ОПЯТЬ неспокойно на белых кручах: то один неоперившийся сосед новой России, то другой заявляют свои права на русские земли. У нас теперь приграничье и всё чаще можно прочесть и услышать: дескать, места по Донцу, Осколу и Тихой Сосне изначально заселялись украинцами, по-здешнему черкасами, а потому весь наш край можно рассматривать, как этнически украинскую сторону.Так может дойти до противопоставления собственно великороссов и малороссов, а конфликт нужен теперь как раз недругам обоих наших народов. Поэтому предлагаю спокойно и с привлечением надежных источников рассмотреть нашу непростую тему.
Хотя непростой она остаётся как раз для тех, кто мутит воду. Вдумчивый же исследователь, ни минуты не сомневаясь, скажет вам, что местность по исторической Белгородской засечной черте заселялась изначально великороссами. И продолжалось это во весь XVII век, когда возникли нынешние основные поселения от Ахтырки до Тамбова.
Надо просто знать прошлое, чтобы понять: в это время собственно на Украине не было сил для освоения нашей территории. Польша довлела над землями малороссов и все силы наших братьев растрачивались на освободительную борьбу. Волна за волной прокатывались по Украине народные восстания под водительством Устима Кормелюка, Наливайки, Богдана Хмельницкого…
Польша в ежовой рукавице держала православную Украину и между иглами этой рукавицы текла кровь. А тут ещё с юга время от времени накатывались на Украину татарские тумены и запорожским казакам почти всегда было слабо удержать войско мародерствующего Крыма.
И тогда конники крымских ханов из дома Гиреев вклинивались далеко в Россию. Триста лет они беспрепятственно ходили почти до Белокаменной и никто не мог удержать их ни в Поднепровье, ни на Северском Донце, ни на Оке. Царь Всея Руси Иоанн Грозный уже Сибирью владел, уже стояли крепости Тобольск и Томск, а по северному берегу Тихой Сосны в дремучих дубравах хозяевами бродили дикие звери. Отсюда, почитай, до самой Тулы московские люди ставили на татарских сакмах засеки да завалы и, лишь окрепнув после Смутного времени, первые Романовы обратили взор на беспокойный юг.
А география тут вырисовывалась такая. Если глядеть из Москвы, то направо от Ахтырки бурлила и истекала кровью Малороссия. И после каждого восстания польская Речь Посполитая выталкивала за границы Украины толпы беженцев, и беженцы эти искали спасения в землях Курских и Брынских. А поскольку поляки требовали выдачи беглых, то такое положение дел грозило постоянной войной с поляками. Да она и не прекращалась десятилетиями, война с ляхами. Откройте гоголевского «Тараса Бульбу» – и можете не пользоваться учебником.
Прямо к югу от Москвы, за Тульской засечной чертой, начиналась так называемая Крымская сторона. От русских городов Данкова, Дедилова, Епифани и Ефремова через леса к степным просторам уходили проклятые татарские дороги - сакмы. И если ко времени Алексея Михайловича Тула уже прочно держала степняков, то дальний Юг – по Осколу и Тихой Сосне – оставался открытым.
А по левую руку московской карты уже больше сотни лет стояли юрты Донских казаков. Эти вольные люди прочно оседлали Донские поймы, настроили там станиц и хуторов и плотно закупорили устье Дона, сковав турецкие и татарские силы на море и в городе Азове. Царь прощал казакам их своеволие, потому что знал: православное казачество – его опора в Диком Поле.
Сегодня стало почётным называть себя потомками тех, настоящих, казаков. А ведь гордиться тут и вправду есть чем: ни у одного средневекового государя не было такого подвижного и преданного войска, как у царя московского. Они и границу напрочь запирали, и своеволие их только на пользу царю получалось. Скажем, – есть приказ побить турка во поле – казаки тут как тут. Честь им и хвала. А коли на свою волю совершат поход на Крым, – то царь тут вроде бы и ни при чём, даже разгневаться может на показ султану. Дипломатия!
