Наступил день Святой Троицы. С молодых лет Николай любил этот праздник. В селе он был престольным. Накануне к этому дню готовились. Исстари так велось. В домах, по стенам развешивали ветки берёзы и клёна. Травой устилали полы. Слегка зашторивали окна, затемняли помещение. Ближний местный лес – Дубровка, в этот день был центром притяжения жителей окрестных сёл и деревень. Много народу сходилось сюда на гулянье. За завтраком взрослые выпили самогонки за праздник. Мужики по маленькому стакашку, мать с Евдокией по стопке. Кольке и Зинке разрешили тоже, для веселья. Младший, Мишка, заискивающе поглядывал на деда, но дед показал ему дулю. – Не дорос ишо!
Часов в десять через выгон потянулась молодёжь в сторону Дубровки. За лесом пролегал большак, связывающий районный центр с селом Епанчино, деревней Бахтиновка и Калинки. Говорили, что в старину по этому большаку проезжали обозы с товарами из северных краёв на Украину, и до самой Таврии. Стоя у дома, Николай задумался. Грустные мысли шевельнулись в душе. О годах юности, о безвозвратном прошлом. Жаль, что две войны, госпитали, вырвали у него несколько лет жизни.
Вот из проулка вывернулась весёлая компания с гармонью. Парень и молодая бабёнка, выплясывали впереди, поднимая пыль. Следом шли женщины постарше. Из сада вышел отец, поглаживая усы. Процессия поровнялась с домом. Женщины, стараясь перекричать звуки гармони, обратились к отцу и Николаю:
– Егор Ваныч, Николай, идёмте в лес, на гулянку!
– Куды мне, я своё отгулял! – ответно прокричал отец, – вот Колька, может, пойдёт! Из сеней на голоса вышла Евдокия:
– Батя, там мать зовёт зачем-то. Николай обернулся:
– Может, и мы сходим? – спросил он жену, кивнув на толпу, уходившую к Дубровке.
– Если хочешь, сходи один. У меня поясница побаливает, да и ногу правую тянет. Вон тебе и попутчики.
– Здорово, Егорыч! – подошедший бригадир протянул правую, единственную руку. Левый, пустующий рукав гимнастёрки, аккуратно подвёрнут и пришпилен булавкой где-то у предплечья.
– Здравствуйте, Сергей Иваныч, Василь Петрович! Николай по очереди пожал руки сельчанам, бывшим фронтовикам, помоложе его, жившим на другом конце села.
– Закурить не найдётся, мужики?
– Найдётся, Егорыч, но только «пушка».
– Ничего, давай из «пушки» постреляем.
– Николай, а не сходить ли нам в лесок? На травке посидим, на веселье поглядим. На народ посмотрим, себя покажем и нашу молодость вспомним!
Дубровка встретила прохладой, духмяной свежестью трав и щебетом птиц. Где-то недалеко заполошно частила потревоженная горлинка. Место гульбища нашли по звукам гармони. На большой, почти круглой поляне, среди развесистых берёз большой карагод. В его середине надрывались в разухабистом плясовом наигрыше две спаренные «хромки». Высоко, до вершин берёз взлетала звонкоголосая частушечная перепалка.
– Вот дают! Вот наяривают! – азартно произнёс Василий Петрович. За войну соскучились по праздникам! Мужчины осмотрелись. На траве - мураве тут и там степенно беседовали группки людей. Под незатейливую закуску пили мутноватый самогон. В ближних кустиках нестройно тянули песню мужики:
О чём дева плачешь, о чём дева плачешь?
О чём дева плачешь, о чём слёзы льёшь?
Важно, горделиво, стайками проходили девушки-подростки с жёлтыми букетиками баранчиков, – лесной примулы и готовыми берёзовыми венками. Вечером они будут гадать, пуская по реке эти венки. Чей венок уплывёт раньше, та и замуж выйдет быстрее. У них неброские платьица, туфли с маминой ноги, хромовые тапочки с каблучком, но по-русски, очень красивые девчонки. Пацанва помоложе лазала по деревьям, соревнуясь, кто взберётся выше. Парни постарше вели себя солидно. При встречах, при знакомстве пожимали друг, другу ладони, кивая головами при этом.
