(Фрагмент романа "Крепостная герцогиня". Эдинбург, 1683 год)
Чрез три часа в забегаловку уже упомянутую под названием "Баннокберн" вошёл старичок согбенный белобородый, еле ноги передвигающий и на клюку опирающийся. Попросил он препроводить его к виконту аглицкому, что и было исполнено. Постучав в дверь, вошёл в оную с трудом превеликим и прошамкал гласом дрожащим:
- Вечер добрый, виконт … безымянный, ибо забыл имя Ваше вследствие склероза старческого.
- Приветствую Вас, дедушка старенький … Гамильтон! А именем своим утруждать память Вашу не буду, ибо всё равно забудете!
- Значит, замаскировался я … не шибко, – посетитель проговорил, распрямляясь и бороду накладную срывая, - коли фамилию мою славную угадать изволили!
- Да приди Вы сюда в виде чудища лох-несского, всё равно бы узнаны были, ибо ждал я Вас с нетерпением, хоть сие качество постыдное мне и не свойственно!
- Значит, верно истолковала она Ваши мигание и кивание, коии ошибочно считал я следствием тика нервного.
- Подозреваю, что "она" суть не супруга Ваша достопочтенная, но дщерь смышлёная!
- Точно - подтвердил граф Гамильтон. – "Она" – она и суть! … И зачем же вызывали меня, мистер Гриффит?
- А старичок-то наш не токмо внешне помолодел, - рассмеялся виконт, - но и память вернулась, ибо фамилию мою вспомнил!
- И даже имя, любезный Джордж!
- А вызывал я Вас, ваше сиятельство, дабы вытащить из ямы глубокой, в коюю провалились Вы по милости моей. То бишь коли мне не выпендриваться пижонски, пояснить желаю, аки можно и дщерь замуж сбагрить и честь свою незапятнанную не запятнать!
- Ответ сей и мне ведом – молить Макдауэлла коленопреклоненно, дабы простил Джейн и в жёны ея взял.
- А устраивают ли условия контракта брачного сего жениха высокородного?
- Более чем! – воскликнул Гамильтон.
- Тогда не след смиренно преклонять колени, ибо достаточно молвить графу, что невеста согласна, и заключит он последнюю в объятия более али менее пылкие, ибо велика любовь его к условиям контракта брачного!
- Но проблема в том, что невеста пред алтарём согласия своего не даст!
- Сие-то как раз не проблема, ибо напоить можно невесту безалкогольную до визга поросячьего и служителю культа дать на лапу загребущую, и тогда любое блеяние ея примет тот за согласие искреннее! А проблема-то всё едино возникнет, но уже не со свадьбой, а опосля оной, когда протрезветь изволит супруга юная. И такое "счастие семейное" своей половине дражайшей устроит, что сбежит Макдауэлл несчастный, куда глаза глядят, а аки добежит, то развод потребует и неустойку немалую.
- А за что неустойку-то?! – посетитель встревожился.
- За всучение со стороны гамильтоновской товара некачественного, ибо брал в жёны деву якобы скромную и нежную, а получил фурию огнедышащую!
- Сей вариант неустоечный не радует меня!
- Но есть вариант иной, али аки в Риме древнем глаголили, альтернативный!
- Ну и …! – граф Гамильтон вскричал нетерпеливо.
- Для начала найти следует жениха такого, коего полюбит прелестная (в глазах его) Джейн со всем пылом души своей девичьей либо на случай крайний такого, коего хоть и с причитаниями бабьими, но терпеть согласна!
- Есть такой на примете у меня! Токмо союз двух сердец любящих приведёт к бесчестию моему, ибо жених сей, всё семейство гамильтоновское более али менее устраивающий, не соответствует образу жениха того, коего обрисовал я по запальчивости на танцах злополучных! Ибо обещал всенародно, что коли примет дщерь моя предложение Ваше брачное, мистер Гриффит, то поведёт ея под венец грязный оборванный бродяга бездомный без единого фартинга в кармане! Я ничего не упустил?
