На фоне заходящего солнца гражданский самолёт падал в океан, оставляя за собой хвост чёрного дыма. Ужас смерти охватил всех пассажиров, в салоне царила паника. Мало кто надеялся остаться в живых: кто-то читал молитву, которая заглушалась предсмертными криками людей, а кто-то всё ещё надеялся на чудо и пытался отыскать единственный шанс для спасения. Почти перед самым падением в океан самолёт развалился на две части, и несколько пассажиров упало в воду. Казалось бы, у них был шанс спастись, но падающий самолёт образовал в воде гигантскую воронку, которая засосала всех. Мне повезло больше остальных, так как меня отбросило достаточно далеко от места падения самолёта, к тому же я был физически силён и сумел выкарабкаться из засасывающего меня края воронки. Я напрасно ждал, что выкарабкается кто-то ещё: как только гладь океана снова расправилась, я убедился, что поверхность воды была пуста. Я мысленно попрощался со всеми пассажирами и направился вплавь к отдалённой земле, раскинувшейся на горизонте. Берег был вполне досягаем, но солнце уже садилось, и поэтому мне нужно было торопиться, чтобы не оставаться ночью в холодной воде без света и ориентиров. Я поплыл к земле, подавив в себе страх перед будущим и пытаясь представить себе, что ждёт меня на загадочном острове, ставшим моим спасением. Он медленно приближался, освещённый лучами заходящего солнца, и так как остров был довольно большим, я надеялся, что он обитаем людьми. Ну а если остров необитаем, тогда тоже не всё было так плохо: я уже представил себе, как годами буду ждать проплывающего мимо корабля, отращу бороду и сделаю себе лук и стрелы с каменными наконечниками. Главное то, что я остался в живых, и это уже большая удача.
На остров я попал уже глубокой ночью. Берег был уже почти не виден, я просто ощутил его грудью и животом, выползая на сушу, словно намеревающаяся отложить яйца морская рептилия. Совершенно обессилевший за четыре часа плавания, я отполз от воды подальше и замер, чтобы отдышаться и набраться сил. На острове было тихо, только едва слышно шелестели пальмы. Мне предстояло провести остаток ночи на берегу, а утром отправиться на поиски еды, воды, людей и приключений. Вырыв для себя небольшое углубление в теплом песке, я провалился в сон.
Утро застало меня на берегу, с трудом вспоминающего кто я и как я тут оказался. Вспомнив весь ужас пережитого мною в самолёте, я понял, что видимо, родился в рубашке, и мне повезло остаться в живых. Также я заметил, что климат на острове тёплый и солнце здесь довольно ласковое. На моём теле не было ни царапины. Едва я стряхнул песок со своего плеча, как снова расправила крылья татуировка синего орла, которую я сделал три года назад, в первый раз, когда стал чемпионом мира по боевым искусствам. В том злополучном самолёте я летел на чемпионат мира, и вместо этого оказался здесь, неизвестно где. Впрочем, всё было не так плохо: в жизни порой нужны неожиданности, которые меняют все наши планы и дают попробовать что-то новое. В то чудесное утро я шёл вдоль берега, отыскивая глазами признаки человека, но берег был пустынен и дик. Никаких предметов, созданных человеком, никаких тропинок. Очень хотелось пить, и я напрягал слух, чтобы услышать журчание какого-нибудь ручья. И вдруг я услышал совсем близко чьи-то стоны, которые становились всё громче. В джунглях стонала какая-то женщина, и её стоны постепенно переходили в крик. Не раздумывая, я бросился в джунгли и пошёл на этот голос. Так мог кричать только человек с очень серьёзными травмами, которого режут на куски или пытают паяльной лампой. Я представлял себе девушку в лапах зверя или какого-то злодея, и поспешил к ней на помощь.
Когда деревья немного расступились, я увидел небольшую хижину, из которой и доносились истошные крики. Приготовившись сражаться, я ворвался внутрь, но каково же было моё удивление, когда в полутьме я увидел, что это женщина, которая рожает в одиночестве. Вернее, я догадался, что это женщина, потому что выглядела она довольно странно. Представьте себе туманное облако размером с человека, в котором не проглядывало ни лица, ни фигуры, лишь только едва заметны были конечности. Внутри этого облака была самая настоящая птичья клетка, а в клетке на уровне предполагаемой головы сидела розовая птичка, похожая на горлицу. Именно она и кричала человеческим, а вернее, уже не человеческим, а каким-то животным голосом, леденящим мне кровь. Внутри её клетки была ещё одна клетка с маленьким птенчиком, и именно её большая клетка и рожала в муках. Горлица повернула ко мне голову и глазами попросила помочь. И хотя я никогда не принимал роды, я много раз видел в кино, как это делается. Сначала нужно было определить, откуда может выйти на свет божий вторая, маленькая клетка. Присмотревшись к облачным клубам, я нашёл это отверстие и помог маленькой клетке выйти наружу. После этого крики роженицы прекратились, а я с изумлением держал на руках маленькое облачко с клеткой и птенчиком внутри. Птенец был мокрый и почти голый, он слабо шевелился. Горлица, обессиленная, но счастливая, посмотрела на меня благодарным взглядом, а потом протянула руки к птенцу. Я бережно отдал ей маленькую клетку, и пока она любовалась своим детищем, я с удивлением подумал, что попал в страну живородящих птиц, чем-то похожих на людей.
Обычно птицы откладывают яйца, нисколько при этом не страдая. Но существо, которое рожало, было птицей только изнутри, а снаружи проглядывала только клетка, да ещё какое-то переливающееся облако. У птиц обычно нет пупка, а у этого птенчика был пупок, который я перерезал. Не зная, что делать дальше, я улыбнулся горлице и попробовал с ней заговорить по-русски. Как ни странно, она меня поняла, и попросила помыть птенчика, что я и сделал, и заодно попил сам. Вода была свежей и холодной, я выпил так много, как до этого никогда не пил в жизни. Когда мать птенца немного окрепла, мы познакомились и разговорились. Она сказала, что её зовут Гора (с ударением на «о»), и что она из древнего, но обедневшего рода Горлицыных. Судьба сыграла с ней злую шутку, поэтому рожать пришлось одной в лесу, далеко от людей. Я же сказал, что меня зовут Птах, и что она может рассчитывать на мою помощь и защиту. Горлица улыбнулась, и в этот момент я заметил, как прекрасна эта птица, какой у неё кроткий нрав и какие замечательные розовые перья. Я сам удивился тому, что птицы могут улыбаться, ведь у них нет мимики. Скорее всего, улыбнулись её глаза. Не зная почему, я протянул руку и погладил её сквозь прутья решётки. Горлица закрыла глаза и заурчала, если так можно сказать. Её маленькое тельце было горячим, как у всех птиц, а перья были чистыми и гладкими. Открыв глаза и посмотрев на мою руку, она заметила татуировку синего орла у меня на плече и спросила, что это за птица. Я сказал, что это орёл, но она как будто впервые слышала это название.
- Разве у вас нет орлов? – спросил я. Она ответила, что есть беркуты, соколы, ястребы, филины, совы и многие другие птицы, но орлов нет. Потом она в ответ протянула руку и погладила татуировку синего орла на моём плече, и в её глазах блеснула нежность. Мне даже показалось, что в её глазах промелькнуло какое-то чувство, но потом она отвернулась и всё внимание сосредоточила на птенчике. Он как раз уже высох и, открыв желторотую пасть, стал просить есть. Я подумал, уж не червяками ли она будет его кормить, и предложил накопать, если что. Но она приблизила птенчика к груди, скрытой в облаке, и стала кормить его молоком, как все млекопитающие. Я отвернулся, чтобы им не мешать, и стал разглядывать её лесное жилище.
