Как справедливо мог быть устроен этот мир, если бы закон кармы действовал по простой схеме: поступок – последующая расплата либо награда за него. В таком случае все были бы обязательно добрыми и порядочными людьми. Ведь повсеместно случалось бы то и дело, что вчерашний злодей сегодня угодил в лапы житейского правосудия: поугрожал, к примеру, кому-то наглый тип на джипе и вскоре после того въехал в огромную дорожную яму. Или добрый человек помог другому накануне, отдав последние деньги, и на следующий же день выиграл в лотерее. Но нет же, всё совсем по-другому в реальности. Наглые беспардонные типы зачастую никакой расплаты не получают, а добрые люди за свои хорошие поступки вместо спасибо попадают в неприятности. А общество молчаливо соглашается: наглость – второе счастье; кто успел, тот и съел; не мы такие – жизнь такая и т.д. Кстати, общество – это все мы.
Теософы терпеливо объясняют, есть ещё прошлые жизни человека и накопленные в них грехи. Допустим, что так. То есть добрый человек, страдающий от бедности и несчастий, никому ничего плохого не сделавший, оказывается, в прошлой жизни мог такого натворить, что в этой нынешней никак не распутать клубок прошлых прегрешений. И всё этой карме мало. Тогда как не обременённый моральными принципами богач, всё гадит людям и гадит, идёт смело по головам, и всё ему сходит с рук лишь потому, что он был в прошлой жизни самым добродетельным из своих современников? С трудом в это верится. Логично было бы предположить, что порядочный благородный человек таким и был в предыдущем своём воплощении, а неприятный господин без нравственных ограничений и ранее существовал таким же образом. Ведь душа переселяется та же самая. С тем же наполнением так сказать. Вот не вяжется в этой теории ничего.
По сравнению с этой теорией, пришедшей в нашу жизнь из индийских религий, более убедительным является христианское учение. Оно даёт ответы на эти вопросы. Почему человек добродетельный должен страдать? Лучше всего на этот вопрос ответил Лев Николаевич Толстой, посвятивший достаточно большую часть своей творческой жизни изучению христианской религии: «Каждый человек - алмаз, который может очистить и не очистить себя. В той мере, в которой он очищен, через него светит вечный свет. Стало быть, дело человека не стараться светить, но стараться очищать себя». Смысл не в страдании как таковом, а в его очистительной силе для человеческой души. И наград никаких не предусмотрено за этот духовный подвиг. Награда – сама чистота, которая переносит личность на другой уровень мировосприятия.
Существуют ли рай и ад вне нашего мира или нет, этот метафизический перенос разделяет людей между собой. И живя в материальном пространстве бок о бок, они могут духовно находиться в разных измерениях, похожих возможно на рай и ад. Возвышаясь над своими физическими потребностями, человек поднимается и над своим страданием. Отсутствие каких-либо благ уже не беспокоит. Умиротворённость духа защищает от житейской суеты и социально навязанных стереотипов. В этом измерении жить и проще, и сложнее одновременно. Проще потому, что этот вечный свет, о котором говорил Толстой, позволяет видеть суть всех явлений и процессов на Земле, даёт возможность приблизиться к истине и выйти из толпы стенающих о несправедливости человеческого бытия. А сложнее наверно потому, что их ведь мало – очищенных алмазов. И между ними километры. И им одиноко в своём другом измерении.
А нам, живущим в мире несправедливой кармы, виден благодаря их сверкающим граням вечный свет, хотя бы издалека.