Карагод был не один. И в одном, и в другом, также топотали, дробили плясуны и плясуньи. «Заводные» бабы и мужики, порой из разных сёл и деревень тачали острые частушки друг под друга, «с подковыром», дабы принизить соперников пляски. Выбирали из уголков памяти хлёсткие, ядрёные, чтобы было смешнее. На то и веселье:
Меня милка не целует, –
Говорит, – потом, потом.
Я иду – она на печке
Тренируется с котом.
Болельщики в карагоде подначивали, подбадривали своих товарок:
– А ну-ка, Настёна, наддай ему! И Настёна «наддавала», поощряемая подругами и своими сельчанами:
Соклаковские ребята
Не поют, а квакают.
Целоваться не умеют,
Только обмуслякают.
Увлечённого весельем Николая оторвал от карагода Василий и отвёл в сторонку. Здесь под кустом их поджидал Сергей Иванович с полулитровой бутылкой и маленьким стаканом:
– Мужики, давайте выпьем по-троху, как говорят белорусы, за этот первый праздник, за то, что кончилась война, и мы пришли домой к своим жёнам и детям. Егорыч, ты старший, с тебя начин! Николай взял протянутый Василием маленький стаканчик. С белой тряпицы ломтик солёного свиного сала, заранее нарезанного мужиками.
– Ты, Сергей Иваныч, хорошо сказал, правильно. А я добавлю, чтобы войны больше никогда не было. Чтобы не знали её наши дети и внуки. Аминь! Одним глотком Николай опрокинул содержимое стаканчика и выдохнул:
– Ого! Хороша водка, Иваныч! Будто Христос босичком прошёлся!
– Да, вчера сгондобил у Нюрки в магазине под запись, – сказал бригадир, наливая в посудину Василию. Сам он выпил последним. За неспешными разговорами бутылку осушили.
В сторонке от карагода «забузила» молодёжь, видно кулаки зачесались. Так всегда начинаются драки. Пацанва заводит, найдя пустяковый предлог. Кто- то кого-то «нечаянно» толкнул, или что-то сказал обидное. А уж когда «коготок увяз», в свалку вступают парни постарше. Чаще это бывает из-за девчонок. Ревность, – великая сила. Вот и разгораются страсти.
Николай кивнул в сторону скандалившей молодёжи.
– Пойдём, утихомирим? – обратился он к своим товарищам.
– Да на кой чёрт они тебе нужны, пусть сами разбираются, – пытался остановить его Сергей Иванович.
– Нет, надо помешать. Николай встал и направился к кучке враждующих парней. Василий и Сергей пошли за ним. Кайманов нацелился на молодого морячка, возможно, малость повоевавшего. Юнга мог вот-вот ринуться на соперников. Он был в постоянном движении. Азартно блестели его цыгановатые глаза.
Николай оказался рядом и, положа руку на его плечо, с улыбкой сказал:
– Эй, морячок! Пойдём, попляшем что ли? Парень импульсивно дёрнулся. Предложение пожилого мужчины его обескуражило. Окинув сверху донизу Николая взглядом, произнёс с вызовом:
– А пойдём! И они вышли из толпы. Не понимая, что произошло, среди враждующих группировок возникло замешательство. Накал страстей притух. Видно морячок был главной фигурой в этом конфликте, и вдруг ушёл. Соперники, сохраняя подозрительное, угрюмое выражение на лицах, поглядывая по сторонам, потянулись за Николаем и юнгой.
– Разрешите, разрешите! – басил Николай пробираясь с морячком сквозь толпу зрителей в круг карагода.
– Тебя как звать-то? – спросил Николай парня.
– Николай Степанычем величают, – улыбаясь, ответил морячок.
– О-о, да мы с тобою тёзки! – Николай дружески похлопал юнгу по плечу. Две молодые бабёнки отплясывали из последних сил.
– Ой, смените нас ребяты, приморились мы уже!
Проводив женщин, Кайманов остановился напротив морячка и притопнул правой ногой, давая понять, что пляску начинать ему и выдал часть заходной, озорной частушки:
Ходи кума передом, а я к тебе грудью…
Морячок предложение принял и, наклонившись к гармонисту, пошептал на ухо. Тот понимающе кивнул и, пробуя голоса, стал извлекать заказанную мелодию. Затем приглушил гармонь и, подавшись вперёд громко объявил:
– Матросский танец «Яблочко»!
