Медные ключики часть 1

Медные   ключики
-1-
Замотавшись по - старушечьи шалью, Степанида вышла на крылечко своего дома, присела на ступеньку и навалилась на шаткие перила.  Ни о чём не хотелось думать, хотелось только спать. Стенька, так звали её в деревне, двадцати четырёхлетняя  девка, оставшаяся с тремя малолетними братьями на руках после смерти родителей.

В январе, перед самой войной, умер отец. Мать пережила его всего лишь на  год. Павлику тогда было десять, Аркаше – семь, а младшему Ванюшке шёл пятый год. И эта троица осталась на её руках, когда ей самой то было всего девятнадцать. Пашке теперь уже, Слава Богу, шёл пятнадцатый, и он работал помощником конюха. Она- Степанида,  хозяйка этого, когда то крепкого, а сейчас сиротливо покосившегося дома. Детей у Шаповаловых было много, а вот теперь в этом доме остались только четверо. Старшая сестра Василиса вышла замуж в соседнюю деревню и жила там со своим мужем и маленькой дочкой Галинкой. Брат Михаил недавно пришёл с фронта домой без руки. Левую кисть оторвало осколком снаряда, но  все завидовали его жене Татьяне. Её муж вернулся домой. Когда то до войны Михаил был лучшим плотником в деревне, а сейчас работал в колхозе помощником бригадира.
Второй брат Виктор был на фронте и частенько писал Степаниде. Его забрали совсем недавно, ведь он всего лишь на три года был младше Стеньки. Надо сказать, Михаил и Татьяна помогали Степаниде, чем могли. Помогала и Василиса, пешком частенько приходившая проведовать братцев. Но основная забота лежала на ней - на Стеньке.

Некрасивая, с рябинками на лице от перенесенной, когда то в детстве ветряной оспы, да ещё с детьми на руках, могла ли она рассчитывать на какую- то ни есть личную жизнь, на любовь?
А вокруг бушевала весна, война шла к концу. Здесь в Зауральском захолустье не гремели взрывы, но война и здесь наложила свой отпечаток. Кругом только бабы да маленькие ребятишки.
Где то рядом раздались голоса, Стенька встрепенулась, встала, поправила шаль, и направилась к калитке.
- Подруга, выходи,- раздался звонкий голос Пелагеи. Стенька жила на краю деревне и уже все бабы были сборе. Они шли пахать землю.

Весна нынче выдалась дружная, но по ночам было холодно.
Степанида подошла к своему трактору, шершавой рукой провела по дверце:
- Ну что, дружок, пора!- и, повернувшись к Поле, добавила:
 - Готова, подруга?
Поля была прицепщицей у Степаниды.
- Заводи, - в ответ ей кивнула Поля.
Резкий звук оглушил предутреннею тишину. Затрещали другие трактора.
Вот уже год сидела за рычагами Стенька. Была на первом счету, работать она умела. Всё делала на совесть. В работе забывалась нужда, да и отвлекалась от своих девичьих дум.

Подошёл управляющий Артемий Силантьевич – молодой красивый мужик. Ещё до войны бабы сохли по нему. А теперь при  нехватке мужиков и вовсе был первым на деревне. На фронт его не взяли – у него была бронь. Он умело по - хозяйски руководил, был общительным, весёлым, но и, когда надо жёстким.
- Степанида, ты сегодня поднажми, допашешь на сорока восьми гектарах, переезжай на Симонов остров, начинай там пахать.
Стенька, молча, кивнула в ответ, но лицо её явно не выражало удовольствие.
- Знаю, Степанида, что это далеко, но ты девка ладная, дюжая,- и он взглядом окинул её крепкую фигуру. Стенька вспыхнула, потупилась.
Он знал, что давно нравится ей, да и только ей ли?!

Артемий Силантьевич был знатоком женской души. Ещё за долго до войны прославился он своим бурным романом с Верой Жуковой, спокойной и очень стеснительной девушкой. Была в ней какая-то особенная стать. Про таких говорили –«кровь с молоком». Всем была Вера хороша вот только голос у неё был, какой то глухой с хрипотцой, может  по этому она была молчаливой. После этой любви, которая будоражила очень многих женщин в деревне, остались у Веры безразличный взгляд да черноглазая дочка Тамарочка. Только глядя на нее, теплел Верин взгляд и ни в чём Тамарочка отказа не знала. А Артемий Силантьевич женился на Прасковье, здоровенной девке с красным, но выразительным лицом, а вот приданного у неё было не то, что у красавицы Веры. Жену Артемий Силантьевич не обижал, хотя больших чувств к ней и не испытывал.

Прасковья была беременная уже третьим ребёнком. Первым был сын девятилетний Лёшка, очень похожий на отца, но характером в мать. Такой же напористый и упрямый. Маленькая Надюшка, с тёмными кудряшками как у отца, была его любимицей. Не было дня, чтобы он не привёз ей «гостинчик от зайчика».
- Балуешь ты её, отец, - по-доброму ворчала на него Прасковья.
- Не слушай её, дочка, вот на, возьми, зайчик тебе выслал, - и доставал что-нибудь вкусненькое припрятанное для этого случая.

Трактора уже работали, стараясь перекричать друг друга.
Стенька тронулась первая, за ней потянулись другие. Сегодня переезжают на дальние поля. Это значит, короткая для отдыха ночь будет ещё короче.
               Привычно перебирая рычагами, думала Степанида свою думушку.
- Совсем забыла наказать Пашке, чтобы за Аркашкой проследил. Удумал, варнак такой, курить. Пашка самый старший из братьев, рыжеватый коренастый подросток, был её самым главным помощником во всём. Полная противоположность ему, Аркашка был черноглазым и черноволосым, как мать. За свои проказы и внешний вид был прозван цыганёнком. И вот сейчас со старшим сыном Михаила,  Ваней, был замечен в курении табака самосада, нарваного у соседки бабки Ульяны в огороде.
- Засунет окурок в пелену и поминай, как звали. Сгорит ведь, всё дотла сгорит,- сокрушалась, молча Стенька. Но постепенно мысли её вернулись к сегодняшнему утру.
Наконец он обратил на неё внимание! Стенька вновь вспыхнула, кровь горячей волной прокатилась по всему телу. Она даже на мгновение закрыла глаза. Трактор дёрнулся. Дремавшая Поля чуть не ударилась в лобовое стекло трактора, удивлённо вскинула брови.
- Ты что заснула?
Стенька не ответила, лишь улыбнулась ей глазами и чуть уголками губ. Закончив пахать на  сорока восьми гектарах, Стенька отправилась на Симонов остров. Это были относительно небольшие поля, разделённые лесными колками, в которых было много вишнёвых кустов.
Вишня ещё не цвела, но аромат  её уже распространялся кругом. Девчата развели костёр, сели обедать. Солнышко ласково пригревало, но ветер был холодным и пронизывал насквозь. Достав по большому куску хлеба, по паре картофелин с луком и бутылку молока, они принялись обедать. Они нежились на солнышке, вытянув затёкшие ноги.
- А знаешь, Стенька, вот кончится война, вернётся мой Стёпа домой, как я его встречу!.. Буду смотреть на него, любоваться, пылинки сдувать. Скорее бы только вернулся, мой соколик!- Поля болтала  не умолкая, а Степанида думала о своём. Про Аркашку, о том, что у Ваньки опять порвалась рубаха, ведь она ему достаётся после братьев. Вспомнила и про Василису - старшую сестру. Её муж Яков был председателем совета. Мотался по всему колхозу, в котором было пять отделений, дома бывал редко.  Они жили в соседней деревне, в десяти километрах от Степаниды. Василиса в свои редкие выходные приходила к ним с Галинкой. Приносила ребятам в холстеном мешочке крупы, соли, а иной раз и небольшие куски рафинада. Ребятишки ждали её прихода. Она по - матерински жалела их, и чем могла, старалась помочь Степаниде. Яков не препятствовал этому, но и не проявлял большого интереса к семье жены. Он всего себя отдавал работе. Был он невысоким и можно сказать даже хрупким, но лошадью управлял умело. Его отец всю жизнь батрачил конюхом, и Яков раньше скакать на коне научился, чем ходить.
Дня три назад приходила Василиса и сокрушалась, что Якова нет уже четвёртый день. Уезжал в район, обещал скоро вернуться, но всё ещё нет. С ним и раньше такое бывало, но как, то не спокойно на душе у Василисы.
Пригрелся у какой-нибудь вдовушки,- подумала тогда Стенька, но ничего не сказала Василисе.  Сейчас она вспомнила об этом и забеспокоилась.
- Что со мной? – недоумевала Стенька.
- Всё ли в порядке дома?
Её мысли опять вернулись к сегодняшнему утру. Она вспомнила, как оценивающе смотрел на неё Артем Силантьевич, и вновь удушливая волна захватила её. Она даже привстала, как буд-то потянулась навстречу ему, который так волновал её воображение.
- Ты чего?- спросила её дремавшая Поля.
- Пора, вставай!
Поля, недовольная тем, что прервали её отдых, тихонечко, что то бубнила себе под нос.
- На том свете отдыхать будем подруга,- строго прервала Степанида.

Солнце клонилось на закат, задевая верхушки деревьев, когда они снова решили сделать передышку. Обе чёрные от пыли и копоти, от чего зубы казались ещё белее.
Они перекусили оставшимся от обеда, погрелись у костра и снова в трактор. Домой вернулись за полночь. Степанида умылась тёплой водой, которую для неё приготовил Павлик. Он не спал ещё,  ждал её и чем - то казалось, был озабочен. Аркашка с Ванькой сладко посапывали на печке, выставив грязные пятки.
- Садись, нянь, картошка уже остыла,- наливая молоко из кувшина, говорил Пашка.
- Ну что у вас тут опять стряслось, говори?- строго спросила Стенька.
- Я сегодня на конюшне был…
- Ну?
-Артём Силантьевич с уполномоченным с района говорили, что Якова няньки Васи посадили
-Ты что мелешь?- она даже привстала из-за стола.
Правда, нянька, не вру. Он сказал: «Слыхал, Якова Резникова из «Зари Коммунизма» посадили. Говорят: "заворовался".
Они ещё о чём то говорили, но не слышно было.
Может в другое время Стенька позлорадствовала бы в душе. Она всегда немного завидовала своей старшей сестре. Живёт, как сыр в масле катается, ребёнок один, Яков на неё не надышится. Но сейчас она вспомнила, как в дурном предчувствии ныло её сердце.
- Господи, да как же так, Яков чужого никогда не возьмёт, а тут –посадили за воровство…
Она встала, зачем то вышла в сени, вернулась назад, села на скамью.
- Ну- ка, расскажи ещё раз, о чём они говорили?
Павлик добросовестно повторил всё, что слышал ещё раз. Стенька сидела, уронив на колени натруженные руки. Во всем теле почувствовала такую тяжесть, что  ни о чём не хотелось думать.
Павлик помыл посуду, прикрыл стареньким  полотенцем остатки еды и стал перед ней.
- Ложись, нянь, завтра вставать рано,- как большой рассуждал Павлик.
Стенька очнулась, кивнула, нехотя пошла  спать.

Василиса, молодая хрупкая женщина, в свои тридцать два выглядела девчонкой с длинными чёрными косами. На серой кобыле, запряжённую в дребезжащую телегу, подвозила она воду трактористам. Маленькая Галинка, понимая состояние матери, молча сидела рядышком.  Когда Василиса выходила из задумчивости, она падала вниз лицом на телегу, еле сдерживая рыдания, чтобы не напугать маленькую Галинку. Щупленькие плечи её дрожали, слёзы застилали глаза. Она с трудом сдерживалась, что бы не кричать, но рядом была Галинка и приходилось брать себя в руки.
- Мама, мамочка, посмотри, кто- то едет,- Галинка трясла её за плечо. Василиса подняла голову, утёрла слёзы. Им на встречу, поднимая пыль по дороге, кто-то скакал на коне. Во всаднике она узнала соседского  Гришу. Гришка что-то кричал и размахивал руками. Из сбивчивого его рассказа поняла Василиса, что у неё в избе хозяйничают какие-то люди. Два милиционера и ещё какие-то дяденьки из района. Перевернули всё вверх дном, что-то ищут. Василиса вскочила на ноги и принялась понужать разомлевшую на солнце лошадёнку.  Лошадь дёрнулась от неожиданности, присев на задние ноги и понеслась,  на сколько позволяли ей  её немолодые годы. Галинка покачнулась назад, больно ударилась головой о бочку, заплакала, но Василиса не обратила на неё ни какого внимания. Маленькая и хрупкая стояла она на своей повозке широко расставив ноги и что было сил погоняла бедную лошадёнку. С грохотом подъехала она к своей избе, возле которой собралась толпа старух да ребятишек.

- Васенька,- подошла к ней соседка бабка Ганка,- что делается, чего ищут то?
 Говорят буд - то бы твой Яков зерно какое то украл?- зашептала она ей.
На негнущихся ногах прошла Василиса в свой дом. Не богатые пожитки были разбросаны по полу, половицы выворочены, даже печная труба разобрана. В доме никого не было.
Василиса присела на, погодившийся рядом, табурет, но мигом вскочила и выбежала из избы.
-Где, где они?
- В сельсовет пошли,- ответил кто-то.
-Баба Ганка, пусть Галинка у тебя побудет, я сейчас, я сейчас, не мог он, не мог, наговор это…
Бабка Ганка согласно кивала головой,
- Иди, иди, касатушка, узнай всё.

Василиса бегом бежала к сельсовету, но вбежав в помещение, она вдруг растерялась. Кроме председателя сельсовета были и незнакомые люди. Председатель Игнат Петрович стоял около стола, за которым сидел незнакомый ей человек. Василиса, подбежав к столу, упала перед уполномоченным района и зарыдала. Её длинные чёрные косы выбились из под платка и рассыпались по плечам. Председатель колхоза Игнат Петрович подошёл к ней, постукивая ногой – протезом (ногу он потерял ещё в первую мировую).
- Василиса, встань и утри слёзы то, утри. В районе разберутся, что к чему.
- Игнат Петрович, Игнат Петрович, - она повернулась к председателю,-
родненький мой, не виноват Яша, не виноват! Ей Богу не виноват.
-Сказал разберутся, -строго прикрикнул на неё Игнат Петрович.
-Не виноват – отпустят, виноват – отвечать будет!- и уже более спокойно добавил,- Ступай домой.
- Погоди Игнат Петрович, это жена Якова Резникова? Я с ней побеседовать хочу, - вмешался в разговор уполномоченный из района.
Садитесь сюда, - и он взял Василису за локоть, заговорил мягким вкрадчивым голосом. Широкое лицо его расплылось в улыбке.
- Вас Василисой зовут?
Она кивнула и впервые подняла глаза на уполномоченного района.
Это был мужчина средних лет с наметившимся уже брюшком. У него были чёрные с поволокой глаза и тонкие чёрные усики. Он сладострастно смотрел на молодую женщину, взял её за локоть.
- Успокойтесь, Василиса, успокойтесь. Послушайте Игната Петровича, ступайте домой, а завтра,- он ещё раз повторил это слово, вкладывая в него какой-то особый смысл,- завтра я зайду к вам вечерком побеседовать.
Так ни чего не узнала Василиса о своём Якове. Пошатываясь, шла она домой.