- Упустили, что оборванца сего должны для дщери своей Вы же и назначить. Получается, что стоИте Вы, мистер Гамильтон пред выбором незавидным: либо жених достойный, либо жених омерзительный! То бишь, выражаясь языком ревнителей чистоты жанра, "либо песни, либо танцы"!
- Сие мне и так ведомо! И беседы Ваши вокально-танцевальные не приближают меня к решению проблемы сей ни на йоту!
- Ещё как приближают, мистер Гамильтон! Ибо решение столь страстно ожидаемое гласит: "И песни, и танцы!" И то, и иное присутствует одновременно в комедии двух Жанов Батистов "Мещанин во дворянстве".
- Смотрел я шедевр сей, в Париже находясь и лицезрел на сцене упомянутых драматурга гениального Мольера (уже покойного) и композитора Люлли (пока живого, но несмотря на факт сей тоже гениального). Уж не намекаете ли Вы, мистер Гриффит, столь витиевато, что оба описанных жениха непохожих суть один человек?!
- Именно на то и намекаю я, и рад, что к выводу сему парадоксальному пришли Вы, мистер Гамильтон, самостоятельно! Заметьте, что не глаголили Вы, что женихом дщери Вашей должен быть "грязный оборванный бродяга бездомный без единого фартинга в кармане"!
- То бишь аки сие не глаголил?! – Гамильтон опешил.
- А так! Молвить Вы изволили лишь то, что сей тип малопривлекательный лишь поведёт под венец девицу сию!
- Уж не хотите ли молвить Вы, что жених, коий всех худо-бедно устраивает, преобразится в указанного "типа малопривлекательного" лишь на время бракосочетания, а по завершении оного повысит привлекательность свою?!
- Нет, не хотел я сказать сие, а хотел, дабы Вы, мистер Гамильтон, сказали. И рад безмерно, что хотение моё осуществилось!
- Думаю, легко будет сделать из жениха блестящего "грязного оборванного бродягу" "без единого фартинга в кармане" (сделать наоборот куда труднее!). Ибо всё сие лишь на время. Но сделать сего жениха привлекательного "бездомным" не так-то просто, ибо таковым считается не тот, кто из дома своего вышел на время (к примеру, воздухом свежим подышать), но тот, кто не считается владельцем дома юридически.
- Сие препятствие сурьёзное обойти можно, - виконт Гриффит молвил. – Ради счастия обладать Джейн прекрасной должен жених ея пойти на неудобство временное: пред свадьбой продать дом свой и юридически бездомным стать, а опосля осчастливливания своего назад сей дом выкупить! Али новый дом купить размера большего, ибо семья его опосля бракосочетания на одну особу увеличится, а в случае плодовитости особы сей увеличится и того более!
- Ради плодовитости дщери моей готов оплатить разницу стоимости нового дома, сколь бы дорогим он ни был (в пределах разумных!) и старой развалюхи (сколь бы дешёвой оная ни была!).
- Аки глаголил часа три назад мистер Макдауэлл ехидный, - виконт аглицкий произнёс, - "Заметьте, лорд Гамильтон, обещание сие Вы без принуждения дать изволили!"
- Благодарствую, мистер Гриффит, за "песни и танцы", давшие успокоение душе моей! Засим имею честь откланяться!
- Коли желаете, лорд Гамильтон, и в дальнейшем "иметь честь", то наденьте бороду, кояя без надобности мне, дабы сокрыть лик Ваш от папарацци назойливых.
- Благодарствую так же за ещё один совет дельный! – изрёк граф, бороду надевая. - … Да! Чуть было ни запамятовал! Расскажите, виконт, про род свой. Раскидисто ли древо Ваше генеалогическое?
