Неизвестная. Из историй о любви

Светлана Казакова Саблина
 Это была международная выставка современного искусства. Посетить  выставку для неё было делом привычным : всегда любила посещать такие мероприятия.

      По своей природе она- визуал. Её всегда раздражал хаос. Нет, идеальной хозяйкой, – у которой не пылинки, ни соринки – она не была, но заполнять красотой пространство своей маленькой квартиры  умела. Такие выставки будили и её дизайнерские фантазии, что сказывалось потом в обустройстве  быта. А тут новая выставка, где демонстрировались не только картины, но и скульптура, ювелирные работы, китайская каллиграфия и инсталляции. Последнее направление в искусстве для себя она открыла недавно.

       Пробродив почти полдня по огромному залу выставки, она замерла перед одной из инсталляций, название которой не хотелось читать. Хотелось определить его самой. Оно пришло сразу – быстро меняющийся мир. В вытянутом четырёхугольнике  были вертикально  помещены  стоящие хаотично раскрашенные цилиндры, которые свободно можно было  вертеть вокруг своей оси. Проводя рукой по этим цилиндрам, любой из посетителей получал свою картину. Она, как девчонка, всё проводила и проводила своей ладонью по этим волшебным цилиндрам, получая каждый раз новую картину.

 
      Опомнилась, когда подошла пара – пожилая дама в сопровождении мужчины гораздо её моложе.

      Они тоже заинтересованно и в восхищении стали проявлять свои картины. Посмотрев на них со стороны, было понятно, что это, скорее всего, мать и сын, в котором  угадывался художник. Был у него цепкий внимательный взгляд и рука мастерового, а  не какого-нибудь пижона из офисного планктона. Сын с любовью снимал мать  в разных ракурсах на фоне этой инсталляции. Тут и до неё дошло, что она даже забыла про свой фотоаппарат, на который нащёлкала уже не одну сотню понравившихся работ. Нерешительно приблизившись к паре со своим аппаратом, она услышала от незнакомца:

-Вы, верно, хотите тоже сняться на этом фоне? Давайте я сделаю вам фото.

      Она подала камеру и их руки встретились.  И оба вздрогнули. И отступили друг от друга. И некоторое время пристально вглядывались в глаза друг друга. Казалось, весь мир и был только в этих зрачках. Опомнившись, она неуверенно подошла к понравившемуся объекту искусства, робко провела своей ладонью по цилиндрическим поверхностям и оглянулась на камеру.

      А он стоял и просто смотрел на неё, и во взгляде читалось… читалось невероятное и такое значимое для каждой женщины.
      Потом была фотосессия.
      Вскоре  дама, как будто почувствовавшая что-то неуловимо происходящее на её глазах, попросилась у сына домой. Тот с поспешной  готовностью повёл мать к гардеробу, поминутно оглядываясь на  её растерянное лицо и ища её взгляд, как бы прося её о чём-то. Когда их фигуры скрылись в толпе других посетителей, она почувствовала неизъяснимую грусть и чувство накатившегося вселенского одиночества. «Вот и всё»,- подумала она,- Что это было? С чего это вдруг такая тоска? У меня прекрасный муж, прекрасная дочь, прекрасная работа,наконец…»

        А он уже почти бежал к ней обратно, вызывая всеобщее любопытство и переглядывания у чинно прохаживающейся публики.

- Ваш номер телефона?- требовательно произнёс он.

         Не задумываясь, она назвала номер сотового, который он быстро вбил в свой мобильник и помчался обратно к выходу.

         Поняв, что и она стала объектом всеобщего внимания, постаралась быстрее раствориться в нахлынувшей волне посетителей. Походив ещё с час по оставшимся  не просмотренным уголкам экспозиции с ничего не видящими глазами, она пошла к выходу.

            Уже одевшись, она услышала требовательный гудок телефона. Почему-то сразу  решила: «Это он». Действительно, звонок был от него.

-Никуда не уходите, ждите у выхода из Экспоцентра,- получила она просьбу-приказ.- Я уже подъезжаю.

            Выйдя на широкое крыльцо, она увидела подъезжающий внедорожник. Он решительно распахнул дверь в салон машины, жестом приглашая садиться. Она беспрекословно подчинилась и даже не удивилась, что слушается незнакомого ей человека.

-   Я хочу вам показать что-то, чего вы не увидели на выставке,- сказал он, пристально глядя ей в глаза, затем отвернулся и всю дорогу до мастерской больше не смотрел в её сторону.

