Сенильный родственник

Владимир Суслов
       От его былого величия остался только рост. Он по-прежнему высокий, не горбится.  Пышных  волос на голове уже  нет: их коротко остригли. Появилась аккуратная  седая бородка и очки в старомодной оправе.  О том, что он в «казённом доме» его выдаёт одежда  неопределённого  серо-грязного цвета, мешковато свисающая с  худого тела. Проживающие придумали ему кличку «Молчун».  Его кровать в самом углу комнаты, у стены. Рядом   окно, у которого он просиживает большую часть дня с книгой, газетой  или старым журналом на коленях. Обслуживающий персонал знает, что Молчуну надо что-то приносить почитать. Он читает потрёпанные книжки, старые газеты (новые мало кто выписывает) и даже инструкции к приобретённым кем-то бытовым приборам. Реакции на прочитанное никакой, кто-то пытался поговорить с ним о содержании, но не получил в ответ ни слова.
- Похоже, что он их не читает, - сказала как-то одна из персонала.
- А зачем же он перелистывает страницы? – отреагировала другая.
Телевизор, установленный в холле, он  не смотрит. Что  происходит  на экране   слышно и в комнате, когда после ужина он ложится в свою кровать лицом к стене и рассматривает на ней каждую шероховатость  и вмятины от неровной штукатурки.   Нижняя часть стены окрашена в  зелёный  цвет, который ему давно нравится.  И в его воображении  - это земля с высоты летящего самолёта.  Мелкие  трещины – русла рек, а пупырышки – холмы, а вот и каньоны, поросшие лесом. А он летит над землёй и ему необыкновенно хорошо на душе. С этим он и засыпает.
***
     На работу  Леонид  Ковальский  привык приходить с утра пораньше, если, конечно,  не находился в командировке. Сегодня в приёмной его встречает новая помощница – Светочка. Юное создание с высшим филологическим образованием и безукоризненной исполнительностью, как сказал ему глава  района. Светочка – дочь  главного врача  больницы,  доктора «от бога», хорошо известного в их  городе. Леонид  десять дней не был у себя на работе, потому что у него «медовый месяц».  Две  недели назад  он женился на своей «секретарше», так говорят в  народе, на Ирочке. Вместе они проработали почти шесть лет.  Женщина она замечательная, заботливая и беспокойная. Такие, как она,   сейчас «в дефиците». Никто их брак не осуждал. Все знают, что Ковальский –  почти двадцать  лет  не живёт со своей супругой: расстались давно, но развелись лет семь назад.  От этого брака уже ничего не осталось, хотя Леонид ещё несколько лет после расставания надеялся, что можно склеить осколки разбитой семьи. Не получилось.  А Ирочка давно разведена, имеет ребёнка пяти лет – Веру. Разница в возрасте в  семнадцать  лет Леонида  не смущала: говорят, такие браки самые крепкие. Свадьба была скромной и  запомнилась  всем разудалым  поведением старшей  сестры Ирины – Аллы. Она пела, плясала, всех заводила, а к  концу вечера выговаривала  сестре,   размазывая слёзы по щекам: «Почему жизнь так несправедлива? Я известный в городе адвокат – и без семьи. А ты, простая секретарша – и отхватила себе такого мужа. Почему?»…
       «Вы загорели, - заметила Светлана. «Да, солнце в тропиках горячее», - ответил  руководитель фирмы  и прошёл к себе в кабинет. И уже оттуда по внутренней связи попросил принести бумаги,   пригласить заместителя и главного бухгалтера   для информирования  о сложившейся ситуации на предприятии в  период его отсутствия. Через час звонил домой, Ирине, интересовался самочувствием и настроением: после многочасового перелёта у него самого возникло желание вздремнуть, а может быть и сладко поспать в обнимку со своей молодой супругой. Перед глазами море,  пальмы за окном отеля и огромная кровать в их номере, на которой  он с  большим  наслаждением предавался любви, и не мог сразу поверить в  свои  пробудившиеся возможности  пятидесятилетнего мужчины.