Домик Горы был мал и почти лишён мебели. Очаг был примитивным, и было видно, что она готовит пищу на огне. Электричества, вентилятора, холодильника и прочей бытовой техники не было, и кроме постели и посуды не было больше почти ничего. Возле очага на полке стояли какие-то продукты, одним словом, это был бедный приют несчастной женщины, оказавшейся здесь не по своей воле. Мне не терпелось узнать, что же произошло, и как она сюда попала. Гора рассказала мне всё это, как только птенчик наелся и уснул. Вот её короткий и печальный рассказ:
- Здесь, на нашем острове, всем правят богачи, закон для них не писан, а король смотрит на всё это беззаконие сквозь пальцы. Особенно страдают женщины из небогатых и незнатных семей. Изнасилования стали обычным явлением: снедаемые похотью самцы всегда говорят, что девушка сама виновата и спровоцировала их: мол, носила слишком короткую юбку или была пьяна. Но от их похотливых глаз не спрячешься даже за густым облаком, и женщина всегда будет виновата. Как только их чёрное дело сделано, в ход идёт двойная мораль: опозоренную девушку полагается выгнать из дома, уволить с работы и этим её наказать. В тюрьму за изнасилование садятся только бедные мужчины или инородцы, у которых здесь нет связей, а из наших богачей ещё никто ни разу в тюрьму за это не сел. Также и у церкви двойная мораль: изнасиловали – значит, сама виновата, иди и рожай. Аборты запрещены, а рождённые от опозоренной матери дети зачастую вместе с матерями обречены на голодную смерть. Что же касается меня, то я принадлежала к древнему, но обедневшему роду. Моя мать давно умерла, и отец воспитывал меня один. И как только я выросла, то стала ощущать на себе похотливые взгляды мужчин. Сначала за мной стал бегать петух, первый драчун и забияка в городе, сын местного полицейского. Меня бесил этот задиристый идиот, сын глупой курицы. И когда я отвергла его, он обозлился и затаил желание отомстить. Потом ко мне привязался ворон, сын чёрного мага, тоже омерзительное существо без капли душевного тепла и питающееся падалью. Когда завоевать меня или приворожить не удалось, он тоже поклялся отомстить. Потом за мной бегал сын богатого индюка-олигарха, уродливый, самодовольный, наглый и скупой. С ним произошло то же самое. А потом ухлёстывать за мной стал сын ястреба, видного военачальника нашей армии. Он выглядел не терпящим отказа командиром, жестоким и беспощадным, и тоже получил отказ. Наконец, число моих ухажёров пополнилось сыном грифа-стервятника, работником местного кладбища, от которого всегда пахло тухлой мертвячиной, и который баловался водкой и наркотиками.
Получив многочисленные отказы от меня, однажды в пивной все эти уроды за кружкой пива решили меня проучить и коллективно изнасиловать. Все они были из богатых и знатных семей и знали, что на суде их оправдают и скажут, что это я сама их спровоцировала. И вот однажды вся эта компания поймала меня вечером возле дома, посадила в повозку и увезла. Меня привезли в какой-то сарай, сначала долго били, а потом по очереди изнасиловали. Пятёрка насмехалась надо мной и держала в плену несколько дней, а потом выбросила на улице грязную и в разорванном платье. Люди сразу же смекнули, что к чему, и отец вынужден был выгнать меня из дома как опозоренную. Сам-то он не сердился на меня, но и защитить не мог. Справедливости на острове у нас нет, и вот я оказалась одна в диком лесу. Хорошо, что рядом был ручей с пресной водой, где можно ловить рыбу: я кормилась тем, что ловила рыбу и по утрам продавала её в городе на базаре, да и сама варила из неё уху. Ну а потом время пришло, и начались роды. Ты подоспел на помощь как раз вовремя, а то не знаю, как бы всё закончилось, и осталась бы я жива вообще. И теперь ты понимаешь, как сложно мне будет полюбить птенчика, потому что каждый из его потенциальных отцов негодяй… Единственное, о чём я мечтаю, - добавила она со вздохом, - что мой сын когда-нибудь вырастет и отомстит за меня, убив каждого из этих проклятых подонков!
- Да, печальная история, - заметил я. – В нашей стране уже давно нет этих предрассудков, да и такого беззакония тоже. Впрочем, откуда ты знаешь, что этот птенчик – мальчик?
Гора объяснила мне, что в их стране есть женские и мужские клетки из прутьев. У женских клеток дверца слева, а у мужских справа. У малыша дверца справа его клетки, значит, это самец. Гора была очень рада, что родила мальчика, способного за себя постоять, а не девочку, которую ждала бы та же судьба, что и её. Она снова подошла к маленькой клетке, потому что птенец проснулся и требовал еды. И тут я спросил, можно ли вынуть его из клетки и подержать в руках, поскольку он очень забавный. Нельзя было определить, на кого он был похож больше: на задиристого петуха, на зловещего ворона или на кого-то другого из всей богатой и развращенной братии, ведь он был ещё без перьев и больше всего напоминал динозавра. Но Гора сказала, что дверь клетки открывается только во время глубокого сна или когда придёт смерть. Если открыть её в другое время, то можно умереть. Я был очень удивлён её ответу, да и вообще всему тому, что я увидел, начиная с сегодняшнего утра. Я даже подумал, что либо из-за стресса я стал всё видеть по-другому (клетки, облака, птичек и прочее), либо я всё же умер, когда самолёт разбился, и сейчас нахожусь в раю. Уже в раю…
Мне стало безумно интересно, как Гора видит меня, да и вообще как я теперь выгляжу. Взглянув пристально на своё тело, я увидел, что тоже окутан каким-то сияющим облаком, а внутри этого облака какая-то клетка с мощными чёрными прутьями и засовом, на который запиралась дверца с правой стороны. Я тут же стал искать глазами зеркало, чтобы посмотреть на себя со стороны, и на счастье в каморке Горы было старинное большое зеркало, которое она принесла из дома. Подойдя к нему, в полутьме хижины я увидел «облако в штанах», точнее не опишешь. Из этого облака торчали руки и ноги, но головы и лица видно не было. Сквозь облако проступала уже описанная мною клетка, а в ней сидел мощный, сильный и гордый синий орёл, поблёскивая ясными ярко-желтыми глазами. Орёл сидел молча и неподвижно, горделиво подняв голову, словно был вырезан из камня. И только его ясные глаза говорили о том, что он живой. Я было хотел открыть дверцу клетки, чтобы выпустить его на волю, но Гора закричала, чтобы я этого не делал, иначе умру. Я послушался её и попытался сказать несколько слов, чтобы убедиться, что их произносит орёл. Странно было наблюдать, как орёл говорит моим голосом, смотря мне прямо в глаза. Пораженный увиденным, я отошёл от зеркала с стал думать о том, видит ли Гора орла или видит только клетку. Отыскав в комнатушке карандаш и бумагу, я попросил её нарисовать то, что она видит, смотря на меня. Гора удивилась, но стала рисовать, и когда рисунок был готов, я с удивлением обнаружил, что она видит только клетку.
- Как, разве ты не видишь орла? – спросил я с большим изумлением.
