ОЭН
- ...Кстати, о девочках! Есть такая шутка: ...В женском монастыре идет вечерняя трапеза. Настоятельница объявляет: «Сегодня, сестры, на десерт вам будет свежая морковь». Дикая радость! Настоятельница сурово: « Тёртая».
Хор мужского хохота прокатился по перрону вокзала и ушел в паутину железнодорожных путей, где в закате погрузилось солнце. Было еще светло. Заморосил дождь. В ожидании отправки поезда Оэн вышел из вагона, чтобы выкурить папиросу. Прямо возле двери он попал в вынужденное соседство с группой мужчин, которые провожали высокого молодого красавца. Тот с особым цинизмом извергал из себя непристойности, а развязанная манера его окружения и неестественно громкий смех: все говорило о том, что проводы проходили уже давно с явным перевыполнением застольной программы. На красавце была распахнута тяжелая шуба и от того, что тело находилось в постоянном движении, он походил на разнузданного жеребца под распоротым мехом драгоценного зверя, Броская несезонность одежды подчеркивала его тяжеловесность и ощущение физической силы. Сознание этой силы было в выражении глаз - наглой самоуверенности. «С такими глазами бомбы в тиранов метать, а не скабрезные анекдоты по вокзалам рассказывать»,- с неприязнью подумал Оэн.- «И ведь слушают!»
Жеребый красавец после каждой сальности похлопывал по плечу маленького, коренастого человека и простецки называл его «дружище», хотя внешняя разница в их возрасте исчислялась десятилетиями.
- ...Дружище, а ведь ты был не промах по этой части, признайся?- услышал Оэн под общий хохот вопрос красавца. Пожилой человек в ответ криво ухмыльнулся. Смех раздался с новой силой. Оэн посмотрел на красивого юношу и услышал голос сына. К голосу прилепилось его издевательское лицо... Он замычал, закивал головой, рукой оттолкнулся от поручня, сделал несколько шагов и попал в жернова толпы только что прибывшего поезда. Углы чемоданов, спицы зонтов, женские локти, раздраженные окрики – одной гигантской машиной избиения обрушились на него в ту же секунду. Обруганный и избитый, он с трудом протиснулся к самому краю платформы, где спиной прислонился к стеклу чужого поезда. С губ слетело только одно слово:
- Гадость...
Но его значение было забыто где-то в жестокой суматошности людей. Вокруг суетливо мерцали железные бляшки на груди носильщиков. Он с радостным облегчением заметил, что на него уже никто не обращает внимания. Чтобы окончательно успокоиться, привычно закурил. Горло сквозь табачный дым приятно защипало от дорожного запаха шпал с щепоткой топливной гари. Ему захотелось завернуться в эту дымку, чтобы только без конца слушать, как потрескивает ноздреватая пелена под иголками дождевых капель. Перрон постепенно, словно тюбик, выдавил между поездами основную массу приехавших. Сквозь нее, в противоположном направлении, одинокий опаздывающий пробивал себе дорогу двумя носильщиками.
- Да, помогите же, наконец! – раздраженный возглас заставил Оэн обернуться. Голос принадлежал хрупкой девушке. Ее раскрасневшееся лицо с искаженными чертами лица явно говорило о том, что она ненавидела в данный момент не только себя, чемодан, застрявший у выхода из вагона, но и всех мужчин вместе взятых.
- Вы мне? – искренно удивился Оэн.
- Ну, глупо же,- уставшим голосом произнесла девушка. Она оглядела опустевший перрон - и было не понятно: то ли она жаловалась, то ли сердилась.
- Позвольте мне? - поспешно предложил Оэн, решив, что инициативу помощи все-таки лучше взять на себя. Когда с освобожденным чемоданом в руке он повернулся к своему поезду, дали предварительный гудок. Следующие события разворачивались на его глазах с такими подробностями, будто в посредственной драме им заменили скончавшегося на сцене статиста. «Занавес» взлетел вверх...
Опоздавший пассажир с двумя носильщиками стоял за спиной молодого красавца и шарил по карманам, видимо, в поисках билета. Пока гудел локомотив, их не замечали. Как только «ту-у-у-умный» звук оборвался, маленький пожилой человек достал из-под плаща золотой брегет, и, почему-то обратившись к носильщикам, с улыбкой сказал:
- Пора.
Остановившиеся мгновения в развернувшимся перед остолбеневшим Оэн «акте» стали дробить его память неповторимыми секундами жизни. В один момент он увидел ахнувший взгляд красавца под распахнутый плащ недавнего «дружищи», взлетевшие в броске руки носильщиков и недосмеянный смех на лице всей компании. Жуткий крик в сторону Оэн сдавили его пальцы на ручке чемодана.
