доказательство” долгосрочного (более, чем тысячелетнего) влияния норманнов (культурного, военного, политического) на восточных славян? Можем ли мы надеяться, что нашу Великую Победу, на основании факта бытования у нас названия “Нормандия” (“Нормандия-Неман”), не припишут норманнам?
Историки, в том числе и археологи (отечественные и зарубежные), которые “населяют” Русь многочисленными скандинавами постоянно множат свои ряды: В. В. Мурашова[20] (которая вопрос “Была ли Древняя Русь частью Великой Швеции? ” вынесла в название одной из своих статей, в которой содержится вывод, что… А зачем бы было спрашивать это, если бы автор не была бы уверена, что Русь – это всего лишь часть Великой Швеции, эдакое бесплатное приложение к истории Швеции?), Е. А. Мельникова[21], А. С. Кан[22], шведский археолог И. Янссон[23]…
Из всех этих утверждений должен следовать один категоричный вывод: если от более чем десяти процентов населения Швеции (И. Янссон)[24] до более чем пятидесяти процентов населения Руси (С. Сабинин)[25] составляли выходцы из Скандинавии, то русский язык необходимо должен иметь многочисленные заимствования из скандинавского языка (из шведского его диалекта).
Мы знаем, что русские летописи утверждают: новгородцы – это варяги (потомки варягов). Под 862 г. мынаходим свидетельство: Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ; рода Вар;жьска.[26] Следовательно, новгородцы должны были говорить на варяжском языке. Если это скандинавский, то мы найдём в общерусском языке множество слов скандинавского происхождения, а древненовгородский диалект древнерусского языка, открытый во второй половине XX в., явит нам пример почти чистого (если не вовсе чистого) скандинавского языка.
Увы (для норманистов и норманской “теории”), но даже И. И. Срезневский (крупнейший филолог XIX в.), веривший, что варяги – скандинавы, смог в древнерусском языке найти не более десятка слов действительно немецкого, либо предположительно немецкого происхождения (немецкого, но не скандинавского), отмечая при этом, что эти слова могли проникнуть в русский язык без непосредственных связей с носителями языка, а от соседей.[27] Эти подсчёты И. И. Срезневского, в дальнейшем, подверглись уточнениям со стороны других норманистов и С. Н. Сыромятников, в 1912 г., указал на восемь заимствований из шведского.[28] Дальнейший анализ, проведённый В. А. Мошиным, сократил этот список до шести слов.[29]
А ведь там, где скандинавы действительно побывали, картина совершенно иная: “Влияние скандинавов было <…> ощутимым в Шотландии и на острове Мэн, расположенном в Ирландском море <…>.Сохранившиеся географические названия в этих местах свидетельствуют о том, что здесь было много скандинавских поселений. К примеру, из 126 деревень на острове Льюис – одном из внешних Гебридских островов – 110 имеют или чисто скандинавское название, либо какое-то его подобие.”[30]
В Англии есть целый исторический регион –область датского права (Дейнло, Данелаг, др.-англ. Dena lagu, датск. Danelagen, англ. Danelaw), существующий с середины IX в., где “английский язык пополнили по крайней мере 600 датских заимствований (такие слова как «happy» – «счастливый», «ugly» – «уродливый», «fellow» – «парень», «ill» – «больной»), а многие тысячи [многие!!! Тысячи!!!.– В. К.] других слов попали в местные диалекты, которые с тех пор вышли из употребления.”[31]
Но и в топонимике Англии (области Дейнло, Данелаг, др.-англ. Dena lagu, датск.Danelagen, англ. Danelaw)вклад одного только датского языка огромен, так как “в восточном графстве Линкольншир, например, более половины современных названий деревень имеют скандинавское происхождение. В большинстве случаев имеет место один из трёх вариантов: сочетание скандинавского имени собственного со староанглийским суффиксом «-tun», то есть «деревня», или «хутор» [очевидно, что «-tun», то есть «деревня», или «хутор»– это, всё же, не суффикс, а второй корень сложносоставного слова. – В. К.]; скандинавское имя собственное с суффиксом «-by» [очевидно, что «-by», то есть «поселение» – это, всё же, не суффикс, а второй корень сложносоставного слова. – В. К.], скандинавским эквивалентом «-tun»; наконец, скандинавское имя собственное с суффиксом «-thorp», то есть «деревушка», или «выселки» [очевидно, что «-thorp» – это тоже не суффикс, а вторая часть сложносоставного слова. – В. К.]” [32].