***

      Здесь, в Софрино,  он  проживает  уже лет  десять.   Сколько точно прошло времени, как его поместили в интернат, он не помнит. Один день похож на другой, да и года тоже одинаковы,  как  близнецы-братья.  Из окна палаты он видит, как по дорожке, уложенной  цветной  плиткой,  к ним в корпус  мужского отделения №3  идут две дамы: директор и  с ней представительная персона, по-видимому,  из департамента   социальной  защиты населения.  Остановились у здания,  и директриса стала что-то  рассказывать, указывая рукой то на крышу, то на стены.  Потом они появились в  комнате. «И здесь тоже требуется текущий ремонт, - проговорила представительная дама, - надо помещения приводить в  современный, европейский  вид». 
      Молчун стал припоминать, где он слышал этот голос, пока не посмотрел на  говорившую. Да, это Женя Игнатова. Много-много лет назад, в молодости, он работал с ней в отделе горисполкома. Эта  бестия ещё та, пустили лису в курятник. Его она не узнала,  слава богу. От ремонта прибудет и директрисе,  и Игнатовой. Только постояльцам опять нарисуют цветные стены,  гнилые полы закроют  дешёвым линолеумом.
    Историю руководительницы  он слышал от персонала: «Помнишь, как представляли нам директрису. Появилась в рваных джинсах и в поношенных кроссовках. Теперь у неё, говорят, шикарная квартира в городе, новая иномарка и у сына  «крутая» машина». В старой газете Молчун прочитал, что многие  администрации психоневрологических интернатов отбирают у проживающих большую часть  пенсий  за  стационарное обслуживание. Он знает, какая у него пенсия по старости.  Неплохая,  по сравнению с другими  постояльцами. Зарплата была  приличной,  да и в пенсионный фонд отчисления делались всегда, сколько он работал.
     А когда выдают с пенсии деньги на мелкие  расходы (для покупки сладостей или сигарет),  проживающие выстраиваются в очередь у кабинета директора, и заметно нервничают.  Представительница  департамента социальной  защиты населения   отсчитывает  купюры и просит расписаться в ведомости. За Молчуна расписывается руководительница, потому что он – недееспособный.  Ему дают на руки несколько бумажек и монеты. Но вслух считают эти купюры странно: на десять рублей  говорят сто, а купюру в пятьдесят рублей называют пятисотенной. Молчун молчит. А однажды  услышал: « А этот  с умными глазами, совсем ничего не понимает?». И ответ директора: «Вряд  ли  что соображает, у него сенильная деменция, старческое слабоумие. Даже если и понимает что-то, ничего не скажет. Молчит уже много лет». В интернате всё давно напутано в интересах директора.  Так,  Молчун - недееспособный,  а его сосед по палате, Игорь Гусько, - дееспособный.  Этот  из бывших заключённых. В тюрьме его хорошо  избили,  и   сейчас  он   производит впечатление  идиота.  Но является по решению районного суда дееспособным. От  пенсии по инвалидности  Гусько  достаётся только  горсть монет.  И  он  этому   чрезвычайно рад, потому что  в магазине посёлка  за них он сможет  купить  пачку сигарет. Ему разрешается выходить за ограду интерната, а Молчун может выйти только в сопровождении кого-либо из персонала, потому что недееспособный.