- Раскидистым древо сие назвать затруднительно, ибо из одной лишь ветви состоит в лице слуги Вашего покорного (в отличие от дщери Вашей же непокорной!). Да и древностию род мой похвастать не может (да и не хочет, ибо не хвастлив!). Роду моему от роду (такая вот тавтология!) всего лишь тридцать лет и три года. По сравнению с древностию рода Вашего, мистер Гамильтон, возраст сей не детский даже, но младенческий. Основатель рода моего Джордж Гриффит (в честь коего я и был впоследствии назван) отличился (на свою главу!) в славной битве при Данбаре 3 сентября 1650 года, когда армия аглицкая разгромила вдвое превосходящую армию шотландскую. Не подумайте, мистер Гамильтон, что злорадствую я. Ведь в уже сегодня упоминаемой битве при Баннокберне превосходство (лишь численное!) проигравших соотечественников моих аж четырёхкратным было. А значит, по сумме двух битв Шотландия викторию одержала, с чем ея и Вас от души поздравляю! … Но вернёмся в Данбар (али где-то рядом!). Дед мой служил пехотинцем простым. В пылу боя генерал (а впоследствии и адмирал!) Джордж Монк вперёд вырвался и окружён неприятелем оказался… Не обижайтесь, мистер Гамильтон, но во время боя приятелей в стане противоборствующем не бывает! … Дед мой бросился отважно на защиту тёзки своего. Получив девять ран, из коих две смертельными оказались, пал он наземь (али на траву) кровию обливаясь. Но уже подоспела подмога, и жизнь Джорджа Монка спасена была. Опосля боя лорд-протектор Оливер Кромвель (так же в сей виктории славной участие принимавший!) присвоил пехотинцу-герою Джорджу Гриффиту (аки теперича сказали бы "старшему") звание барона и повелел выплатить семье его сумму немалую, на коюю сия ячейка общества в последующие годы хоть и без шика, но жила. Барон новоиспечённый возрадовался весьма, но к вечеру от ран с жизнею несовместимых преставился. Дома остались вдова безутешная и сын Роберт четырнадцати годов. Хоть и говорила мать, что должен же сын героем стать, коли отец герой, но выбрал Роберт Гриффит стезю не воинскую, а дипломатическую. Не секрет, что дипломатам неплохо бы интриги политические на несколько ходов просчитывать. Посему и пристрастился юный барон к игре шахматной и вошёл чрез время некоторое в тройку сильнейших игроков аглицких. А в доме чрез два дома насупротив, что весьма кстати оказалось, жил скромный сапожник младой Мэтью Хоггарт с не менее младою сестрою Мелани (ибо были они двойняшками). Не потому сие кстати оказалось, что жил сапожник с сестрою чрез два дома насупротив, али у дипломата проблемы с обувью возникли, а ибо игроку сильному для игры совершенствования партнёр сильный потребен. А Мэтью Хоггарт, хоть и не входил в тройку сильнейших шахматистов, но входил в четвёрку оных. Сестра шахматиста-сапожника не являлась красавицею ослепительною, но была мила и столь ненавязчива, что барон юный сам к ней привязался. Баронесса-мать мечтала о более богатой невестке, дабы хоть под конец жизни пожить в своё удовольствие. Увы! Конец жизни ея ранее наступил в результате пневмонии двусторонней. Лишь срок траура истёк, предложил Роберт Гриффит соседке своей милой и ненавязчивой руку и сердце. Мелани Хоггарт не стала разбивать отказом сердце дипломатическое и опосля раздумий тяжких пятисекундных согласием оное порадовало, в результате чего превратилась сестра сапожника нищего аж в баронессу Мелани Гриффит… (Небольшое отступление авторское! Читателям терпеливым (а так же тем, кто от нетерпения вперёд заглядывает) ещё встретится другая Мелани Гриффит. Но вовсе не актриса голливудская, автору современная, кояя явно умнее первой, но по показателю этому скорее всего недотягивает до второй Мелани Гриффит. Правда, дива заокеанская современниками красавицей считается, а Мелани Гриффит номер два своими современниками таковой не считалась, но супруг ея, коли представилась бы ему возможность одну из двух тёзок выбрать, всё равно предпочёл бы супругу свою невзрачную и не стал бы разбивать сердце мачо испанского Антонио Бандераса (по крайней мере – уводить от него жену голливудскую Мелани Гриффит)!)