- Какого орла? – спросила Гора. – Того, который наколот на твоём плече?
Я отрицательно покачал головой, а потом глубоко задумался, не зная, почему я вижу себя в зеркале одним, а она видит меня другим. Я вижу птицу в клетке, а она видит только клетку. Тогда я попросил её нарисовать, как она видит своего птенчика. Гора снова нарисовала пустую клетку с дверью справа, только клетка была маленькая и изящная. Тогда я решил проверить, отразится ли птенчик в зеркале, и с разрешения матери поднёс его к зеркальной поверхности. В зеркале, как ни странно, отражалась пустая клетка, из которой сквозь переливающееся облако торчали маленькие ручки и ножки. Всё это меня смутило и заставило задуматься. Видимо, люди на этом острове видели только тело и не замечали душу, впрочем, как и у нас, людей. А я в силу большого стресса, пережитого в падающем самолёте, а затем в океане, получил возможность видеть души людей. Душа Горы была похожа на прекрасную горлицу, а моя душа напоминала большого синего орла с жёлтым клювом и огненными сверкающими глазами. Но Гора всего этого не видела, и вообще жители её острова видели только клетки, но не видели птиц. Было странно то, что теперь я вижу всё то, что внутри меня и других людей, вижу сквозь их тела их вечные души, похожие на различных птиц.
- Откуда же вы знаете, что такой-то – сын петуха, если петуха вы всё равно не видите? – спросил я. Гора ответила, что у всех людей на острове птичьи фамилии, которые очень точно описывают суть, скрывающуюся за каждой клеткой. У её насильников были фамилии Петухов, Воронов, Индюков, Ястребов и Стервятников. Да и на клетках знатных людей обычно изображается герб их рода. Ну а что касается всякой птичьей мелочи, то на острове полно Воробьёвых, Голубевых, Сорокиных и так далее. Люди побогаче носят фамилии птиц средней величины: это всякие Глухарёвы, Кукушкины, Попугаевы, Пингвиновы, Коршуновы, Альбатросовы, Чайкины… всех не перечислить. Профессии обычно тоже передаются по наследству: хищные птицы служат в армии и полиции, водоплавающие птицы работают в торговом и военном флоте, сороки – прирождённые журналисты, павлины обычно благодаря своей красоте снимаются в рекламе и кино, лебеди танцуют в балете, всякие жирные индюки и пеликаны занимаются бизнесом, из попугаев получаются хорошие учителя и политики, потому что они любят повторять одно и то же, птицы тари занимаются стоматологией, чёрные вороны – маги и колдуны, совы – философы, филины – учёные, страусы – модельеры и модники, а правит всем этим балом старый лысый марабу, наш король. Он вообще из семейства падальщиков, но глядя на его лысину, люди думают, что он очень стар и умён, поэтому выбрали его президентом. На самом же деле он глуп и питается вонючей падалью, а его жена – настоящая Мессалина: похотливая, эгоистичная и жестокая тварь, прикидывающаяся леди, хотя на самом деле это хищная птица гарпия. Она не пропускает ни одного красивого мужчины, а если кто-то смеет ей отказать, то его клетку открывают. (Я понял, что так называют смерть на острове: открытием клетки).
Я был поражён всем услышанным от Горы, и даже не мог понять, как такой необычный остров всё ещё не был открыт и описан людьми. Я также уяснил для себя, что здесь царят бездуховность и несправедливость, нарушаются права человека и его свободы. Оставалось только узнать, какую нишу здесь занимают орлы.
- Орлы? – переспросила Гора. – И тут я вспомнил, что она уже говорила мне, что орлов у них на острове нет. Меня обрадовало, что я буду первым и смогу занять достойную нишу в этом пернатом сообществе. Правда, путь мой будет нелёгким, потому что вокруг полно местных хищников и падальщиков, обижающих слабых и творящих беззаконие. Как я понял, на острове была смесь всех времён, от античности с её развращенностью и одновременно свободой, до средневековья с его суевериями и предрассудками. Самолёт, падая в районе Бермудского треугольника, очевидно, перенёс меня в другое измерение или в другое время, потому что в нашем измерении и времени такой остров не мог бы существовать. Ощущая холодок в душе, я понял, что назад в Россию я вряд ли вернусь, и весь остаток моей жизни мне суждено будет провести здесь, на острове людей-птиц, не умеющих летать. Остальные пассажиры самолёта сейчас, возможно, в других мирах и измерениях, и может быть, они там как раз и пригодятся для помощи кому-то и защиты. Думая об этом, я улыбнулся Горе, а она улыбнулась мне. С этой секунды что-то дрогнуло в моей груди, и я почувствовал, что между нашими душами завязалась какая-то нить. Я почувствовал, что влюбился в Гору, а она влюбилась в меня. Оставалось только определить, как я отношусь к её птенцу, голому, беспомощному существу с огромными воспалёнными глазами. Я подошёл к его клетке и взял её на руки. Птенец был совсем лёгким, его большая трясущаяся голова поднялась навстречу мне и мы встретились с ним глазами. Вдруг словно меня ударило током: вместо жалкого и беспомощного птенца я увидел в видении стройного юношу с благородной осанкой и с головой ибиса. Он напоминал древнеегипетского бога Тота; его взгляд был полон разума и величайшего благородства. Юноша держал в руке крылатый диск, а вокруг него стояли люди, поклоняющиеся этому диску, похожему на символ бога Атона-Ра в Египте. Я понял, что он станет жрецом великого Бога, а возможно и основателем религии. Ведь я ещё не знал, есть ли у людей-птиц какая-то религия. Потом видение пропало, и снова передо мной лежал жалкий и беспомощный птенец, родившийся в нищете и изгнании.
Я положил младенца назад, а сам, обернувшись к Горе, сказал ей, что ребёнок не будет похож ни на кого из её обидчиков, что он будет прекрасен и скорее похож на Бога, чем на человека.
- Давай назовём его Тот, - предложил я. Гора пожала плечами и согласилась. Потом она снова взяла младенца на руки, и если раньше горлица смотрела на него с молчаливой печалью, то теперь в её глазах была гордость, любовь и нежность. Как будто бы она вся расцвела от этой новости и стала ещё прекраснее, чем раньше, и я поймал себя на мысли, что все втроём мы выглядим как счастливое семейство, собравшееся наконец-то вместе.
Между тем пришла пора подумать о хлебе насущном, и было решено, что я буду ловить рыбу и продавать её в городе, а потом, когда птенец немного окрепнет, мы вернёмся в дом к отцу Горы и станем жить там все вчетвером. В тот же день я пошёл на реку, поймал первый улов, а также наломал дров для очага, принёс в дом воды, ловя себя на мысли, что мне нравится эта простая жизнь на природе вдали от города, лишённая суеты и конкуренции. Вечером после ужина я признался Горе, что люблю её и её малютку, и она ответила, что тоже полюбила меня. Тот, в отличие от человеческих детей, ночью спал и никогда не плакал, а лишь слегка попискивал. Держа в объятиях Гору, я впервые за долгое время ощущал любовь и покой, как будто вернулся туда, где меня давно ждали.