На следующий день вечером, как только стемнело, в окно Аксиньи кто-то постучал. Так обычно стучал Яков, когда поздно возвращался домой.
Василиса выскочила на крылечко
-Яша, Яшенька, ты вернулся. А я так испугалась за тебя. Тень метнулась к Василисе, кто-то больно сдавил её в своих объятьях, стал мять её маленькую, но по - девичьи упругую грудь. Инстинктивно она рванулась так, что старенькая её сорочка лопнула на спине. Крик, который готов был сорваться с её губ, был подавлен жадным ртом чужого ей человека. От него пахло самогоном и до боли родным табаком-самосадом.
- Ты - не Яков…
Она напружинилась и толкнула его так, что он широко взмахнув руками, полетел с крылечка. Крыльцо было не высоким в две ступеньки. Василиса быстро заскочила в сени и закрыла дверь на засов.
Сыпля бранью и угрозами, уполномоченный встал, отряхнулся и побрёл с  Василисиного двора.
-Завтра придёшь в контору и мы с тобой ещё побеседуем, сучка…-
грязно выругался он.

Утром Василису вызвали в контору. Наскоро причесав свои косы, с тёмными кругами под глазами от бессонно прошедшей ночи, пришла Василиса в контору, тихонечко встала у дверей.
- Звали, Игнат Петрович?- пролепетала она, замирая от страха.
- Да не я, вот товарищ уполномоченный, и он кивнул в сторону, где за столом председателя развалившись сидел вчерашний её незадачливый  ухажёр.
- Ну, так я пошёл, Данила Петрович, мне в поле к тракторам надо, сами тут разбирайтесь.
Игнат Петрович, пряча глаза от Василисы, вышел из помещения. 
-Разберёмся, разберёмся, - нарочито угрожающим голосом говорил Данил Петрович.
-Кой какой матерьялец имеется.
Игнат Петрович вышел. Василиса так и осталась стоять у порога, опустив голову.
- Ну-с, что молчишь?
Уполномоченный района стоял перед ней, покачиваясь на носках, его хромовые сапоги поскрипывали при этом.
Василиса не посмела поднять на него своих глаз, она всегда робела перед начальством.
- Вы Василиса Устиновна свой норов уймите, а не то ( он выдержал паузу) не то со своим муженьком вместе под суд пойдёте, как соучастница.
Она сжалась, перед глазами встала маленькая Галинка. Куда её? У Стеньки своих трое,  у Николая- двое,  в чём обвиняют её, Яшу?..
Словно угадав её мысли, уполномоченный продолжал.
- Заворовался Ваш Яков Тимофеевич, заворовался, но сколько верёвочке не виться.., - он многозначительно поднял палец вверх,- Всё равно конец будет. Так что советую Вам, Василиса Устиновна подумать обо всём, а я вечерком загляну к вам.

Как побитая брела Василиса  домой. Она не могла понять, за что посадили Яшу, чем она провинилась перед Родиной, перед Сталиным. Она очень любила Сталина, его портрет висел в горнице, где раньше стояла икона Божьей Матери. Родину она любила тоже, работала не покладая рук для скорой победы. Какой же она враг народа?! Мысли её путались. Всё она делала механически. Как отработала, Василиса помнит с трудом. По разному смотрели на неё односельчане: кто сочувствием, кто с интересом, а кто и со злорадством. Сердце этой маленькой женщины сжималось от страха. Страшно было за Яшу, страшно за маленькую Галинку, страшно за себя. Вспомнила этого неприятного ей человека – уполномоченного с района сегодня вечером он должен зайти.
И зашёл. От него опять попахивало самогоном. По - хозяйски осмотрев не хитрое жильё, он прошёл к столу, сел.
-Ну вот что, Василиса Устиновна, дела Ваши не важнецкие,- он прицокнул языком.
- Но я постараюсь тебе помочь. Яков твой оказался ворюгой, зря мы ему доверяли. А тебя называл своей пособницей, буд-то ты помогала ему зерно в Тюмень отправлять.
Василиса  вздрогнула, ей захотелось закричать, что это не правда, не мог её Яша такое сказать, не мог, но молчала. Вцепилась руками в уголок старенькой скатерти свисающей со стола.
- Но ты не переживай, я постараюсь тебе помочь. Не мало хлебушка на сторону пустил, для жёнушки красавицы старался или ещё для кого? У вас ни мало в деревне хорошеньких молодаек.
Василиса сидела с каменным лицом, слёзы застыли у неё на глазах.
- Но мы не позволим в тяжёлое для страны время, когда весь народ встал на защиту Родины и Сталина, разбазаривать народное добро, таким вот..., - как на митинге разошёлся уполномоченный района. А Василиса вдруг не выдержала и, рыдая, рухнула на стол. Данил Петрович вскочил, схватил стоящую на столе жестяную кружку с водой и  засуетился вокруг молодой женщины. Её маленькие плечики сотрясались в рыдании. Но плакала она не громко, хотя хотелось кричать во весь голос, выть. В соседней комнате спала её маленькая Галинка. Уполномоченный приподнял её за плечи, слегка встряхнул и ласково пропел:
- Поплачь, голубушка, поплачь, легче будет.

Василиса не отстранилась. Истолковав всё по своему, он быстрым движением подхватил её на руки и бросил на кровать, стоящую у входа в избу.   Василиса не успела опомниться, как он навалился на ``неё и стал слюнявым ртом тыкаться ей в лицо, шею. Она попыталась оттолкнуть его, за извивалась под ним всем своим существом, но это только разжигало его страсть. Он грубо залез к ней под выбившуюся кофточку, больно стал мять её грудь.
В немом крике заходилась Василиса, призывая на помощь своего ненаглядного Яшеньку. Но никто не пришёл ей на помощь, после трудового дня село спало,

Утром Василиса с трудом поднялась на работу, попросила соседку бабу Ганку оставить Галинку у себя.
- Не хочу её брать с собой, что - то ночью кашляла,  - говорила она, пряча глаза. Ей казалось, что о её позоре знают в селе все.
-Я не должна такая жить- решила она для себя. И если бы баба Ганка видела её лицо, она , пожалуй, не смогла бы ей отказать. Но на улице было ещё темно и баба Ганка ни чего не заметила.
- Ой, милушка, не могу сегодня,- пропела она ласково,- мы с Татьяной Грачихой в церковь собрались сходить, да и у Нюры давно уже не была.
Нюра – единственная дочь бабы Гани жила  возле церкви по ту сторону озера.
- Одень по теплее её, а я тебе свой полушубок дам. А завтра заберу её у тебя.
- Завтра , завтра, завтра…,- как молитву шептала Василиса.
-Хорошо, пусть будет завтра.
Ей не думалось о Галинке – единственном своём сокровище, не думалось о малолетних братьях, с которыми Степаниде будет трудно одной справляться. Она думала только о себе и Яше, мысленно обращалась к нему, просила прощения. Ей хотелось быть одной упиваться своим горем, истязать себя, но Галинка время от времени возвращала её к обыденности. Василиса раздражалась, как буд-то её отрывали от очень важного дела, как заведённая выполняла Галинкины просьбы и вновь погружалась в свои думы.
А вечером после работы её дома ждала страшная новость- не выдержав испытаний её Яков повесился. Новость быстро облетела всю деревню. Люди стали собираться у избы Василисы. Она с каменным лицом сидела,  не проронив ни слова. К вечеру подъехали брат Михаил со Степанидой. Жена Михаила Татьяна была на сносях, поэтому осталась дома присматривать за ребятишками. Войдя в избу, Стенька замерла у порога. Василиса повернулась в её сторону, но смотрела куда-то мимо. Степаниде вдруг захотелось кинуться к ней прижать её голову к своей груди, сильно прижать, чтобы задушить её боль, но народу в избе было много и она, в нерешительности сделала несколько шагов вперёд, пролепетала:
-Нянька, ну как же это так?..
Василиса как буд-то окаменела, она не плакала, сидела и смотрела в одну точку. Говорить она перестала, на Галинку не обращала ни какого внимания, вздрагивала от каждого шороха. Мысли о Якове не покидали её. Она ненавидела себя, винила себя во всех немыслимых грехах. Яков везде мерещился ей, он ходил за ней, с упрёком смотрел на неё и молчал, а она на коленях просила его о прощении. Просыпалась она в слезах, а вот сейчас слёзы не приходили к ней, а тяжёлым грузом лежали на сердце.

Было уже поздно, когда разбитая  и усталая Степанида, вернулась домой. Старший брат Михаил, распрягая кобылу, сказал, что бы она не ждала его , а шла домой.
- Наверное опять к своей Гулюшке пойдёт- подумала Стенька. И её мысли остановились на брате. Михаил был самым старшим из братьев в семье. Он был хорош собой, высок, черноволос, трудолюбив- парень хоть куда, но приглянулась ему сиротка- маленькая, хрупкая девушка. Её в деревне за кроткий нрав и воркующий голосок,  как у голубя и прозвали Гулюшкой. И она его любила до безпамятства. Но родители Михаила и слыша.   Устин – отец  Михаила был крутого нрава. В его большой семье никто не смел перечить ему. И только Ульяна могла своим спокойным певучим голосом укротить его. Он не смел повышать голос на неё. Она родила ему восемнадцать детей. Выжили только семеро.

Михаилу вдруг вспомнился точно такой же вечер, как он стоял на крылечке своего дома, обескураженный словами отца.
- Я думаю, Мишка, тебе пора жениться. Надо брать в дом пособницу матери, а то трудно ей с такой оравой справляться. Отец кивнул на малолетних братьев.
-Стенька хоть и старается, но все равно тяжеловато. Не присмотрел ли кого из местных девок?   Михаил зарделся.
- Да ты не тушуйся, дело молодое… вот у соседей Глашка- хорошая девка.
- Да ты что батя, - встрепенулся Михаил. Она толстая и рябая.
- Цыть! Зато приданное есть и работать умеет.
- Ты часом не белены объелся, старый, - на пороге появилась Ульяна. Зачем ему эта кадушка, да и работница из неё мало-мальская. Погляди у Строгановых Акулина и на работать мастерица и на личико приятна.
- да что у твоей Акулины в кармане только вошь на аркане. – возразил Устин.
Их перепалка затягивалась и Михаил тихонечко выскользнул за дверь и прямехонько пошагал мимо Глашкиного дома на край деревни, где у озера жила его зазноба Татьяна –гулюшка.

 Она была сиротой воспитывалась в доме своего дяди. Была она трудолюбива и послушна. Хотя росточком не удалась. Очень любила голубей и все крошечки со стола украдкой несла им. Да и походка у неё была немного суетливая как у голубки.  За что и была прозвана гулюшкой. Подойдя к дому, Михаил слегка поскреб  по оконной раме и этого было достаточно, что бы его услышали. Набросив  полушалок на плечи, Татьяна выскочила на крыльцо. Михаил подхватил её и закружил. Сердце его радостно билось при виде своей Гулюшки. Потом они как всегда бежали, взявшись за руки на берег озера, где можно было в зарослях ивняка обниматься и целоваться до изнеможения.
- Тань, а со мной сегодня батя о женитьбе говорил. 
Татьяна замерла.
- Акульку да Глашку предлагал.- Продолжал Михаил. Татьяна помрачнела и  отстранилась.
- Да ты что и не думай, я все равно ни на ком кроме тебя не женюсь. Шептал он ей и ещё крепче прижимал к себе. Татьяна пыталась вырваться, что бы поподробнее расспросить Мишеньку о чем ещё говорил  отец, но тот не обращал внимания и крепко прижимал её своими большими и сильными руками. 
Через пару дней Устин продолжил начатый разговор о женитьбе:
- Ну что Мишка, ты приглядел себе девку? Есть ли та, которая люба тебе? Михаил, зная крутой нрав отца потупился и уже было хотел рассказать о Татьяне – Гулюшке, как отец предугадав его ответ, сразу же остановил:
- О Гулюшке своей забудь. Думать не смей. Мне эта голодранка и на порог близко не нужна. Есть девки и попригляднее и с достатком.

Как всегда на пороге появилась Ульяна.
- Ну что разбушевался, старый? Не тебе жить с женой, а сыну. Она подошла, погладила сына по руке.
-Мишаня, ты подумай хорошо. Не на две недели женишься, а на всю жизнь. Старые люди говорят: красота – приглядится, а ум пригодится. Т ыподумай хорошо, всё взвесь, да прислушайся, что отец то говорит. Он жизнь прожил, знает, что к чему. Гулюшка твоя  хоть и красавица, но ведь  и впрямь голодранка, как жить то будете? И ходит как то косо и говорит не ладно, и жить будете не складно.
Ульяна хоть и говорила мягким певучим голосом, но убедительно. Уверенно. И если слова отца у Михаила вызывали желание сопротивляться, то к словам матери хотелось прислушаться и понять, что они несут для него, что означают, а вдруг…  Что «вдруг» Михаил и сам не понимал, но знал хорошо, что очень ему хочется быть со своей Гулюшкой, любоваться ею, целовать её в зарослях ивняка на берегу озера.
И этот разговор закончился ни чем.

Через неделю всё заново.
- Ну что сын поедем свататься? – спросил лукаво щурясь отец.
- К Татьяне? – переспросил Михаил
- К Татьяне,-  со вздохом ответил Устин.
Приодевшись, сияющий Михаил вышел на крыльцо. У двора стояла запряженная в кошеву лошадь.
- А почему на подводе?- удивился Михаил. – Здесь идти то два шага. Садись, хватит разглагольствовать.- Устин хлопнул рукой рядом с собой. Из дома вышла наряженная Ульяна, из за пышных юбок казавшаяся ещё более дородной. Плюхнулась на подводу:
- Ну с Богом, - перекрестилась она. Устин ловко развернул лошадь в другую сторону и стал понужать её кнутом.
Эта другая Татьяна была старшей дочерью Артамоновых, живших в соседней деревеньке за озером. Мать Татьяны- Васса, не сказано обрадовалась сватам. Год назад она овдовела и вести хозяйство одной ей было очень тяжело. Кроме Татьяны у неё была ещё одна дочь – Матрёна. Шаповаловы в деревне считались хорошими хозяевами и работящими людьми. Быстренько справили свадебку. Только ушел Михаил со своей свадьбы к Татьяне Гулюшке оттолкнув свою теперь законную жену, грубо буркнув:
-Уйди, постылая.
Но отец быстро вразумил непослушного сына. Дождался, вернувшегося домой под утро Михаила, стал хлестать его вожжами. Михаил молча сносил побои, стоял сгорбившись посреди двора, пряча лицо от ударов. Устин разошелся, молчание Михаила заводило его всё сильнее. Михаил резко выпрямился, выхватил вожжи у отца и сказал:
-Довольно, тятя, я больше и так не пойду, - и тихо добавил,
-Она меня не пускает...
Сгорбившись опять, он пошел в избу. Доившая, в это время корову Стенька Все видела и слышала. Ей было нестерпимо жаль брата.

Михаил и правда перестал бегать по ночам. А Татьяна , его жена, вскоре стала полнеть и как положено через девять месяцев родила Ванюшку, очень похожего на неё мальчика. Мальчик был беленький, кудрявый, как ангелочек, только глаза у него были карие.  как у Михаила. Через два года появился у них еще и Семен. После ранения (Михаилу оторвало левую кисть руки) его комиссовали. И опять Татьяна была на сносях. Жена Михаила оказалась плодовитой.

А Таня-Гулюшка тоже вышла замуж за такого же безродного босяка Степана. Жили они на краю деревни у самого леса в покосившейся и вросшей в землю избушке. Степан частенько прикладывался к бутылке, но Татьяну не обижал. Она родила ему девочку и перед самой войной мальчика. Теперь Татьяне пришло на него извещение, что Степан пропал без вести. Михаил зачастил к ней снова.

