10
– Ну вот-с... – продолжил, наконец, старик, – а я-то всё тяну и тяну с главным... Нелегко рассказывать о таком. Но я и всю эту ерунду тоже не зря расфенивал. Просто теперь ты сможешь лучше понять, как произошло то, о чём я тебе сейчас расскажу. Что случилось со мной и дедом твоим в пятьдесят третьем году. Ведь нам довелось сыграть роль в истории, в одном-единственном эпизоде истории... всего на час. Но в страшном эпизоде! Да, я о себе ещё должен кое-что сказать... Я же был тогда молодой романтик! Верил в добро, в справедливость... Это часто бывает с молодыми людьми... И особенно тогда! Несмотря на всё, что нам довелось испытать, видеть... Вообще на всё! Так победа же, Андрюша!.. Ну молодость, конечно, молодость... Ладно. Наверное, и дед твой таким же был, но он очень был сдержанный, о подобных вещах не говорил никогда. Замкнутый. А вот Берия, кстати, всё время поддерживал во мне эти чувства. Не напрямую, конечно, но, как он умел, исподволь всё время подводил... А события-то разворачивались известно какие! И получилось, что те самые люди, кто были героями моей юности, оказались в тюрьме, а потом были расстреляны. Понимаешь, какое это впечатление на меня произвело? А Берия заботливо поддерживал это впечатление. Он иногда, между делом, сообщал мне факты. Он-то как раз тут был ни при чём, как раз его враги создали это дело. Но он и не сопротивлялся по этому направлению, взял сторону, так сказать. Может, от него ожидалось, что будет сопротивляться, на это и выманивали? Не знаю... Но он не сопротивлялся, а мне постоянно подбрасывал факты о героях 12 августа, ну не только мне, вероятно. И вдруг, при очередном обследовании на медицинской квартире, говорит, мол, для тебя есть новое важное задание. И потом была встреча с ним на другой квартире. Оказывается, я назначался прямо в охрану дачи товарища Сталина в Кунцево! Представляешь, какая это была для меня неожиданность! Совсем не мой профиль! Я же врач! Но я не один назначался, а как раз... вместе с твоим дедом. Вот, наконец, я и о деде твоём могу рассказать. Я с ним познакомился на той медицинской квартире. Он был, так сказать, хозяином этой квартиры, то есть ответственным за неё. На нём было обеспечение конспирации, охрана, организация работы, в общем всё. И надо сказать, хоть судьбы у нас были совсем разные, а мы подружились. Ну, это была не дружба в нормальном смысле, ведь мы могли встречаться только на этой квартире, то есть на работе... Но симпатия была. Он же фронтовик был, герой! А старше-то на каких-нибудь три-четыре года. Хотя тогда казалось, сильно старше... Что фронтовик, кстати, я узнал случайно. Мы не должны были друг о друге ничего знать. Он в 18 лет пошёл воевать, потом после курсов стал лейтенантом, а когда мы познакомились, был уже капитаном. Войну закончил старшим лейтенантом, демобилизовался, немного поучился на гражданке, но прямо с третьего курса был направлен в органы. А на войне в разведке служил, настоящий герой, ордена, медали... Я об этом ещё расскажу обязательно, позже. Так вот, Берия, конечно, заметил эту нашу дружбу. Что бы он что-то да не заметил! Я думаю, ещё и поощрял её. Исподволь. И теперь оказалось, что мы оба направлялись на службу в охрану «ближней» дачи. Это всё предыстория, я тут долго распространяться не буду, как мы туда попали, какая была служба. Единственное, скажу, что мы были не в самих зданиях, то есть не в личной охране, но и не на дальних подступах. Мы были в так называемом втором кольце, это посты по всему периметру, метрах в двухстах собственно от территории. Какие задания давались на наш счёт командирам, мы естественно, не знали. Да, я ещё не сказал, что произошло наше назначение в охрану Сталина сразу после