Наутро пришла пора отправляться в город продавать рыбу. Гора объяснила мне дорогу и попросила быть осторожней, ведь в городе я новый человек. Но я успокоил её, сказав, что в моей прошлой жизни я был чемпионом по восточным единоборствам. Она также успела показать мне, как выглядят мелкие деньги, и просветила насчёт цен на хлеб и прочие продукты. И вот я отправился по лесной тропинке в город, рассматривая деревья и кусты в местном лесу. Всё было ново и непривычно для меня, лес был полон таинственного мерцания, только не слышно было пения птиц. Очевидно, на острове их просто не было, и в полной тишине было слышно, как журчит вдали лесной ручей. Мне пришлось перейти его в брод, замочив ноги, свисающие из моей клетки. Я всё ещё не мог привыкнуть, что теперь выгляжу иначе, чем раньше. И вот, когда лес закончился, вдалеке показался город. Он выглядел как средневековый, потому что был окружён крепостной стеной. Такие крепости строили вокруг земных городов в эпоху холодного оружия, потому что с появлением пушек они стали почти бесполезны. Гора также говорила мне, что люди, живущие на острове, не знали ещё электричества и пороха, поэтому вдвойне интересно было бы посмотреть на этот остров, застывший в мрачном средневековье. А чтобы не привлекать к себе внимания, я завернулся в просторную шаль, которой мы укрывались ночью вместо простыни, и на вырученные от продажи рыбы деньги я должен был первым делом купить себе местную одежду.
Улицы города в это раннее утро просыпались, люди открывали окна в домах и птицы, сидящие в их клетках, щурились на ярком утреннем солнце. Я был поражен разнообразием птиц, сидящих внутри их клеток! Почти ни одна птица не повторялась, и все были яркими, нарядными, с живыми и сверкающими глазами. Жаль, что они сами не могли видеть друг друга и видели только клетки. Город был застроен небольшими одноэтажными и двухэтажными домами, выкрашенными в яркие цвета и украшенными причудливыми балкончиками, на которые люди выходили в этот ранний час, чтобы насладиться утренним солнцем. Улицы были по-средневековому узкими, и кроме гужевого, никакого другого транспорта больше не было. Да он был и не нужен, потому что весь город можно было обойти пешком за полчаса. Мне даже не нужно было спрашивать, где находится рынок, потому что все прохожие спешили в основном туда, что было видно по их полным или пустым корзинам. Впереди уже был слышен шум какой-то площади, и я было подумал, что это и есть рынок, но к своему удивлению увидел, что это дворцовая площадь. На ней с самого утра уже толпился народ, ожидая какого-то события. Из обрывков разговоров я понял, что вот-вот состоится казнь какого-то знатного вельможи, обвинённого в заговоре против короля. Народ ждал зрелища казни, однако всем было жаль вельможу, потому что зачастую в этом городе казнили тех, кто отказал в любви Гарпии, жене старого короля Марабу. Я тоже решил немного задержаться и посмотреть на казнь. Не прошло и пяти минут, как на эшафот взошла процессия, ведущая на казнь заключённого. Палач был в ярко-красном балахоне, нахлобученном на голову, но в руках у него не было топора. Казнить должны были красивого фазана, сидящего в клетке. Царский придворный, похожий на птицу-секретаря, прочитал приговор, и барабанщики забили дробь. Толпа замерла, а палач подошёл к клетке с фазаном и грубо открыл её дверцу. Фазан сначала вздрогнул, как будто от боли, а потом робко выглянул из клетки, обведя толпу испуганным и страдающим взглядом. В этот момент барабанщики замерли, а фазан вылетел из клетки и, описав несколько кругов над площадью, издал прощальный крик и улетел. При этом «облако в штанах» вокруг его бывшей клетки рассеялось, и теперь стало видно, что клетка мертва и пуста. Палач поднял пустую клетку над эшафотом, показав все, что дело сделано и можно расходиться. Фазан, по их мнению, был теперь мёртв, между тем как его душа всё ещё носилась над городом, но никто, кроме меня, её не видел.
Люди стали расходиться с площади, а пустую клетку без фазана погрузила на повозку- труповозку и повезли, видимо, хоронить. Поражённый «казнью», я направился на базар, намереваясь поскорее продать рыбу, пока не наступила жара и мой улов не протух. Средневековый базар пестрел красками и клокотал множеством звуков, подарив мне море незабываемых впечатлений. Каких только птиц в клетках здесь не было! Одни птицы что-то продавали, а другие что-то покупали. Под ногами суетились дети: птенчики в маленьких клетках, проплывали мимо пышно разодетые самцы с блестящими на солнце перьями и скромные самочки. Все они галдели и щебетали, словно птицы. Я нашёл себе местечко недалеко от входа, разложил свой товар и стал ждать покупателей. Рыба вскоре была куплена парочкой жирных пеликанов, которые тут же забросили её в свой горловой мешок и поковыляли дальше. Я же, зажав в руках вырученные деньги, поторопился искать себе одежду, потому что становилось уже жарко и тёплую шаль хотелось поскорее снять. Одеждой торговали жирные гуси и утки, нахваливающие свой товар, и я купил себе то, во что были одеты большинство мужчин города. Я тут же переоделся в укромном уголке, и теперь уже спокойно мог бродить по базару, присматриваясь больше к людям, чем к товарам. Я видел, как по рынку расхаживают беркуты, стражи порядка, поигрывая дубинками в руках, как продают различные мелкие вещички курицы-продавщицы, и как их ругает разноцветный петух, хозяин товара. Я видел пёстрых попугаев, засевших в ювелирных лавках и продающих сверкающие ювелирные украшения и драгоценные камни. Для себя я решил, что обязательно куплю что-нибудь для Горы, как только появится побольше денег. На рынке было безумно интересно, но время шло, и пора было уходить, ведь дома меня ждали Гора с малышом-птенчиком. Купив для нас кое-каких припасов, я отправился в обратный путь. Уже выйдя из города, я заметил вдалеке за кукурузным полем кладбище, пугающее своими надгробиями. Именно туда направлялась труповозка, нагруженная пустыми клетками, а вслед за ней ехала вторая повозка с плачущими родственниками. Высоко над ними кружились какие-то птицы, наблюдая за похоронной процессией. Очевидно, это были души усопших, но родственники не замечали этих птиц. Они думали только о пустых клетках, словно о живых людях, с которыми им предстояло расстаться. Я помахал птицам рукой, а они в ответ сделали надо мной несколько кругов. Потом они полетели в сторону кладбища, куда и свернули обе повозки, а я отправился в лес, пытаясь отыскать тропинку к дому.
С моего первого дня на острове прошёл уже месяц, и я вполне привык к местным реалиям. Нам всем троим предстояло возвращаться в город, где нас никто не ждал и не желал видеть. Мне предстояло вступить в схватку с обидчиками Горы и настроить общественное мнение на сторону бесправных женщин, которыми помыкают богатые негодяи. Отец Горы принял нас троих с радостью, потому что у Горы теперь был защитник, да и ему на старости лет тоже нужна была помощь. Он даже полюбил оперившегося к тому времени птенца, клюв которого постепенно вытягивался и делал его похожим на древнеегипетского бога Тота. Деда радовало, что внук не похож ни на одного из подлецов, надругавшихся над его дочерью. Находясь рядом со мной, Гора наконец-то гордо могла поднять голову, когда выходила из дома, и не краснеть за своего незаконнорожденного ребёнка.