Теперь Таня-Гулюшка его не прогоняла, но и близко к себе пока не подпускала, "женихались" как говорили в деревне. Михаил и в самом деле направлялся к своей Тане-Гулюшке. Ночь была темная, хоть в глаз коли, ничего не видно. Михаил тихонько крался вдоль уцелевших после зимы заборов. Не доходя до дома Ульяны Рудаковой, он услышал приглушенные голоса. Говорил мужчина. Михаил замер, остановился. Снова послышалась возня и приглушенный басок Митьки Ефимова. Чего он тут делает, мелькнуло в голове у Михаила. За Митькой водилась дурная слава прибрать к рукам все, что плохо лежит. Михаил притаился  и мимо него прошла парочка, тесно прижавшись друг к другу. Михаил присвистнул: -Так это же он с Зоюшкой. Зоюшка жила наискосок на против Михаила.
Кареглазая, с тугими черными косами, шестнадцатилетняя Зоюшка притягивала к себе взгляды не только ребят, но и взрослых мужиков, которые ещё оставались в деревне.
-Ай да Зоюшка! Как она подцепила Митьку... Ведь у него жена, совсем ещё крошечная дочка.
Михаил стоял как вкопанный, не смея сдвинуться с места, сраженный чужой тайной. Он очень жалел Митькину жену, сироту-беженку из Ленинграда. Почему то вдруг вспомнил свою жену, детей, идти к Татьяне расхотелось. И он опять, прячась, отправился домой.
Митька, которого встретил Михаил, тоже отправился восвояси. Была глухая ночь.

Весна брала своё. Оживала природа, оживали и люди. И если взрослое население деревни отдавало все свои силы для фронта и победы, то ребятишки пропадали в лесу. Разоряли грачиные и сорочьи гнезда и тут же в лесу варили и ели их, пили березовый сок, а там и травы на подходе. Зиму пережили, значит лето переживем!
Радостную весть о победе в школу принесла конторская техничка тетя Варя Зеленкова. Эта степенная всегда женщина ворвалась как ураган в школу со слезами на глазах и размахивая руками.
-Победа! победа. победа.., - кричала она, размахивая руками,
-Сейчас из района по телефону сообщили, праздник всем объявляется,- продолжая жестикулировать, Варвара понеслась дальше.

Ребятишки пососкакивали с мест и высыпали на улицу. Они кричали, прыгали, давали друг другу подзатыльники. И никакая бы сила не смогла бы их сейчас остановить или успокоить.
Со стана в деревню возвращался народ. На площади у конторы было уже полно баб и ребятишек. Грохотали подъехавшие тракторы. Их выстроили здесь же в рядок. Из ближайших домов уже несли столы и лавки. Несли свои не хитрые съедобные запасы, оставшиеся с зимы: квашеную капусту, соленые огурцы, помидоры, грибы. Продавщицу сельпо, сутуловатую и худую Ганку Плотникову чуть ли не под руки вели за водкой. Все точно знали, что у Ганки она есть на всякий случай. Случай  самый что ни наесть подходящий.

-Доставай, Ганка, рассчитаемся, когда за трудодни получим.
Ганка, поддавшись всеобщему веселью, достала из под прилавка три поллитровки.
Возле конторы уже собралось все население деревни. Они обнимались, смеялись и плакали. Бригадиру Артемию Силантьевичу стоило больших трудов угомонить это безудержное веселье. Он встал на крыльцо правления, чтобы всех видеть и чтобы все видели его, снял свою видавшую виды фуражку. Народ замер.
-Только что позвонили из райкома, - торжественным голосом начал Артемий Силантьевич. Но голос его вдруг сорвался
-Дорогие мои! Победа! Победа! Враг разбит! Мы победили!- кричал он подняв вверх руку со своей фуражкой. 
-Ура! - закричали все.
-Только что позвонили из района, объявляется всенародный праздник, товарищи. Наша великая Красная Армия во главе с великим Сталиным у стен Рейхстага. Наше красное знамя, развивается на его башне. Мы победили! Это и наша с вами победа.               
 Много наших земляков сложили свои головы, не дожили до победы...
Раздались сдержанные, глухие рыдания. На плече Стеньки рыдала двоюродня сестра Александра, три недели назад получившая похоронку на своего мужа Григория, рыдала Татьяна-Гулюшка, как горох катились слезы по щекам Феклы , оставшейся с тремя малолетними детьми. Её Кирилл пропал без вести ещё в сорок третьем, защищая Ленинград. Многих не обошло это горе.
-Но враг разбит! Победа за нами! Ура,  товарищи!- продолжал бригадир.
Рыдания вновь переросли в радостные ликования. Громче всех кричали ребятишки.
День выдался теплый, солнечный. Все дружно сели за столы. Пили за победу, за Великого Сталина, за могучую Красную Армию.  Люди выпили, расслабились, кто пел, кто смеялся, кто плакал, но все были большой дружной семьей.

Праздник продолжался и на следующий день. Приехало районное начальство, а с ними артисты.
Над крышей конторы развивалось кумачовое знамя. Все население деревни собралось на митинг, всем не терпелось узнать, когда теперь домой вернутся мужики.
Митинг начался с исполнения гимна Советского Союза. Все стояли торжественные и гордые даже дети.
-Товарищи, можно подпевать, - сказал кто-то из районного начальства.
Пели все, но громче всех выделялся звонкий голосок Нюры, дочери поварихи Феклы. Сама Фекла  была у плиты, готовила праздничный обед.   
Феклуня была первой плясуньей и певуньей на деревне, за что и была постоянно бита своим мужем.
Выступающие говорили о победе над фашистской Германией, о славном подвиге нашего народа, о великом Сталине. Много раз речь выступающих прерывалась аплодисментами и громким Ура! После митинга был концерт.
О победе пели трое здоровенных мужиков. Как они пели!..  Мурашки ползли по коже, а по щекам катились слезы, но никто не обращал на них внимание, их не вытирали, их не замечали просто. А потом пела Надежда Медведюк - районная знаменитость. Её знали и любили за голос, за песни, Все оживились, кто-то подпевал, а кто то и приплясывал. Как завороженная смотрела и слушала её Нюра- дочь поварихи.
-Нюра..?- толкнула её соседская девочка с не деревенским именем Нэлли.
А Нюра представляла себя артисткой на сцене, такой же красивой, в длинном блестящем платье...
 Правлением был выделен баран для общего стола,  и Фекла сейчас, когда шло всеобщее веселье, варила его в большом котле. Две девочки - подростка помогали ей. Старший сын Леня занес большую вязанку хвороста, он всегда помогал матери. Фекла незаметно сунула ему кусок хлеба и мяса.
-Нюре дай, -тихонько шепнула ему она. Лёня быстро шмыгнул в дверь с кухни. А Нюра в это время пела. Звонкоголосая в мать, она  очень любила петь. Ей нравился праздник, нравилось, что не надо идти в школу, но её очень мучил один вопрос. Война закончилась, значит с фронта вернется отец?! Значит опять будет бить дома окна, кидать в мать валенки, он был пимокатом, Будет буянить, пока кто нибудь не осмелится и не свяжет его веревкой. Тогда он быстро успокаивался и засыпал. Вчера она уже пыталась получить ответ на мучающий её вопрос от матери, но та только рыдала и причитала,
-Сиротки, вы мои, сиротинушки...
Нюрины слова её как буд то подстегнули и она запричитала ещё сильнее. Так и не добилась от неё Нюра ответа.
- Цыц, Чирчиха, -прицыкнул на неё брат, он называл её так, когда сердился. Он стоял с матерью рядом, обнимал её, гладил по голове, понимая, что он теперь главный мужчина в доме.

Праздник затянулся за полночь. Люди, ослабленные после долгой голодной зимы, были пьяны от выпитого спиртного и всеобщего веселья.
Они обнимались и целовались, пели и плясали, смеялись и плакали. От съеденного и выпитого Фекле стало плохо. Живот вздулся, закружилась голова и комок тошноты подступил к горлу. Она наклонилась к сидящей рядом с ней за столом Татьяне - гулюшке. Та подхватила Фёклу и буквально вытащила её из-за стола.       
Они отошли к плетню соседнего дома. Татьяна придерживала Фёклу, а та не могла уже сдерживаться. Крики и рыки неслись ото всюду. Вдруг под плетнём кто то зашевелился. Это  был сосед Татьяны - Егор Скорых. Фёкле стало стыдно за то, что её утроба издаёт такие рычащие звуки, а Татьянам обеими руками пыталась заткнуть Фёкле заднее место и тараторила:
- Ой, Егор, это совсем не то, что ты думаешь. Проходи, проходи давай...


- Как жаль, что маменька (так она называла свекровь) не дожила до победы,- сокрушалась Фёкла,  держа на руках младшенькую, хроменькую Надюшку. Ножка у нее болела давно, она угасала последнее время на глазах. Была худенькой, бледненькой без солнечного света. На всех смотрела своими большими жалостливыми глазами. да ещё и Фёклина мать- бабка Кристя, недолюбливала Наденьку. До войны Кристина жила с бездетным сыном Андреем. А с Фёклой жила свекровь- добрая, заботливая женщина. Она очень жалела Феклу  и частенько выступала в роли защитницы перед своим разбуянившимся сыном Кирюхой, когда тот возвращался в изрядном подпитии. После ухода Кирилла на фронт, она слегла. Дети очень любили бабушку Анну,  старались ей во всем угодить. и она часто говаривала, о том что Кирюхины дети ей почему то ближе Степкиных и Лёвкиных. Степан и Леонтий погибли друг за другом в самом начале войны. После чего она слегла и почти не вставала с постели.  Страшного известия о том, что её сын, Кирилл пропал без вести, она не перенесла и через месяц скончалась. Фёкла ни один раз просила свою мать переехать к ней, присмотреть за детьми, особенно за Наденькой, которая нуждалась в особом уходе. Ведь она самостоятельно уже почти не передвигалась. Целый день сидела она на лавке у окошка и смотрела на улицу, радовалась каждому, кто проходя мимо, останавливался с ней поговорить. Бабка Кристя не любила детей, они раздражали её своим криком, суетой. Старшие Леня и Нюра целый день были заняты в школе, огороде, в лесу, домой возвращались только к вечеру, и вся не любовь к детям доставалась Наденьке. Она не торопилась покормить её или подставить ведро, когда та просилась по нужде. Когда к Наденькиному окну подходила Татьяна-гулюшка, Наденька потихонечку жаловалась ей на бабушку. Бабка Кристя поджимала тонкие губы и вторила ей:
-Скорее бы Господь прибрал девчонку, сама измаялась и Фёклу замучала. Придет домой на выср... час и то ей отдохнуть не даст.
У Наденьки набегали на глаза слезы и она тихонечка шептала:
-Не правда, я не измаела маменьку, я её жалею и она меня тоже жалеет...
Татьяна успокаивала девочку, корчила ей смешную рожицу и та улыбалась сквозь слезы.
Кристине очень не хотелось  переезжать к дочери. С сыном жилось и спокойно и сытно. Андрей  был хорошим  механизатором, у него была бронь. Но бронь сняли. Андрея забрали на фронт. Его жена, пышногрудая Зинаида, не долго печалилась и быстро нашла ему замену. А свекровь, чтобы не мешала, она быстрехонько отправила к Фёкле. Зинаида сама привезла её на подводе  с не большим узлом пожитков.
-Принимай  гостей, хозяйка, -  весело кричала Зинаида. Пусть поживет у тебя, поможет с ребятишками. Бабка Кристя с узлом сердито протопала в избу. Фекла несказанно обрадовалась. Зинаида долго не загостилась, она торопилась домой на работу.
 Фекла освободила матери свою кровать, прицыкнула на детей. Наказала им помогать бабушке, а не досаждать ей. Особенно это касалось Нюры. Это бесенок, а не ребенок. И если случалась у соседей какая мелкая пакость, то можно точно сказать, что без Нюриного участия это не обошлось. Каждый  раз, уходя на работу, Фёкла наказывала, чтобы она слушала Лёню, рассудительного и спокойного мальчика, всего на два года старше сестры.
Вот и сейчас, возвращаясь с работы, Фёкла издали заметила фигурку своего сына.
-Опять наверное Нюра, что то напроказничала,- мелькнуло в её голове. Леня подбежал к матери, затеребил её за рукав старенькой кофтенки:
-Мам, а от нас бабушка уезжает.
-Как уезжает, куда уезжает!?- воскликнула Фёкла и заторопилась домой.
Возле дома и правда стояла подвода и слышался веселый голос Зинаиды. Фёкла вошла во двор.
-Вот, Феклуня, приехала за маменькой,- ласково пропела Зинаида.
-Андрюша весточку прислал, пишет, что скоро дома будет. А работы сама знаешь сколько. Надо и в огороде, и дом обиходить к приезду Андрюшенькиному. А я ведь на две деревни работаю, как бы оправдывалась Зинаида.
 Она работала в сельпо продавцом.
Радость охватило Фёклу от того, что старший брат скоро вернется домой живой и невредимый.
-Радость -  то какая. Зинаида, вот радость то Андрей дома скоро будет, Слава Тебе Господи!
Маменька, собери чего - нибудь на стол, - засуетилась Фёкла.
- Нет, Фёкла, мы торопимся, мы уже поехали, - перебила её Зинаида.   
-Как поехали?- вырвалось у Фёклы,
-А как же мы, как Наденька?
У Фёклы на глаза навернулись слезы. Кристина поджала губы
-Не серчай, Феколка, я тебе и так хорошо помогла, теперь сама управляйся. Ехать домой надо, в огороде работа приспела.
И обе женщины уселись на телегу. Зинаида приветливо помахала ребятишкам рукой. Поехали.
Фёкла устало  опустилась на заваленку.
-Господи, ну как же теперь Наденька,- вслух думала она.
Подошла соседка Татьяна-Гулюшка. Тоже села рядом.
- Ну что укатила?- спросила она Феклу.
Фекла кивнула, обе женщины замолчали, каждая думая о своем. В окошко застучала Наденька, видя, что мать не торопится заходить в дом.  Фекла поднялась и, словно неся тяжелый груз, пошла в избу.

