В Москве война не чувствуется, но иногда она потрясает. Здесь реальность тех мест, как еще говорят - мест военных действий, представляется нам миражом: невозможно поверить, что кто-то сейчас, в этот момент видит в прицел врага, что кто-то сейчас уйдет на то побережье смерти.
Они возвращаются. Возвращаются домой. И нас, оказавшихся рядом с ними, переполняет холодный ужас и предчувствие какого-то таинства: словно медиум вызвал души уже умерших, которые явились нам на мгновение, а мы, замерев, не осмеливаемся ни о чем их спросить.
А что могут нам ответить люди, вырвавшиеся из ада? - «Вас там не было». Да и о чем можно спрашивать людей, соприкоснувшихся с тайной нам неведомой, делающей слова ничего незначащими?
И я не осмелился ни о чем расспрашивать его, вернувшегося ОТТУДА. Наш разговор не очень-то отличался от наших довоенных бесед - мой друг, как будто, остался прежним. Не изменились его интонации - изменилась только тема. Он говорил очень просто. О чем? О том, как красиво ночью взлетают самолеты ( «...в них есть что-то «вагнерианское»).
- Наверное, еще красивей, когда заходят на посадку, - ответил я.
- Они идут созвездием, точно, как движутся звезды. Полностью сливаются со звездами. Эта музыка - Полет Валькирий!
Мы вышли на балкон. Внизу, на Тверской сносили Пирамиду. Город выглядел беззаботным, ярко расцвеченным, как новогодняя витрина.
Разговор с ним становился все более загадочным для меня, непостижимым. Рассказанное им, приобретало необъятные и фантастические размеры. Словно волны цунами, рушили гранит скал, защищающих нас от пучины моря, защищающих нашу жизнь. Угроза, нависшая надо всеми нами оставляла нас совершенно безразличными, безразличными к той опасности, пока еще остановленной той кровавой чертой - местом военных действий. Нас волновало лишь то, что касалось нашего благополучия - рост доллара, санкции. А то, что не касалось нас лично - смерть неведомых нам людей - почти не огорчала нас, а если и печалила, то не больше чем отсутствие французских устриц на прилавке магазина.
« Непоправимая и более чем вероятная катастрофа, - продолжал он, - может обрушиться внезапно, и больше не будет ни человечества, ни животных, ни земли. Посмотри, - сказал он, оперевшись на перила балкона и заглядывая вниз , - люди в поисках удовольствий, они так заняты своими делишками, что не могут заметить предзнаменований, нависших над нами».
Я посмотрел вниз и увидел, что уже была разрушена одна из двух стеклянных пирамид на крыше здания, давших свое название этому ночному ресторану. Зона сноса была огорожена забором, возле которого скопились несколько десятков людей. Некоторые фотографировали происходящее, пристально всматривались в объектив, подыскивая более удачный ракурс. Вдруг их объективы мне представились прицелами, направленными на врага, находящие цель,делающие выстрел за выстрелом. Они, стоявшие на кромке, перед забором, тоже стояли на побережье – побережье смерти.