Как отмечал Х. Ловмяньский, “таким образом, в одних частях Дэнло появились мноrочисленные скопления скандинавских названий, в друrих же местах они встречаются реже; однако в целом в Дэнло выявлено oгpoмнoe число топонимов скандинавскоrо, rлавным образом датскоrо, реже норвежскоrо происхождения. В некоторых местах, например Линкольншире, они превосходят число английских названий. В одном небольшом округе – Северный Рединг (в Йоркшире) – названий, оканчивающихся на скандинавское -by («поселение») насчитывается 155. Даже древние английские названия нередко изменялись под влиянием датского языка”[33]. В этой связи В. В. Фомин отмечает, что “во Франции до сих пор некоторые города «сохранили названия, которые присвоили им основатели-викинги тысячу лет назад» ”[34].
Совершенно иная картина отмечена в Восточной Европе, не просто иная – странная, – если полагать, что варяги – это скандинавы-викинги. Так, отмечает Е. А. Мельникова, если завоевание датчанами Восточной Англии привело к тому, что до 10 % лексического фонда современного английского языка, а также ряд морфологических инноваций имеют скандинавское происхождение, то в древнерусском языке не отмечено ни одного случая фонетических, морфологических или синтаксических инноваций, которые имели бы скандинавское происхождение, но даже и в лексике, являющейся наиболее проницаемой областью языка, “взаимообмен не был интенсивным и широким”[35]. Такое же положение и в топонимике. Так, норманист Е. А. Рыдзевская подчёркивала, “что ни один из больших древнерусских городов не носит названия, объясняющегося из скандинавского”[36]. Польский лингвист С. Роспонд также отметил полное отсутствие среди названий древнерусских городов IX – X вв. названий скандинавского происхождения.[37]
Но ведь из летописей известно, что варяги активно занимались градостроительством: в 862 г. они срубиша Новгород, Белоозеро и Изборск в Северо-Западной Руси. Нам известно, что варяг Рюрик, правил, раздая волости и городы рубити. Под 882 г. Лаврентьевская летопись сообщает, что Олег, после захвата Киева, нача городы ставити, под 988 г., что Владимир (тот самый, которого норманисты отождествляют с конунгом Вальдемаром), нача ставити городы по Десне, и по Востри, и по Трубежеви, и по Суле, и по Стугие.[38] И всем этим городам варяги дают славянские имена, но скандинавским источникам ничего не известно о градостроительной деятельности скандинавов – только о разбоях. Понятно, что существует норманистское объяснение этим фактам: дескать, скандинавы, потакая славянским туземцам, проявляли филологическую чуткость и создаваемым городам давали славянские имена, чтобы, не дай Бог, никак не задеть славянское чувство ложно понятого патриотизма.
Получается, что к славянам скандинавы были беспрецедентно толерантны, а вот с западными народами, как видно, нет. Но вот А. Г. Кузьмин тонко и едко отметил, что “варяги строят «Новгород», «Белоозеро», «Изборск», то есть дают славянские названия городам, даже расположенным на неславянской территории (Белоозеро, например)”[39]. Но как это возможно: неславянские находники в неславянских местах создают города со славянскими именами?! И ведь русские летописи подчёркивают, что варяги – не просто пришельцы среди моря местного славянского населения, Новгородская первая летопись свидетельствует, что новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска.[40] А. Н. Сахаров заметил, что от рода варяжска происходит не верхушка, не дружина, а население, то есть все новгородцы (людие) – потомки варягов, варяги.
