Университетские дневники. Март 2002 года.
О любимом учителе, профессоре Сергее Юрьевиче Баранове.
14 Марта.
...появляется он, в своём неизменном костюме, строгий, чуткий к каждому шороху в аудитории. Он взлетает на сцену, едва заметно кивает головой, и все садятся.
Сегодня Баранов был в ударе. Он всегда читал вдохновенно, но сегодня... сегодня это был комок неукротимого желания и духа. "Там! Там мир идеалов, мир поэзии! А здесь лишь пошлая реальность!" - взывал он, приподнимаясь на цыпочки и протягивая ладони к широким окнам лекционной. Солнце исцарапало аудиторию лучами...
16 марта
На большой перемене встретил Баранова и зачем-то, вместо "здрасьте", сказал "спасибо". Он не услышал, а я, стыдливо отвернувшись, чуть не врезался в декана...
18 марта
У Баранова на лекции кончился мел, и солнечная фея совсем пропала из виду...
20 марта
Сегодня великий демон-филолог торжественно открыл нам новую тему - Пушкина, и так же торжественно не впустил опоздавшую студентку в лекционную. После долгих уговоров девушка, нарочно пустив слезу, хлопнула дверью, а хмурый Баранов неуверенно начал своё выступление. Однако, через пару минут он вошёл в прежнюю колею и с той же вдохновенной яростью увлекал нас в загадочное "там", где когда-то жил и чувствовал кудрявый лицеист...
Солнце молчало... Мир молчал. Только звучный тенор Баранова вдумчиво пел "Воспоминания о Царском селе", и наши сердца стучали ему в такт. Этот человек никогда не был для нас простым преподавателем, хуже того, преподом. Он - учитель, именно учитель, который с каждой лекцией оттачивает нашу речь, наш слог и всегда ставит перед нами высокую, почти недосягаемую планку...
25 марта
Три последних дня утонули в солнечном тумане – Светило поэзии не покидало аудиторию номер 95. Бедный Баранов метался по сцене в поисках тенистого уголка, однако это совсем не мешало ему с тем же барановским энтузиазмом декламировать нам сцены из "Бориса Годунова" и грозно сотрясать профессорским кулаком утренний "аир" лекционной. Я обезумел окончательно и после очередной декламации, огретый солнцем и поэзией, выпалил: "Браво!" Вся аудитория оглянулась и немедленно разразилась хохотом; Баранов едва заметно улыбнулся и прищурил левый глаз, а багровая от стыда Ирка зачем-то принялась меня оправдывать...
26 марта
Эту неделю все мы окрестили пиршеством русской литературы. Лекции Баранова волею деканата гремели на нашем курсе уже пятый день подряд. Сегодня зазвучали первые нотки реализма в творчестве Пушкина, а в голосе нашего великого филолога раздались первые нотки раздражения. Наконец-то, Сергей Юрьевич заметил, как Ирка тихонько почитывает на его лекциях женские журналы, и сделал ей резкий выговор. Ирка жутко покраснела и судорожно принялась стенографировать лекцию на каком-то мятом обрывке. Я тихо улыбнулся. Баранов был прав, скорее, не как педагог, а как блестящий исполнитеь чудесной роли, как артист, не сопереживать игре которого было бы нравственным преступлением. На ум мне сразу же пришёл вспыльчивый Бетховен, звонко хлопающий крышкой рояля и в гневе покидающий зал - и всё это лишь потому, что две придворных клуши соизволили сплетничать во время его игры!..