… Вскоре опосля свадьбы скромной понесла баронесса Мелани Вашего, лорд Гамильтон, собеседника. Тем временем, хоть и не сразу, престол аглицкий перешёл в руки короля Карла Второго из династии (шотландской, замечу!) Стюартов. И потребовалось в интересах государственных выполнить миссию сверхсекретную в стране заморской, название коей так же засекречено было. Выбор государев пал на дипломата хоть и младого, но талантливого, то бишь на Роберта Гриффита. Ко времени тому чрево супруги дипломатической уже округлилось изрядно, и разлука с виновником сего округления нежелательна была. Посему дабы подсластить горечь разлуки, пообещал Его Величество, что крёстным отцом отпрыска дипломатического станет. И слово своё сдержал, то бишь являюсь я крестником короля аглицкого Карла Второго… Аки впоследствии мать мне вещала, отплыл отец мой в четверг из гавани Ливерпульской на судне быстроходном под названием "Дон". До сих пор в неведении о происхождении названия сего. То ли тут Дон Кихот, башкой ослабший замешан, то ли Дон Жуан распутный. (Читателю, о российской реке Дон подумавшему, сообщает автор, что сия река тихая ещё упомянута в настоящем повествовании будет.) А вернулся родитель мой ровно чрез год в пятницу.
- Коли в четверг уехал, - граф Гамильтон возразил, - то ровно чрез год в четверг и должен был приехать.
- И рад бы согласиться с Вами, дабы не осложнять отношения англо-шотландские, но факты арифметические суть вещь упрямая (аки известная нам обоим особа юная и златокудрая!). В году невисокосном окромя пятидесяти двух недель, на четверг никоим образом не влияющих, содержится ещё день один, коий четверг на пятницу сдвигает.
- А коли был бы тот год високосным, то в четверг бы и вернулся отец твой?
- Увы! В субботу! … Итак, мы тоже вернёмся… в пятницу, в коюю отец мой из страны заморской безымянной вернулся. Прибыл он, аки и убыл на судне вновь быстроходном, но на сей раз "Магдалиной" именуемом… Догадаться нетрудно, что название сие дано в честь галилейской работницы сферы спецобслуживания, кояя решила силы не распылять, и отказавшись от обслуживания клиентов родного града Магдалы, на иногороднем клиенте сосредоточилась. Впоследствии узнал я, что из ливерпульской гавани всегда по четвергам суда уходят в плавание к бразильским берегам, причём токмо "Дон" и "Магдалина" быстроходные суда, аки в год отца кончины ходят по морю туда.
- Зачем Вы мне, виконт, сей секрет рассказали?! – граф Гамильтон испужался. – Ведь знание секретов государственных несёт печаль и долголетию не способствует!
- Сие уже не секрет, ибо недавно Карл Второй ввиду истечения срока давности назвал сию "терра инкогнита", то бишь землю неизвестную. Оказалось, что сие не Бразилия вовсе, а страна, удалённая от нея! Но дабы сон Ваш, мистер Гамильтон, спокоен был, название страны той ныне не секретной называть не буду… Миссию свою сверхсекретную Роберт Гриффит блестяще выполнил, о чём сам король сказал … в речи похоронной!
- Так значит, он мёртвым прибыл?! – Гамильтон воскликнул.