***

     О таком внимании к себе он давно забыл. Ирина – замечательная хозяйка. Леонид наслаждался  своим семейным положением.  Сразу после свадьбы Верочку он удочерил. С ней  у него не возникало никаких проблем: в поведении девочки просматривалось  хорошее  воспитание. Она уже при первом знакомстве назвала его  папой, радостно встречала  после работы, и с нескрываемой гордостью рассказывала в детском саду о своём отце, который «нашёлся». Леонид баловал   ребёнка подарками, поездками на детские спектакли,   посещениями цирка,  аттракционов и музеев. Верочка занималась в  музыкальной  школе, ходила в бассейн и гимнастический зал. В школе училась легко, проявляла  активность, осваивала    английский  с репетитором. Отношения дочери и мужа  Ирину радовали.  В семье не барствовали, но и не отказывали  себе, например,  в  хорошем отдыхе  или  в посещении европейских столиц.  Ирина могла сказать «да» или «нет», когда у мужа или дочери рождалась очередная фантазия, связанная с  тратой  денег. Слово хозяйки дома было законом. Тревогу у Ирины вызывало лишь желание мужа иметь ребёнка. Их плод любви, зачатый в тропиках, не прожил и трёх месяцев. Потом ещё была попытка  сохранить  беременность, но тщетно. Ирина плакала на плече у мужа, он гладил её по голове и успокаивал: «Врачи рекомендовали подождать с зачатием  и  хорошо тебе подлечиться. Мы обратимся к лучшим гинекологам, и у нас будет ребёнок».  Более  полугода  Ирина пролежала «на сохранении» в институте гинекологии  под присмотром опытных врачей. Дом держался на тринадцатилетней  Вере, оказавшейся хорошей «хранительницей очага». Она успевала посещать школу, проведывать  маму в больнице и готовить   ужин для отца.
 Счастья много не бывает. Появилось и несчастье, завёрнутое в черную одежду. «Это ты виноват в её гибели! Это тебе в шестьдесят лет захотелось иметь ребёнка! Ты убийца моей сестры!» - кричала  после похорон Алла. Леонид молчал и тяжело переживал  смерть   близких: жены и ребёнка. Всю тяжесть потери носил в себе.  Борис Яковлевич Вольфсон, психиатр диспансера  поставил Ковальскому диагноз – депрессивный синдром, и посоветовал немного подлечиться.

***
- Я запрещаю тебе посещать Ковальского  в психиатрической больнице, забудь туда дорогу. Его перевели  в психушку не для того, чтобы ты при всём народе демонстрировала  свою любовь к нему и заботу о нём, - Алла проговорила свои требования  Вере,  только переступив порог  дома.
- Это мой  папа, я не могу оставить его в беде, - Вера вскочила с дивана, но Алла обняла её за плечи и усадила на прежнее место, сама присела  рядом.
- Глупенькая, ты пойми меня правильно. Я хочу тебе только добра и беспокоюсь о твоём будущем.  Ковальский  вдовствовать долго не будет. Мужчины в шестьдесят, да ещё с  состоянием, быстро находят себе жён, потому что женщин, желающих иметь такого мужа,  предостаточно.  С чем останешься ты? Тебя могут выпроводить за дверь в два счёта. Наследницей его небольшого капитала и  этого дома с участком должна быть ты.  Для реализации  этого  плана  я  уже  договорилась с кем надо. В диспансере его хорошо «полечили» и по моей просьбе перевели для  продолжения обследования в психиатрическую больницу. Твоя задача подтвердить, если это будет нужно, в судебном заседании всё, что я тебе скажу. И не смотри на меня так.
- Алла, зачем ты это делаешь? Как я могу на  папу, пусть даже и неродного, но сделавшего для меня очень много хорошего,  наговаривать? Как ты можешь!
Обе  собеседницы почти одновременно вскочили, старшая схватила девочку за плечи и с силой толкнула на диван.
- Закрой рот,  дура! Я буду решать, что  тебе делать, а не ты, соплячка.
Затем Алла достала из сумочки какую-то бумажку и стала читать:
«Наблюдается распад психической деятельности,   утрачиваются индивидуальные  особенности характера»…   поняла.. «ухудшается память, скудеет речь при сохранении   элементарных физических потребностей…» Это зафиксирует доктор в своём заключении.  Кажется,  нашла… «появляются так  называемые сенильные черты: сужение кругозора, шаблонность взглядов, придирчивость, сварливость, злобность». Это надо подтвердить… сделаю сама, по  нашим  наблюдениям. А  вот  уже интересное: «При половом бессилии возможно повышение сексуального влечения со склонностью к половым извращениям…». Помнишь, ты смеялась, рассказывая, как пришла  со  школы, а из ванной вышел голый  Ковальский, не заметив тебя в прихожей?
- Алла, но такое может быть с каждым. Потом он меня увидел, извинился и скрылся в ванной. Он ничего не демонстрировал.