Наше возвращение не прошло незамеченным для пятерых подонков, которые и прогнали когда-то опозоренную Гору в лес. В один прекрасный вечер все пятеро пришли к нашему дому и встали в позу, намереваясь расправиться со мной и всеми остальными членами нашего семейства. Гора заплакала, но я сказал ей не бояться, и смело вышел к ним навстречу. Пять пар сверкающих ненавистью глаз уставились на меня, видя, разумеется, только клетку. Я решил напасть первым и, выбрав самого сильного, то есть ястреба, двинул его в облако так сильно, что сидящая в его клетке птица перевернулась с ног на голову. Потом началась драка со всеми остальными сразу, но я был уверен в себе, хотя в первый раз мне предстояло сражаться не с людьми, а с облаками в штанах. Уже через десять минут все пятеро лежали передо мной с помятыми клетками, жалобно скуля из своих облаков, а я, слегка пнув ногой каждого на прощание, посоветовал им позабыть дорогу к дому Горы. Птицы в их клетках закивали головами, мол, больше не придём, и я вернулся в дом, закрыв за собой дверь. Из окна я видел, как они потихоньку встают и расходятся, и только ястреб набрался смелости подойти к окну и пригрозить мне, что так просто я не отделаюсь.
Действительно, на следующее утро возле моего дома появились петухи-полицейские и ястребы-эфэсбэшники, предъявив мне ордер на арест. Я попрощался с Горой и сказал ей, что всё будет хорошо.
Так началась моя новая жизнь и легализация в мире птицелюей. Рано или поздно нужно было объяснить, кто я такой, потому что такой вопрос всё равно бы возник. У меня было только две возможности: рассказать правду о том, как я суда прибыл, или же соврать, сказав, что я сын какой-нибудь безродной матери-одиночки, погибшей в лесу. Первое грозило мне статусом неадекватного фантазёра, а то и колдуна. С местным колдуном тут кое-как смирились, но колдуна-иностранца могли запросто сжечь на площади. Если бы я сказал, что я выживший в джунглях сын местной женщины, то мне оставалось бы всю жизнь продавать рыбу, поскольку карьера в этом обществе была бы для меня закрыта. Немного подумав, я выбрал первое, потому что, во-первых, привык говорить правду, а во-вторых, так я мог бы принести больше пользы для этого общества, так как у меня за плечами было военное училище, и я хорошо разбирался в оружии. Я мог бы полностью перевооружить их армию и сделать её непобедимой.
Для начала меня поместили в местную тюрьму, где было довольно мрачно, но зато я мог познакомиться поближе со множеством интересных людей-птиц. Я знал о насилии над слабыми, которое царит обычно в тюрьмах, но этого я не боялся, так как был физически и морально крепок. Само здание тюрьмы меня удивило и рассмешило: это была одна огромная клетка, разделённая на множество маленьких, и внутри этих клеток сидели зеки, словно маленькие клетки внутри большой клетки-матрёшки. Я рассмеялся во весь голос, чем очень удивил ведущих меня по коридору петухов-охранников, да и других заключённых, прильнувших к прутьям своих клеток. Петухи переглянулись между собой, подумав, не сумасшедший ли я, потому что ещё никто так весело не хохотал, отправляясь в тюрьму. А зэки впоследствии прозвали меня Хохотуном, тоже, кстати, подумав, что я куку на всю голову.
Меня посадили в клетку, где уже находилось несколько маленьких пичуг, один глухарь и один длинноногий журавль, ноги которого торчали из клетки и вечно всех раздражали. В тюрьму птичья мелкотня угодила за всякие мелкие проступки типа воровства и хулиганства, глухарь сидел по подозрению в убийстве, а журавль интеллигентного вида прохлаждался в клетке за банковские махинации и отмывание денег. Когда птицы узнали, за что меня посадили, я сразу же почувствовал идущую от них волну доверия и уважения. Все знали эту историю с Горой, обидчики которой не были наказаны, и теперь мои сокамерники радовались тому, что справедливость всё же восторжествовала. Едва мы стали говорить на тему кто я и откуда, как к клетке подошли охранники и вывели меня на допрос к следователю. Я шёл, играя сам с собой в угадайку, какой птицей окажется мой следак: мрачным грифом-стервятником, гордым беркутом или ясным соколом.
К моему удивлению, за столом в кабинете сидел, положив ноги на стол и покуривая толстую сигару, крупный страус. И поскольку у него не было рук, то когда у него зачесался клюв, он почесал его ногой. Это опять рассмешило меня, от чего петухи окончательно убедились, что я куку, и один из них покрутил пальцем у виска. Понимая, что меня ждёт скорее всего психушка, я решил отвечать на все вопросы следователя правдой: уж больно любопытно было посмотреть, что за психи сидят у них в сумасшедшем доме. Я рассказал страусу о своей прошлой жизни, о том, что жил в мире, где есть электричество, поезда, самолёты и другая техника, что я закончил военное училище, а потом стал чемпионом мира по боевым искусствам. Рассказал, что попал в их измерение случайно: мой самолёт упал в океан как раз возле их острова, а также поведал о том, как я познакомился с изгнанной из дома Горой. Страус сначала слушал мой рассказ с недоверием, как будто это был бред сивой кобылы, но когда я упомянул упавший в океан самолёт, он стал прислушиваться ко мне с большим доверием.
- Действительно, - сказал он, месяц назад что-то такое было: какой-то странный предмет с рёвом свалился в океан недалеко от берега, и об этом писали местные газеты. К тому же, - прибавил он, - вы не похожи на местного жителя. Что это за наколка на вашем плече?
Я рассказал, что это синий орёл, мой талисман удачи, и что у нас в стране очень уважают эту птицу. Страус задал мне ещё несколько вопросов: был ли я один, когда избил пятерых, и правда ли, что в моём краю изнасилование женщины считается не бытовым нарушением, а уголовным преступлением. На оба вопроса я ответил утвердительно, что весьма удивило следователя. По-видимому, он так до конца и не решил, сумасшедший ли я или нет.
Когда меня увели назад в камеру, птицы уже ждали меня, готовые задать множество вопросов о том, кто я и откуда. Я рассказал им всю правду, чем немало их удивил. Здесь, в тесной тюремной камере, ко мне пришла первая слава смельчака и героя, которая распространилась, как только птичья мелкотня вышла на свободу и разнесла по всему городу весть, что в тюрьме сидит бедный парень, который раскидал пятерых богатых подонков. Что же касается мнения обо мне страуса, то оно было достаточно предвзятым, потому что он должен был защищать интересы власть имущих, стало быть, наказать меня по полной программе. Поразмыслив немного, страус решил, что лучше всего будет упрятать меня в психушку, потому что за драку большой срок мне не дадут, а из тюрьмы я могу выйти героем и популярной среди народных масс личностью, а это плохо. Возможно, я начну бороться за права бедных и защищать беззащитных: уж лучше объявить меня сумасшедшим и спрятать от людских глаз. Поэтому однажды утром меня забрали из тюремной камеры и увезли в психушку.
Если честно сказать, я был этим не очень напуган, жаль только было расставаться со своими новыми друзьями-уголовниками. Теперь я развлекался тем, что представлял себе, как будут выглядеть врачи-психиатры. Воображение рисовало какого-то глазастого филина в белом халате и в очках на тонком клюве. Но каково же было моё удивление, когда в кабинете психиатра я увидел смешного и толстого пингвина без очков и с белой шапочкой на голове! Почему-то он мне сразу понравился своим простодушием и добротой. Я опять рассмеялся, и местные охранники-петухи сразу же подумали, что я на сто процентов куку. Пингвин расспрашивал меня обо всём с искренним любопытством и симпатией. Для начала он попросил меня представиться.