И они – не скандинавы, а славяне.
Именно такой вывод следует из летописи, именно это сподвигло С. А. Гедеонова на лингвистический анализ русских летописей, что и привело к выводу, отмеченному особо М. О. Кояловичем, что языком варягов несомненно был язык славянский, имеющий черты генетического сходства с языками западных славян.
Исследования русских летописей продолжалось, и Б. М. Ляпунов, в своих разысканиях пришёл к выводу о языковой близости новгородских славян (словян) и славян полабских.[41]
В первой половине 20-х гг., первым после Октябрьской революции, к вопросу о языке варягов обратился Н. М. Петровский. Он в 1922-м г. опубликовал работу, основанную на лингвистическом разборе новгородских летописей, в которой привёл веские, так никогда и неопровергнутые адептами норманнской “теории”, доводы в пользу мнения, что в составе населения Новгородской земли несомненно присутствовал балтийско-славянский элемент.[42] Но, как отметил В. Б. Вилинбахов, на работу Н. М. Петровского, советские историки, формально антинорманисты, но стоявшие на позициях фактического норманизма [то есть норманисты, по меткому замечанию В. В. Фомина, прикрывающие наготу норманнской “теории” формальным марксизмом, использованным ими как фиговый листок. – В. К.], не обратили внимание и не учитывали в своих работах.[43] И лишь в 1954 г. Д. К. Зеленин вновь обратил внимание на то, что балтийские славяне принимали участие в этногенезе новгородцев.[44]
Работы некоторых учёных, так или иначе затрагивавших интересующую нас тему: А. В. Арциховского,[45] Л. А. Динцеса,[46] Я. В. Станкевича, –[47] позволили знатоку новгородских древностей Н. Г. Порфиридову утверждать: “Между балтийскими славянами и новгородцами[а Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ; рода Вар;жьска.– В. К.] тянуться какие-то нити совпадения географических названий, личных имён, черт народной жизни.”[48]
Но самое поразительное то, что сами варяги, вернее новгородцы, те самые, что Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ; рода Вар;жьска,что бы там ни думали о них норманисты, смогли ответить за себя: открытие новгородских берестяных грамот позволило к середине 1980-х годов А. А. Зализняку констатировать, что разговорный язык новгородцев XI – XV в., так называемый новгородский диалект древнерусского языка, отличен от юго-западнорусских диалектов, но близок западнославянским, особенно – севернолехитскому.[49] В 2002 г. акад. В. Л. Янин отметил, что аналог новгородскому диалекту древнерусского языка, который имел около тридцати отличий от киевского, найден на территории современной Польши, а западные славяне шли на восток под натиском немцев.[50] Некоторые польские учёные, в их числе и Х. Ловмяньский, склонны были считать, что славяне Поморья принимали участие в формировании древнерусской народности.[51]
Таким образом, высмеиваемый норманистами как дилетант, Ю. Венелин оказался прав, когда писал, что славяне Южнобалтийского Поморья приняли участие в этногенезе древнерусской народности[52].
Казалось бы, вывод о том, что варяжский язык – это язык славянский, не требовал особых усилий. Напомним прямое , приведённое нами выше, свидетельство Шамсутдина ад-Димашки: “Варяги же есть непонятно говорящий народ и не понимающий ни слова, если им говорят другие (т. е., имеющие свой особенный язык). Они суть Славяне славян (т. е., знаменитийшие из славян)”[53].