             В их городе он был художником с громким именем, картины которого она видела на многих выставках, но не знала их автора в лицо.

              Поднявшись в его мастерскую, она с порога увидела…себя. Это была она – тридцатилетней давности. С портрета  «Неизвестная», висящего напротив входной  двери, на входящих гостей  восторженно смотрела она, семнадцатилетняя.  Её серые огромные глаза распахнуто глядели в мир, сейчас они глядят осторожно, боясь задеть чьё-то личностное пространство, а тогда...

            Как оказалось, портрет был написан по памяти, по двум-трём наброскам, сделанным художником в спешке.

            И она вспомнила, как это было.

            Сразу после окончания школы, отдав документы в ВУЗ, она с матерью собрались, как обычно, к морю. Стоя у железнодорожных касс, она сразу почувствовала чьё-то пристальное внимание к себе. Обведя взглядом  зал ожидания и сидящих там  пассажиров, она не увидела человека, кто бы  внимательно её разглядывал. «Показалось»,- решила она. Но стоило ей отвернуться к заветному окошечку кассы, как вновь почувствовала  на себе чей-то долгий взгляд. Оглянувшись, она ловила на себе взгляды многих людей, но усиленного внимания к своей особе всё же не находила. Потом к кассе подошла мать и велела ей сторожить вещи.
             Уже сидя на своих чемоданах и читая книгу,  боковым зрением она определила того, кто так долго её разглядывал. Она не смотрела в его сторону довольно долгое  время, но затем, оторвав глаза от книги, быстро взглянула в ту сторону. Застигнутый врасплох юноша,  уже не опуская глаз, продолжил что-то писать карандашом в альбомной папке.

             Это был молодой человек, на вид  лет на пять-шесть старше её. Русоволосый, высокий, с бровями вразлёт и чёткой властной линией рта, он был красив не киношной красотой, а исходящей от него уверенностью и каким-то тайным знанием  мира и человека.

             К нему подошёл товарищ с этюдником  и, заглянув  в альбом друга, приподнял брови и обвёл взглядом  присутствующих, ища объект работы своего коллеги.  Она опустила голову и смутилась.


             По радио объявили о прибытии поезда, следующего  в Боровое - курортное местечко, в граничащем с их областью Казахстане. Молодые художники подхватили свой багаж и поспешили к выходу на перрон.  Проходя мимо неё, её тайный рисовальщик приостановился. Она подняла взгляд от книги и уже не смогла отвести глаз от его глаз. Казалось, он спешит запомнить каждую черточку, малейшую деталь, выражение её лица. Но тут его нетерпеливо позвал вернувшийся за ним товарищ и тоже пристально вновь посмотрел на неё. Сорвавшись с места, они быстро помчались на перрон, чтобы навсегда раствориться в вокзальной сутолоке.

                А потом было  любимое море, радость студенчества, замужество, дочь, её воспитание, учёба, свадьба наследницы, рождение внучки…Словом, прошла целая жизнь со своими радостями и огорчениями, маленькими победами и утраченными иллюзиями…

             Она оглянулась на автора этого портрета – привета из её юности, сохранившего на полотне её счастливое доверие к миру, распахнутость  и крылатость её души.   И так неудержимо потянулась на зов этих магических глаз, бьющей из них синевы, что не почувствовала ни стыда, ни угрызений совести. Их бил озноб – вот и всё, что  запомнила она от той первой встречи, шепча что-то нечленораздельное, возносясь и возносясь в небо с этим, минуту назад ещё, чужим мужчиной…



             Не было никаких обещаний и даже намёков на них. Просто были редкие, требовательные звонки и их вознесения в мастерской или где-то на берегу  полноводной реки, в гостинице ближнего  райцентра или на чьей-то даче недалеко от их города. И было открытие его мира, который был так схож с её, что даже становилось страшно - две половинки одного целого, а разве это возможно  в реальности?.. Оказывается, возможно. И было понятно, но так и не обозначено словами,  что это сильнее морали, их самих и это то, что и является классическим пониманием любви.

              За эти полгода, промчавшиеся одним мгновением, у него появился целый ряд  картин, ставших вершиной его творчества, как впоследствии скажут искусствоведы.

              И везде – зримо или не зримо - присутствовала она : то уходящей в нежно-розовый туман женской фигурой, то раскрытой ладонью, лежащей на траве, с опустившейся на неё божьей коровкой, то струящимся её шарфом, парящим над речной гладью в небе вместе с белокрылой чайкой.