- Птах Орлов, - произнёс я, сам удивляясь, почему мама в детстве назвала меня именно Птахом, а не Петей или Васей. В древнеегипетской мифологии Птах был запредельным богом-творцом всего сущего. Моя мама в молодости увлекалась Древним Египтом, вот и повсюду ей мерещились египетские боги. Кстати, я так и не успел выяснить, какая на этом острове религия и какому богу поклоняются люди-птицы.
Слушая меня, пингвин всё время бродил по кабинету, обливая себя холодной водой из ведра: ему, видимо, было очень жарко. Движения его были смешными, что заставляло меня время от времени смеяться, что добавляло очарование бреду, который я нёс. Послушав меня в течение часа, док, наконец, утомился и, сев на стул, написал в моей карточке диагноз: шизофрения. Прочтя это слово, я опять захохотал, а пингвин приказал петухам поскорее увести меня в камеру и накормить таблетками. Я шёл по коридору и снова занимался своим любимым делом: играл в угадайку, представляя себе, как будут выглядеть тамошние психи.
В камере, которая называлась палатой, я увидел странных существ. У большинства в одной клетке сидело сразу несколько птиц, которые громко галдели, споря друг с другом. Время от времени одна из них выходило из себя и бросалась на остальных, тогда крики становились ещё громче, а вокруг летели пух и выдранные перья. На шум обычно прибегал охранник и колотил дубинкой по их клетке, пока птицы не успокаивались и не замолкали. Но это помогало не на долго: уже через минуту в палате снова поднимался шум, крики и галдёж. Среди этого мрачного хаоса я заметил клетку с белым попугаем какаду, который сидел молча на своей жёрдочке и пытался заснуть. Весь его вид как будто говорил: «Господи, куда я попал?.. Заткните же, наконец, этих идиотов!» Попугай у меня как-то сразу вызвал симпатию, потому что только он один в этом сборище не выглядел сумасшедшим. Я вообще в детстве очень любил попугаев, а этот поразил меня белизной своих перьев и благородством осанки. Когда, наконец, терпение попугая лопнуло и он открыл глаза, я заметил, что и глаза у попки просветлённые и умные, словно у философа или древнего мудреца.
Когда мы познакомились с белым попугаем поближе, оказалось, что сюда его поместили средневековые обыватели- тупицы, не согласные с тем, что земля круглая, и что она вертится. Весь город был убеждён в том, что земля плоская и стоит на трёх китах. Наша дружба началась с того, что я подтвердил, что земля действительно круглая, и она вращается вокруг солнца. Так мы подружились и стали вместе коротать время в психушке за долгими беседами о том и о сём. На все мои рассказы о будущих открытиях попка отвечал: «Надо же! Я так и предполагал!»
Но время шло, а я не собирался просидеть в психушке всю жизнь. Денег на адвоката у меня не было, а день суда приближался. Как всегда, я представлял себе, как будут выглядеть мои судья и прокурор. Судью я себе представлял видавшей виды мудрой совой, а прокурора – как крупного чёрного филина. На суде меня должны были назвать невменяемым и назначить срок моего пребывания в психушке. И когда оставалось всего три дня до суда, неожиданно в мою камеру пришли петухи и сказали мне выходить с вещами. Я быстро собрал вещи и на прощание шепнул другу попугаю, что скоро вытащу его отсюда.
Охранники привели меня в кабинет психиатра, но вместо дока там стоял сокол из ФСБ, который сказал, что именем короля он освобождает меня из больницы, и поскольку государь нуждается в сильных и бесстрашных людях, меня назначают в личную охрану государя. Это было очень почётно, и многие мужчины хотели бы оказаться на моём месте. Наконец-то я вышел на свободу после пяти месяцев тюрьмы и психушки! Оказалось, что мои бывшие сокамерники по тюрьме, выйдя на свободу, раззвонили повсюду, какой я силач и смельчак, и в один прекрасный день слух этот дошёл до самого короля. После этого меня вытащили из психушки, и я наконец-то смог увидеть Гору и птенчика.
Выйдя наутро из дома, я был удивлён тем, что на улице меня узнают и даже приветствуют незнакомые люди. Благодаря стараниям сарафанного радио и усилиям газетчиков-сорок большинство птицелюдей смотрели на меня теперь с любовью и уважением, и только бывшие насильники питали ко мне прежнюю ненависть и мечтали когда-нибудь отомстить. Итак, через полгода после моего появления на острове, я получил должность личного королевского охранника, мне предстояло познакомиться с королём, королевой и всем высшим светом.
Впервые все сливки местного общества я увидел на балу в честь дня победы островитян над какими-то древними птицами-гигантами. Кстати, в местном музее хранились огромные скелеты этих гигантских птиц, похожие на ископаемых археоптериксов. В роскошном дворце короля-марабу состоялось грандиозное представление на эту тему, где артисты, наряженные древними героями, сражались с актёрами, изображающими археоптериксов. На бал было приглашено и местное божество – птица Рух, огромная легендарная птица, которой были посвящены почти все местные храмы. Разумеется, это был лишь её макет, стоящий в главном храме, посвященном этой гигантской вымершей птице. Остальные храмы острова были посвящены героям, победившим когда-то археоптериксов. Макет птицы Рух поставили сразу за троном короля, и так как мне пришлось стоять рядом с троном, я выглядел так, словно был птенцом этой великой в прямом и переносном смысле птицы. Поневоле все взгляды, обращённые к трону, были направлены и на меня тоже. Все представители высшего света с любопытством и удивлением рассматривали меня, наслышанные о моих подвигах и заинтригованные моей репутацией «инопланетянина», несущего всякий бред. Я тоже рассматривал их в ответ, поражённый разнообразием оперений и блеском их золотых клеток, украшенных бриллиантами и сверкающими драгоценными камнями. Здесь был и суровый адмирал альбатрос, и первый мачо на острове – прекрасный павлин, блистающий великолепием своих перьев, и разодетый страус, с которым я уже был знаком по тюрьме. Сова и филин тоже были здесь, и как я и предполагал, они оказались судьёй и прокурором. Слетелись на бал и всякие экзотические птички, представители аристократии: в зале было полно разноцветных попугаев, самых ярких и фантастических расцветок, а также мелких птичек колибри, райских птичек и даже птиц-иностранцев: прилетели длинноногие и длинношеие розовые фламинго, поглядывающие на всех свысока, под ногами бегали смешные птицы киви и птицы додо. Армию представляли гордые коршуны и соколы, эфэсбэшники были представлены ястребами.
Итак, весь высший свет был в сборе, дамы поблёскивали бриллиантами и обмахивались веерами из страусинных перьев, а кавалеры потягивали шампанское из хрустальных бокалов, отпуская дамам комплементы и обсуждая политические новости. Здесь были чиновники и дипломаты, знаменитые актёры и певцы, признанные писатели и учёные. После спектакля в честь победы на сцену вышел балет из прекрасных белых лебедей, которыми можно было залюбоваться. Затем с потрясающим танцем выступил знаменитый красавец и сердцеед павлин. В него было влюблено множество женщин, и как только он распустил хвост и начал танцевать, глаза красавиц загорелись, и они стали лихорадочно обмахиваться веерами. У гарпии, жены короля, глаза тоже зажглись блеском: поговаривали, что павлин до сих пор жив, потому что не решился ей отказать в интимной близости. Эта ненасытная женщина могла сделать своим любовником каждого, кто понравился ей за то, что был строен, крепок или очень красив. Чёрт же меня дёрнул на неё посмотреть! Ненасытная сластолюбица встретилась со мной глазами, и я заметил, что в её колючих глазах проскочила искра. Мне стало не по себе, потому что я вполне мог бы стать её следующей жертвой. Конечно, я был не так красив, как павлин, но зато в борьбе я бы справился с ним за шесть секунд. Женщины на самом деле любят силу больше, чем красоту, и я видел, как гарпия, позабыв про танцующего павлина, уже вовсю пожирала меня глазами.