Коль скоро нет ни одного источника, который бы прямо говорил, что варяги – это скандинавы (или, хотя бы, неславяне), и есть свидетельство независимого – арабского – источника о славянстве варягов, то спор о национальной принадлежности варягов теряет всякий смысл, а разного рода исследования, направленные на одно – хоть каким-то образом создать видимость, что норманская “теория” верна, –носят очевидно пристрастный и конъюнктурный характер (далёкий и от ненавистной норманистам политики, и от собственно науки). Но тем норманская “теория” и её адепты и славятся – коль есть факты, опровергающие “теорию”, то тем хуже для фактов.
Ю. И. Венелин так и отмечает: “Вот наконец! Слава Богу! Наконец дождались буквального, именного, категорического, свидетельства Аравитян, что Варяги не только Славяне, но суть самые Славяне Славян, т.е., славянейшие из всех Славян!”[54]
Но не тут-то было. Х. Д. Френ, несмотря на то, что текст ад-Димашки не даёт повода усомнится, в том, что же именно сказал автор (а сказал он одно – варяги – это славяне)[55] тем не менее не может допустить, чтобы варяги были не просто не скандинавы, а именно славяне.
Ю. И. Венелин задаётся вопросом и даёт на него ответ: “Но от чего это так? Дело в том что Френу хотелось уличить Араба во лжи, т.е., не хотелось почтенному ориенталисту поверить Арабу, утверждающему, что: «Варяги суть один из главнейших Славянских народов», т.е., хотелось ему Варягов пересадить в Скандинавию: «eben desswegen wage auch nicht die sonst sehr leichte Conjectur», т.е., «по тому именно и не смею я» говорить он про себя, «делать догадку, впрочем, очень лёгкую и удобную: «они (Варяги) суть злее всех Славян», вместо: «они Славяне Славян», т.е., изыскатель сам признаётся, что не смеет коснуться ни какой догадки, хотя бы и самой удобной и вероятной, которая бы показывала Славянизм Варягов и удерживала их на южных берегах (в Померании) Балтийского моря. А! Если так, то это дело другое; тогда перекрестись, и прощай историческая истина!”[56]
Но историческая истина норманистов никогда и не интересовала: варяги, по их “теории” должны быть скандинавами, а славяне – завоёванным народом. И вот на наших глазах стараниями (догадками) Френа рождается новый, нигде доселе невиданный арабский (вернее – “арабский”) язык, из которого можно толковать уже что угодно (вспомним здесь филологическую дыбу Шлёцера): “Но посмотрим до конца. «Мне пришло в голову», продолжает он (пришло в голову!), что не надо ли искать в «Славяне» глагола «завоевали» (тут он составил от себя два Арабские слова, долженствующие значит «завоеватели»); но это не согласуется с Арабским словосочинением» (к чему все эти крючки?); ибо тогда вышло бы, что они «завладели господством над Славянами»; по сему мне остаётся ещё догадываться (догадываться!), что, вместо «Славяне», должно стоять, может быть (может быть!).» Тут опять выдумает два Арабские слова: «жили насупротив»; и так вышло бы значение» (вышло бы!), «что они живут насупротив Славян!» Какая счастливая высадка! И так, Френ, основываясь на своём толковании, в переводе Арабского текста Димешкиева, вместо настоящего его значения («они суть Славяне Славян»), выставил: «они живут насупротив Славян» (Sie wohnen den Slawen gegen;ber; его слова см. стр.191).”[57]
Вписывая сочинённые приписки в аутентичные тексты и выдавая их за оригиналы, конечно, можно “доказать” что угодно… Но на таком зыбком фундаменте построить научную теорию, конечно, нельзя.
Можно утверждать, со всеми нужными оговорками, что центром расселения варягов на Руси является Новгород (на Волхове). Напомним ещё раз, что русские летописи утверждают: новгородцы – это варяги (потомки варягов). Под 862 г. мынаходим свидетельство: Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ; рода Вар;жьска.[58] И в том факте, что варяги здесь находники, а первые – словяне (слов;не), нет никакого противоречия.
