От его былого величия остался только рост. Он по-прежнему высокий, не горбится. Пышных волос на голове уже нет: их коротко остригли. Появилась аккуратная седая бородка и очки в старомодной оправе. О том, что он в «казённом доме» его выдаёт одежда неопределённого серо-грязного цвета, мешковато свисающая с худого тела. Проживающие придумали ему кличку «Молчун». Его кровать в самом углу комнаты, у стены. Рядом окно, у которого он просиживает большую часть дня с книгой, газетой или старым журналом на коленях. Обслуживающий персонал знает, что Молчуну надо что-то приносить почитать. Он читает потрёпанные книжки, старые газеты (новые мало кто выписывает) и даже инструкции к приобретённым кем-то бытовым приборам. Реакции на прочитанное никакой, кто-то пытался поговорить с ним о содержании, но не получил в ответ ни слова.
- Похоже, что он их не читает, - сказала как-то одна из персонала.
- А зачем же он перелистывает страницы? – отреагировала другая.
Телевизор, установленный в холле, он не смотрит. Что происходит на экране слышно и в комнате, когда после ужина он ложится в свою кровать лицом к стене и рассматривает на ней каждую шероховатость и вмятины от неровной штукатурки. Нижняя часть стены окрашена в зелёный цвет, который ему давно нравится. И в его воображении - это земля с высоты летящего самолёта. Мелкие трещины – русла рек, а пупырышки – холмы, а вот и каньоны, поросшие лесом. А он летит над землёй и ему необыкновенно хорошо на душе. С этим он и засыпает.
***
На работу Леонид Ковальский привык приходить с утра пораньше, если, конечно, не находился в командировке. Сегодня в приёмной его встречает новая помощница – Светочка. Юное создание с высшим филологическим образованием и безукоризненной исполнительностью, как сказал ему глава района. Светочка – дочь главного врача больницы, доктора «от бога», хорошо известного в их городе. Леонид десять дней не был у себя на работе, потому что у него «медовый месяц». Две недели назад он женился на своей «секретарше», так говорят в народе, на Ирочке. Вместе они проработали почти шесть лет. Женщина она замечательная, заботливая и беспокойная. Такие, как она, сейчас «в дефиците». Никто их брак не осуждал. Все знают, что Ковальский – почти двадцать лет не живёт со своей супругой: расстались давно, но развелись лет семь назад. От этого брака уже ничего не осталось, хотя Леонид ещё несколько лет после расставания надеялся, что можно склеить осколки разбитой семьи. Не получилось. А Ирочка давно разведена, имеет ребёнка пяти лет – Веру. Разница в возрасте в семнадцать лет Леонида не смущала: говорят, такие браки самые крепкие. Свадьба была скромной и запомнилась всем разудалым поведением старшей сестры Ирины – Аллы. Она пела, плясала, всех заводила, а к концу вечера выговаривала сестре, размазывая слёзы по щекам: «Почему жизнь так несправедлива? Я известный в городе адвокат – и без семьи. А ты, простая секретарша – и отхватила себе такого мужа. Почему?»…
«Вы загорели, - заметила Светлана. «Да, солнце в тропиках горячее», - ответил руководитель фирмы и прошёл к себе в кабинет. И уже оттуда по внутренней связи попросил принести бумаги, пригласить заместителя и главного бухгалтера для информирования о сложившейся ситуации на предприятии в период его отсутствия. Через час звонил домой, Ирине, интересовался самочувствием и настроением: после многочасового перелёта у него самого возникло желание вздремнуть, а может быть и сладко поспать в обнимку со своей молодой супругой. Перед глазами море, пальмы за окном отеля и огромная кровать в их номере, на которой он с большим наслаждением предавался любви, и не мог сразу поверить в свои пробудившиеся возможности пятидесятилетнего мужчины.
***
Здесь, в Софрино, он проживает уже лет десять. Сколько точно прошло времени, как его поместили в интернат, он не помнит. Один день похож на другой, да и года тоже одинаковы, как близнецы-братья. Из окна палаты он видит, как по дорожке, уложенной цветной плиткой, к ним в корпус мужского отделения №3 идут две дамы: директор и с ней представительная персона, по-видимому, из департамента социальной защиты населения. Остановились у здания, и директриса стала что-то рассказывать, указывая рукой то на крышу, то на стены. Потом они появились в комнате. «И здесь тоже требуется текущий ремонт, - проговорила представительная дама, - надо помещения приводить в современный, европейский вид».
Молчун стал припоминать, где он слышал этот голос, пока не посмотрел на говорившую. Да, это Женя Игнатова. Много-много лет назад, в молодости, он работал с ней в отделе горисполкома. Эта бестия ещё та, пустили лису в курятник. Его она не узнала, слава богу. От ремонта прибудет и директрисе, и Игнатовой. Только постояльцам опять нарисуют цветные стены, гнилые полы закроют дешёвым линолеумом.