Конечно, свои казаки были ещё и под скипетром у польского короля. Но сам король охотно бы избавился от этого украинского войска, потому что оно постоянно требовало денежного содержания, а воевать за «круля» не горело желанием. Да при случае «козаки» норовили стать под высокую руку московского царя, а потому сам король затруднялся определить – казаки в его стране подчиняются больше ему или правящему Романову? Я уж не говорю о почти самостоятельной «козачьей республике» – запорожском войске. Эти воевали всегда и со всеми и не случайно ещё во времена Великого князя Ивановича Васильевича донские казаки вынуждены были отправить собственное большое войско на Днепр, чтобы укротить пыл и Запорожских «козаков», и регулярного шляхтецкого воинства. Вёл донцов походный атаман Миша Черкашин, и то место, где они стали на «горячей точке», назвали городом Черкасы. С тех пор всех сподвижников атамана Черкашина и потомков тех смелых великороссов стали именовать черкасами. За десятилетия менялся, как бы мы теперь сказали, статус этих казаков, но неизменно они оставались верны московскому царю, хоть в начале XVII века и присягнули королю польскому. Прошу не путать с основным казачьим реестровым войском Богдана Хмельницкого: те и впрямь были украинцами.
И вот при таком раскладе государь Алексей Михайлович задумал накрепко запереть Дикое поле. И в начале 30-х годов XVII века особые воинские команды по всем русским городам стали сколачивать длинные переселенческие обозы. От Архангельска до Красноярска, от торговой Мангазеи до Смоленска переписывалось все работные «лишние едоки» - мастеровые, рудознатцы и коновалы с «семьями и домочадцы», из темниц извлекались каторжные и беглые и всякий прочий «подлый люд» и под присмотром военных и протопопов потекли они к степному порубежью. Тогда Тульские железоделательные заводы по особому заказу отточили почти два миллиона (!) заступов, тамошние кузнецы изготовили двенадцать верст (!) кандальных цепей, а окрест города Оскол на изготовление черенков, тачек и двусильных носилок пустили под топор сорок десятин леса!
Началась поистине всенародная стройка. Тех, кто интересуется ею подробнее, я отсылаю к книге воронежского историка Владимира Загоровского «Белгородская черта». Для наглядности добавлю, что столь масштабные земляные работы в наших краях велись ещё лишь летом 1943, накануне Курской битвы. Хотя в первой половине XVII века, доведись нам видеть возведение засечной черты с высоты птичьего полета, мы различили бы почти тысячекилометровую ленту человеческого муравейника, ибо строить надо было быстро – в два-три года, - чтобы враги не успели засыпать валы в незащищённых безлесных местностях и не пожгли новые городки на бродах и переправах. Работали так, что заступов не хватало! Причём все – женщины, мужчины, дети, старики. Они старались ещё и потому, что знали: теперь им тут век вековать. Добротно построят – выживут. Опустят рукава – никому не сносить головы.
Донские казаки в эти годы грудью стали в степи. От Днепра поставили летучие станицы, перекрыли речку Молочную – до самого Тихого Дону заслон устроили, хоть и рисковали оставить неприкрытыми свои станицы. Ногайская орда и попользовалась – с 1632 по 1637 год шестнадцать раз разоряла она донские поселения. Ногайцы – они кочевали в южном Поволжье – только числились подданными русского царя. На деле узду на них накинуть удалось только к началу XVIII века, когда Крым и низовье Волги уже совсем русскими стали.
Так вот: пока работные люди возводили вал, рубили лесные засеки и ставили на Белгородской черте новые крепости, государь начал ставить в тех крепостях гарнизоны. Службу здесь несли военные двух категорий – «служилые люди по отечеству» и «служилые люди по прибору». Вот они то и оставили в наших местах потомство – основное население края. И отсюда я начну говорить поподробнее.
«Служилые люди по отечеству» – это кто?
Это носители дворянских и боярских фамилий, дети государевых дьяков и духовного звания. Они составляли тогдашний генеральский и офицерский корпус. «Служилые по отечеству» были лично свободными людьми. Именно из них впоследствии сложилась местная прослойка дворян, однодворцев и, частью, государственных крестьян.
