Мертвенная глушь. Небесная тьма с горечью обличает истинность теней. Они ложатся на землю невесомыми тучами. На гранитных блоках, укрывшись периной, сложенной из совокупления снега, тумана и исходящей из-под почвы трупной испарины, дремлют лилии. Изрубленные сосны застыли. Их кроны тянутся в бездонный мрак, и едва очерчиваются лунной искрой края веток. Сплошь царит оцепенение. Иногда слышны жалобные завывания. То ли диких зверей, то ли ветра, проникшего в брешь дубовых стволов. В нос вдаряет горячий смрад. щиплет пересохшую глотку. Вороны хрипло каркают, впиваясь когтями сморщенных лапок в облезшие кресты. Их бездонные глаза воровски сверкают в ночи, тоже будто облезшей, оливково-черной.
Непроходимый лес служит оградой покинутой верой поляне. Раньше ее топтали сапоги, и трава теперь не может протиснуться сквозь озлобленную твердь. Лишь голая, голодная целина. Ее бездушные стражи монотонно, почти шепотом поют оду аидову пристанищу, как молитву во имя человеческой погибели.
Чей дух нашел здесь упокоение? Чей проклятие? Буквы на памятниках стерлись, напоминают несвежие капли побелки. Валяются замызганные склянки. Из них соболезнующие вливали в беззубые рты самогон. На склянки прилипли, как черви, отпечатки жирных пальцев. Никогда. Никогда они не поддадутся гниению. Вечная память им. Им и погребенной в родных местах плоти. Быть может, ребенком кто-то скакал по этой поляне, заливаясь душистым смехом. Царапал лодыжки, прибегал домой, сверкая босыми, грязными пятками. Теперь тело его истлело. Отдалось Божеской власти. И было предано забвению, только-только он испустил последний вздох. Нет, конечно, не сразу. Немало омерзительно жалких слез пролили живые, отдавая дань. Им было совестно. Но более, чем гложемы совестью, они были злы. Уход их отсрочен, а здесь, по этому сторону беспощадного времени, дыхание идет в ногу с болью, что сдавливает череп. Нет покоя. Оттого живые злы на призраков.
Покой приходит с забвением. Ни блеск очей, ни завистливые сплетни - ничто не тревожит тех, что смиренно лежат под плитами на этой поляне. Но какова цена? Горе народам, племенам, семьям, что уже не найдут в своем сознании места для усопших. Они исчезнут. Единственная отрада человечества - память. Без нее оно оборачивается пеплом. А пепел разносится по свету. Он не дает ростков. И там, куда ниспадают серые крошки, ничто не рождается.
На горизноте дребезжит красная линия рассвета. Острия деревьев словно лезвием режут облака. Вороны парят над поляной. Жутко. Пробирает холод. Камешки скрипят под ногами. Сюда не доносятся визгливые крики деревенских детишек, не проскальзывает аромат топящихся печей в потрепанных домах.
Людские корни пребывают в забытии.