- Это ты так считаешь, а я думаю по-другому и тебе советую думать, как я, поняла? И ещё я не забыла, как застала вас вот на этом диване. Твоя голова лежала у него на груди. Может,  у него ещё  и  брюки  были расстёгнуты? 
- Я не буду ничего подтверждать! Я ненавижу тебя! Уйди отсюда, уйди!
Вера упала на диван, закрыла лицо руками и разрыдалась.
***
Она давно не видела отца. И когда  Молчун  появился в холле, где разрешалось  встречаться с  проживающими,  Вера с трудом сдержала слёзы. Перед ней стоял старый,  худой  и очень жалкий  мужчина,  совсем непохожий  на её папу: высокого, элегантного и красивого. Она взяла его за руку, подвела к двум креслам, но руку  его так и не отпустила. 
 -  Папа, ты помнишь меня?
- Да, ты Вера, мы с тобой были родственниками, - почти шёпотом ответил Молчун.
Она поняла, что он  обо всём  догадывается   и не может простить ей предательства.
-  Папа, прости меня.  Это  придумала  тётя Алла, - шептала  Вера в ухо мужчине, - у неё везде были  свои люди: в прокуратуре, суде, полиции. Я не хотела делать всё это, она мне угрожала.  Оформила  опекунство, а когда я стала совершеннолетней, выгнала из дома, купила  для меня однокомнатную квартиру на окраине города. Твой бизнес она  переписала  на меня, а потом оформила  куплю-продажу.  Стала  бизнес-вумен.  Всё  загубила,  прокутила и растранжирила.  Сожители  обобрали её, сделали нищей. Она хотела счастья на чужом горе, а получила  обман и пустоту. Сейчас спивается. Но её никто не жалеет. Я тебя навещать буду и отсюда вызволю. Ты ведь нормальный человек, правда, папа? Я это докажу в суде.
Он молчал и смотрел куда-то в пол. Вера  тоже  отвела взгляд в сторону,  а  когда  почувствовала тёплую каплю на своей  руке,  увидела,  что  по его впалым щекам  текут  слезы. Он снял  руку дочери  со своей руки,  поднялся с кресла и побрёл  в  комнату.
***

После посещения дочери  Молчуна как будто подменили – это заметили все. Он уже не сидел у окна, а отмерял шагами метры в своей комнате. Ходил взад-вперёд  на предусмотренной  в их учреждении прогулке по двору, даже приседал.  Как будто что-то  серьёзное  обдумывал, или тренировался  как спортсмен,  разминая мышцы. Так оно и случилось. После ужина Молчун исчез. Поиски в помещениях своего корпуса, а потом и в других мужских отделениях интерната результатов не дали.  Его нигде не было. Сообщили  о случившемся по телефону директрисе.  Расспросили местных жителей. Те рассказали, что видели  высокого худого мужчину, направлявшегося по просёлочной дороге в город. Снарядили на санитарной машине интерната погоню. Кроме сотрудников включили   в погоню и Гусько,  он сможет с беглецом справиться.  Молчуна привезли  в интернат  за час до полуночи, со следами крови на лице и синяком под глазом. Руки связали полотенцем. Директриса распорядилась сделать беглецу укол, чтобы успокоился, а  самого активного помощника  поощрила пачкой сигарет. После укола Молчун как-то сразу обмяк. Гусько пошлёпал его по щекам, но тот никак не проявил   себя. «Я знаю эти уколы, теперь Молчуна  не  разбудить, гы-гы-гы, до утра», - заявил сам себе  Гусько, доставая сигарету из подаренной пачки.
***
Из оперативных сообщений:   "По сведениям, полученным  из  главного управления МЧС по нашей области, сильный пожар полностью уничтожил одно из зданий психоневрологического интерната в посёлке Софрино. В МЧС подтверждают, что были спасены 26 человек. На месте пожара обнаружено два тела погибших. Это Ковальский Л. Ф. 72-х  лет и Гусько И. А.  63-х  лет. В  правоохранительных органах региона  рассматривается несколько версий причин пожара, в том числе поджог и неосторожное курение".