А «служилые люди по прибору» кто?
Это те, кого в московских городах призывали, «прибирали» к службе. Крестьяне и дети крестьян, ремесленники, расстриженные священники и монахи. Лично закабалённые люди. Они составили солдатский костяк порубежных городов – крепостей. «Служилые по прибору» стали потом государственными, «черносошными», и частично – крепостными крестьянами.
И «служилые по отечеству», и «служилые по прибору» расписывались, в основном, по казачьим и стрелецким полкам. Казаками у нас были те, кто нес караульную службу вдоль Засечной черты, кто летучими станицами патрулировал Дикое Поле, кто посменно дежурил в земляных городках между крепостями. Словом, казаки – это подвижное конное войско. Не путать с Донскими казаками – те по-прежнему запирали Азовское море и стерегли волжское понизовье.
Стрелецкое войско несло гарнизонную службу. Причём стрелецкие сотни «по прибору» постоянно менялись составами: государь постарался, чтобы всё его стрелецкое войско получило военный опыт. (Это как нынче милиция всей России посменно служит на Кавказе). И здесь интересно познакомиться с названием нынешних улиц бывшего города-крепости Верхососенск. «Восьмой», «шестнадцатый» - это название московских стрелецких полков, стоявших тут караулом. Ещё одна улица называется Томской – память о расквартированной в Верхососенске, на «горячей точке» сотне сибирского Томского стрелецкого полка…
И была ещё одна категория первопоселенцев, давших краю своё потомство. О них мы уже говорили – беженцы с Украины от панского произвола. Вместе с великороссами (помните «чада и домочадцы», что возводили инженерные укрепления?) они селились вокруг новых городов, составляя особые посады. Такие «хохлацкие» поселения появились у каждого нового города. Причём украинцы сразу получили привилегии против русских: на них не распространялись ни дорожная, ни ямская повинности, зато Алексей Михайлович приписал: «И им, черкасам, кроме русских людей держать шинки (кабаки) по своим прежним обыкностям…) Это произошло потому, что только на русских можно было полагаться в серьёзном деле обороны страны, а торговые евреи наши беспокойные места предпочитали тогда обходить стороной.
Почему Алексей Михайлович назвал украинцев «черкасами»? Помните атамана Мишу Черкашина и его казаков-черкас? Это их потомки несколькими волнами возвращались на Родину из бурлящего Приднепровья и заодно с ними всех беженцев и переселенцев с Украины великороссы стали звать черкасами. Казаки-черкасы получили у царя службу в новых городах и неверно говорят те, кто называет их украинцами. Черкасы – повторюсь – это великороссы, а кто сомневается – пусть заглянет хотя бы в энциклопедический словарь Брокгауза-Ефрона. Только сыщите тот, настоящий словарь, дореформенный: нынешний его вариант варварски «выправлен» угодливыми «историками» от новых притязателей на наши земли. И давайте не будем впредь внимать речам об украинских истоках нашего давнего былого.
Кстати, украинское переселенческое половодье оказалось для царя весьма кстати. Как раз на описываемые нами годы пришлось время начала Великого церковного раскола. Патриарх Иосиф ещё до Никона начал правку книг старого письма, посягал на догматы и пытался изменять церковные обряды. Север России, всё её великорусское население настороженно относилось к нововведениям и никогда не пошло бы на них в других условиях. Ведь «еллинская прелесть» исходила как раз от южного православия, и украинский народ был основным носителем новых веяний. Поэтому и царь, и церковь приветствовали появление в России украинских деревень и посадов. Украинцы несли с собой иконы нового греческого письма, в их книгах слово «Иисус» писалось с двумя буквами «и», да и крестились они легко что двумя, что тремя перстами. Можно представить, какой бунт произошёл бы в Белгороде, Новом Осколе, Верхососенске, Усерде, Коротояке, Воронеже, Козлове и других городах Засечной черты, случись тут церковная реформа без особой подготовки! Да он и случился: вспомним, хотя бы, судьбу князя Василия Павловича Львова – основателя Нового Оскола и Верхососенска. За поддержку протопопа Аввакума князя в кандалах свезли в Москву, где и сожгли в деревянном срубе вместе с другими раскольниками.
