После Троицы установилась сухая жаркая погода. Затянулась она надолго. Для сенокосной-то поры благодать. А вот за посевы, сплошные переживания: – не было бы засухи. Южные степные ветры, да каждодневное солнце иссушили почву. Зерновые на полях приостановили рост. Потрескавшаяся земля просила влаги. На выгоне пожелтели, пожухли травы. У домов, высунув языки, изнывали от жары собаки, ленивые и равнодушные ко всему. Куры прятались в холодок, в тень, или, закопавшись в песок и распластав крылья, лечились от своих куриных болезней, широко раскрыв клювы.
Каждое утро, выходя из домов, селяне с надеждой всматривались в голубое бездонное небо, далёкие горизонты. Со своими грядками люди как-то справлялись. Кому было под силу, носили воду из реки для поливки овощей. Далековато, а что делать? На картошку, конечно, воды не наносишь, – ну, что уж будет. Его святая воля!
Как-то за ужином мать сказала: – Намедни в сельпо говорили, будто верующие, наши богомольные старушки, хотят пешочком сходить в село Каменское помолиться и позвать батюшку, отслужить молебен на полях. Чтобы оказал Господь милость свою – послал селянам дождичка благодатного.
– Это ишо как власти разрешат, – в сомнении покачал головой отец.
– Наши-то, сельсоветские, разрешат, лишь бы районные не прознали, – вступил в разговор Николай. В пользу молебна он особо не верил. Приспособив старую телегу под водовозку, и приладив её к трактору, возил в кадушках воду из реки. Хорошо сыновья помогали – и делу польза и в речке побаландаются.
– Большие уже, а дети всё!
В одно из воскресений, поутру, мать сказала ему: – Повремени ноне с водой-то, должно дожжок будеть, с ночи поясницу и ноги ломает.
– Да, хорошо бы, но вода нам на другое дело нужна, – ответил он.
Решили они с отцом, пока есть время до уборочной, да и ребята на каникулах, расширить каменный двор. Скоту и птице будет просторней. На стройку, навозил он с ребятами и камня и глины.
– Эй, лежебоки, вставать пора! – постучал он в летнюю каморку мальчишек. До обеда разобрали каменную кладку стены, подготовили траншеи под новую стену. Пока ребята докапывали, Николай завёл трактор.
– Эй, Орёлики, поехали за водой!
У церкви на площади толпился народ. Церковь была закрыта ещё с довоенных времён. Батюшку, отца Димитрия, забрало НКВД ещё в тридцатых годах. Будто агитировал он прихожан против Советской власти. Больше о нём не слышали. Церковную утварь селяне растащили по домам, как бы на сохранение. Кто знает, чем далее дело обернётся?
Божий храм стал зернохранилищем. Новых амбаров колхоз ещё не настроил, а бывших господских было немного. Бывало, в храме, при работе кто и ругнётся непристойно. Спохватившись, крестится, с опаской взирает на лики святых. Но сиюминутной кары не было. Видать все грехи взяла на себя Советская власть.
Уже возвращаясь с водой, перед мостом, пришлось остановиться и переждать пока через мост пройдёт крестный ход. Впереди вышагивали малые вездесущие мальчишки и девчонки, одетые в заплатанные пёстрые, рубашёнки, сшитые из разных кусочков ситца. В невзрачных платьишках, а то и вовсе голопузые, да босые. За ними суетно молящиеся старушки в чёрных платочках. А в их окружении степенно двигался батюшка довольно преклонных лет. Под его чёрной рясой заметно выдавался живот. Дорога, явно, для него была в тягость. С придыхом гнусавил он певческие молитвы сквозь густую седую бороду.
Золотыми окладами сияли на солнце иконы. Лёгкий ветерок шевелил ленты на немногих хоругвях. Из кадила, в руке батюшки, вился едва заметный дымок. Поравнявшись с трактором, батюшка обернул лик свой к Николаю и ребятам. Чуть заметно поклонился, качнул в их сторону кадило и осенил крестом. Николай приложил руку к груди и покорно склонил голову, пока проходила вся процессия. А на взгорке ждало, волновалось под суховеем большое ржаное поле.
– А ну-ка, Колька, садись за руль!
Старший сын плюхнулся на освободившееся сиденье и до белизны суставов вцепился в штурвал.
; Ну, не забыл? Сцепление, передача, газ? Тогда поехали!
Колька всё сделал правильно, только резко отпустил педаль сцепления. Мишка покачнулся, но Николай удержал его и сделал замечание старшему:
– Другой раз педаль отпускай плавно, не дёргай! Он уже не раз доверял ему управлять трактором. А потом и младшего надо подпускать, так думал Кайманов, глядя на своих способных сыновей.
Подъезжая к пересечению улицы, ближней от реки, Николай обратил внимание на непонятный бабий переполох, беготню. Слышался визг, хохот. «Что они там, в догонялки играют»? Из крайнего дома, загадочно улыбаясь, вышла молодка с ведром. И когда трактор проезжал мимо, она окатила водой всех Каймановых. Николай сначала опешил, даже рассердился. А женщина на всякий случай отбежала подальше от дороги и, хохоча, прокричала издали: – «На дождичек!» …
Да, Кайманов знал о таком действе. Так селяне исстари зазывали дождь во время засушливой поры. В своей жизни он видел это не раз, а иногда и сам участвовал. Сначала обливают друг друга водой, а потом войдут в кураж, и кто кого пересилит, тащат к реке, бросают, в чём есть, да и сами прыгают…
И диво! Далеко после полудня с востока потянул ветерок и по небу побежали лёгкие облачка. Они сгущались, кучерявились, превращались в чёрные тучи. И вот темень накрыла всё село. Только белая церковь, её белый шпиль без креста, были светлым пятном в этом притихшем мире. В курятник заторопились куры, тесно грудились, поспешно занимали насест. В свои будки спрятались собаки. Засверкали молнии, загрохотал гром и вскоре долгожданный дождь пролился на жаждущие поля, луга и сады.
Николай с Евдокией, мальчишки, стояли у стены, под широким карнизом вдыхая запахи трав и дождя. Над ними, под стрехой, ворковали голуби, и ливень грохотал по железной крыше.
– Боже мой, благодать-то какая! – обронила Евдокия, приклонившись к плечу мужа. В дверях сенец, истово крестясь, пришёптывала мать: – «Слава тебе господи, услышал нашу молитву, заступник наш!»
Дождь лил два часа кряду. Потом, излив свои припасы, враз утихомирился. Разошлись тучи, заголубело небо и засияло солнце. Отряхнулись деревья, запели птицы, вылезли, на свет божий, собаки. С хлопаньем крыл появился петух. Взлетел на плетень и восторженно закукарекал. С насеста слетели куры и кокоча покидали закут. Мир, омытый дождём, преобразился. Зазеленела трава, засинели дали, и будто на выстиранном ситчике неба, над лугами, над горой, повисла многоцветная радуга.