Часть первая. Рецидив
– Мидли, к вам свидетель. Сидит в приёмной, ожидает. Впустить? – любопытная голова пролезла в приоткрытый дверной проём и прохлопала длинными ресницами приглашение.
– Пусть заходит, – подтвердил мужчина.
Голова выскользнула обратно, в приёмную. В следующий же момент проход расширился на полную, так, что тут могло войти минимум пять черепов обаятельных, но простодушных секретарш. Вместо них пространство занял некий посетитель, кирпичом замуровавший офисную амбразуру, и пристально (даже опустошённо) глядел мужчине в глаза.
– Мидли Зик, полагаю? – спросил посетитель.
– А вы Кан? – обменялся вопросом ответчик, а после крикнул в соседнюю комнату: – Элая, не впускайте никого в ближайшие полчаса! Меня не беспокоить.
Девушка услужливо улыбнулась ему оттуда, ничего не сказав. Посетитель, ныне именуемый Каном, волею взгляда мужчины робко прошёлся к письменному столу, развернул к себе стул, присел и услышал позади звук захлопывающейся двери. Элая несколько раз повернула в замочной скважине ключ, Зик и Кан остались взаперти наедине.
"Мидли Зик, полагаю… Мне по душе больше была Элая…"
Кабинетом правил мрак. Не то, чтобы он не давал насмотреться гравюрами экзотических бухт и разглядеть фотографии в сепии, которые, запылившись, примостились к стеночке комода, или кубки и грамоты в одной из неприметных нижних полочек шкафа… Было непривычно наблюдать это со стороны раннего утра, когда солнце ещё еле-еле засветило кухни соседней с участком закусочной «Ла-ярт», но уже напрямую стучалось к посетителям через окна. В кабинете Зика солнцу препятствовали жалюзи непонятного тёмного цвета, на всю стену раскатанные за спиной мужчины. Для глаз Кана не хватало лучей, чтобы разобрать: какой это именно цвет.
– Не люблю, когда она называет меня Мидли, – мужчина улыбнулся.
– Почему? – отвлёкся от жалюзи Кан.
– Это звание у меня в печёнках сидит! Но это полбеды. Она просто не хочет называть меня по имени! Нельзя просто сказать «Зик»? Или по имени-фамилии? Зик Элмор? Она хочет называть меня именно «Мидли». С тех пор, как я получил повышение до «средних», она просто гордиться мной, хотя я терпеть не могу «средних». «Унеры» больше приятны для уха, нежели эти проклятые «Мидли»… Простите, я хотел перебить ваше неловкое молчание. Вам темно?
– Свет бы не помешал.
Зик нащупал под столом регулятор – маленький узенький сосочек – и провернул его по кругу один раз. Кабинет озарился перед взглядом Кана в новом свете. Жалюзи имели тёмно-синий оттенок. Примерно, как и представлял гость. Вместе с ними ожили и комоды с гравюрами. Кан ещё раз прокрутил обстановку кабинета в восприятии: картины невиданных краёв, фотографии хозяина кабинета на фоне романтического заката (возможно, рядом стояла женщина), а чуть пониже – кубки и статуэтки, возможно, из фарфора или глины, но, что привлекло внимание, явно оккультные. Справа на стене висела стенография с грамотами и личными записями мидли, объединёнными размашистым почерком и с кучей обозначений, понятных только автору. Там же Кан заметил и хрустальную вычурную люстру и тут же спросил себя: "а зачем она ему, если свет исходит из люминесцентных ламп?"
– Правда, классно?
– Да, а зачем она вам?
– Кто? – удивлённо расправил пальцы Зик.
– Ну, люстра… она красива, не спорю, но… вы же пользуетесь электричеством.
– Ах, вы про неё! – Элмор сложил руки крест-накрест и посмотрел в сторону стенографии, – её я купил в Карлинге, ещё в семьдесят четвёртом, когда в первый раз командировкой проехался по Старому Свету. Золотое было время. Магия ценилась куда больше этого изобретения…
– Электричества?
– Да-да… Но мир меняется, а вместе с ним меняемся, и мы… Регулятор искусственного света! Кто бы мог подумать, что вместо одного затратного магического щелчка определённым куском эса определённой длины и плотности нужно будет всего лишь выкрутить на свой вкус уровень… электричества! Эта лампа мне напоминает былые времена, она и сейчас может загораться от магии… Но для вас, молодое поколение, я готов выкручивать этот долбанный уровень сколько хотите.
– Вы же сказали, что это классно?
– Солгал… С тех пор в темноте я чувствую себя… ещё не наэлектризованным, – засмеялся Зик, – Карлинг 74-ого был классным местом. Я даже запомнил одну историю, которая приключилась с одним из знакомых моего знакомого. Мы встретились с ним там же, в одном из общежитий тамошнего колледжа. Он был студентом... факультета… дай Бог памяти… нечеловеческих языков!..