Так что украинцы прибыли вовремя и в нужное место. А поскольку они появились тут одновременно с великороссами, то их тоже с полным правом нужно называть коренными жителями. Со временем их прозвища превратились в фамилии и нынче уже трудно различить, кто из нас к какому потоку первопоселенцев принадлежит.
Кстати – о фамилиях. На Руси для знатного рода людей они появились по решению церковного Стоглавого собора середины XVII века. Именно тогда дети записывались по основателю рода и оттуда пошли писаться и Романовы, и Голицыны (по Голице Гедиминовичу), и Юсуповы, и Аксаковы, либо по роду занятий - Пушкины, Прасоловы, либо по иным приметным родовым чертам. Тогда же решили не менять княжеских фамилий и оставили их с концовкой на «ий» – «ой» - Трубецкой, Белосельский и прочие. Этот же Стоглавый собор запретил впредь называть младенцев всех сословий языческими именами и впредь велел попам записывать детей в метрики строго по святцам. Тогда исчезли младенцы с именами Волк, Задира, Ждан, Карп, Любава, Неждана, а утвердились вплоть до Октябрьской революции Кириаки, Феодулы, Гедеоны, Олимпиады. К счастью, к тому времени в святцы попали уже многие славянские святые, именно им мы обязаны тому, что не стерлись в памяти имена Владимир, Иван, Сергей, Алексей, Нина, Татьяна.
Церковный раскол середины XVII века тоже внёс поправки в составление церковных метрик. Теперь иереи получили распоряжение вместе с именами младенцев всех сословий вписывать в метрику ещё и фамилии. А фамилии каждой семье давались в городских управах или сельских волостных правлениях. Вот оттуда и идут наши нынешние бирюченские фамилии. Как писарь волостной вывел – так на века и осталось. Что написано пером – не вырубишь топором – эта поговорка оттуда пошла. Частенько нетрезвый писарь даже близнецов разной фамилией записывал. Теперь они уже и не родня – Казанцевы и Казинцевы, Зеликовы и Беликовы, Дубенцовы и Дубенцевы – а всё началось триста с лишним лет назад с пьяного писаря.
Тогда же фамилии получили и «черкасы». Никто их не принуждал: хочешь остаться Полторабатько – оставайся. Хочешь из хохла Квитко превратиться в русского Квиткова – да ради Бога! Украинцев полностью уравняли в правах с русскими, их старшины получили дворянское звание. Только вот всех малороссов жёстко вписали в русскую административную схему. И пока край был на военном положении – это не беспокоило украинцев. Поляки их тут не доставали, до царя далеко, вот они нарядились водить в Крым чумацкие обозы, да шинковали помаленьку. А как упали в силе Уседр да Верхососенск, как стали простыми селами Ливенск да Палатов – так и поприжали «черкес». В Бирюченском уезде всё сельское украинское население попало в крепостную зависимость. Но это – другая история.
Мы же обратимся к великороссам. Вернее – к той категории служилых людей, что отбывали тут повинность «по отечеству». Уже при Петре I они, как землевладельцы, распались на помещиков, однодворцев и государственных крестьян.
Помещиками стали дворяне, получившие свои земли в вечное пользование с правом передачи по наследству и возможностью иметь крепостных крестьян. Они освобождались от повинностей, за исключением воинской службы, где составляли офицерский корпус.
Однодворцами стали лично свободные хлебопашцы, получившие земельные наделы в вечное пользование с правом передачи по наследству и возможностью иметь до пяти душ крепостных. Входили в податное сословие, платили денежный и натуральный налоги, несли воинскую повинность. Имели возможность стать офицерами и получить личное дворянство. Однодворцы ни землёй, ни семьёй не входили в сельскую общину и выпадали из зависимости круговой поруки.