Наденька после отъезда бабки Кристины прожила недолго.
Как то придя с работы Фекла застала её в приподнятом состоянии духа.
-Посмотри, маменька, мне братушка Ленюшка ягодок принес, - лепетала она. Она уже больше лежала, практически не вставала с постели, лишь иногда просила, чтобы её на улицу вынесли на цветочки посмотреть.
-А я тебе оставила, вот на, возьми, попробуй. Сладкие, - и она протянула матери горсть помятых ягод.
-А Нюра куколку принесла, вот посмотри,- Наденька показала на кукурузный початок, лежащий рядом, завернутый в ситцевую старенькую тряпицу.
-У нее такие красивые волосики. Мама, а у меня сегодня ножка не болит, совсем не болит. Ничего не болит,- Наденька улыбалась,  попыталась сесть.
-Значит, я скоро выздоровею?- все выспрашивала Наденька. Она не могла наговориться. Ведь она одна дома, лишь иногда забегала Нюра, вспомнив наказ матери присматривать за сестрой.
-А когда я выздоровею я пойду гулять, надену Нюрины ботиночки и пойду.
-А ты хоть ела сегодня, Нюра тебя кормила?- спрашивала младшую дочку Фёкла.
-Кормила, кормила, - встряла в разговор Нюра,
-Только она не хочет, скажи Наденька, скажи маме, - тараторила Нюра, - я ей давала, правда ведь, Наденька, правда.
Надя закивала. Фёкла покормила детей, наскоро приготовленным ужином и все отправились спать. В доме было жарко. Бросив на пол старенькое одеяло все улеглись спать на полу посреди горницы.
Наденька обнимала мать, прижимая к себе худенькими ослабевшими ручонками её голову. Говорила, что ножка у нее не болит, что она пойдет скоро с няней Нюрой и браткой Ленюшкой гулять, что все будут говорить, какие у Феклуни детки хорошие. Она на минуту замолчала, потом вдруг  выпустив из своих объятий мать, спросила:
-Мамочка, а можно я братку Лёню пожалею?
-Пожалей, - кивнула мать.
Леня, лежащий с краю рядом с Наденькой, повернулся к ней и она обвила его своими худенькими ручонками. Леня всегда заботившийся о сестренке, почувствовал вдруг к ней необъяснимую нежность, чмокнул её в головку.
- А теперь няню Нюру...
Но Нюра уже и сама перелазила через мать,  и стала сжимать сестренку в своих объятиях.
-Больно, - всхлипнула Наденька.
-Потише..,- приструнила Нюру мать, легонько шлепнув её пониже спины. Нюра вернулась восвояси.
Наденька опять прижалась к матери и все тихонечко шептала ей о том, как будет хорошо, когда она выздоровеет. Феня сама не заметила, как заснула. Под утро, как буд то кто то толкнул её, она проснулась. Наденька не дышала, казалось. что она улыбается во сне. Худенькое тельце её начало уже остывать.

Жизнь в деревне текла своим чередом: закончилась посевная, начался сенокос, а там и уборочная страда не за горами.
Ребятишки, все кто постарше были, задействованы в работе: кто таскал на лошади сделанные из молоденьких березок "волокуши", кто граблями подбирал оставшиеся клочки сена. Те кто помладше, пропадали в лесу, запасая на зиму грибы и ягоды. Полевой стан - так называлось место, где все собирались на обед, находился на опушке леса. Пообедав, все прилегли в тени берез отдохнуть. Бабы, лениво переговаривались, обсуждая деревенские новости, дремали. Вдруг раздался истошный вопль Мареюшки - москвички. Обычно она засыпала сразу же, как только её тело находило точку опоры.
-Это от того, что по ночам я не сплю, - объясняла она всем. К ней, как говорила она, всегда  по ночам приходил погибший муж-Степан. То он мерещился ей в дорогом костюме, как у Калинина, то в генеральском мундире, как у Жукова.

Приходя к очередной соседке, когда те садились за стол, она начинала жаловаться на то, что ночью она не спала, жаловалась на свою жизнь и если её не приглашали за стол, просила что-нибудь тихонько:
-Ой, маманька, сегодня в полночь не слыхала,  собаки лаяли? А я спать не могу, Татьянина с подвыванием заходилась. В окно выглянула а под окном  на твоего Кирюху  уж больно по голосу схожий, есть просит..,  ты может дашь мне хоть парочку морковочек да свеколочку, так что то борщеца захотелось. А у меня мыши погрызли. Кошки нет , а котище он такой лодырь, не ловит мышей.
Сердобольные соседки, услышав про своих одаривали Мареюшку, кто чем богат. Муж Мареюшки – москвички  Степан и Феклин муж Кирилл были родными братьями, поэтому Фёкла  овощами делилась с ней всегда. Она то знала, что у Мареюшки в огороде кроме лебеды ещё и лапухи растут
-Я ведь тебе давала кошечку, куда она делась?- спрашивала её Фекла.
- От голода сбежала, - тихонько шепнул Нюре Леня и они засмеялись.
- А кто её знает, что ей не пожилось,- заторопилась Мареюшка принимая морковь от соседки.
- Смотри, Москвичка  к Гулюшке пошла,- засмеялась Нюра, - за картошкой, наверное.
Москвичкой Мареюшку прозвали в деревне за то что она как и эвакуированные москвичи ходила по деревне, те меняли, а она выпрашивала у своих односельчан что-нибудь "Христа ради" из продуктов. Москвичи меняли свои вещи на овощи крупу, Мареюшка на свои "сказки" и жалобный тон. Работница из неё  была ни какая, зато поговорить любила очень. Все про всех знала, даже больше, гораздо больше, чем было на самом деле.
А произошло вот что, как только все после обеда улеглись отдохнуть, как тут же троица закадычных дружков-подростков Аркашка Стенькин (братьев Степаниды так и звали Стенькины), Лёнька Капоткин и Толька Щербинин, подкравшись к Шурке привязали к её ноге конец веревки, а другой перекинули через сук, стоящей рядом березы под которой отдыхала Шурка рядом с Мареюшкой-Москвичкой.  Шурка была девушкой перестарком. До войны замуж выйти не успела, а сейчас женихов для неё не было.  В ту пору все носили длинные юбки, под которыми ничего больше не было. Так вот, ухватив конец веревки, они потянули его на себя. Нога Шурки резко пошла в вверх, юбка при этом задралась. Ребята повторили, приподняв ногу повыше. Шуркина юбка задралась ещё сильнее, оголив молочного цвета икры ног. Ребята не унимались.
- Поднимай выше и не сразу отпускай, - командовал Аркашка, - а то не успеваем посмотреть.
А Шурка спала как дитя. Как только Ленька натянул веревку посильнее, позади него хрустнула ветка, он вздрогнул и выпустил верёвку из рук. Шуркина нога со всего маха упала на Мареюшку. Та спросонья ничего не поняв, закричала не своим голосом. Шурка резко подскочила от её крика, но так как нога её была привязана, повалилась на Мареюшку. Что тут началось...Кто от смеха катался по траве, кто кинулся ловить незадачливых любителей эротики. А потом все заметили, что Мареюшка лежит без каких либо признаков жизни на траве. Все кинулись к ней. Кто то догадался принести воды и вылить целый ковш  на неё. Мареюшка вздрогнула и открыла глаза.
- Ой, маменька, что со мной?- трогала она себя, - бабы никак это леший с нами шутит, я видела, как кто-то зеленый, мхом обросший в ту сторону побежал,- показывала она в глубь леса.
Взрыв смеха потряс всю округу.

Время шло, оно не просто шло оно летело. В деревню понемногу стали возвращаться мужики с фронта.
С какой тревогой и надеждой ждали каждого пешего подходившего к деревне. Вот и опять кто то из ребят заметил приближавшегося человека. Мигом об этом узнала вся деревня. Все вышли на край деревни, стояли и ждали, заслоняясь ладошкой от палящего летнего солнца. А человек шел. Уже ясно было видно, что это солдат. Все стояли замерев, с надеждой вглядывались. И вдруг из толпы вырвалась вперед Дарья Емелькина.
- Коля, Коленька, родной мой!
Все вздрогнули. Два года назад Дарья получила извещение, о том, что её муж пропал без вести. С тех пор от него не было ни какой весточки. Но никто не посмел её остановить. Быстрее ветра неслась ему навстречу Дарья. А потом за ней, не выдержав, кинулись все остальные бабы. Старшая дочь Дарьи - Валюшка стояла не шелохнувшись, только младшенькая Тося рвалась из её рук и кричала:
- Мама, мама...
Отца она не знала, родилась без него.
Дарья не ошиблась, это был её Николай. Вся деревня собралась в их доме. Те, кто не вошел, облепили дом снаружи, приникли к окнам и слушали, о том, что говорит Николай.
В одном из боев Николай был ранен, контужен и взят в плен. Из плена бежал, попал к партизанам, а когда подошли наши части, снова был ранен. И сейчас у него падало зрение. Одним глазом он почти не видел. Жена и дочь крутились вокруг его, а самая маленькая впервые в жизни сидела на коленях у отца. Ей было очень страшно. Она никак не могла понять, что этот худой обросший человек её отец. Дарья суетилась: накрывала стол, топила баню. Соседки помогали ей, несли из своих домов, что повкуснее и покрепче. Все пытались выяснить, не встречал ли где-нибудь своего земляка. Нет, никого Николай не видел, не встречал, в лесу воевал, в Белоруссии. Расходились от Емелькиных с большой не охотой. Понимали, устал солдат с дороги, отдохнуть надо, повидаться с женой наедине, с детишками. Да и завтра утром рано ждала всех работа. Пока стоят погожие дни надо сено собрать. Вот и Дарье Артемий Силантьевич, даже ради такого случая, не разрешил остаться дома.
Уборочная страда захватила всю деревню. Все выходили жать рожь, а она уродилась на славу. работали за трудодни, но работали с огоньком, отдавая последние силы. Каждый думал, что теперь будут с хлебом. Многие из эвакуированных стали возвращаться домой. Не спокойно было и в семье Митьки. Свои гулянки с Зоюшкой он не оставил, хотя и пытался тщательно скрывать их отношения. Его жена была эвакуированной, ленинградкой. Родных у нее не было, все погибли во время бомбежки. Дом, в котором она жила, был разрушен. Митька тоже был сирота. Его отец погиб осенью в первый год войны. Это была первая похоронка в их деревне. Мать простудилась и заболела. Болела не долго, скончалась, не дожив до весны. Так и остался Митька один-одинешенек на этом свете. частенько к нему забегала дальняя родственница сердобольная Фёкла. Они жили рядышком по соседству. В его избу поселили эвакуированных, в том числе и Аллу. Она была высокого роста, с короткой стрижкой, какие в деревне не носили, и большими печальными глазами.
Митька сразу обратил на неё внимание. Она сидела у печки, кутаясь в платок. Ему стало очень жаль девушку, хотелось прижать её крепко к себе и согреть своим телом, защитить её от  всех бед.
Кроме Аллочки, так все называли эту девушку, в его доме поселились ещё две сестры со своими детьми. Домой Митька приходил только спать и чувствовал себя гостем. Но он очень привязался к Алле. Как и он, она была круглой сиротой. Отец погиб в первые дни войны, а мать во время бомбежки. Наступило лето и Митька, пасший колхозных коров, первым узнавал, где созрели ягоды, в каком лесу больше грибов. Об этом он сообщал своим подселенкам. В лесу он чувствовал себя настоящим хозяином, знал все о его обитателях: узнавал по голосам, знал их повадки. Пытался научить этому Аллочку. Рассказывал, как  не однажды встречался с волком, которых за время войны развелось очень много.  Они потянулись друг к другу. В этом грубоватом деревенском парне Алла чувствовала необычайную силу. Ей казалось, что он может стать ей опорой, поддержкой на всю жизнь. Но ближе к зиме Митьку призвали в армию. На фронт. Провожали его всем селом. На прощание соседка Фёкла, она была крёстной матерью Митьки, подала ему собранный в дорогу узелок,
-Возьми, Митя, калачик хлеба, картошечки да  носки тебе связала, холодно уже становится.
Митька крепко обнял Фёклу и его плечи задрожали. Митька плакал. Бабы окружили его, каждая норовила сказать ему несколько утешительных слов. В стороне стояла Алла. Он почему то не вспомнил о ней.
На фронте Дмитрий был не долго. По дороге их поезд бомбили, он получил сквозное ранение легкого. Долго провалялся в госпитале, а потом его комиссовали. Всё это время он думал о Алле, о том как вернувшись домой встретится с ней. Он даже пытался писать ей, но получалось как то коряво, слова не находились и он бросил эту затею. Вернувшись домой под вечер, Митька выждал, когда все село угомониться, чтобы незамеченным вернуться в свой дом. Он очень хотел, чтобы первой его встретила Аллочка. Вот тогда он ей все и скажет о своих чувствах, о думах, которые не покидали его все эти долгие дни и ночи, когда он был в госпитале. Он все продумал до мелочей, и все шло так, как он задумал. Все уже спали в его доме кроме Аллочки. Она сидела перед лампадкой, сделаной из фитилька и жира, и проверяла школьные тетрадки. Митька поскребся тихонечко в окно и махнул рукой. Алочка  решила что это бригадир, хочет поговорить с ней о работе учеников в колхозе, вышла на крыльцо.  Она стояла на крыльце, кутаясь в платок и Митьке, как тогда, когда он увидел её впервые, захотелось прижать её к себе, согреть и защитить.
-Алла, Алла, - еле выдохнул он, - Я вернулся.
Девушка замерла и вдруг кинулась к нему на шею
-Митенька, родной мой, ты вернулся, ты вернулся...
Митька задохнулся от радости, никто ни когда не называл его так прежде, ни по имени, ни с такой нежностью. Он кинулся к ней на встречу и стал целовать мокрое от слез лицо девушки, на минуту оторвался, заглянул в её глаза и снова стал покрывать её поцелуями. Аллочка не сопротивлялась, она лишь крепче прижималась к нему, как будто боялась потерять его снова. Трудно описать, что творилось в этот момент в душе каждого из них. Они слились в одно целое и никакая сила, казалось, не способна вырвать их друг у друга.
Через две недели, расписывая их председатель сельсовета Филипп Павлович, говорил:
-Смотри, Дмитрий, не обижай нашу Аллу Сергеевну, мы за неё всем селом готовы постоять.
Митька и  в самом деле присмирел с появлением Аллочки в его жизни, Он уже не был заводилой всех деревенских потасовок среди деревенских ребят, он присмирел, повзрослел, а после ранения и женитьбы и вовсе остепенился.
Через год у них родилась дочка Валя. Так Аллочка назвала её в честь своей погибшей матери. Митька не возражал, но ему вдруг перестало хватать внимания жены, уж слишком много времени она проводила с ребенком и на работе. Он почувствовал себя заброшенным, одиноким, от чего стал угрюмым, раздражительным и даже злым. Частенько стал возвращаться домой поздно, заходил к соседям. Агашкины жили через дорогу. Ровесник Митьки Санька тоже недавно женился на  Полянкиной Лизе. Агашкины всегда поддерживали и помогали Дмитрию. В маленькой деревеньке всегда так водится. Все на виду, все друг друга знают и все готовы прийти друг другу на помощь, разделить любую беду или радость. Сама Агашиха (так называли Варвару все деревенские) овдовела еще до войны. Варвара много работала в колхозе, дети росли сами по себе. Вот уж и Санька женился. Лиза - своя деревенская девка была одной из первых красавиц на деревне. Она тоже выросла без отца, но ее мать была не простой жительницей. Частенько то одна то другая бегали к ней за советом и помощью деревенские молодайки. Она помогала им: кому травами, кому иным способом освободится от ненужного бремени. Знала и хранила секреты многих деревенских баб.
Митька  и до этого частенько бывал у своих соседей, а тут как то зашел в избу к Агашкиным. Дома была только Зоюшка. Митька никогда не обращал на нее внимания, считал маленькой. Скинув свое старенькое платьице, Зоюшка стояла посреди горницы, примеряя единственную выходную юбку матери. вертясь перед небольшим осколком зеркала. Её грудь была оголена, округлая молочно-белого цвета с торчавшими в разные стороны сосками, как буд-то просившимися, что бы их потрогали.
Зоюшка была очень увлечена примеркой юбки, что не заметила, как вошел Митька.  Увидев его, Зоюшка взвизгнула, и прикрыла руками грудь, не застегнутая юбка свалилась на пол, оголив девушку. В свои шестнадцать лет Зоюшка выглядела намного старше. Митька стоял и растерянно смотрел на нее, не зная, что делать. Его поразила красота обнаженного девичьего тела. а Зоюшка опомнившись схватила юбку прижала к себе и закричала:
-Ну что глядишь, дурак! Уходи! Уходи! Дурак! Дурак!..
А Митька стоял и не мог сдвинуться с места. Словно молния поразила его. Он стоял и молчал, потом резко повернулся и резко выскочил из дома. в воротах он столкнулся с Варварой, она окликнула его, но тот  не оборачиваясь почти бегом промчался мимо.
Зоюшка встретила мать спокойно, одетая в свое старенькое платьице. Она стояла у окна и причесывала свои густые вьющиеся волосы.
- Не знаешь, чего это от нас сейчас Митька как ошпаренный вылетел, чуть с ног меня не сбил?
- Не знаю, - пропела Зоюшка,  не оборачиваясь к матери, а на лице её блуждала лукавая улыбка. Митька забежал в свой двор, но в дом заходить не торопился. Навалился спиной на дверь и так стоял, замерев. Сердце его бешено колотилось. Перед глазами стояла обнаженная Зоюшка.
- Когда же  успела вырасти эта бестия, - думал он.
 