- Полумёртвым! Пред самым отплытием в дорогу обратную подхватил он (на сей раз уже в Бразилии) болезнь тропическую, современной науке неведомую. Пока из гавани ливерпульской во дворец королевский довезли его, усопшим на девяносто пять процентов стал. Выслушал Карл Второй отчёт о работе проделанной, изучил документы привезённые и столь возрадовался, что огласил указ о присвоении барону Роберту Гриффиту звания виконта с дарованием поместия немалого. Указ сей прослушав, возрадовался отец не менее, нежели Его Величество, ибо деньги, Кромвелем подаренные уже к концу подходили. Сие известно мне от матери, а той от короля самогО во время похорон с нею побеседовавшего… Но того более обрадовался отец мой умирающий, когда пришла в больницу к нему супруга любимая с дитём почти годовалым. А часа через три опосля оказания милости монаршей (аки и в случае Джорджа Гриффита-старшего с Кромвелем) облагодетельствованный преставился.
- Но Оливер Кромвель был не монархом, а лордом-протектором, - возразил Гамильтон.
- Всё сие было бы смешно, когда бы ни было так … глупо! – возразил на возражение Джордж Гриффит-младший. – Карл Второй сам заявил однажды самокритично, что "во времена Кромвеля на престоле был король, а ныне – бабник!" … Сильно опечалилась бывшая баронесса, а ныне виконтесса Мелани Гриффит, любимого мужа потерявшая. Брат ея Мэтью Хоггарт тоже опечалился, но не столь сильно, ибо опосля смерти зятя своего (и в результате оной) перешёл он автоматически из четвёрки сильнейших игроков аглицких в тройку их же.
- Ну что ж, человек младой! Род Ваш, несмотря на желторотость его, уважения достоин. А достойны ли Вы рода своего? Разрекламируйте себя, коли не затруднит просьба сия.
- Опосля беседы моей недавней с графом Макдауэллом самовлюблённым любая самореклама моя дополнительная лишь впечатление испортит.
- И то верно! – Гамильтон согласился. – А посему заявляю торжественно, что по мнению единогласному всего славного семейства Гамильтон подхОдите Вы, мистер Гриффит, на роль жениха Джейн прекрасной златокудрой!
- Остаётся выяснить, подходит ли на роль невесты моей сие чудовище моральное рыжее, ни малейшего пиетета к полу мужескому не испытывающее, ибо идеями феминистскими зловредными аки губка пропитано!
И открыл лорд шотландский рот свой от удивления великого и от возмущения неменьшего. Однако ничего не вышло изо рта его, ибо понял граф Гамильтон правоту суровую оппонента своего, коий продолжил:
- Но пересилила красота ея физическая уродство ея моральное, а посему готов я взвалить на плечи свои, а точнее – на выю свою ношу сию тяжкую и сочетаться браком законным с дщерью Вашей, мистер Гамильтон, своеобразною, тем паче, что приобрёл я в полку своём кавалерийском умение, коее поможет с подобною супругою управляться.
Тут нахмурился тесть будущий:
- Уж не глаголешь ли ты, охальник, об умении затаскивать в постель шлюх подзаборных и кувыркаться с оными к удовольствию похабному всеобщему?!
- Глаголю я лишь об умении (с богопротивною зоофилиею не связанном!) укрощать кобыл норовистых и превращать оных в лошадей дрессированных.
- Рад я, виконт любезный, что попадёт Джейн моя, от рук родительских отбившаяся, в руки надёжные! Токмо просьба нижайшая не шибко руки сии надёжные распускать.
- Действовать буду не стокмо применением силы, скокмо угрозой ея применения, что в сочетании с любовию моею страстною плоды принесёт.
- В каком смысле - "плоды"?
- Не токмо в детородном смысле, что само собою подразумевается, но и в смысле поддержания климата морального.
- Опосля слов сих утешительных предлагаю, зять мой будущий, на "ты" перейти.
- И рад бы, ваше сиятельство, да не могу по причине языковой, али по-научному выражаясь, лингвистической.
- Хоть и владею я языком шотландским, то бишь гэльским, но диалог наш на самом что ни на есть аглицком языке происходит.
- Вот именно! А на языке сем "Вы" лишь число множественное означает, ибо не принято у англичан величать единичного собеседника на "Вы" лишь в знак уважения политкорректного, будь даже визави оный душегубом али супостатом.
***