Мы лежали на пляже безвестного острова в Тихом океане. Наши пятки омывала соленая вода и щекотал струистый песок. Солнце то выглядывало из-за облаков, то скрывалось в них. Но мне уже было все равно. Да и чувств этих я не испытываю, вообще никаких ощущений от прикосновений и света нет. На пляже было тихо, как на кладбище. Может это потому, что этот пляж и был кладбищем? Но нас никто не хоронил. В принципе, иногда воинов не хоронят. Это абсолютно нормально.
Так вот о Солнце. Почему мне все равно? Потому что раньше я мог прищуриваться и смотреть на него минут 5, чтобы потом отвернуться и наблюдать, как желтые пятна пляшут повсюду. Долго такое действо не продолжалось, один раз посмотрев так в детстве, больше я не смотрел. Как только лучи летели на меня я тут же жмурился, как и подобает. Теперь же лучи проходили сквозь меня. Я видел всё, преломляющийся свет залетал ко мне в глаза и ничего. Ничего не происходило. Посмотрев 5 минут я не увидел и тех старых добрых бликов. А все почему? Потому что меня в мире живых нет. В каком я мире я и сам без понятия. Сижу на песке, пытаясь его потрогать, но руки проходят сквозь него, хоть сам я нормально держусь на нем. Чудеса да и только.
Вот я надеялся попасть в Царство Небесное-то. Смысл? Я продолжаю, словно по инерции верить, но твержу себе обратное. Я вообще сильно выделялся из всего нашего отряда. Хоть в Японию католичество было завезено еще давно, весь наш отряд состоял из синтоистов. Весь, кроме меня. Они вообще не воспринимали смерть. Без эмоций шли и без эмоций умирали. В отличие от меня. Шальная пуля попала мне точно в голову, я помню эти несколько секунд забвения, когда я еще мог мыслить, но не понимал, почему я падаю. И всё. Конец. Очнулся я на том же месте, попытавшись встать обнаружил, что моя оболочка из плоти и крови лежит как лежала, лужица крови уже впиталась в песок и размылась приливом. А я лишь копия себя, только неспособная что-либо сделать для мира и обреченная теперь скитаться в нем.
Тут справа от меня донесся сухой кашель. Я вспрыгнул и приземлился точь-в-точь на ноги.
-Который час? - спросил мой товарищ по отряду, когда с закрытыми глазами поднялся и зевнул.
-Зачем ты зеваешь и кашляешь? - спросил я его, игнорируя вопрос.
-А? - удивился он и открыл глаза. Удивление в нем продолжало нарастать.
Я подошел и взял его за руки.
-Да, я тоже испытал это чувство. Попытайся вспомнить дом — спокойным голосом проговорил я.
-Слезы не идут.
-Что?
-Нет слез. Его лицо застыло в гримасе плачущего , но никаких слез не шло, лишь кряхтение изливалось протяжным звоном в моих ушах.
-Это нормально. Все теперь нормально. Мы будем жить вечно, надеюсь.
Другие бойцы начали подниматься. Некоторые начинали кричать на весь пляж, другие брались за голову руками и сидели недвижимо.
-Знаешь, есть один плохой момент. Давай уйдем отсюда как можно быстрее. - сказал я товарищу, с которым говорил. Его грустное лицо больше не искривляла гримаса.
-Почему? Давай все обдумаем всё! Что если это сон?
-Нет, я хочу уйти отсюда, потому что здесь остались наши биологические оболочки. Противно смотреть на них, да и сделать ничего мы не сможем. Если бы я мог — выкинул б их в океан. Там они могут сослужить последнюю службу.
Он поморщился и побежал назад, оглядываясь и падая. Остальные искоса глядели на меня. Я покачал головой и воскликнул:
-В этом мире бежать нам больше не от кого. Мы свободны. Надеюсь.