                А потом звонки прекратились. Трижды пересилив желание позвонить ему, на четвёртый раз она набрала его номер, но телефон молчал…
          

              И было непонимание, тоска и депрессия, из  которой муж вытаскивал её  и больницами, и бабками-травницами, и любимым морем, и внучкой.  Но разве можно назвать жизнь, когда сердце мертво?  Подурневшая и похудевшая, державшаяся одной лишь православной доктриной  в шаге от желания уйти навсегда из этого жестокого мира, она однажды поняла, что надо дожить свой век как можно незаметнее, не доставляя хлопот  ни дочери, ни мужу.

   
               Она навсегда изменила свои привычки.  Ни о каких выставках, премьерных спектаклях, кино, даже домашних телепросмотрах  не было и речи. Успокаивающее позвякивание спиц стало музыкой её времяпровождения, да громкое чтение вслух сказок подрастающей внучке могли давать ей какую-то толику радости. Ещё спасала природа. С открытием сезона и до глубокой осени она пропадала на даче, оттягивая до последнего своё возвращение в городскую круговерть, в сужающийся круг семейного общения.



               Прошёл нескончаемо тянущийся безликий год.


               Однажды в майский тёплый ветреный  полдень, сидя на дачной веранде и наслаждаясь запахом распустившихся  ландышей, она увидела  залетевший  газетный лист. Поднявшись с кресла и пойдя за этим ниоткуда взявшимся газетным обрывком, нарушившим гармонию окружающего её мира, она прочла крупный заголовок статьи:
« Последняя выставка художника N».


                Её сердце, казалось, остановилось...Вернее, оно билось, но почему-то стучало в висках…Справившись  кое – как с бурей в душе( используя приёмы, полученные в  психотерапевтической клинике), она дотащилась до кресла и, рухнув в него, прочла текст. 


                Её не обрадовало то, что было написано в статье.

                Долго сидела она без движения, устремив свой взгляд на качающуюся ветку вишни с распустившимися почками.   Потом по лицу и всему телу прошла судорога, и неудержимым потоком хлынули слёзы. Она плакала беззвучно, безутешно, горько.
                Вышедшая на веранду дочь хотела было кинуться к матери, но была остановлена предостерегающим жестом отца, стоящего поодаль от веранды и видевшего  тихие слёзы своей жены.
                Прошло несколько томительных минут. Слёзы иссякли,  и на её лице появилось осмысленное выражение.
                Муж, немедленно подойдя к супруге, преувеличенно громко заговорил о дружно взошедшем  чесноке и предстоящих видах на урожай клубники, стараясь незаметно убрать этот злополучный обрывок газеты из её рук. Дочь поняла его маневр и решила помочь отцу в этом. Но неожиданно тихим спокойным голосом она попросила их свозить её на выставку трагически погибшего художника.

                Зашедший на участок зять, только что приехавший из города и услышавший последнюю часть разговора, обрадовался, тут же предложив осуществить поездку. Он слышал, что этот художник был большим оригиналом и оставил после себя много тайн – у него был взрослый сын-инвалид, жена - светская львица - со всеми вытекающими из этого статуса последствиями и обожаемая старая мать, но картину   «Неизвестная» он подписал на обороте: «Той, которая придёт за картиной». А ещё говорят, что это и были его последние слова, когда его, ещё живого, пытались вытащить из искорёженной машины спасатели.   А ещё ходят слухи, что одна лишь мать  художника сможет опознать адресата  его  последнего дара. Но прошёл год, а за картиной так никто и не пришёл. А, быть может, мать умеет слишком хорошо хранить тайны?   Картину собирается выкупить областной музей изобразительных искусств, жена в ярости, но мать жива и строго выполняет последнюю волю своего талантливого сына.

   
                А она вспоминает, как снял со стены и хотел  отдать ей её же портрет, тот, о ком сейчас продолжал говорить их зять и как она, смеясь, ответила, что не сможет объяснить домашним появление этого портрета, чей автор столь знаменит.

-Когда ты разлюбишь меня, я приду за своим портретом, чтоб он не стал раздражать твоих охладевших  ко мне глаз, – добавила она, улыбаясь.

                Он её не разлюбил, как она думала тогда, год назад, значит, и портрет ей не принадлежит.



                Когда-нибудь она приведёт в музей свою повзрослевшую внучку и расскажет  той об этом талантливом художнике  и ещё раз убедится, что осталась вечно молодой и любимой, глядящей на них с портрета.
 
                А пока…

                А пока... она передумала посещать выставку  и объявила, что стоит подумать о новой поездке к морю.