Историю руководительницы он слышал от персонала: «Помнишь, как представляли нам директрису. Появилась в рваных джинсах и в поношенных кроссовках. Теперь у неё, говорят, шикарная квартира в городе, новая иномарка и у сына «крутая» машина». В старой газете Молчун прочитал, что многие администрации психоневрологических интернатов отбирают у проживающих большую часть пенсий за стационарное обслуживание. Он знает, какая у него пенсия по старости. Неплохая, по сравнению с другими постояльцами. Зарплата была приличной, да и в пенсионный фонд отчисления делались всегда, сколько он работал.
А когда выдают с пенсии деньги на мелкие расходы (для покупки сладостей или сигарет), проживающие выстраиваются в очередь у кабинета директора, и заметно нервничают. Представительница департамента социальной защиты населения отсчитывает купюры и просит расписаться в ведомости. За Молчуна расписывается руководительница, потому что он – недееспособный. Ему дают на руки несколько бумажек и монеты. Но вслух считают эти купюры странно: на десять рублей говорят сто, а купюру в пятьдесят рублей называют пятисотенной. Молчун молчит. А однажды услышал: « А этот с умными глазами, совсем ничего не понимает?». И ответ директора: «Вряд ли что соображает, у него сенильная деменция, старческое слабоумие. Даже если и понимает что-то, ничего не скажет. Молчит уже много лет». В интернате всё давно напутано в интересах директора. Так, Молчун - недееспособный, а его сосед по палате, Игорь Гусько, - дееспособный. Этот из бывших заключённых. В тюрьме его хорошо избили, и сейчас он производит впечатление идиота. Но является по решению районного суда дееспособным. От пенсии по инвалидности Гусько достаётся только горсть монет. И он этому чрезвычайно рад, потому что в магазине посёлка за них он сможет купить пачку сигарет. Ему разрешается выходить за ограду интерната, а Молчун может выйти только в сопровождении кого-либо из персонала, потому что недееспособный.
***
О таком внимании к себе он давно забыл. Ирина – замечательная хозяйка. Леонид наслаждался своим семейным положением. Сразу после свадьбы Верочку он удочерил. С ней у него не возникало никаких проблем: в поведении девочки просматривалось хорошее воспитание. Она уже при первом знакомстве назвала его папой, радостно встречала после работы, и с нескрываемой гордостью рассказывала в детском саду о своём отце, который «нашёлся». Леонид баловал ребёнка подарками, поездками на детские спектакли, посещениями цирка, аттракционов и музеев. Верочка занималась в музыкальной школе, ходила в бассейн и гимнастический зал. В школе училась легко, проявляла активность, осваивала английский с репетитором. Отношения дочери и мужа Ирину радовали. В семье не барствовали, но и не отказывали себе, например, в хорошем отдыхе или в посещении европейских столиц. Ирина могла сказать «да» или «нет», когда у мужа или дочери рождалась очередная фантазия, связанная с тратой денег. Слово хозяйки дома было законом. Тревогу у Ирины вызывало лишь желание мужа иметь ребёнка. Их плод любви, зачатый в тропиках, не прожил и трёх месяцев. Потом ещё была попытка сохранить беременность, но тщетно. Ирина плакала на плече у мужа, он гладил её по голове и успокаивал: «Врачи рекомендовали подождать с зачатием и хорошо тебе подлечиться. Мы обратимся к лучшим гинекологам, и у нас будет ребёнок». Более полугода Ирина пролежала «на сохранении» в институте гинекологии под присмотром опытных врачей. Дом держался на тринадцатилетней Вере, оказавшейся хорошей «хранительницей очага». Она успевала посещать школу, проведывать маму в больнице и готовить ужин для отца.
Счастья много не бывает. Появилось и несчастье, завёрнутое в черную одежду. «Это ты виноват в её гибели! Это тебе в шестьдесят лет захотелось иметь ребёнка! Ты убийца моей сестры!» - кричала после похорон Алла. Леонид молчал и тяжело переживал смерть близких: жены и ребёнка. Всю тяжесть потери носил в себе. Борис Яковлевич Вольфсон, психиатр диспансера поставил Ковальскому диагноз – депрессивный синдром, и посоветовал немного подлечиться.
***
- Я запрещаю тебе посещать Ковальского в психиатрической больнице, забудь туда дорогу. Его перевели в психушку не для того, чтобы ты при всём народе демонстрировала свою любовь к нему и заботу о нём, - Алла проговорила свои требования Вере, только переступив порог дома.
- Это мой папа, я не могу оставить его в беде, - Вера вскочила с дивана, но Алла обняла её за плечи и усадила на прежнее место, сама присела рядом.
- Глупенькая, ты пойми меня правильно. Я хочу тебе только добра и беспокоюсь о твоём будущем. Ковальский вдовствовать долго не будет. Мужчины в шестьдесят, да ещё с состоянием, быстро находят себе жён, потому что женщин, желающих иметь такого мужа, предостаточно. С чем останешься ты? Тебя могут выпроводить за дверь в два счёта. Наследницей его небольшого капитала и этого дома с участком должна быть ты. Для реализации этого плана я уже договорилась с кем надо. В диспансере его хорошо «полечили» и по моей просьбе перевели для продолжения обследования в психиатрическую больницу. Твоя задача подтвердить, если это будет нужно, в судебном заседании всё, что я тебе скажу. И не смотри на меня так.