- Девушка!.. Милая!.. – взревел молодой красавец, с усилием протягивая к нему руку, на которой повис один из носильщиков. Если бы сейчас девушка шепнула Оэн: «Это не вам», - он все равно не поверил бы ей.
Такой маневр удивил не только его. Красавец, воспользовавшись секундами замешательства, дернулся всем телом, и вцепившиеся в него пальцы соскользнули по мокрому от дождя меху. Неожиданно для нападающих он с гулким стуком ударился спиной о платформу, что дало ему возможность сработать ногами. Оба молодца, звякнув бляшками, завернулись сверлом в боль. Подняться ему не удалось: подоспел эксопоздавший и все старался ногой попасть в незащищенный мехом распах на груди изворотливого под ним «зверя». Удар в лицо настиг жертву, когда красавец сделал попытку вскочить на ноги. Скорчившись, он налету подхватил за щиколотку ударившую его ногу и тут же рухнул на нее всем телом, с хрустом переломив коленный сустав. Вместе с изуродованным телом носильщика по перрону покатился сломанный болью крик. Несколько секунд красавец неподвижно лежал лицом вниз посреди платформы. Удар пришелся ему чуть выше подбородка, и в тот момент со стороны было страшно наблюдать, будто человек, ухватив обутую в сапог ногу, сам запихнул ее себе в рот. Маленький, пожилой мужчина без суеты, спокойным шагом успел за это время зайти ему в голову. Заученным движением опустил руку в карман, но расстегнутый плащ не позволил ему сразу извлечь нужный предмет. Жесты стали поспешнее. Оэн выпустил из руки чемодан и, не слыша себя, зачем-то крикнул:
- Ну, давай же! Давай!
На плече у него вздрогнула девушка. От страха она успела сбоку прижаться к нему всем телом и делала это с такой силой, что от напряжения у нее из носа текли сопли. Увидев, что под шубой буграми возникло движение, девушка захлебнулась прерывистым вздохом. Красавец по-бычьи выгнулся на руках, подтянул под себя ноги, затем неестественно легко выпрямился во весь рост. Его лицо подействовало на окружающих сорвавшейся со скалы каменной глыбой. Собственно лица не было: было кровавое месиво с повисшем на лоскуте губы белым зубом. Все бросились врассыпную. На месте остались стоять только пожилой мужчина уже с револьвером в руке и за ним скульптурная группа из девушки, ее чемодана и Оэн. Сбоку зашевелились носильщики. Придерживая за подбородок остатки лица, бывший красавец ринулся в сторону Оэн. Движение могучего тела было настолько стремительным, что «дружище» не успел выстрелить: его просто отшвырнули с дороги, как расшалившегося щенка. Выбитый револьвер волчком отлетел далеко вперед, к ногам девушки. Оэн даже не взглянул на него. Он просто закрыл глаза. В ту же минуту шуба мокрым ворсом мазнулась по его левой щеке, и сильная рука нестерпимо сдавила волосы на макушке. От неожиданности он споткнулся о чемодан, но цепкая рука удержала его от падения. Как только холодный железный штырь уперся ему в затылок, кисть медленно отпустила волосы и мокрыми пальцами сползла по шее. Когда Оэн открыл глаза, то увидел, что окна поезда напротив были залеплены многочисленными лицами пассажиров; в пяти метрах от него двое носильщиков в унисон работали легкими; маленький пожилой человек стоял несколько в стороне. Все смотрели на них с девушкой, которая продолжала тянуть вниз его правый рукав.
- Не бери грех на душу, - спокойно сказал пожилой человек, обращаясь к нему. Между словами у него отчетливо были слышны грудные хрипы.
«Что ему от меня нужно?»- сразу не понял Оэн. Сознание высекло: «Грех! Какой грех? Чей грех?..- испуганно заметались мысли,- Зачем железкой в шею?» Затем догадался: «Это – ему: тому, кто сзади. Что он хочет сделать?» - уже с раздражением подумал он. Наконец понял: «Выстрелит в затылок, и я умру... Умру навсегда... Нет, нет. Жить!.. Почему меня? Поездка, мечты, комнатка с глухонемой старушкой – жизнь только начинается!.. Часы!- чуть не вскрикнул Оэн и вспомнил завещание отца и претензии сына,- Нет, сынок, рано радоваться – еще поживу!»
Ярость горящим снопом бросилась в лицо. Краем глаза он увидел, как медленно пополз под его ногами перрон в сторону вокзала. «Поезд тронулся!» Ствол содрал кожу с затылка, громким хлопком вогнав в его ухо пузырь воздуха. Тогда Оэн с разворота ударил головой в окровавленное лицо стрелявшего. Он скорее почувствовал, чем успел увидеть, как опухшая мякоть на костях черепа брызнула тяжелым соком... «Занавес» упал.