После выступления павлина на сцену вышел знаменитый певец Соловьёв, покоривший всех слушателей своим прекрасным голосом. Наш плешивый король марабу слушал его, забыв обо всём, в то время как гарпия жадно разглядывала меня, привлечённая моими стальными мышцами и репутацией победителя пятерых злодеев. Если сказать честно, я поклялся себе открыть глаза королю на похождения его жены, но для этого мне нужно было сначала стать больше, чем просто охранником. Я мечтал принести пользу этому острову, став как минимум генералом армии, и для этого у меня было больше шансов, чем у престарелого коршуна: ведь я получил военное образование и знал секреты современного оружия.
Не забыл я также и о клятве, данной моему бывшему собрату по несчастью, белому попугаю: освободить его из психушки. Едва пышный бал закончился, как гарпия сама подкатила ко мне и завязала разговор. Я старался быть галантным, хотя на самом деле мне хотелось взять её за голову и свернуть ей шею на сто восемьдесят градусов! Похотливая тварь выслушала мою покорную просьбу освободить белого попугая из дурдома и пообещала это сделать незамедлительно. Уже мечтая о ночах, проведённых со мной, гарпия удалилась, мечтательно обмахиваясь веером, а я решил держать её на коротком поводке, вроде и обещая себя, и в то же время увиливая от прямых личных встреч. Я любил только свою невесту, горлицу, и не собирался ей изменять, даже если бы меня соблазняли прекрасные лебеди из балета или какие-нибудь райские птицы.
На следующий день белый попугай был освобождён, и справедливость вроде бы восторжествовала. На радостях белый мыслитель свёл меня с другими учёными королевства, которые могли бы быть полезными в разработке современного оружия. Я знал, что если замешкаюсь с его разработкой, то гарпия просто сожрёт меня, обвинив в государственной измене за мой отказ разделить с ней ложе. Как только выдавался свободный вечер, я спешил на встречу с учёными, но поскольку их знания были на средневековом уровне, дело продвигалось очень медленно. Между тем гарпия начала проявлять нетерпение, подстерегая меня повсюду и предлагая уединиться с ней. Я мечтал подорвать её гранатой, но приходилось только ждать и терпеть. Наконец, мы с учёными изготовили порох и протестировали первые гранаты. Я сразу же сообщил об этом королю, и тот, созвав высшие чины армии и флота, назначил час испытания нового оружия на полигоне. Как только король и высшее начальство увидели, на что способно огнестрельное оружие, они поняли, что это шаг в будущее, и мой статус в королевстве сразу же повысился. На этой волне я открыл глаза королю на поведение гарпии. Сначала он не поверил и страшно рассвирепел. Но я сказал, что могу представить доказательства: гарпия мечтает остаться со мной наедине, и как только она назначит мне свидание, я сразу дам знать королю.
Было ли мне жаль гарпию? Абсолютно нет! Я вспоминал, сколько жизней она погубила и сколько жизней сломала, выбирая самых красивых, сильных и самых лучших мужчин для своих утех. Поэтому, как только гарпия назначила мне свидание в тайной комнате дворца, я для вида сдался и согласился прийти. За шторами комнаты уже стояли стражники, да и сам король по своей инициативе притаился под кроватью, чтобы видеть измену жены своими глазами. Для вида я разделся и лёг на роскошную круглую кровать, дожидаясь назначенного часа. Представляя, что под кроватью лежит старый король, я просто давился от смеха. Услышав шаги гарпии, я прогнал глупый смех с лица и принял самую сексуальную позу, на которую был способен.
Едва войдя в комнату, гарпия с нетерпением начала срывать с себя одежду, вскоре оставшись лишь в одних украшениях из золота и крупных бриллиантов. И как только она бросилась ко мне на кровать, из-за штор вышли охранники, а из-под кровати, кряхтя, вылез король, держа свою корону в руках. Изменница вскрикнула от удивления и попыталась выклевать мне глаз, но моя реакция была мгновенной, и я быстро надел на неё наручники. Выкрикнув проклятия в мой адрес, гарпия начала ломать комедию, говоря королю, что это я пытался её соблазнить. Но у короля уже открылись глаза, и он не стал её слушать. Злодейку отправили в тюрьму, а король стал допытываться у меня, кто ещё был её любовником. Я не стал выдавать беднягу-павлина, который спал с гарпией против своей воли, и упомянул лишь несчастного фазана, расставшегося с жизнью из-за того, что отказал гарпии.
После этой ночи я стал не просто охранником, но правой рукой короля. Мне дали звание генерал-майора в армии, и с тех пор я присутствовал на всех заседаниях, связанных с обороной острова от внешних врагов. Я подружился с седым адмиралом-альбатросом и многими другими преданными королю военными. Под моим началом стали перевооружаться армия и флот, и можно было сказать, что на этом острове я нашёл своё предназначение и место в жизни.
Птицелюди ещё не знали ничего о боевых искусствах, и я начал обучать этому талантливую молодёжь, заодно давая им понять, что боевые искусства призваны защищать слабых, а не подавлять людей ради своих корыстных целей. Я также объяснял своим ученикам, что женщины имеют такие же права, как и мужчины, поэтому изнасилования – вне закона. Постепенно эти идеи равноправия проникали в общество, отношение к женщинам менялось, и изнасилования потихоньку стали уходить в прошлое. И когда мне удалось изменить общественное мнение от огульного патриархата в сторону равноправия, я понял, что настала пора воздать справедливость и показательно разделаться и наказать пятерых насильников, обидчиков Горы. Вместе с Горой мы подали на них в суд, благо срок давности за это преступление ещё не минул. Теперь я был правой рукой короля, и всякие там петухи, пеликаны и вороны уже не могли бы мне заткнуть рот. Все пятеро насильников сели на скамью подсудимых и были приговорены судом к длительным срокам тюремного заключения. Это было уроком всем остальным, и после этого количество изнасилований на острове почти сошло на нет.
Правда, семьи наказанных преступников не замедлили мне отомстить: однажды, когда я был на службе, они подожгли мой дом вместе с Горой, её отцом и птенчиком. Все мои домашние едва спаслись. После пожара мы переехали в новый дом, в самом центре города, размером с настоящий дворец, который соответствовал моему нынешнему статусу правой руки короля. Гора была очень счастлива, да и птенчик, который к тому времени подрос и стал превращаться в прекрасного юношу, тоже. Он был удивительно похож на древнего бога Тота, и целыми днями пропадал в храме птица Рух. Тот был угрюм, неразговорчив, но очень умён. Целыми днями он молился и изучал какие-то древние книги, а также экспериментировал с алхимией, пытаясь добыть то ли гомункулуса, то ли философский камень, превращающий неблагородные металлы в золото. Я очень любил Тота и старался передать ему всё то, что знаю и могу. Боевые искусства его не интересовали, но он подолгу меня расспрашивал о предметах веры и религии моей бывшей родины. Мне казалось, что Тот изобретает какую-то новую религию, полную смысла, чтобы заменить ею слепое поклонение мифической птице Рух. Так же, как и я, он видел не просто пустые клетки, но сидящих в них птиц, и удивлялся, что другие люди этого не видят.