Несмотря на свидетельство автора ПВЛ, что слов;не получили этноним ильмене по имени озера Ильмень, это вряд ли верно. В этом вопросе мы соглашаемся с С. А. Гедеоновым, который отмечал: “К варяжскому [то есть славянскому южнобалтийскому. – В. К.] влиянию отношу я и форму Ильмень вместо древнерусской Илмер (Halvyris?); Ильменью называлась одна из рек, протекавших по Вендской земле: «Inter fluvios Salam, et Unstrodet Ilmena» var. Ilmina <…>.”[59] Получается, что не слов;не получили этноним ильмене от озера с именем Илмер,а озеро Ильмень – от ильменей – этноним которых производен от имени реки Ильмень, протекающей на родине призванных на Русь варягов варягов – в Южной Балтике.
Конечно, мы можем иметь разные точки зрения на то, на каком языке говорили варяги, но лучше всего дать слово им самим. Пока, начиная с Петра Петреяиз Ерлезунда (Пётр Петре;й де Ерлезу;нда, швед. Peer Persson de Erlesunda), норманисты баснословили о скандинавстве варягов, они, варяги, молчали, что давало норманистам повод для безудержного полёта фантазии.
Варяги молчали. Но вот они заговорили.
Дело в том, что в середине XX в., а, точнее, 26 июля 1951 г. в руки Нины Фёдоровны Акуловой попала первая из открытых новгородских берестяных грамот. И с этого времени начинается история открытия древненовгородского диалекта древнерусского языка, на котором, как позже выяснилось, эти грамоты и были написаны. К этому диалекту примыкает древнепсковский диалект, который объединяют с древненовгородским и тогда под древненовгородским диалектом понимают совокупность этих двух диалектов (древненовгородский диалект в широком смысле).[60]
Если Новгород и примыкающие к нему территории были заселены варягами, то берестяные грамоты должны донести до нас особенности этого языка. Если варяги – действительно скандинавы, то, вопреки доводам антинорманистов, берестяные грамоты будут содержать явные следы скандинавского языка, а частично – и вовсе быть написаны не нём. И тогда станет ясно: антинорманизм является реакцией нравственно ущербных людей с чувством ложно понятого патриотизма (как пишут о них норманисты). Если же нет, то слова о нравственной ущербности норманистам следует адресовать не исследователям, отвергающим норманистские домыслы, а совсем по другому адресу.
Древненовгородский диалект (Д. д.) древнерусского языка по праву можно назвать варяжским языком. Так, как к собственно древненовгородскому диалекту(Д. д.) древнерусского языка примыкает древнепсковский диалект (Д. п. д.) древнерусского языка, документированный значительно слабее, чем Д. д., причём более поздними источниками; и иногда под Д. д. понимают совокупность всех говоров древнерусского языка, распространённого в древней Новгородской земле, включая и псковскую землю: совокупность этих говоров называют «Д. д. в широком смысле»[61], то совершенно оправданным, по нашему мнению, будет предложить древненовгородским диалектом древнерусского языка (Д. д.) называть только этот диалект (Д. д. в узком смысле слова), то есть без древнепсковского диалекта (Д. п. д.), а совокупность собственно древненовгородского диалекта (Д. д. в узком смысле слова) и древнепсковского (Д. п. д.) диалекта называть варяжским языком (варяжским диалектом древнерусского языка).