Не сразу Митька отважился подойти к Зоюшке. Она так и стояла у него перед глазами. Зоюшка тоже при встречах загадочно улыбалась, не сводила с него томных глаз и старалась почаще встречаться ему на пути. Она стала забегать к нему домой, для того что бы помочь Аллочке приглядеть за Валюшкой. И Митька вдруг быстрехонько оказался втянутым в эту Зоюшкину игру.
Они столкнулись в темных сенях, когда Митька вечером возвращался домой. Зоюшка прижалась к нему всем телом, Митька ощутил её грудь, которую ему давно хотелось потрогать. Они рвались на встречу друг к другу, как два обезумевших от страсти зверя. Он стал жадно целовать её в пухлые губы а она теснее и теснее прижималась к нему.
Первой об этих отношениях узнала  Сашина жена Лиза. Она застала их на сеновале и конечно рассказала об этом мужу. И тот решил поговорить с другом.  Это случилось, когда друзья в очередной раз отправились на колхозный склад за зерном. Они частенько отправлялись в темные ночи, когда сторожем на складах была Мареюшка-москвичка. Все знали, что в темную ночь она носа не высунет на улицу.
- Ну что, друган, в родню набиваешься?- с издевкой спросил Сашка.
Митька промолчал.
- Сдурел ты что ли, она ведь еще малолетка?
Митька отмалчивался, а Санька распалялся, ему совсем не нравилось поведение друга, а еще больше не нравилось, как вела себя сестра. Зоюшка выросла, налилась, вся светилась молодостью и здоровьем. И он видел, как она не давала прохода Митьке, какие взгляды кидала на него. Все это он заметил гораздо раньше друга, даже пытался как то поговорить с Зоюшкой, но та  даже слушать его не стала.
Санька остановился, гневно смотрел из-под насупленных бровей на Митьку, а тот резко развернулся и пошел в другую сторону. Санька прыжком преградил ему путь,  рванул его так, что старенькая одежонка Митьки затрещала по швам. Митька на голову был выше да и в плечах пошире Саньки, он не оборачиваясь отмахнулся от него так, что Санька упал, но мигом подскочил и снова кинулся на Митьку. Митька не дрался, а только отмахивался от Саньки, но в того как буд то бес вселился, он вскакивал и снова бросался на друга.
-Да уймись ты, - не выдержал Митька,
-Сам не знаю, как все произошло, понимаешь люба она мне, хорошо мне с ней. Да и какая она малолетка, не маленькая, выросла небось.
- Дурак, испортил девку, куда она теперь, каждый пальцем тыкать будет.
-Сам знаю,- огрызнулся Митька, - только знаешь, она мне тоже не девкой досталась, - соврал Митька,- так что плохо сестру стерег.
Санька опять сжал кулаки.
- Да остынь ты, лучше подскажи, что делать. Ты же друг все - таки.
- Что делать? А что тут поделаешь, ведь у тебя Алла Сергеевна есть  да и дочка, куда их то денешь?
- Глянется мне Зойка, знаешь как глянется, дома все постылым кажется, идти туда не хочу.
Они молча докурили.
- Ладно пошли, я подумаю, как все устроить.

Подоив, корову, Варвара вышла из хлева. Из дома доносился крик, Лиза с Зоюшкой о чем то спорили. Они  в миг замолчали, как только Варвара вошла в дом, воцарилась гробовая тишина.
Это насторожило Варвару. Сноха с дочерью и раньше спорили частенько, но тут было, что то не так.
-Чего вы, девки, не поделили опять?
Лиза с Зоюшкой переглянулись,-
- Да так, ничего,- неохотно отозвалась Лиза. Она встала с лавки, на которой сидела и, потягиваясь пошла в горницу.
- Что так? А ну говорите... Это ты опять, Зоюшка, что то набедокурила?- строжилась Варвара.
-Ну вот, уж чуть что, сразу же Зоюшка.- Она надула свои пухленькие губки, но тут же поменяла тактику, подошла к матери и стала ласково прижиматься к ней.
- Налей мне лучше парного молочка, да и сама хлебни, может полегчает, придираться не будешь. А то ишь придумали, все у них Зоюшка виновата.- шутливо ворчала она.
Варвара отмахнулась от неё.
-Вот возьми, попей, да к Митькиным сбегай, отнеси Валюшке молочка.
Варвара вздохнула:
- Славная у него Алла Сергеевна и красавица...
-Да что в ней красивого, -отозвалась из горницы Лиза.
-Да и худющая - кожа да кости, Митьке не такую надо бы.- вставила Зоюшка.
Варвара вздохнула, - да не хозяйственная она, одним словом - горожанка. Поэтому спорить со снохой и дочерью не стала. Зоюшка, довольная, что о ней никто не вспоминает, проворно подхватила кувшин с молоком и ускакала из дома.
Аллочка сидела у стола, склонившись над тетрадками. а маленькая Валюшка сидела на полу, играя деревянными ложками, которые вырезал ей отец. Зоюшка ураганом ворвалась в дом, тармашила Валюшку.
-Я молочка тебе принесла, Радость моя! Где у нас кружка, сейчас я тебе налью молочка парного. Аллочка Сергевна, где  кружку взять? Я Валюшке молочка налью.
-Возьми там, - неопределенно махнула рукой Аллочка не оборачиваясь.
Зоюшка подошла к столу и в окно увидела приближающего к дому Митьку. Подхватив на руки Валюшку, она опрометью кинулась из избы на улицу.
-Пойдем встречать папку, проворковала она Валюшке.
Аллочка не обернулась, так и осталась склоненной над ученическими тетрадками.
Зоюшка с Валюшкой на руках выскочила в сени и столкнулась с Митькой.
-Ой, кто здесь?-лукавила Зоюшка, стараясь как можно ближе встать к Митьке.
Митька принял игру Зоюшки и прижимая её к себе, отвечал
-Валюша, папку не признала, дай ка я тебя обниму, - он прижал Зоюшку к себе и пытался найти её пухленькие губу в темноте. Зоюшка смеялась, отворачивалась от Митьки, прикрываясь Валюшкой.
-Выдь сегодня, как стемнеет, я ждать буду.
Зоюшка смеялась, уворачивалась от Митькиных поцелуев и ничего не говорила.
-Выйдешь ли? -тряхнул он её за плечи. -Я ждать буду, приходи.

Посевная закончилась, а тут и сенокос и заготовка дров на зиму и огород. Фекла разрывалась между домом и работой. Леня помогал на работе в колхозе, а на Нюру были возложены все домашние заботы. Каждое утро Фекла давала ей задание и вечером забывала спросить, как оно выполнено. На этот раз она поручила Нюре заготовить веники на зиму. Надо было пойти за огороды, там росла жесткая трава, которую в деревне называли полынкой. Её то и использовали деревенские бабы для веников. У неё был горьковатый запах полыни, за что и называли - полынкой.
Нюра прибрала в доме, принесла воды с озера, и повязав платок, как мать, вышла в огород, что бы прополоть грядку  моркови. По переулку шла Татьяна -Гулюшка с вязанкой  травянных веников.
-Здорово, тетка Танька,- по взрослому поздоровалась Нюра.
 - Где веников наломала?
- Да здесь за огородами, телят припасывала и наломала. А ты что на прополку вышла?
-Ага, - отозвалась Нюра.
- Все хозяйство на мне нынче. Леня с мамкой на работе.
Татьяна ушла , а Нюра принялась за прополку. Прореживая морковь, она увидела как Татьяна, связанные веники, аккуратно подравненные топором, свешивала на жердочку под крышей дома. Уж что то очень это все привлекало её внимание. Она вдруг вспомнила, как сегодня утром мать наказывала ей наготовить на зиму такие же веники. Нюра проследила, как Татьяна вышла со двора и вновь отправилась приучать маленьких телят ходить со стадом - припасывать.

Недолго думая, Нюра юркнула в калитку к Татьяне-Гулюшке, ловко, как кошка, взобралась по углу дома на крышу, собрала веники, сбросила их с крыши по ту сторону забора, так же ловко преодолела обратный путь. Оказавшись в переулке, собрала веники на руку, как это делала Татьяна и пошла восвояси. Дома она развесила веники под крышей, чтобы их заметила мать. Довольная собой и сделанной работой, она опять отправилась в огород. Она представляла, как обрадуется мать и будет хвалить её за работу, называть своей помощницей, а Леня будет хмуриться, что не его сегодня хвалит мать. Нюра  жмурилась от удовольствия, представляя, как мать хвалит её.   Но её мечтам не суждено было сбыться. Фекла с Леней вернулись с работы, когда уже начало смеркаться. Феня прошла сразу в дом, а Леня остался во дворе. Нюра шмыгнула за матерью.
- Ох и устала я нынче, - сказала она опускаясь на табуретку.
-Морковку прополола, заросла травой, "красный корень"задушил, - подражая взрослом, расуждала Нюра.
-За вениками сбегала, хорошая полынка наросла за огородами.
- Помощница, ты моя. Завтра встану пораньше, свяжу их, - проговорила мать.
И тут в избу ворвался разъяренный Леня:
-Сознавайся Чирчиха,  у кого веники стянула?- он, рамахивая вязанкой веников, кинулся к Нюре. Та проворно спряталась за мать.
-Мам, опять Чирчиха наша набедокурила.- Леня сжал кулаки.
Нюра выглядывала из-за матери и показывала Лене язык.
-Да с чего ты взял, что она стянула их у кого то? - защищала дочь Фекла.
-А ты сама посмотри: наломала, связала да ещё и топором подравняла, а топор то я с собой забирал. А некоторые веники уже и высохнуть успели, вот так то, защищай её, защищай,..-разгневанный Леня вышел из дома. Фекла села на табуретку, поставила перед собой Нюру.
-Ну рассказывай, где веники взяла?
Нюра стояла потупившись. Она совсем не ожидала такого поворота дела.
-У тетки Таньки, - промямлила она.
-Нюра, зачем же ты так сделала? Пойди и унеси их ей, да повинись. Она развернула Нюру в сторону двери.
Ничего не оставалась Нюре, как пойти к Татьяне. Она тихонечко вошла во двор и уже хотела  незамеченной забраться на крышу, как вдруг дверь отворилась и на крыльце появилась Татьяна.
-Нюра!?- удивилась Татьяна, -Ты чего тут делаешь так поздно. А Толька уже спит.
-Тетка Танька, вот на, забери веники.
-Какие веники?
-Да я у вас брала.- Нюра скинула с руки веники и опрометью кинулась бежать домой.
 Мать ждала её у ворот. Нюра молча прошмыгнула мимо матери в дом.
Фекла задержалась на мгновение на улице. Было тепло и тихо. На темном небе мирно сияли звезды. Она оперлась на приворотный столб.
-Ну о чем задумалась опять? - спросила её подошедшая Татьяна-гулюшка.
-Как тут не задумаешься? - махнула рукой Фекла в строну дома,
- Фекла у тебя есть квасная закваска? Дай мне немножко, разлил чертенок,- беззлобно ругалась она на сына, Нюриного ровесника - Тольку.
Они вошли в избу, Фекла зажгла лампу. засуетилась, заглядывая под лавки. Нюра с Леней уже мирно посапывали, поужинав без неё.
- Сейчас только достану из голбчика,- взяв кружку сказала она.
Фекла на ощупь двигалась в темноте подполья, нашла кувшин с закваской и вдруг услышала звон битого стекла. Она поспешила на выход, высунув голову из подполья, она увидела осколки битого стекла и комли земли. Кто то швырнул ей комок засохшей грязи в окно. Оглядевшись, Фекла все поняла. Под порогом стоял Михаил. Проходя мимо дома Феклы он увидел свою Гулюшку, решил заглянуть на огонек. Скорее всего, это увидела его Татьяна, она давно ревновала его к Фекле. Михаил выругался и кинулся вон из избы. Из горницы вышла, спрятавшаяся там Татьяна.
-Ну греховодники, вечно мне из-за вас достается.
Татьяна кинулась помогать Фекле собирать осколки.
- Да ладно уж иди, сама уберу, - Фекла принялась за уборку, размышляя о том, что хорошо, что лето на дворе. Однажды, это было уже зимой, когда вот так же  Татьяна пришла к Фекле повечеровать. В длинные зимние вечера они по очереди ходили друг к другу, вязали, вышивали, ткали, одним словом - занимались работой. Вот в один из таких вечеров  к ним и заглянул Михаил. Он стоял у печки, грел озябшие руки и что то рассказывал. Его Татьяна в это время возвращалась от матери,  подошла поближе из простого любопытства заглянула в окно. Через затянутое морозом окно было плохо видно, но своего Михаила она увидела отчетливо, она отшатнулась на миг, вновь прильнула к окну.
- Вот кобель, так кобель, да и Фекла хороша, не зря её Кирюха видно колотил, подумала Татьяна. Она еще раз заглянула и увидела, как Фекла поднесла Михаилу стаканчик наливочки и соленый огурчик. Она изо всех сил ударила кулаком по раме. Посыпались осколки стекла.
-Курва, ты Фешка, - прокричала Татьяна и опрометью кинулась домой, Михаила она боялась.
Опять прославилась, - подумала про себя Фекла. Выбросив осколки битого стекла, она подошла к своему любимому столбику.
-Ну что делать - спрашивала она у себя. В душе какая то пустота: ни обиды, ни зла, ни чего...

Вдруг кто то тронул её за рукав. Фекла  вздрогнула. Она не слышала как подошел председатель Совета Филипп Павлович.
- Не спится Феня?
- Не спится, - ответила Фекла.
Ей очень нравилось, как он называл её Феней, потому что имя - Фёкла она не любила. Оно казалось ей грубым и похожим на свеклу, не красивую и надоевшую за долгую зиму.  Филипп Павлович недавно овдовел. Его жена Татьяна умерла зимой, сделав аборт у Дарьи Полянкиной. Началось кровотечение. Татьяна не сразу обратилась в больницу. Во первых далеко, а во вторых аборты были запрещены.  И теперь ему очень трудно приходилось одному с ребятишками. Старшие сестры Татьяны, бездетная Вера и Валентина с дочерью подростком приезжали  к ним. Они жили в Кургане. Вера обещала забрать старшего  Валеру к себе, как только подрастет и устроить на работу на завод, где работала сама. Дочка Филиппа Павловича с редким для деревни именем - Нэлли, была ровесницей и подругой Нюры и очень много времени проводила в доме у Феклы, но со смертью матери, не могла уже бегать с деревенскими подружками. Заботы по дому легли на её хрупкие детские плечи. Фекла жалела Нелли и её маленького  двухлетнего брата - Бориску. Ей было жаль и Филиппа Павловича, он очень тяжело переживал смерть жены. Жили они дружно, любили друг друга. Татьяна была грамотной, много читала, частенько пересказывала деревенским бабам о прочитанном, о том, что происходит в мире и в стране. Все с уважением относились к ней. В больнице её долго расспрашивали, кто помог ей освободиться от бремени, грозились не принимать ни каких мер пока не скажет, кто это сделал, но Татьяна молчала. О том, что к этому причастна Дарьюшка она отрицала.
- Феня, мне бы с тобой поговорить надо, - потупясь, проговорил Филипп Павлович.
Фёклу вдруг охватило какое то беспокойство, волнение, и она постаралась поскорее уйти.
-Поздно уже Филипп Павлович, может завтра?
- Завтра так завра, -проговорил он. И вроде бы даже обрадовался тому, что не сегодня будет говорить с ней, повернувшись пошел домой.   