Парень тряхнул чёрным кучерявым чубом и, раскинув руки, картинно прошёлся по кругу мелким скороходным шагом под пристальными взорами любопытных зрителей. Остановился напротив Николая и в быстром темпе начал выделывать всякие штучки этого зажигательного танца. Работал руками, будто драил шваброй палубу корабля. Изображал гребца на байдарке и работу вёслами. Смотрел в кулаки, будто в бинокль, изображая «вперёдсмотрящего» Вот он сорвался на «присядку». Опираясь на ладонь руки, крутился, далеко выбрасывая ноги и взрывая землю. Оказавшись рядом с гармонистом, от которого уже парило, попросил зрителей немного отступить назад. Все недоумённо переглядывались, ждали сюрприза. Моряк снял бескозырку и вручил подержать её одной из женщин. Подал знак рукой Николаю и крикнул – «Беги от меня»!
Отступив, насколько можно, к зрителям, с короткого разбега «крутанул» высокое сальто. Приземлился прямо перед Николаем на колени, раскинув руки в стороны. Сельские зрители, никогда не видавшие акробатики, дружно ахнули и зааплодировали.
Кайманов поднял с колен плясуна и прижал к себе. Молодец! Вот это дело! Лучше чем кулаками махать, верно?
– Спасибо, отец, спасибо! Но сейчас твой черёд. Уговор, есть уговор, – говорил запыхавшийся морячок, улыбаясь своими чёрными глазами, оправляя сбившийся гюйс, отряхивая от пыли флотские клёши.
; А я не отказываюсь, – ответил на это Николай,; у нас не заржавеет. Он кивнул молоденькому гармонисту:
; А ну, давай-ка, парень, русскую!
Гармонист, знающий своё дело, сразу без подготовки перешёл на русскую плясовую. Николай наклонился и быстрыми движениями приспустил гармошкой голенища своих комсоставских сапог. Блестящих сапог, которые выменял по случаю в Туле, на Ряжском вокзале за тушёнку, возвращаясь из госпиталя. Выбрав подходящий момент, Кайманов сорвался с места и выскочил на середину круга. Затопотал ногами, и загудела, задрожала земля. Надрывалась гармонь, едва поспевая за темпом, который взял Николай.
– «Шибче, шибче, шибче»! ; скороговоркой покрикивал он гармонисту. Позванивали медали на гимнастёрке плясуна. По случаю праздника надел он свою армейскую форму в память о делах ратных. Когда ещё представится такой случай!
Круг расступился и владелец другой гармони, разудалой игрой внёс оживление в плясуна и зрительское окружение. Даже берёзы, стоявшие поблизости, зашелестели листвой. Из карагода просительно выкрикивали подростки, видно свои, Соклаковские:
– Дядь-Коль, частушки давай! – С картинками, дядь-Коль!
– «Вишь, чего захотели, с матерками им подавай», ; отметил про себя Кайманов, выделывая ритмичные коленца.
Женщины из карагода в восхищении покачивали головами, оживлённо обсуждая лихую пляску. Тут были свои и незнакомые бабы. Интересовались друг у друга:
– Чей же плясун-то будеть? Кто-то отвечал неуверенно:
– Да, видать, Соклаковский.
Николай слышал эти разговоры. В его памяти тут же нашлась частушка, подходившая к этому случаю:
Не глядите вы на нас,;
Глазки поломаете.
Мы ребята из-за леса,
Всё равно не знаете.
Вперевивочку обежав круг, он остановился напротив морячка и басовито выдал очередную частушку, придуманную только сейчас:
Ой, товарищ дорогой,
Мы с тобою тёзки.
Ты, наверно, из песка,
А я из извёстки.
Плясать Кайманов научился с молодых лет. Да ещё в армии, на действительной службе поднаторел в этом деле. От лихих плясунов перенял он замысловатые коленца. И потом, сколько раз на фронте, после долгого марша, приходилось разминать ноги пляской. Зимой, в лютую стужу, бойцу даже очень нужно огневой пляской отогреть тело, отогреть душу, памятью об отчем крае, об отчем доме, о родных и близких. И это тепло, этот огонёк своей души передать товарищам по оружию, поддержать боевой дух.