P. S. В Избе-читальне и на Литпричале этот текст имеется с сохранением оригинального форматирования.
[1] Венелин Ю. И. Известия о варягах арабских писателей и злоупотребление в истолковании оных // Чтения в Обществе истории и древностей Российских. Кн. 4. М., 1871. С. 10. [2] Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4-х т. М., 2004. Т. 1. С. 276. [3] См.: Сабинин С. О происхождении наименований боярин и болярин // Журнал министерства народного просвещения. Ч. XVI. СПб., 1837. С. 78. [4]Arne T. J. La Su;de et ;Orient. ;tudes arch;ologiques sur les relations de la Su;de et de ;Orient pendant ;;ge des vikings. Upsala, 1914. Р. 225, 229. [5]Idem. Det stora Svitjod. Essauer om g;ngna tiders svensk-ruska kulturf;bindelser. Stockholm, 1917. S. 37 – 63. [6] См.: Мошин В. А. Начало Руси. Норманны в Восточной Европе // Byzantinoslavika. Rocnik III. Svarek 1. Praha, 1931. С. 42, 44, 57; то же. Svarek 2. Praha, 1931. С. 291; Он же: Варяго-русский вопрос // Slavia. C;asopis pro slovanskou filologii. Roc;nik X. Ses;it 3. Praze, 1931. P. 535; см. также: Фомин В. В. Комментарии к книге С. А. Гедеонова // Гедеонов С. А. Варяги и Русь. В 2-хчастях. М., 2004. С. 487. [7]Stender-Petersen A. Varangica. Aarhus, 1953. S. 245, 256. [8] Скрынников Р. Г. История Российская. IХ – XVIIвв. М., 1997. С. 14. [9] См.: Там же. [10] Там же. С. 13. [11] См.: Ловмяньский Х. Русь и норманны. М., 1985. С. 99. [12] Там же. [13] Там же. [14] См.: Фасмер М. Цит. раб. Т. 1. С. 276. [15] См.: Там же. Т. 1. С. 250. [16] См.: Там же. Т. 2. С. 287. [17]Ловмяньский Х. Цит. раб. Пр. № 3; см. также:ВеселовскийС. Б. Топонимика в службе истории // Исторические записки. 1945. Т. 17. С. 34; Рыдзевская Е. А. К варяжскому вопросу. Местные названия скандинавского происхождения в связи с вопросом о варягах на Руси //Известия Академии наук СССР. Отд. общ. наук. Серия VII. Л., 1934. №7. С. 505. [18] Ловмяньский Х. Цит. раб. С. 100. [19] Скрынников Р. Г. Войны Древней Руси // Вопросы истории (Далее – ВИ). 1995. № 11 – 12. С. 33; Он же: Древняя Русь. Летописные мифы и действительность // ВИ.1997. № 8. С. 7; Он же: История Российская… С. 54 – 55, 67; Он же: Русь, IX – XVII века. СПб., 1999. С. 20 – 45, 49 – 50; Он же: Крест и корона: Церковь и государство на Руси IX – XVII вв. СПб., 2000. С. 10, 17, 22 – 23. [20] См.: Мурашова В. В. Предметный мир эпохи // Путь из варяг в греки и из грек… М., 1996. С. 33; Она же: Была ли Древняя Русь частью Великой Швеции? // Родина. 1997. № 10. С. 9, 11. [21] См.: Мельникова Е. А. Устная традиция в Повести временных лет: к вопросу о типах устных преданий // Восточная Европа в исторической ретроспективе. К 80-летию В. Т. Пашуто. М., 1999. С. 164. Прим. 19. [22] См.: Кан А. С. Швеция и Россия – в прошлом и настоящем. М., 1999. С. 39. [23] См.: Янссон И. Контакты между Русью и Скандинавией в эпоху викингов // Труды V Международного конгресса славянской археологии. Киев, 18 – 25 сентября 1985 г. Т. III. Вып. 16. М., 1987. С. 124 – 126; Он же: Русь и варяги // Викинги и славяне. Учёные, политики, дипломаты о русско-скандинавских отношениях. СПб., 1998. С. 25 – 27. [24] См.: Фомин В. В. Комментарии к книге С. А. Гедеонова. С. 488. [25] См.: Сабинин С. О происхождении наименований боярин и болярин. Ч. XVI. СПб., 1837. С. 78. [26] ПСРЛ. Т.1 [27] См.: Срезневский И. И. Мысли об истории русского языка. СПб., 1850. С. 130 – 131, 154. [28] См.: Сыромятников С. Н. Древлянский князь и варяжский вопрос // Журнал министерства народного просвещения. Новая серия. Ч. XL. Июль. СПб., 1912. С. 132 – 133. [29] См.: Мошин В. А. Начало Руси. Норманны в Восточной Европе // Byzantinoslavika. Ro;nikIII. Svarek 1. Praha. 