Плохо спала Фёкла ночь. Беспокойство, охватившее её, не отпускало до самого утра. Утром рано подоив корову, она отправилась на работу, а вечером её ждал сюрприз. Возле двора стояла цыганская кибитка, которой управлял старый цыган. Красивая черноглазая цыганка, подобрав свои юбки, спрыгнула с повозки, и подошла к Фёкле.
- Добрая хозяюшка, пусти переночевать. Всю деревню объехали, сказали, ты всех пускаешь к себе в дом. Вижу душа у тебя добрая, но на душе у тебя  не спокойно, ой как не спокойно. Вижу, что то  мучает тебя. Все расскажу, пусти нас на ночь век благодарить будем, вот видишь дети у меня малые, пусти.
Она приподняла полог кибитки, в которой сидели мальчик и девочка 3-4 лет.
- Боюсь я вас, - ответила Фёкла, дети у меня тоже не большие.
-Зря боишься, мы там, где живем - не крадём.
- Нечего у меня красть, - тихо произнесла Фёкла,- ладно Бог с вами заезжайте.
Цыганка что-то крикнула старику на своём, тот оживился и залопотал по своему. И вдруг откуда то взялись повозки и весь двор Фёклы был забит цыганами: детьми и взрослыми.  В дом несли перины, которые стелили по всему полу.
По среди двора разожгли костер, на котором готовили пищу. Фёкла подоила корову и напоила всех детей молоком. А потом до полуночи не смолкали песни и пляски цыган во дворе. Нюра, спрятавшаяся на печи от цыган, осмелела, слезла и вышла во двор.
- Как здорово поют, заслушаешься, - думала она и пыталась им подпевать,
А  потом старый цыган взял гитару и заиграл такую веселую мелодию, что ноги Нюры сами собой заходили ходуном. Особенно, глядя какие коленца выделывает небольшой цыганенок, Нюра представляла себя цыганкой в длинных юбках, красивой и гибкой, как все восхищаются её танцем.
К Фёкле подошла старая цыганка.
- Давай дорогая погадаю тебе, всё расскажу, что на сердце, кто под сердцем. Много горя тебе пришлось пережить. И еще не все закончилось.  Одна горе мыкаешь с ребятишками, не долго осталось мыкать. Мужик твой где?
- Без вести пропал, в начале войны ещё. Ни слуха ни духа,- произнесла Фекла.
- Я цыганка-сербиянка, скажу всю правду, неси икону. Неси, которая есть, неси. всю правду скажу. За доброту твою, всю правду.- тараторила цыганка.
Фекла кивнула Лене, чтобы он принес из избы икону. Запутав нитками икону, цыганка принялась что то бормотать. икона начала потихоньку вращаться.
- Если повенет свой Лик к входу в избу – Скоро войдет в калитку твой мужик. Икона замедлила вращение и немного поколебавшись повернула Лик к входной двери.
- Жив он, жив. В другой семье живёт. Жив он.

Фёкла посмотрела в глаза цыганке с недоверием и интересом. Нюра, слышавшая их разговор, затаилась и прижалась к столбу. У неё перехватило дыхание от услышанного. Даже став взрослой и приехав с мужем в Ленинград, она, озираясь, ходила по улице. Ей казалось, что она обязательно  встретит отца, и она внимательно всматривалась в лица прохожих.

На следующий день о цыганах напоминало только пепелище от костра.
А через две недели к Фёкле  ночью в окно кто то постучал. Первой как всегда выглянула Нюра.
- Мамка там солдат какой то, - громко закричала она.
У Фёклы подкосились ноги, она вмиг вспомнила слова цыганки и опрометью кинулась в двери. Там действительно стоял солдат с вещмешком за плечами и скруткой через плечо. По силуэту Фёкла сразу определила- это не Кирилл.
Оказалось, что это его сослуживец, счёл своим долгом заехать к семье друга и рассказать о его кончине.
-Была бомбёжка. Немец лютовал. Мы покоя не знали. Кирюха был неугомонным, веселым, мы с ним сразу подружились. Спали рядом, в окопе рядом. А однажды его ранило, на левой руке средний палец оторвало.
- Да, да, правда он написал нам, что фриц посчитал, что у него на левой руке лишний палец оказался, вот и оттяпал его.
 Это было единственное письмо от Кирюхи и Фёкла берегла его.
- После госпиталя он опять к нам вернулся и мы опять были вместе. А погиб он по - глупому. У нас была небольшая передышка между боями. Тишина стояла оглушительная после бомбежки. И вдруг голос:  "Русский Иван, сдавайся. Сопротивляться бесполезно. Обедать будем в Ленинграде, а чай пить в Москве". Ох, как  его это зацепило. Высунулся он из окопа и закричал: "Не видать тебе Фриц Москвы, как свинье неба". Тут его "кукушка" и снял. Пол черепа как не бывало. Он на месте сразу скончался. А у нас уговор был сообщить семье, если вдруг случится что. Вот я и заехал к вам. Я и зарыл его.
-Наврала цыганка, - стучала в мозгу Фёклы.
-Наврала.
Вот и опять у меня похороны, - задохнулась слезами Фёкла.

Эта новость облетела всю деревню быстро. Все сочувствовали расспрашивали.
- А Фёкла ловила себя на мысли, что весть цыганки не менее болезнена была для неё, чем эта. Думать о том, что у её Кирюхи другая семья было неимоверно больно.
Как то утром рано к Фекле прибежала Нелли. Нюра ещё спала. Нелли подошла к Фёкле, которая растапливала печь.
- А у нас папа печку разжигает, а меня поднял, чтобы я у вас соли попросила, у нас вышла вся, - без умолку щебетала та.
Фёкла погладила по светлой с кудряшками головке девочку, та замерла и вдруг обхватила Фёклу обеими руками и зашептала:
- Меня мамка так же гладила, она умерла у нас ещё зимой, помнишь мою мамку?
У Фёклы комок встал в горле, она опустилась на лавку, прижала девочку к себе:
- Конечно, помню. Конечно, девочка моя, помню, мы ведь рядом живем. Красивая была твоя мамка.
Нелли так и стояла прижавшись к Фёкле. Она немного отстранилась, посмотрела на Фёклу и сказала:
- Ты тоже красивая, а моя мамка когда в больничке была уже не красивая была.
Фёкла хотела возразить девочке, но та не слушая продолжала,
- Когда мы с папой и Бориской пришли к ней в больничку она не красивая лежала, мы с Бориской её даже не узнали, - перед глазами Нелли встала вновь больничная палата, где у окна лежала её мать. Татьяна повернула голову к вошедшим. Её лицо было такого же цвета, как платок, которым она была подвязана, провалившиеся глаза, сухие губы, все это действительно не красило Татьяну. Кровотечение удалось остановить, но начался сепсис. Татьяна угасала на глазах. Слабой рукой она погладила детей по головкам и каждому дала по горсточке "голеньких" конфет. Такой почему то и помнила её Нелли. Фёкла ещё раз погладила её по голове и чтобы не разрыдаться, а она была уж очень чувствительной женщиной, отправила девочку разбудить Леню с Нюрой. Пора завтракать да на работу. Нелли быстро подняла Нюру и вдвоем они накинулись на Леню. Дети бархтались в постели, а Фекла стояла и смотрела на них. а потом будто опомнившись, шутливо прикрикнула, чтобы быстренько умывались и шли  за стол - завтракать. Когда все дружной компанией уселись за столом, послышался скрип калитки. Мимо окон прошел Филипп Павлович.
- Ой, Нелька, твой папка идет, - завопила Нюра.

У Фёклы как то не хорошо заныло под ложечкой. Вся троица, сидевшая за столом, дружно уставились на вошедшего. Филипп Павлович откашлялся. Заговорил о сенокосе, попросил передать бумаги на стан для бригадира и ещё  присмотреть за ребятишками. Он уезжает в район, вызывают, вдруг задержится на совещании, а они одни дома. Фёкла и раньше за ними присматривала, как не стало Татьяны.
-Феня, я вот знаешь, что..,-Филипп Павлович замялся, - Что то у меня огурцы на грядке пожелтели, ты бы заглянула, подсказала, что сделать.
- Я загляну, как на работу пойду,- ответила Фекла.
-Да,  вот ещё что я хотел сказать - он опять замялся
Фене вдруг показалось, что она знает, что скажет сейчас Филипп Павлович. ей стало вдруг так страшно, что она на миг закрыла глаза. Она не готова ответить ему сейчас, то о чём он её спросит.   
-  Думаю, ты хорошая хозяйка, хорошая мать, и одна с ребятишками маешься и я один тоже с детьми. Может нам вместе легче их поднимать будет. Может попробуем? Да и мои к тебе уже привыкли. Он кивнул на Нелли.
Фёкла на миг замерла, слова отказа готовы были сорваться с ее губ, как вдруг, сидевшая на краю лавки Нелли сползла с неё и подошла к Фёкле. Обхватила её худенькими ручонками и заглядывая в глаза, спросила:
- Ты ведь нашей мамкой теперь будешь? Я тебя буду слушаться и любить. Мама, а можно мы с Нюрой сегодня купаться на лесное озеро сходим? Мы быстрёхонько сбегаем.

И снова у Фёклы встал комок в горле. Нюра с Леней сидели с широко открытыми глазами и молчали. Фекла устало опустилась на лавку, отказать она уже не смела, Её глаза наполнились слезами, отвернувшись, она смахнула их ладонью.
Всю свою сознательную жизнь Фёкла всех жалела, перед всеми чувствовала вину, всем бросалась на помощь. С одной стороны она знала, что дети Филиппа Павловича привыкли и тянутся к ней, вот Нелька уже и мамой назвала. Младшенький Бориска всегда радуется, тянет ручонки к ней, когда она заходит к ним, если Филипп Павлович уезжает. Валера уже большой и всегда старается помочь ей по хозяйству, когда она стирает на его брата и сестру, делает уборку или готовит им что нибудь поесть. Она привязалась к этим детям и они к ней тоже.
А Нэлли опять обвила её своими худенькими ручонками и сказала, пряча лицо в её фартук:
-Мамочка, Я тебя шибко любить и слушаться буду.
Тут уж Фёкла и вовсе не смогла спрятать своих слез. Они катились и катились по её щекам. А может в чём то цыганка была права?!

Степанида уже не спала, когда услышала слабый стук калитки. Она вскочила, натянула юбку. Приглаживая волосы, выглянула в окно.
Кто бы это мог быть в такую рань?- подумала она.
Но тут дверь распахнулась, на пороге стоял высокий военный. Одной рукой он ловко сбросил вещмешок возле порога. Пощекотал Ваньку за свесившуюся с печки грязную пятку:
-Спят... а выросли то как чертенята. Ну здравствуй, сестрёнушка, - протянул он руку к Степаниде.
- Витя, Витенька, родненький наш, вернулся.- Степанида кинулась к Виктору и замерла, наткнувшись на пустой болтающийся рукав.
- Как же так, Витя, как же так?- Стенька залилась слезами.
Виктор подозрительно закашлялся:
- Это осколком меня зацепило. Ничего не могли поделать, пришлось вот так теперь. Да ты не переживай, всё наладится, сестрёнушка, всё наладится, вот увидишь. войну пережили, а это переживем. В Петропавловск поеду, устроюсь на курсы, ничего все устроится.
Сердце Стеньки сжалось не то от жалости к брату, не то к себе самой. Сколько надежд она возлагала на возвращение Виктора, думала,  полегче ей с ребятами будет, поможет поднять их, а теперь как быть. Ну да ладно, Слава Богу, живой вернулся! Стенька кинулась собирать на стол, чтобы покормить с дороги брата. 
Виктор ел спокойно, не торопясь, уверенно пользуясь левой рукой.
- А у Михаила правая только, - подумала Степанида.
Михаилу повезло больше. Но видя, как легко Виктор управляется ложкой, засомневалась в правильности своих умозаключений.
-Вить, не выдержала Стенька, а как ты так быстро левой рукой управляться научился?
-Нет. Степанида, (он впервые так назвал её по - взрослому, до этого звал как все в деревне- Стенькой) очень долго привыкал, думал, что никогда не научусь. А ведь нет научился, как буд то - всю жизнь левшой был.
- Болит? - участливо спросила Стенька.
- Нет, только иногда чешется там, где руки нет, да на погоду начинает ныть.
Ну а ты то как тут управляешься с этими сорванцами?- кивнул он на спящих на печи Ваньку и Аркашку.
- Да... - Степанида махнула рукой в сторону, и опять прижав руки к груди, стала рассматривать Виктора.
На висках пробивается легкая седина, видно трудно ему пришлось-, думала она.
- Как няня Василиса с Яковом?- вдруг неожиданно спросил Виктор. Стенька даже вздрогнула и принялась рассказывать ему о беде старшей сестры.
-Давай завтра съездим к ней?- проговорил Виктор.
 
Он вышел на крыльцо, над озером занималась заря нового дня.
Виктор присел на крыльцо, достал трофейный портсигар и закурил. Ему отчетливо вспомнилась веселая маленькая женщина, которую он встретил на вокзале. Её звали Маша. Муж её погиб на фронте, она приезжала со старшей сестрой в Петухово. Виктор вспоминал её лукавый взгляд, нежный и манящий изгиб шеи, веселые кудряшки обрамляющие её лицо.
Заснуть он так и не смог.

Рано утром, запрягая рыжую кобылу, Михаил расспрашивал Виктора о ранении. Посмеивался, что теперь у братьев на двоих две руки: одна правая и одна левая.
- Стенька, постарайтесь вернуться пораньше, - крикнул он стоявшей с бабами Степаниде.
Дорога шла меж полей. Шагов лошади почти не слышно - мягкая пушистая конотопка мягким ковром покрывала всю дорогу. Они ехали почти молча, Виктор вспоминал свою белокурую красавицу Машу, а Стенька думала о сестре, к которой ехали в гости.