Девятнадцатого съезда, в декабре 52-го года, после того, как были уже арестованы и бывший начальник охраны, и бывший личный секретарь Сталина. Обоих кому-то удалось очернить в глазах Хозяина... Берии, конечно, но как-то косвенно, не напрямую... Тогда, правда, ни я, ни твой дед особенно ничего не подозревали. Чувствовали, конечно, что странно всё это. Но... До самой беседы с Берией в конце февраля – ничего! И за всё время службы я самого Сталина так ни разу и не видел, даже издали. Кортеж пару раз видел, а самого его нет. То, что разворачивалось в это время «дело врачей», я конечно знал, и дед твой знал. Газеты-то читали! Я ужасался. Он, думаю, тоже. Разумеется, мы никогда не обсуждали этого. И вот однажды, я только сменился с дежурства, прибыла машина. За мной. Меня отвезли на какую-то конспиративную квартиру, вообще не в городе, скорее дачу. И там провели в кабинет и оставили одного. А минут через пять появился Берия. Самый дружелюбный, какой только бывал за всё время!. Как, да что, как служится, и всё такое. Как там Лен? Это о деде, я потом объясню. Чай принесли. Представляешь, чай! И тут Берия заговорил сразу и о главном. Прямо спросил о моём отношении к судьбе героев 12 августа. И понимаешь, я не мог ему соврать! А он будто бы только этого и ожидал. И говорил долго. Так убедительно, захватывающе, как никто кроме него не мог. Гипнотизировал! Он говорил о несправедливости, о чёрной волне контрреволюции, захлестнувшей партию и госаппарат после войны. О том, что планируется... И это главное было, что планировалось! Я пересказывать не буду, тем более дословно уже не помню, помню только тот ужас, который меня охватил. Меня, идеалиста, уязвил в самое сердце этот надвигающийся кошмар. И я ведь знал, что это правда! Я читал газеты, ужасался «делу врачей», и думал тогда, точно думал, ещё до встречи с Берией, – кто это в силах остановить? И был уверен – только Берия! Такой человек... не мог что-то не сделать! И вот этот вызов, этот разговор! Я находился тогда как бы в трансе под действием его чар. Это, клянусь, было что-то мистическое. Обрисовав ситуацию, Берия прямо сказал то, к чему я был готов давно, что в центре сил зла стоит лично сам Сталин. И пока он жив, зло не остановить. И что моя задача будет способствовать торжеству справедливости. Тут же оговорился, мол, нет, не убивать. Моя задача – именно торжество возмездия за героев 12 августа, а предотвращение грядущей беды – задача других лиц и вообще не моё дело. И сразу сообщил, что я должен действовать заодно с твоим дедом, что с ним разговор уже состоялся, а теперь необходимо поговорить с нами обоими. Тогда мы прошли через коридор в другую комнату, где действительно нас ждал Лен. Этот разговор был уже короток, точнее вёлся в приказном тоне. Нет, не короток, даже наоборот... Берия сам лично по шагам расписал, что мы должны делать. Качества нашей памяти были ему, конечно, известны. Что ни одно слово не ускользнёт и не забудется. И странно мы это тогда воспринимали. Чем более ужасны оказывались те вещи, которые он нам говорил, тем с большим воодушевлением мы готовы были их исполнить, невзирая на колоссальный риск. Я расскажу об этом дальше. При этом, кстати, Берия не однажды процитировал Библию: «Поступи по мудрости твоей, чтобы не отпустить седины его мирно в преисподнюю». И ещё: «Ибо ты человек мудрый и знаешь, что тебе сделать с ним, чтобы низвести седину его в крови в преисподнюю». Вот так. Ну а потом дал конкретные указания, когда, как и куда направляться с нашего поста в ночь на 1 марта. Больше никаких указаний для нас не полагалось. Только действовать, как сказано. И мы с искренним воодушевлением заверили Берию, что исполним правосудие в точности.