Остальное Оэн помнил кусками. К нему подбежала какая-то женщина и стала чем-то мокрым обтирать ему лица. Он все время пытался отпихнуть ее и спрашивал, когда будут отправлять его состав... Видел, как на ходу снимали с поручня движущегося за ним вагона зацепившуюся шубу; и как та волокла по платформе чье-то грязное тело; обморочное лицо молодой девушки... Лучше всех в памяти запечатлелся образ маленького, пожилого человека. Тот первым делом подошел к нему и с отеческой заботой сквозь грудной хрип спросил:
- Как вы себя чувствуете? – и, не получив ответа, добавил, уже размышляя сам с собой: - Если бы красавчик не зацепился, вопрос о самочувствии был бы излишен. А шуба то тяжелее, чем кажется...
Оэн хотел было посоветовать ему поездку в горы для лечения органов дыхания, но вместо этого подал свою визитную карточку.
- Вот и хорошо, - сказал пожилой человек и скинул подбежавшему «носильщику» свой темный плащ. Оэн почти не удивился, когда увидел под ним форменный мундир при орденах. Сиятельный эполет расплавленным золотом протек по аксельбанту, и капельки дождя, растворяясь, шипели на его поверхности. Он отказался от головного убора, позволив накинуть на себя лишь неизвестно откуда взявшуюся шинель. Достал из брюк раскладной нож, и, когда поднесли злополучную шубу, движением балаганного иллюзиониста вспорол под ней подкладку. Словно сухая, рождественская елка, шуба от прикосновения чужих рук в один миг ссыпалась на мокрую платформу горкой «забытых подарков». Множество белоснежных листков были свернуты в тугие бумажные палочки, концы которых спаял сургуч. Один из «носильщиков» криво ухмыльнулся:
- Экселенс, похоже, все они здесь, - коленочками по платформе: стук-стук...
- Не все, милый, не все... - по-стариковски посетовал пожилой человек и, проворно присев, тут же выбрал один из «подарков».
«Поэт...,- с издевкой подумал Оэн, посмотрев на умиленного «носильщика»,- коленочками по платформе...». Он увидел, как на миг омрачилось его лицо ученика, который заметил ошибку любимого учителя. Срезанный сургуч не дал результатов: внутри трубочки была пустота. Зато завернутая сторона бумаги была исписана крупным подчерком, и в углу стояла цифра «1». Бледные строчки, не светлее самого листка, отчего-то даже на расстоянии были ясно различимы, будто писавший провел ювелирную работу, приклеивая на бумагу каждую букву в отдельности. Пока пожилой человек, сидя на корточках, в глубокой задумчивости переворачивал в руках загадочные письмена, в глаза Оэн большими буквами бросились две заглавные строчки:
«ПРИНЦ»
«... ОДНОГО ОДИНОЧЕСТВА»
Было очевидно, что во втором предложении не хватает слова, а вместе с ним отсутствовала раскрытая скобка. Пожилой человек, отложив на колено листок, достал безупречный носовой платок, чтобы вытереть влажные от дождя и напряжения ладони. С удивлением он обнаружил пропавшее слово: оно было оттиснуто на большом пальце его левой руки.
- ЯИРОТСИ! – вслух медленно произнес он.
- ИСТОРИЯ, - тихо подсказал ему все тот же «носильщик» и, подхватив с его колена все тот же листок, спросил:
- Разрешите?
Пожилой человек уже с любопытством позволил:
- Ну-ка, ну-ка...
Он с видимым усилием поднялся на затекших от сидения ногах и, уже стоя, продолжал следить за хитроумными манипуляциями своего подмастерья. Парень ловким движением поместил на вытянутой руке листок так, что строчки оказались в вертикальном положении. Достал из своей рабочей куртки точно такой же раскладной нож, затем завернув желобком нижний край бумаги, сверху провел по ней острием лезвия. Задетые строчки кучкой пепла остались лежать в белоснежной ложбинке. Пожилой человек с торжеством посмотрел на Оэн, будто выиграл спор. «Ну? Что я говорил? Не зря, не зря, батенька, вы пострадали» – сказал его взгляд.
Первое, что сделал Оэн, когда вошел к себе в купе – проверил на месте ли часы. Затем удобно устроился на диване и закурил папиросу. В двери появилось незнакомое лицо под фуражкой с блестящей кокардой. Оно тихо, с подобострастием спросило:
- Что нашли? Опиум?
- Пшёл вон... и чаю, - устало бросил Оэн, хотя понятия не имел, что это за человек. Тихая в своем злорадстве мысль заставила его тут же забыть исчезнувшее лицо. «Это еще не конец», - подумал он и почувствовал, что засыпает. Набирая скорость, поезд все чаще бился об рельсы, наворачивая на стук колес колючую паклю сонливости.