Василиса исхудала, черные круги под провалившимися глазами. Какой то  усталый потухший взгляд.  Из под платья торчал остренький животик. Словно она была больна рахитом. К приехавшим, Василисиным гостям подошла соседка бабка Ганна. она тихонечко отвела Степаниду в сторону и что то начала нашептывать ей на ухо. Степанида бледнела, слушая её. А Виктор смотрел и не узнавал свою старшую сестру - красавицу Василису.
- Нянька, - воскликнул он, что с тобой приключилось, в гроб краше кладут?
Василиса стояла, щурясь на солнце, и стыдливо старалась одернуть чуть задравшуюся на животе старенькую юбчонку. Все зашли в избу. Забившись за  печкой, сидела Галинка. Зрелище было жалкое. В избу стал набиваться народ Все хотели узнать у Виктора не встречал ли где на фронтовых дорогах  родных. Степанида отвела в сторонку Василису и стала расспрашивать о её житье - бытье.
- Яков ко мне приходит по ночам, - вдруг вымолвила Василиса и кулачком зажала рот.
-К себе зовет...
Куда зовет? - не поняла Стенька.
Василиса печально подняла на неё глаза и начала подробно рассказывать о том, как по ночам к ней приходит Яша, манит рукой за собой, улыбается или грозит, показывая на живот.  А тут мою полы, смотрю сапоги Яшины стоят, кто это их занес думаю, а глаза то как вверх подняла, а это Яша стоит.
Кинулась ему в ноги, реву, прощения прошу, очнулась, Галинка меня поднимает с пола, а Яши уже нет. Ушел.

Бабка Ганна права, -  подумала Степанида. Лечить тебя надо, нянька. К вечеру, когда  в доме уже никого не было - бабка Ганна привела из соседней деревни бабку- знахарку, к которой обращалась за помощью вся округа.
Она заставила затопить печь и стала подробно расспрашивать Василису о её видениях.
- Я помогу тебе, милушка, он не придет более.
Она что то шептала на дым в трубу, ходила с дымящейся головешкой по дому. и что то  бормотала себе под нос. Василису даже сморило. Уже сквозь сон она вдруг увидела Якова:
- Зачем же ты так, Василиса, разве нам плохо было вместе?
Голос его таял, растворялся, как буд - то в пространстве вместе с дымом от головешки.

 Василиса спала. Спала спокойно, безмятежно впервые после гибели дорогого ей Яшеньки.
Бабка-знахарка поставила на стол бутылку с мутной жидкостью.
- Вот пусть попьет и ей и дитю польза будет.
Только сейчас дошло до Стеньки, что значит этот торчащий животик. Сердце Степаниды сжалось от жалости к Василисе.
 
А перед самым Новым годом  у Василисы родился мальчик. Все говорили. что он похож на Якова вот только глаза не такие. Василиса  хотя тоже уверяла себя, что её сынок Сашенька похож на Якова, при этом точно знала, что это не так. Эти жгучие глаза сына всегда смотрели на неё не то с укором, не то с интересом.  А вот Яков к ней больше не приходил.

Между тем приближался первый послевоенный Новый год. В деревне было оживленно и весело. Все ещё продолжали возвращаться домой солдаты. Сегодня у Ульяны в доме не хватало места. Приехал её сын -кадровый офицер со своей женой. По деревне много ходило слухов, о том, что он служил при штабе и в военных действиях не участвовал. Но на его груди позвякивали медали и даже орден Боевой Славы. Степан, так звали Ульяниного сына, сидел во главе стола и рассказывал односельчанам о положении в стране, о войне с японцами, в которой он участвовал. Мужики с уважением прислушивались к знатному гостю. А бабы рассматривали подарки, которые Степан привез для своей матери и для сестры. Наряды были знатными. Шелковое белье, которого отродясь не видели деревенские модницы. Роскошные шали и другое барахло, вывезенное из Германии. Жена Степана - городская женщина, по мнению деревенских была разодета "как картинка". Всем очень хотелось рассмотреть её поближе.  Анна, так звали жену Степана,- была красавицей. Черные, тугие  косы, словно змеи, вились по бокам.

 У окон толпились ребятишки. Им тоже было интересно, что там происходит внутри. Избушка Ульяны и без того вросла в землю, а после метелей, которые бушевали целую неделю, и вовсе оказалось так, что надо было лечь на снег, чтобы заглянуть в окно, и увидеть, что там происходит внутри. Оба окна уже были заняты ребятней, когда Нюра подошла к Ульяниной избушке. Не долго думая, она попыталась свалившись сверху, втиснуться в самую средину, но не тут то было. Все словно приросли к окну, никто не хотел уступать ей место. Она снова попыталась протиснуться у другого окна. В это время к Ульяне шел председатель колхоза, её дальний родственник - Егор Карпович. Он только что приехал из района, поэтому и припозднился.  Шёл он не один, а со своей  Нэльзой. Это огромная немецкая овчарка всегда была с ним рядом и наводила ужас не только на деревенскую ребятню, но и на взрослое население деревни. Он всегда её брал с собой в райцентр, чтобы на время его отсутствия она лежала в санях и охраняла его тулуп. Вот и сейчас не заходя домой он шёл к своему знатному земляку и дальнему родственнику. Увидев сгрудившихся ребятишек под окном, он решил пошутить и негромко скомандовал:
- Нэльза, взять.

Как горох врассыпную кинулись ребятишки от окна. Нюра замешкалась, уж очень ей хотелось взглянуть в окно. Тут её и настигла Нэльза. Егор Карпович стоял в стороне и не думал отгонять озверевшую собаку от терзаемого ею ребенка. Нюра обеими ручёнками закрывала лицо и отбрыкивалась ногами. На этот шум и крик несколько человек выскочили из дома Ульяны. Егор Карпович еле оттащил разъяренную собаку, а Нюра так и осталась лежать на снегу. Одежонка её была изодрана в клочья, в клочья изодрано и колено.

 Всю в крови принесли домой Нюру.  Всю ночь не отходила от неё Фёкла. У Нюры начался жар, она бредила. Под утро её сменил Филипп Павлович. Как только забрезжил в окнах свет, ни сказав ни кому ни слова, Фёкла направилась в контору. По дороге она прихватила палку, с которой Лёня летом ходил за коровой. Окна конторы уже светились, значит председатель на месте. Собаки возле конторы не было. Сжав палку в руках, Фёкла ворвалась в контору и с этой палкой кинулась на председателя.
- Ты что, гад, придумал детей собакой травить? Да я тебя сейчас на месте здесь за своего дитя захлещу. Ты думаешь, если она сирота, так её и обижать можно?
Не ожидал такого Егор Карпович от этой тихой, всегда послушной женщины, но когда,  удары как град посыпались на него, он озверел, как его собака. Неизвестно, чем бы закончилось это бесславное сражение, не подоспей сюда Филипп Павлович.
Вырывающуюся, всю в слезах еле успокоил он Фёклу, а в контору уже стал собираться народ.
- Ты ещё ответишь мне за это.- пригрозил Егор Карпович в след Фёкле, когда Филипп Павлович уводил её домой.

На работу Фёкла не вышла. Нюре было очень плохо.
После обеда пришла Лукерья - жена Егора Карповича. Она осмотрела ногу Нюры и сказала, что ей бабушка тоже лечила рваные раны от укусов собаки в детстве. Она засыпала эти раны пеплом шерсти собаки, которая покусала. Она развернула чистую тряпицу в которой лежала горстка пепла. Тут же из кармана она достала читок водки и протерла ранки этой водкой. Нюра отдернула ногу и захныкала- защипало. Лукерья стряхнула аккуратно пепел на раны и замотала ножонку этой тряпкой.
- Ну вот, теперь до свадьбы всё заживёт.
- До какой свадьбы?- заинтересовалась Нюра.
- До твоей, - ответила Лукерья.   
- Феколка, ты не держи зла на Егора. Прости его за ради Бога. Сам не знает, что творит.
Фекла тяжело вздохнула.    Фёкла то может быть и простила, только вот Егор Карпович, не простил Фёкле её разбойное нападение на его - председателя колхоза. коммуниста, уважаемого человека в районе.  Через неделю Фёклу вызвали в район. И если бы не Филипп Павлович ещё неизвестно. чем закончилась бы эта история.

Но она, Слава Богу, закончилась благополучно и намного раньше, чем зажили рваные раны на ноге Нюры. Поговорил с родственником Степан Рудаков. Егор Карпович угомонился, но обиду затаил и на Фёклу, и на её детей.
После отъезда Степана к Ульяне долго приходили соседки посмотреть на подарки, которые он привёз для сестры и матери.

 По деревне прошёл слух, что Степан привез мешок денег на сохранение к матери. Этот слух не давал покоя Митьке. Он искал причины, чтобы зайти к Ульяне. Во время своих посещений он внимательно осматривал двор, прикидывал, где можно спрятать мешок с деньгами. В одно из своих посещений, он застал Ульяну, тащившую полный, чем то набитый  мешок, в кладовую. Он хотел было ей помочь, но Ульяна быстро загородила мешок собой и выпроводила его из сеней. Митька понял, что слухи имеют под собой реальную основу.
 В его голове созрел план. Он вызвал своего друга Сашка и рассказал ему об увиденном. Они так увлечённо обсуждали план действий, что не заметили, как появилась Зоюшка. Она тихонечко стояла за дверью и внимательно слушала, о чём договариваются два друга. Из разговора она только и поняла, что сегодня ночью эти два друга что-то замышляют предпринять. Входная дверь скрипнула и Зоюшка мигом отскочила к столу. Вошла Лиза, тяжело дыша, раскрасневшаяся от мороза. Она была еще только на шестом месяце, но её живот был большим и круглым. Дарьюшка- её мать очень сокрушалась, предполагая, что Лиза носит двойню.
-Ну что ты скачешь, как коза -беззлобно сказала Лиза Зоюшке.
Зоюшка приложила палец к губам, глазами показывая на комнатную дверь, за которой затихли друзья.
Покачиваясь, Лиза вплыла в комнату:
- К маме ходила, холод какой и метет, бр-ррр. – передёрнула она плечами.
- Ну как договорились, жду тебя,- сказал Митька, подозрительно косясь на Зоюшку, и вышел.

Было уже далеко за полночь, когда два закадычных друга вновь встретились. В деревне все уже угомонились, зимой спать ложились рано. Темень непроглядная, но снег уже не падал. Митька с Сашкой, крадучись, дошли до Ульяниной избы, постояли в переулке, оценивая обстановку. Тишина. Никого.  Но не спалось в эту тёмную ночь, не только двум друзьям. От самого Сашкиного дома их сопровождала любопытная Зоюшка. Не только природное любопытство двигало Зоюшкой в эту ночь, уж очень ей хотелось выбраться из под не укротимой опеки своего брата. Она понимала, что это как то поможет ей вырваться на свободу. Она замерла, прижалась к стене, соседнего дома, когда они остановились в Ульянином переулке.
- Мешок стоит у дверей,  надо залезть на крышу, я тебя подсажу. Ну давай, вставай ко мне на колено,- тихонько говорил Митька.
-  Подожди, я нож достану, чтобы дыру сделать (крыша дома была крыта земляными пластами с дерном, так все в деревне делали),- затараторил Сашка.  Зоюшка подкралась поближе, она уже смекнула, что друзья, прослышавшие о мешке денег, о котором говорила вся деревня, решили его похитить. Она спряталась за стог соседского сена и  внимательно следила за тем, что происходит на крыше тетки Ульяны. Стоять без движений было очень холодно. Она стянула  со своих озябших рук руковицы, оказавшиеся Лизиными (впопыхах взяла не свои), и стала дуть в руки. На какое то мгновение она отвлеклась. Послышался громкий лай собаки переходящий в визг. Мимо её промчались Сашка с Митькой. На плече у Митьки был мешок. Залаяли и повыскакивали из соседних дворов собаки. Зоюшка рванула за ними домой.

Утром все село всполошилось, у Ульяны Рудаковой  нынче ночью побывали воры. Слухи были разные. По показаниям Ульяны был похищен мешок с сушеными ягодами.
- Всё летечко не разгибая спины собирала, сушила, чтоб у него руки поотсыхали, - сокрушалась Ульяна.
-Это, ладно я в сени Дружка запустила, вот он его и вспугнул.    
Приехавший на место преступления участковый пытался выявить по следам участников преступления. Но вокруг избы Ульяны снег был так утоптан, как буд - то там прогнали табун лошадей. Но одну улику все-таки он нашёл. Это была, нечаянно оброненная Зоюшкой, Лизина варежка. Такие варежки были только у Лизы, настоящие, не самовязанные, недавно привезенные из города Дарьюшкой.
Разочарованье Сашки и Митьки можно себе представить, когда вместо желанных денег они в мешке обнаружили только ягоды. 

В поле подозрения пал Александр Агашкин. Прибежала Варвара из конторы сообщить о том, что Сашка; вызывают к участковому. Лиза заволновалась, что - то подсказывало ей, что вызывают мужа  не зря.
- Не переживай, схожу, узнаю что там и зачем, - отмахнулся от неё Сашка. На душе у него было тревожно.
 
Агашкина допрашивал участковый, суровый на вид мужчина. Левая рука его, безжизненно опущенная, вниз была в чёрной перчатке, что наводило ужас на допрашиваемых. Вот и Сашка слегка оробел сначала.
Домой он пришёл в разъяренном состоянии. Он заперся с Лизой в комнате. Как ни прислушивалась Зоюшка, ни чего кроме раздраженного Сашкина голоса и всхлипываний Лизы она не могла расслышать. Как попала Лизина варежка на место преступления, Лиза объяснить не могла. Говорили они долго. Зоюшка сгорала от любопытства. Услышав, что Сашка поминает какие то варежки, похолодела от ужаса. Значит она потеряла возле Ульяны Лизину варежку. Зоюшке стало страшно, за себя, за брата, за Митьку. Она отошла от двери, забралась на печь и затаилась. 
   
Сегодня деревня гудела, как разоренный улей. Только и разговоров о выездном суде, который будет вершиться в клубе над Лизой Полянкиной- женой Александра Агашкина. Разнаряженные бабы шли в клуб, тянулись мужики, гурьбой бежали ребятишки. Детей в клуб не пускали, но Нюре удалось прошмыгнуть и спрятаться под лавку.  Фёкла пойти на суд не смогла, как раз её кормилица Зорька надумала телиться. Сидеть под лавкой было неудобно и жарко. Говорил участковый, говорили какие то мужики, незнакомые Нюре, сидевшие на сцене за столом, покрытом кумачовой скатертью. После объявления приговора истошно закричала Дарьюшка, а за ней Лиза.
-Как же так ведь ты говорил, что мне ничего не будет, я же в положении,  как же так? Нет, нет, это не я, не я… Я не виновата.
По всей видимости, удалось Сашке уговорить Лизу взять все на себя. Обнаруженная варежка на месте преступления, сыграла свою роль. Получается, что Лиза была на месте преступления. У Лизы уже большой срок беременности – значит, её простят,  ей ни чего не будет. 
Но Лизе дали четыре года. В тюрьме у неё родилась дочь. Сашка не долго горевал. У Лизы  ни разу не был.  Не поехал и тогда, когда узнал, что Лиза родила девочку. Прасковья – жена Артемия Силантьевича, познакомила его с Катенькой из соседней деревни. Они работали вместе на посевной. Катенька была скромной, покорной девушкой, с круглым личиком и добрыми умными глазами, милыми кудряшками, но она значительно уступала Лизе.