Мой приёмный сын мало общался со сверстниками, стесняясь своего происхождения. Впрочем, смотря на себя в зеркало, он видел человеческое тело и голову ибиса, египетского журавля, и это давало надежду, что он не является сыном одного из насильников матери. И когда на суде всплыла точная дата преступления, Тот высчитал, что если бы он был сыном одного из негодяев, он бы родился намного раньше. Выходило, что гора забеременела, уже находясь в лесу. Оставалось поговорить с матерью и спросить, не встречалась ли она в лесу с какой-нибудь странной и мифической птицей. Собравшись вечером за столом, мы все втроём обсудили эту непростую тему, и вдруг Гора вспомнила, что однажды во сне, когда она жила в лесу, к ней приходил один юноша, похожий на ибиса. Он утешал её, обнимал и целовал, говоря, что её ребёнок будет прекрасен, словно древний бог. Но так как Гора думала, что уже беременна, она не поверила юноше и посчитала его галлюцинацией. На самом деле беременность наступила на месяц позже, и теперь Гора поняла, что ошибалась. И всё-таки она не могла понять, как могла забеременеть от незнакомца, не будучи близка с ним. Очевидно, он и впрямь был древним богом, и зачатие было непорочным.
После этого открытия Тот как будто воскрес, он покончил со своей замкнутостью и неуверенностью в себе, и в то же самое время он стал запираться в своей лаборатории, что-то лихорадочно изобретая. Он не говорил даже нам, над чем трудится, но как будто его вдохновлял его истинный, родной отец-дух.
Между тем армейская разведка донесла, что на остров собирается напасть соседнее островное государство, населённое древними птицами-птеродактилями. Они были не очень сильны, но очень многочисленны. Их остров уже был перенаселён, и они надеялись отвоевать часть территории у нас. Всё наше королевство усиленно готовилось к войне. Ремесленники лили пушки и выпускали ручные гранаты, армия и флот вооружались. Солдаты и моряки учились также боевым искусствам и умению обращаться с огнестрельным оружием. Все крупные и средние птицы были поставлены под ружьё, и даже насильников Горы по моему распоряжению выпустили из тюрьмы, чтобы они тоже смогли сражаться за родину и за короля. Обрадованные амнистией, мои бывшие враги стали моими друзьями, и вообще народ острова как будто весь сплотился, готовясь к войне.
И вот наступил день, когда тысячи птеродактелей напали на наш остров, закрыв собою небо, словно чёрная туча. Однако, они были вооружены лишь луками и стрелами, а у нас уже были пушки, ружья и гранаты. Птеродактили не ожидали такого ожесточённого отпора и были деморализованы, увидев в первый раз, как пушки разрывают в клочья их тела. Когда их атака захлебнулась, они побросали в океан свои луки и стрелы, и в панике бросились назад на свой остров. На ещё одну атаку они не решились, и война закончилась победой всего за один день. Весь вечер и всю ночь мы праздновали победу, и в честь этой победы король назначил меня генералиссимусом, главой всех вооружённых сил. Даже прославленный адмирал-альбатрос был теперь в моём подчинении, и никто на острове уже не смог бы бросить мне вызов.
После победы над птеродактилями мне можно было, наконец, немного расслабиться и побольше времени побыть с семьёй. Я заметил, что Тот совсем вырос: люди-птицы росли быстрее, чем люди, и в десять лет он был уже совсем взрослым. Если бы он выходил на улицу, девушки бы засматривались на него, но Тот почти безвылазно сидел в своей лаборатории и что-то изобретал. Я решил всё-таки узнать, над чем же он колдует, но Тот не отвечал и просил повременить совсем немного. Наконец, в один прекрасный день Тот вышел из своего затворения с сияющим лицом, и пригласил нас с Горой войти внутрь. Мы впервые проникли в его владения, и были поражены обстановкой секретной лаборатории – иначе никак нельзя было назвать комнату Тота. Здесь были различные колбы и пробирки, перегонные аппараты и прочие чудеса. Тот подвёл нас к большому зеркалу в красивой резной оправе, и как только мы подошли, зеркало погрузилось в облако, подобное тем облакам, которые окутывали тела людей-птиц. Мы втроём стали напротив зеркала, и Гора с удивлением увидела внутри своей клетки горлицу, а внутри моей клетки синего орла. Взглянув на клетку Тота, она разглядела в ней ибиса с человеческим телом, которого я видел всегда, а Гора заметила впервые. Она была поражена тем, что видит в чудесном зеркале наши вечные и бессмертные души, скрытые в мёртвых клетках-телах.
- Как же ты силён! – воскликнула Гора, смотря на моё отражение в зеркале. – Как же ты прекрасен! – прошептала она, взглянув на отражение Тота. – На самом деле, душа существует… Как же я не видела этого раньше!
Мы спросили у Тота, что он собирается делать с этим зеркалом. Он ответил, что собирается поставить его в храме птицы Рух, чтобы каждый мог посмотреться в него и увидеть собственную душу. Это зеркало могло бы открыть людям глаза, и с помощью него каждый мог бы убедиться, что в мире существуют не просто пустые клетки.
Я помог Тоту встретиться с королём и попросить у него разрешения установить чудо-зеркало в главном храме острова. Король и вся его свита были очень удивлены, увидев в зеркале свои истинные отражения. Король долго смеялся над своей слегка опушённой лысиной и не менее смешным длинным клювом, удивлялись своему духовному виду и все придворные. Зеркало было торжественно помещено в храм, и после этого целыми днями в храме толпился народ, удивляясь тому, что за прутьями их клеток скрывается душа.
На этом мой рассказ мог бы быть закончен, как хорошая и добрая сказка. Не хватало только свадьбы главных героев в конце: и тут я вспомнил, что мы с Горой ещё официально не женаты. Пришло самое время закатить пышную свадьбу, на которую был приглашён весь город вместе с окрестностями. Даже гарпию по этому торжественному случаю было решено освободить из тюрьмы: потеряв своё положение, она уже не была опасна и никого не могла бы принудить к сожительству. Моим шафером на свадьбе был старый друг, белый попугай, на свадьбу были приглашены все солдаты и матросы нашего королевства, и это был весёлый пир на весь тогдашний мир.
Что же касается моей дальнейшей судьбы, то она была благосклонна ко мне и к моей семье. Через год у нас с Горой родился сын, он быстро рос и вскоре стал похож на меня мощью и силой, и на Гору кротостью своего характера. Тот стал главным священником в храме священной птицы Рух, оставаясь монахом. Он так никогда и не женился, посвятив себя служению другим.
Когда старый король умер, не оставив наследника, я предложил установить на острове демократию и провести свободные выборы короля. Честные выборы состоялись, и все жители острова единогласно проголосовали за меня. Так я, чужак, двадцать лет назад свалившийся с небес в океан, стал королём этого острова, а Гора стала моей королевой. Мы жили долго и счастливо, и до сих пор живём где-то посреди океана, в неизвестном пространстве и времени, не безымянной широте и долготе. С удовольствием я пригласил бы вас всех, мои дорогие читатели, в гости, только не знаю, право, куда…