Вот и теперь не потерял он сноровки при своём возрасте и комплекции. И сейчас мог бы пройтись по кругу и колесом и вприсядку, но пожалел раненую ногу. А она уже забеспокоилась, напоминала о себе.
В заключение выдал ритмичный звукоряд: ударяя ладонями по голенищам сапог, по бёдрам по груди. Дробил сапогами, прихлопывая звучно ладонями то за спиной, то перед собою.
Как ураган влетела в круг озорная захмелевшая бабёнка. Попыталась закружить в плясовом вихре Николая, но его не так-то легко раскрутить. Тогда вырвала она на середину морячка. И пошли они «выкаблучивать» друг перед другом, состязаясь в пляске. Молодуха, жестами и мимикой показывала крайнее жеманство, вызывая смех у зрителей.
– Ой, титьки пруть, корсет порвуть!
Она просто летала. Её платье то поднималось колоколом, то развевалось, будто по ветру. Вот и первую частушку выплеснула:
Чечевика с викою,
Вика с чечевикою,
Наклевалась чечевики
И хожу – чирикаю.
Морячок выдал свою частушку, что первой пришла из памяти:
Наша бабка Пелагея,
До чего достукалась –
Полюбила лейтенанта,
Вся в ремнях запуталась.
Бабёнка не осталась в долгу, зачастила высоким голосом, почти фальцетом:
Полюбила лейтенанта,
А потом полковника.
В животе зашевелилось,–
Не найду виновника.
В карагоде возникло оживление. Частушки сыпались одна за другой, содержательные, звучные и хлёсткие, как неотъемлемая часть плясового мастерства. Задние тянули головы, чтобы увидеть пляшущих: будет, что рассказать в своём селе.
Кайманов, отдыхая от пляски, вытирал платком лицо всё в бисеринках пота. Рассматривал окружавших «пятачок» женщин, молодых и постарше. Парней и девушек, знакомых и незнакомых людей. И вдруг он встретился глазами с Ириной. Она чуть заметно кивнула ему и улыбнулась. Он заоглядывался и стал проталкиваться через толпу. Ирина угадала его мысли, его движение и тоже вышла из карагода.
– Здравствуйте, Николай Егорович, с праздником вас! – она одарила его сияющей улыбкой. Со святой Троицей!
– Здравствуй, Ирина, рад тебя видеть, даже счастлив! – с блеском глаз он осмотрел её, легкую, изящную, загорелую. На ней хорошо смотрелось платье – чёрный горошек на белом фоне. Вырез на груди, короткие рукава и подол отделаны чёрной тесёмкой. Платье несколько укороченное, не такое длинное, как у всех деревенских женщин. Видно от этого Ирина выглядела так привлекательно. Её стройные ноги, обутые в чёрные туфли «лодочки», с невысоким каблучком, усиливали эффектность фигуры молодой женщины.
Волна мыслей всколыхнулась в Николае, он не мог оторвать от неё своих восхищённых глаз.
– Как живёшь, Ирина?
– Ничего, живу как все. Дом, работа, огород, дети, – всё на мне. А как ваша нога, Николай Егорович? Я смотрю: вы хорошо плясать умеете.
– Я много чего умею,– улыбнулся польщённый Кайманов.
– Да, я это теперь знаю, – как-то загадочно, с едва уловимой таинственной ноткой произнесла она.
Незаметно они отошли от карагода, от веселившейся публики и брели рядом по наметившейся тропке, по мягкой траве-мураве. Синие колокольчики, кудрявчики или молочай, жёлтые цветки примулы склоняли перед ними свои головки. Ирина наклонилась и сорвала полевую ромашку, чудом попавшую с опушки на лесную полянку. С разговором отщипывала по лепестку. Пустяковые вопросы, пустяковые ответы. Будто в этот пустячный разговор они пытались спрятать свою неловкость за то недавнее прошлое… Шумные весёлые компании, молодые парочки провожали их любопытными взглядами, таких разных и одухотворённых.