Надо сказать, что ко времени отмены крепостного права, в 1861 году, на долю Воронежской губернии приходилось 85% однодворческих хозяйств всей России. Это была самая самостоятельная и самодостаточная часть русского крестьянства. Именно здесь хранились народная вера и традиции, ведь, в меру достатка, однодворцы могли позволить себе носить настоящие народные костюмы, они хорошо обучали своих детей. В той же Верхососне поколения лесников Пупыниных происходили из однодворческой фамилии и учителя четырёх здешних церковно-приходских школ Теленьковы, Золототрубовы и Есютины были здешними однодворцами. Больше того – во всех крупных сёлах по уезду работала отднодворческая интеллигенция и в Бирюче всю лямку городского хозяйства тянули специалисты из сельских однодворцев.
Ещё до земской реформы эти состоятельные люди содержали больницы, дома призрения и богадельни, на деньги однодворцев при городской гимназии содержалась сельскохозяйственная опытная станция, на конезаводе в Стрелецком разводили русских тяжеловозов, в Верх Покровских кузнечных мастерских делали плуги и косилки. Именно однодворцы оказались тем монолитом, который не смогла поразить народническая крамола и идеи социалистов. И даже крестьянские волнения двух революций проходили на помещичьих землях – однодворцы и тут не поддались на провокацию. А когда пришло время колхозного строительства – они и были теми единоличниками, которых вместе с кулаками искоренили, «как класс».
В той же Верхососне на долю однодворцев приходилось около четверти пахотной земли – а две трети оставалась общинной. Чуть не наполовину однодворческой была деревня Сорокина, то же– деревня Щербакова и село Щлевище. А однодворцы деревни Завальской, именовались ещё и талагаями – за их обособленность, зажиточность, певучесть. Здесь и поныне ощущается некая замкнутость: целые улицы сохранили неразбавленной одну фамилию: Горбатовские, Гуляевы, Масловские. И говор здесь, и песни сохранили ещё те, что певали их пра-пра-прабабки в тех же Данкове и Епифани во время оно…
Вернёмся, однако, к истокам. Волею судьбы у меня оказались несколько папок неразобранных документов времён Екатерины II. Это Наказы Усердских и Верхососенских однодворцев своим депутатам Конону Мишукову и Ерофею Масловскому в Уложенную комиссию по улучшению быта крестьян. Эта комиссия намеревалась рассмотреть предложения с мест. Она не выполнила своей работы, но Наказы интересны нам, как срез жизни однодворческого села второй половины XVIII века. Вот чем жили, например, однодворцы деревни Сорокиной. «1762 года февраля 21 дня, по силе манифеста Её императорского величества, Усердского уезда, деревни Сорокиной Покровской церкви от однодворцев того же села поверенному от нас, выбранному от собратьев наших жителей, Конону Егорьеву сыну Мишукову объявляем общественные нужды и недостатки.
1. На нас подушный оклад положенный платим бездоимочно по всенижеподданнейшей своей должности. Имеем к тому ж и отягощение: содержим в Усердской межевой канцелярии для разноски пакетов два пеших караула.
2. По 111 минувшей ревизии во оном погосте, велением всемогущего Бога и высочайшим щастием Её императорского величества, положенных в подушный оклад из новорожденных, противу минувших дву ревизии в прибыль приумножилось многое число душ. Жалованы же предкам нашим поместными землями по 30 и 40 четвертей 34 человек и сенных покосов по урочищам и усадьбам. А из нас иные теперь рожденные не имеют ни единой четверти … и за взятием в ландмилицию рекрутов и отставных тот подушный оклад платим бездоимочно.
4. …протчие из нас сверх положенного окладу и рублевых платят полавочные и кузнечные денги спуста.
8. В лес для рубки дровяного въезду мы не имеем. А прежде сего имели въезд за речку Усердец на Покровскую поляну… Такмо ж сегодня не знаемо почему, в лес не допущены.
… наказ по просьбе перечисленных 17 однодворцев деревни Сорокиной подписал однодворец Корней Федорищев».
