- А вот Наташа умеет петь.
Мы с Лилой сидели в обществе датских музыкантов в полуночном жарком Дахабе, и третий час кряду рассказывали о России. Запас истощался, но интерес не угасал. Путин тогда еще не пришел к власти, политическая ситуация в мире была относительно спокойна, и тем для разговоров, прямо скажем, было немного. А вечер был хорош. Мы пили ром, и в перерывах между болтовней, слушали приятное бренчание гитар. Лично мне все нравилось, но Лиле захотелось удивить.
- Ты что говоришь? Я — петь?! - прошипела я по-русски. Английский я тогда почти не знала, и Лила все переводила. Датчане с интересом уставились на нас.
- Пожалуйста, спой, я не умею. - Взмолилась она.
- Почему обязательно кто-то должен петь?
- Не знаю, я так устала переводить. Больше ничего не придумала.
- Ладно, - сказала я.
Датчане радостно схватили гитары.
- Что петь-то?
- Давай что-нибудь веселое.
- А-на-по-сле-док я ска-жуууу, - вместо этого затянула я.
Песня понравилась, все захотели послушать ещё. Я спела романс «Под лаской плюшевого пледа», затем «Мохнатый шмель». Датчане выразили восторг от живописных переливов русской речи и попросили продолжить. Перебрав лирический репертуар я перекинулась на русский фольклор.
«Ой, мороз-моро-о-оз, не морозь меня», - пела я. А затем: «Ой, то ни вечер, то ни ве-е-е-чер». И так далее.
Зрители не унимались.
Я спела «Огней так много золотых» и «Старый клен», вспомнила «Иронию судьбы» и песенку про тещу, затем «Мне нравится, что вы больны не мной». На песне «Вагончик тронется» я стала путать слова, оговариваться и хрипнуть. Датчане понимающе кивали и протягивали мне стаканчик с ромом.
«Мы к вам заехали на ча-а-с", - орала я.
Такого успеха в пении я никогда не имела. Талантов в этой сфере творчества я за собой не наблюдала. В детстве пела в хоре, но недолго, и максимум, что могла теперь - это попадать в тональность, да и то не всегда. Но датчане, хоть и были музыкантами, никаких погрешностей не замечали.
- Еще, еще! - Скандировали они.
- Лила, что петь? Помогай, - прошептала я, - моя фантазия истощается.
Идей не было.
- Ну?
- Может что-нибудь из современного? - вяло просияв ответила Лила.
Современное не вспоминалось, и я запела Пугачеву, затем Боярского.
- Сяду в скорый поезд, сяду в скорый поезд, - распевала я, и, не зная основного текста, придумывала на ходу, - И навеки сдвину... сгину я...
Наконец, я окончательно вымоталась.
- Все, - говорю, - концерт окончен. Пойте сами.
- Плиз, Наталья! - Просили развеселившиеся датчане.
Я поняла, что просто так их не остановить, нужно что-то мощное. Мозг отчаянно работал. И тут я ощутила как накатывает волна, спасающего от краха куража.
- Гоп-стоп, мы подошли из-за угла. - Неожиданно запела я. Рядом раздался смешок Лилы.
- Гоп-стоп, ты много на себя взяла. - Охрипший голос пришелся кстати. Я изобразила кривую ухмылку и нагло продолжила:
- Ты шубки беличьи носила, кожи крокодила...
Это был фурор. Датчане бренчали на гитарах, я на весь Дахаб орала: «Теперь расплачиваться поздно, посмотри на звезды».
Когда песня кончилась, музыканты бросили гитары и тихая египетская ночь наполнилась новыми звуками. Восторженные слушатели размахивали руками и говорили наперебой, восхищаясь музыкой и ритмом. Но я их не слушала. Откинувшись на спинку стула, я смотрела на небо, ощущая свое родство со вселенной. Неожиданно Лила повернулась ко мне, выглядела она озадаченно.
- Натали, - сказала она, - ребята спрашивают о чем песня.
- О том, - решила выдать я всю правду, - как девушка сдала шайку бандитов полиции.
Датчане выслушали перевод и удивились.
- И они ее за это убили.
- Как убили?! - Пролепетали они.
- Как. Просто, - ответила я без эмоций, - зарезали.
Вновь обретенные друзья встревоженно молчали.
- А вообще, это веселая песня.
С музыкантами мы очень подружились. И после возвращения из Египта, отправились навестить их в Дании. Через год Лила вышла замуж за одного из них, я, конечно же, пела на свадьбе. Выступила плохо, но кроме русских гостей, надеюсь, этого никто не заметил.