Кан сидел напротив мужчины и растеряно слушал его. Он уже сто раз успел рассмотреть все окружающие детали: женщину, что обнимала Элмора на фоне заката, его лицо в живую на примере искромётной мимики, которую он направил на рассказ Карлингских воспоминаний, с такой простотой и изяществом. Кан уже забыл, зачем пришёл и что хотел. Зик продолжал:
– Так вот, тогда, в 74-ом, в Истерне только-только закончилась гражданская война. К власти пришли «не люди». Эти магические твар… животные… кхе-кхе… обошлись с местным образованием довольно просто: обучаться бесплатно могли только их представители. Всякую «интеллигенцию» вроде людей и магов-людей они слали… в Вестерос. Как сейчас помню… лампа была куплена на Чёрном Рынке Карлинга в бедном квартале, где купцы сбывали магические предметы людей. Я купил последнюю… с утра на рынок произвелась облава, десятки людей были покалечены! Сволочи… Так вот, образование. Знакомый мой рассказывал, как тяжело было учиться меж них. Мало того, что расценки ушли втридорога, так ещё и условия были нечеловеческими. Нелюди, естественно, забрали все человеческие условия, а людям отдали самые занюханные общаги! И друг рассказывал мне, что его друг, чтобы не платить, решился на авантюрный, но какой тупой поступок. Он поступил в колледж под видом… животного! Носил на лице эту резиновую хрень, облачался в меха, срезанные с шубы его мамаши, всё настолько было правдоподобным, что мой знакомый даже отличить не мог, где… кхе-кхе… а где его тупой друг.
– И как, прокололся? – спросил Кан, уже затекая чуть ниже спины.
– В ту пору, чтобы тебя не раскрыли, нужно было совершать… некоторые вещи, которые нам, простым людям, покажутся странными. На факультете нечеловеческих языков, который им был родным, нужно было материться, как сапожник. Это выдавало тебя, как рядового… животного, – Зик сдержался и в который раз не оскорбил их, – а материться нужно было с умом. Акцент особенный у них. Язык друг знал, знал отлично, а вот с самым главным у него были проблемы. Во второй же день…
– Исключили?
– Мягко сказано… Эту историю мне рассказал Энгх. После окончания колледжа, он яро отзывался о политике Аллатуки, был диссидентом, прошёл самый настоящий ад в колониях за вольнодумство. Но сейчас он лучший ксенолог, филолог и этнолог. В Вестеросе, конечно… Я никогда не забуду бухты в Карлинге… Не тропики, и не льды… золотая середина. Такой город, и ушёл в такие лапы!
– Это интересно очень, – проглотил накопившеюся слюну Кан, – но к чему вы это?
– Я терпеть не могу Аллатуки и всех их. Всех этих… животных, – Зик наклонился к Кану и насторожил его, – а ещё я хочу раскрепостить вас. Вы выглядите замкнутым... Я понимаю, какого это – выдавать своего… друга.
– В моём случае, брата, – напомнил Кан.
– Понимаю…
(...)
+ Аннотация:
"В небольшом городке Бунугии, точнее, в одном из его кварталов, стали происходить странные вещи. Священные животные из местного храма начали бесследно исчезать. Подразделение Оракула бросило это дело на локальные власти, поэтому рядовой участка, Зик Элмор, проводит собственное расследование и рисует параллели между пропажей животных и нездоровой активностью в жизни двух братьев из квартала Роса."
А теперь объясняю, в чём соль. Повествование нелинейно (начинается всё практически с конца, а заканчивается буквально сразу же после начала), и с первой главы мы знаем, кто преступник. Вкратце, если хотите, можно выделить три сюжетные линии. Происходит всё таким образом:
"Два брата, Тин и Кан, будучи студентами колледжа, проводят время в философских беседах. Не смотря на то, что Кан неисправимый гуляющий бунтарь, а Тин – рассудительный тихоня, это не мешает им общаться на такие нетипичные темы, как «Что человек чувствует после смерти?» или «Электричество вытеснит магию?»
Параллельно разворачиваются три истории:
В первой из них Кан наблюдает за изменением поведения Тина, после того, как тот приобретает на базаре один хрустальный шар.
Во второй, после очередного отпуска в Старом Свете, в город возвращается инспектор Зик Элмор. Судьба сразу же подбрасывает ему новое громкое дело о пропаже священных животных из местного храма.
Третья объединяет две предыдущие и повествует о чёрном маге, Ферсе, заключённом в шар его же братьями за проступок, которого он не совершал. Ферс клянётся отомстить за измену и ждёт, пока кто-то не найдёт его для проведения ритуала. Для этого ему нужен лишь один человек, способный на убийство."