…Кстати, о фамилиях. В 1914 году началась Первая мировая война. Так вот – среди прапорщиков этой войны были 84% крестьян. И только в 473 Бирюченском пехотном полку было 4 прапорщика Федорищева, два подпоручика Нефедова, капитан – опять же Федорищев, 2 прапорщика Устинова, а так же фельдфебель и фейерверкер Яковенко, три старших урядника и урядник Поданевы, шестеро рядовых – опять Федорищевы, ездовые Нефедов и Саввин. (Кстати, не обольщайтесь обилием прапорщиков-однофамильцев: они последовательно погибали один за другим и в полку даже не встречались. Видимо, они происходили из одного гнезда и выпускались из одного училища. Вот бы нашёлся краевед, способный проследить судьбу этих русских героев!). Я не утверждаю, что все они – призывники из Сорокино. Но именно эти фамилии упоминаются в приведённом здесь «Наказе сорокинских однодворцев».
…Столь подробно на судьбах наших однодворцев я остановился затем, чтобы доказать: история нашего края – это история русского однодворчества. И она ждёт своего исследователя.
И, наконец, наследниками земельных долей в крае оставались ещё и государственные крестьяне. Это были потомки служилых людей «по прибору». Они были лично свободными подданными империи, но входили в податное сословие. Земли государственных крестьян образовывали общину, где каждый её член был связан круговой порукой ответственности. Эти крестьяне не имели постоянного земельного надела и каждый год, по жеребьёвке, им доставался новый участок. На каждого младенца мужского пола семья государственного крестьянина получала право земельного надела. А поскольку жребий весной тянул каждый мужчина, то возникала так называемая чересполосица. Это когда семья из четырёх мужчин, например, получала четыре участка в разных концах общинной земли. И приходилось гонять единственную лошадь с участка отца на дальний клин сына, а потом к другому краю, а потом к третьему сыну. А осенью всё это повторять, совсем не жалея земли, ведь всё равно в следующем году по жребию выпадут другие участки.
Из государственных крестьян в начале ХХ века получались состоятельные хуторяне и вылупились кулаки. В конце концов, все они оказались в той же общине, которая стала именоваться колхозом. А до революции в наших краях значительная община была в Верхососне: она долгие годы воевала за землю с княгиней Юсуповой, которая, по мнению государственных крестьян, незаконно отняла у них угодья по Сухой Сосне.
…Вот такая крестьянская Атлантида канула в вечность. Из цепи времён выпало звено, и мы уже не можем восстановить былое. Значит, – деревенская Россия обречена на вымирание. А с нею наверняка выветрится и русский дух, какой ещё и теплится в деревне. Уходят песни, наигрыши, местные говоры, уже исчезли ремёсла, и я забыл, как запрягают лошадь. В магазине - выросшие за океаном куриные ножки, в радиодинамике - чужие непонятные песни, в телевизоре – оскорбительные картинки. Это не в Москве – это у нас в деревенском крае! Я понимаю, что бежать некуда, а мне всё настойчивее внушают, что и у себя дома я лишний, что тут правильнее говорить на другом языке и писать иными письменами.
Не знаю, как Москва – а она уже пала - а моя деревня всё ещё говорит по-русски, как её научили однодворцы. Долго ей не продержаться. Но мне всё равно не хочется верить, что далёкие мои деды возводили Белгородскую засечную черту зря…
г. Бирюч,
ЛИТЕРАТУРА:
1. Ишимова А.О История России. СПб, 1827 г.
2. Щербатов М.М. История Российская от древнейших времен. Изд. Хрущева, 1896 г.
3. Белявский М.Т. Однодворцы Черноземья. Издательство МГУ, 1978 г.
4. Галанов Ю.Р. Казачьи конвойные команды. Курск, 1994 г.
5. Белгородская энциклопедия, 2000 г.
6. Петров В.Н. История родов российского дворянства. СПб, 1885 г.
7. Курбский А.М. История о Великом князе Московском, Пг, 1919 г.
8. Н.П.Барсов. Очерки русской исторической географии. СПб, 1888 г.
9. Кряженков А.Н. Земли родной минувшая судьба. Алексеевка, 1993 г.