1931. C. 43. [30] Викинги: набеги с севера. М., 1996. С. 101. [31] Там же. С. 107. [32] Там же. [33] Ловмяньский Х. Русь и норманны. М., 1985. С. 97 – 98. [34] Фомин В. В. Комментарии //Гедеонов С. А. Варяги и Русь. С. 467. [35] Мельникова Е. А. Древнерусские лексические заимствования в шведском языке // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1982 год. М., 1984. С. 66. [36] Рыдзевская Е. А. К варяжскому вопросу. (Местные названия скандинавского происхождения в связи с вопросомо варягах на Руси) // Известия АН СССР. Отделение общественных наук. VII серия. № 7. Л., 1934. С. 504: Её же. Древняя Русь и Скандинавия в IX – XVI вв. //Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования 1978 год. М., 1978. С. 136. [37] См.: Роспонд С. Структура и стратиграфия древнерусских топонимов // Восточно-славянская ономастика. М., 1972. С. 62. [38] ЛЛ. С. 19, 23, 119. [39] Кузьмин А. Г. «Варяги» и «русь» на балтийском море. С. 29. [40] НПЛ. С. 106. [41] См.: Ляпунов Б. М. Исследования о языке Синодального списка 1-ой Новгородской летописи. СПб., 1900. С. 238 – 240. [42] См.: Петровский Н. М. О новгородских «словенах» // ИОРЯС. Т. XXV. Птгр., 1922. С. 356 – 385. [43] См.: Вилинбахов В. Б. Об одном аспекте… С. 344. [44] См.: Зеленин Д. К. О происхождении северновеликоруссов Великого Новгорода. Доклады и сообщения института языкознания АН СССР. № 6. 1954. [45] См.: Арциховский А. В. Курганы вятичей. М., 1930; Он же: Городские концы древней Руси // Исторические записки. № 16. 1945. [46] См.: Динцес Л. А. Дохристианские храмы Руси // Советская этнография. 1947. № 2. С. 85. [47] См.: Станкевич Я. В. Керамика нижнего горизонта Ст. Ладоги // Советская археология. Т. XIV. 1950; Он же: Классификация керамики древнего культурного слоя Ст. Ладоги // Там же. Т. XV. 1951. [48] Порфиридов Н. Г. Древний Новгород. М., 1947. С. 297. [49] См.: Зализняк А. А. Наблюдения над берестяными грамотами // История русского языка в древнейший период. М., 1984. С. 151; Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977 – 1983 гг.). М., 1986. С. 217 – 218. [50] См.: Фомин В. В. Комментарии // Гедеонов С. А. Цит. раб. С. 466. [51] См.: Lowmianski H. Pocz;tki Polski. T. III. Warszawa, 1967. S. 95. [52] См.: Венелин Ю. И. О первом и втором нашествии завислянских славян на Русь до Рюриковых времен // Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете (ЧОИДР). 1847. № 5. Отд. I. С. I – II, 1– 45. [53] Венелин Ю. И. Известия о варягах арабских писателей … // Чтения в Обществе … Кн. 4. М., 1871. С. 10. [54] Там же. [55] См.: Там же. С. 11. [56] Там же. С. 12. [57] Там же. [58] ПСРЛ. Т.1 [59] Гедеонов С. А. Варяги и Русь. С. 259. [60] См.: Зализняк А. А., Шевелева М. Н. Древненовгородский диалект // Языки мира: Славянские языки. М., 2005. С. 438. [61] См.: Там же.
© 29.02.2016 Владислав Кондратьев