Чистый апрельский утренник с перезвоном и похрустыванием льдинок, с монотонным бормотанием тетеревов, сменялся дневным гомоном грачей и пробуждением земли. Всё это невозможно не заметить, пробираясь раскисшей лесной дорогой.
Спокойные, с почти не заметным летом течением, речки кипели, подмывали высокие берега, толпились обломками льдин у поваленных в воду деревьев. Страшно хотелось пить, но свинцовая поверхность воды отпугивала, заставляла проходить мимо с надеждой побыстрее добраться до деревни.
И вдруг, я увидел в метрах пяти от дороги, вырывающийся из-под снега ручеёк. Он спешил, боясь, что тяжёлый посеревший снег рухнет и преградит путь к речке.
Чтобы хоть одним глотком утолить жажду, я спустился вниз по ручью и, обхватив его берега руками, глотнул. Вода пахла ландышем, снегом и ещё чем-то не определённым, но приятным. Я снова глотнул, и сам не замечая того, что от холода ноют зубы, глотал и глотал весну, окунувшуюся в ручей.