- Алла, зачем ты это делаешь? Как я могу на папу, пусть даже и неродного, но сделавшего для меня очень много хорошего, наговаривать? Как ты можешь!
Обе собеседницы почти одновременно вскочили, старшая схватила девочку за плечи и с силой толкнула на диван.
- Закрой рот, дура! Я буду решать, что тебе делать, а не ты, соплячка.
Затем Алла достала из сумочки какую-то бумажку и стала читать:
«Наблюдается распад психической деятельности, утрачиваются индивидуальные особенности характера»… поняла.. «ухудшается память, скудеет речь при сохранении элементарных физических потребностей…» Это зафиксирует доктор в своём заключении. Кажется, нашла… «появляются так называемые сенильные черты: сужение кругозора, шаблонность взглядов, придирчивость, сварливость, злобность». Это надо подтвердить… сделаю сама, по нашим наблюдениям. А вот уже интересное: «При половом бессилии возможно повышение сексуального влечения со склонностью к половым извращениям…». Помнишь, ты смеялась, рассказывая, как пришла со школы, а из ванной вышел голый Ковальский, не заметив тебя в прихожей?
- Алла, но такое может быть с каждым. Потом он меня увидел, извинился и скрылся в ванной. Он ничего не демонстрировал.
- Это ты так считаешь, а я думаю по-другому и тебе советую думать, как я, поняла? И ещё я не забыла, как застала вас вот на этом диване. Твоя голова лежала у него на груди. Может, у него ещё и брюки были расстёгнуты?
- Я не буду ничего подтверждать! Я ненавижу тебя! Уйди отсюда, уйди!
Вера упала на диван, закрыла лицо руками и разрыдалась.
***
Она давно не видела отца. И когда Молчун появился в холле, где разрешалось встречаться с проживающими, Вера с трудом сдержала слёзы. Перед ней стоял старый, худой и очень жалкий мужчина, совсем непохожий на её папу: высокого, элегантного и красивого. Она взяла его за руку, подвела к двум креслам, но руку его так и не отпустила.
- Папа, ты помнишь меня?
- Да, ты Вера, мы с тобой были родственниками, - почти шёпотом ответил Молчун.
Она поняла, что он обо всём догадывается и не может простить ей предательства.
- Папа, прости меня. Это придумала тётя Алла, - шептала Вера в ухо мужчине, - у неё везде были свои люди: в прокуратуре, суде, полиции. Я не хотела делать всё это, она мне угрожала. Оформила опекунство, а когда я стала совершеннолетней, выгнала из дома, купила для меня однокомнатную квартиру на окраине города. Твой бизнес она переписала на меня, а потом оформила куплю-продажу. Стала бизнес-вумен. Всё загубила, прокутила и растранжирила. Сожители обобрали её, сделали нищей. Она хотела счастья на чужом горе, а получила обман и пустоту. Сейчас спивается. Но её никто не жалеет. Я тебя навещать буду и отсюда вызволю. Ты ведь нормальный человек, правда, папа? Я это докажу в суде.
Он молчал и смотрел куда-то в пол. Вера тоже отвела взгляд в сторону, а когда почувствовала тёплую каплю на своей руке, увидела, что по его впалым щекам текут слезы. Он снял руку дочери со своей руки, поднялся с кресла и побрёл в комнату.
***
После посещения дочери Молчуна как будто подменили – это заметили все. Он уже не сидел у окна, а отмерял шагами метры в своей комнате. Ходил взад-вперёд на предусмотренной в их учреждении прогулке по двору, даже приседал. Как будто что-то серьёзное обдумывал, или тренировался как спортсмен, разминая мышцы. Так оно и случилось. После ужина Молчун исчез. Поиски в помещениях своего корпуса, а потом и в других мужских отделениях интерната результатов не дали. Его нигде не было. Сообщили о случившемся по телефону директрисе. Расспросили местных жителей. Те рассказали, что видели высокого худого мужчину, направлявшегося по просёлочной дороге в город. Снарядили на санитарной машине интерната погоню. Кроме сотрудников включили в погоню и Гусько, он сможет с беглецом справиться. Молчуна привезли в интернат за час до полуночи, со следами крови на лице и синяком под глазом. Руки связали полотенцем. Директриса распорядилась сделать беглецу укол, чтобы успокоился, а самого активного помощника поощрила пачкой сигарет. После укола Молчун как-то сразу обмяк. Гусько пошлёпал его по щекам, но тот никак не проявил себя. «Я знаю эти уколы, теперь Молчуна не разбудить, гы-гы-гы, до утра», - заявил сам себе Гусько, доставая сигарету из подаренной пачки.
***
Из оперативных сообщений: "По сведениям, полученным из главного управления МЧС по нашей области, сильный пожар полностью уничтожил одно из зданий психоневрологического интерната в посёлке Софрино. В МЧС подтверждают, что были спасены 26 человек. На месте пожара обнаружено два тела погибших. Это Ковальский Л. Ф. 72-х лет и Гусько И. А. 63-х лет. В правоохранительных органах региона рассматривается несколько версий причин пожара, в том числе поджог и неосторожное курение".