У Митьки тоже произошли значительные перемены в жизни. В этом была не малая заслуга Зоюшки. Не за долго до суда над Лизой. Зоюшка поняла, что она беременна. Сначала это очень испугало её. На еду смотреть не могла, от одного вида её выворачивало наизнанку. Она похудела, её большие глаза стали просто огромными. Дарье было не до неё, Сашка находился в тот момент под следствием. Ему грозила тюрьма. Варвара извелась, переживая за сына, поэтому и не обратила на значительные перемены, происходившие с дочерью. Зоюшка не стала долго напрягаться своим положением, решила поставить перед фактом незадачливого отца своего ребенка. Она отправилась к Ефимовым. Дмитрия не было дома. Зоюшка решила его дождаться. Аллочка  не сидела как обычно над тетрадками. Приболела Валюшка. Укутав её потеплее, Аллочка собралась пойти к Фёкле за травками, чтобы попоить Валюшку. Фёкла не раз уже помогала Аллочке лечить Валюшу и  особенно Митю от кашля, который частенько мучил его после ранения.
- Сбегай одна, я посижу с Валюшкой, - предложила Аллочке добросердечная Зоюшка. Ей не терпелось увидеть Митьку. Они давно не встречались за суматохой  прошедших дней.

  Митьку сначала несколько испугала такая новость, нет,  скажем так, не испугала, а скорее озадачила. Он стоял и, казалось, не понимал, чего Зоюшка от него хочет, но когда из её глаз хлынули горькие слёзы, он встрепенулся, взял её за плечи и притянул к себе. В ответ Зоюшка зарыдала ещё сильнее:
- И что теперь мы будем делать, Митя? Что делать? Тётка Дарья не согласится мне помочь из-за Лизы. Она проклинает не только Сашку, но и нас с мамой. То делать?
Сердце Митьки сжалось, ему стало так жаль Зоюшку, что он прижал её к себе и стал покрывать поцелуями её мокрое  от слёз лицо.

 Вот в таком состоянии и застала их Алла Сергеевна. Она в растерянности стянула платок с головы и навалилась на дверной косяк, как буд - то не могла удержаться на ногах. Митька испугался, оттолкнул Зоюшку и уставился на неожиданно появившуюся Аллочку.  Молчание нарушила Зоюшка:
- У меня тоже будет ребенок, поняла? Митька меня любит, а с  тобой из жалости живёт. Уезжай, уезжай отсюда, все равно не будешь ты жить в деревне. Уезжай в свой Ленинград. Уезжай, он меня любит, а я его…
Зоюшка сошла на крик. Она схватила с вешалки свою фуфайку и опрометью кинулась вон из Митькиной избы.  Ни кто не знает, что происходило в избе Митьки, только на завтра Алла Сергеевна скоропалительно уволилась из школы, объясняя тем, что в Ленинграде нашлась её дальняя родственница и она хочет поехать к ней. Все сочувственно отнеслись к этой истории. Было жаль, что такая хорошая учительница уезжает из деревенской школы, но в тоже время были рады, что у Аллы Сергеевны появилась родная душа и она теперь не так одинока. Другие сочувствовали Митьке, так как понимали, что он из деревни никуда не поедет. Ни кто особенно не осуждал, когда через некоторое время в избу к Дмитрию перебралась Зоюшка. Об Алле Сергеевне больше никто никогда не слышал. Так для Зоюшки неожиданно просто замечательно разрешилась, казалось бы  неразрешимая ситуация.

 Жизнь в деревне набирала свои обороты. Стали нарождаться дети. У Дарьи Емелькиной родился долгожданный мальчик. Его назвали Петром.
У Шаповаловых Татьяны и Михаила родился сын – Гришенька, а у Зоюшки с Митькой родилась дочка, которую назвали Милой. 
Изголодавшиеся бабы по мужской ласке старались вовсю. Они рожали детей. Деревня росла, босоногие ребятишки носились по лужам,  по конотопке, которая росла по всем дорогам, не истерзанным ещё колесами тракторов, которых не хватало. Они нужны были разрушенной длительной войной стране, народу, который неимоверными усилиями  поднимал страну из разрухи. Люди верили, что они справятся, что их ждёт прекрасное будущее. Они всем своим существом стремились к этому прекрасному будущему и не жалели для этого ни своих сил, ни своего здоровья, ни времени.
 Приближающийся гул всколыхнул босоногую стайку, все ребятишки как по команде повернули головы туда, откуда он нарастал. Со стороны Актабана клубилась пыль, и в этой пыли были едва заметны три силуэта тракторов.   Не сговариваясь, дети метнулись навстречу этому облаку пыли. Быстроногая  Нюра неслась впереди всех. Добежав до первого она запнулась и упала, содрав кожу на коленках, которые летом у неё и без того никогда не заживали. Но она даже не обратила внимание на это. Поравнявшись с ребятишками, тракторы остановились. Все кто узнал в запыленных лицах своих отцов, мигом кинулись к ним. На дороге остались только трое – Нюра, и два Толи Татьяны Гулюшки и Надежды Шумилиной. Их отцы не вернулись с фронта. Тракторы тронулись, а эти трое бежали с боку за ними. Из кабин им махали, гордые и счастливые сверстники. Дикая обида пронзила Нюру. Она остановилась и присела, стала рассматривать свои разбитые коленки и слёзы боли и зависти хлынули из её глаз. Бежавший за ней Толя Шумилин чуть не опрокинул её. От перенесенного заболевания в детстве он немного прихрамывал и все звали его «хромым».
- Нюрка, ты чего расселась? – завопил он. Но, увидев её слезы, он присел рядом и обнял её за плечи.
- Не плачь Нюрка, я вырасту стану трактористом, женюсь на тебе и буду каждый день тебя на тракторе катать. Эти слова подействовали на неё удручающе, она зарыдала навзрыд.
 
 Выбрав удобный случай этих «счастливчиков» Нюра поколотила, подговорив своих закадычных друзей. Но все равно  эту горькую обиду и осознание несправедливости Нюра почему то пронесла через всю жизнь.

 Свою двадцатую весну Пашка встречал бессонными  ночами. В колхозе объявили долгожданный выходной по случаю окончания посевной компании. Борозда – так называют в колхозе этот праздник. Степанида, приходя с колхозной работы, бралась за домашнюю. Троих ребят надо  и накормить, и обстирать. Накопилось много белья для штопанья. Младшему Ване доставалась одежда после братьев, которая была штопана-перештопана. Вот и опять Ванина рубаха развалилась при стирке. Пашки как всегда нет дома. Ванька   в огороде выполняет своё дневное задание. Аркашка на конюшне работает. Председатель обещал отправить его осенью на курсы трактористов. 

Степанида, сидя у окна, с Ванькиной рубахой в руках,  задумалась о своем житье-бытье. Вспомнила, как сердобольные односельчанки советовали отдать братьев в детдом после смерти родителей. Степаниде такое даже в голову ни разу не пришло. Как же так, отдать родных братьев, да что она калека какая что ли или сердца у неё нет?!  Вот и Пашка уже почти взрослый, осенью в армию заберут тут мысли её переключились… а где же это пропадает Пашка?  Целыми днями он либо в поле, либо на конюшне.  Колхоз выучил его на тракториста, нынче уже вторая посевная у него, но он берется за любую другую работу. Трудолюбивый и смышленый парень. Своих лошадей передал Аркашке. Но кажется ему, что Аркашка не достаточно холит его бывших питомцев, поэтому всё свободное время Павел проводит на конюшне. А вот сегодня  утром Степанида услышала разговор братьев. Аркашка просил Павла зайти посмотреть на жеребую кобылу а, тот вот уже два дня не был на конюшне.  Сегодня он опять пришёл домой  под утро и сразу заснул. Встревоженная Степанида решила допытаться у кого же пропадает её брат, но ничего вразумительного от Пашки не добилась.
- Вот  принесет кто нибудь нам под окошки младенчика, тогда будешь знать, - ворчала Степанида.
Полюбопытствую у Мареюшки, она по дворам ходит и все про всех знает, решила она. Но ходить ни куда не пришлось. Разгадка сама под вечер явилась под окна. Тамарка - Нюры Жуковой дочка. Красавица в мать, только глаза как у Артемия Силантьевича – карие. Красивые глаза. Она была года на два старше Павла.

 Про Тамарку много ходило сплетен по деревне. Уж очень влюбчивая была она. Видно в отца пошла. Она пару раз прошлась мимо окошек, а потом и вовсе присела на скамейку напротив  и принялась лузгать семечки, бросая выразительные взгляды на калитку Шаповаловского дома.  Пашка заметался по избе, сбивая на пути табуретки. Ванька с Аркашкой стали его поддразнивать, называя женихом, за что и получили подзатыльники от крепкой Пашкиной руки.
Степанида явно была разочаровано, нет надо прямо сказать даже огорчена таким выбором брата.
- Тебе что добрых девок не нашлось в деревне? Строго спросила она.
- А чем тебе Томка плоха?- сузил глаза Пашка.
- Наверное тем местом  и плоха, каким  тебе хороша.
Пашка зарделся схватил свой картуз и выскочил из дома. Степанида проследила из окна, как он промчался мимо Тамарки и свернул в переулок к озеру. Тамарка, как бы нехотя, поднялась, отряхнула подол от шелухи подсолнечника и спокойно двинулась за Пашкой вслед.

Пашка и сам не мог объяснить, что с ним происходит. Его неудержимо тянуло к Тамаре, хотелось быть с ней рядом, любоваться ею, наблюдать за ней, поправлять выбившийся завиток из - под косынки. Ему нравилось в ней всё, а особенно карие глаза, которые,  то насмешливо, то серьезно смотрели только на него, когда они оставались наедине. Его злило, нет,  просто бесило, когда она так же зазывно смотрела на других, шутила с ними. Он понимал, что он ещё молод и неопытен, так как те другие, что ей пора замуж, а ему через год - в армию, но ничего не мог с собой поделать. Он сердился на неё, сидел насупившись, не разговаривая, а Тамарка наклонившись к нему тихонечко шептала на ухо разные нежности, сначала он пытался отмахиваться от неё как от назойливой мухи. А потом вся Пашкина плоть таяла от нежных слов её, от теплого дыхания в ухо, «мурашки» ползали по  телу и Пашка сдавался. Он сжимал её в своих объятиях и … наступало примирение. Тамаркина потребность в мужской ласке не знала границ. Она готова была заниматься любовью в любом месте и в любой позе. Она не знала ни страха ни стыда.
Пашка сначала стеснялся её настойчивых ласк, а потом вошел во вкус и уже не Тамарка а он тянул её за руку в какое нибудь укромное место, подальше от посторонних глаз. Тамарка поощряла его и он чувствовал себя героем. Так незаметно пролетело лето.

 Наступила уборочная страда. Все стар и млад вышли на уборку урожая.  На уборку из Актабанской МТС были присланы трактористы.      
 Пашка с утра до позднего вечера не выходил из трактора, про гулянки  с Тамаркой пришлось забыть. Возвращался домой поздно, падал от усталости в постель, а вставать приходилось раньше рассвета. Каким глубоким  было его разочарование, когда он, явившись за запчастями для поломавшегося трактора, увидел, как его Тамара сидевшая на завалинке у конторы,  призывно улыбалась трактористу, прибывшему недавно для уборки урожая. Кровь закипела и ударила в лицо, но Пашка сдержался. Спокойно, вразвалочку он подошёл к ним и сел рядом с ней. Тамара вскинула на него свои насмешливые чуть прищуренные глаза и улыбаясь сказала:
- Николай, пойдем прогуляемся по деревне, а то тут всякая мелкотня поговорить мешает. И она легко встала, взяв под руку Николая, не оборачиваясь, пошла с ним в сторону леса. Пашка застыл на месте, будто на него вылили ведро помоев.

Придя в себя,  он побрёл не домой, а на конюшню. Подойдя к своему любимчику жеребцу Серко, потрепал его по гриве, надел уздечку и вывел его из стойла. Колхозный сторож  Мареюшка спала крепким сном и ничего не слышала. Пашка скакал на коне не разбирая дороги, мчался на встречу ветру, казалось, нет силы, которая смогла бы его остановить. Он погонял коня, и конь нёс его навстречу заре, которая уже занималась на небе. Пашка сам не знает,  сколько он так несся по лугам, очнулся на берегу лесного озера. Он остановил коня и упал на прибрежную траву. Лицо горело не то  от обиды, не то от ветра. Было ни столько обидно, что она с другим, сколько то, что предмет его воздыхания считает его ещё маленьким. Такого удара по самолюбию Пашке трудно было вынести. Он перевернулся на спину и долго смотрел в небо. Ему впервые поскорее захотелось уехать далеко – далеко. Скоро в армию.

Зима подкралась незаметно. Опять завьюжило, занесло все тропки, дворы. Не хотелось и носа высовывать из дома. К Фёкле в клубах пара ввалилась Мареюшка.
- Ой, мамочка, какую я Фёкла новость принесла. Филиппа Павловича нет дома?- озираясь спрашивала она. Она его слегка побаивалась и старалась приходить в его отсутствие. При нём Фёкла ничегошеньки не даст Мареюшке. Она ещё разок заглянула в горницу.
- Здесь я, - откликнулся Филипп Павлович  с печки. – Что принесла, греховодница? Вроде бы ты обычно унести, а не принести норовишь.
Мареюшка не обиделась на такие замечания Филиппа Павловича и продолжала тараторить.
- Председатель наш Егор Карпович вчера в район ездил, заходил на постоялый двор. («постоялый двор» - это дом, где колхозники могли переночевать в случае если не могли во время вернуться домой.) Постоялый двор был в избе Дарьи Полянкиной, перебравшейся после ареста дочери Лизы в район.
- Не могу с этим заср… одним воздухом дышать говорила она при переезде. Дышать трудно. – говорила она о бывшем зяте.
       Мареюшка выдержала паузу, стараясь произвести впечатление      слушающих.
- Лизка Полянкина вернулась. Совсем из тюрьмы вернулась и не одна.
- Ну да слыхала я, что дочка у неё растет. Дарьюшка рассказывала, что уж больно на Сашку похожа девчонка.
- Да нет, Фёкла, не все ты знаешь, с мужиком она вернулась. Иваном зовут, царевич просто, красавец писаный говорят, умнющий, одет не по нашему, по- городскому, а сам важный такой.
Мареюшка замолчала, стараясь понять, какое впечатление произвела на Фёклу и Филиппа. Они переглянулись, улыбаясь глазами.
- Ну и Слава Богу, она заслужила доброго мужика, - проговорила Фёкла.
- А Сашка опять свою Катьку гонял. «Убью», кричал, еле угомонили. Митька успокаивал опять. А  Катька ребятишек под мышки подхватила и огородами к Митьке убежала.
Фёкла сокрушенно покачала головой. Она знала, что такое быть битой мужем.
- Вот дурак  какой ведь двое ребят уже, а никак не угомонится.
 У Сашки с Катей были мальчики погодки. Мареюшка, видя, что не произвела должного впечатления быстро засобиралась восвояси. Но домой не пошла, метнулась к Татьяне-Гулюшке. Нюра с Нэлли, сидевшие в горнице, слышали весь разговор взрослых. Девочки быстро засобирались на улицу. Хотелось узнать обо всем поподробнее. Они помчались к Валюшке Емелькиной, которую считали своей закадычной подружкой. Вале частенько приходилось приглядывать за младшим братом Петенькой, поэтому ей не всегда удавалось побегать с подружками. На этот раз она сама спешила им навстречу. Она махала им рукой, призывая повернуть назад.  Подруги мигом сообразили, что Петенька оставлен на младшую Тоню и мигом повернули обратно. Прибежав к Фёкле, они тихонечко разделись и прошли в горницу. Они обсуждали только что услышанную новость.
- А вы знаете, что мать Лизы – колдунья, говорила шепотом Валя. Истинный Бог!-  крестилась она.
- Я слышала, тетка Марейка говорила.
- Врет твоя тетка Марейка, вторила ей Нюра.
- А я слышала , что это она наворожила Ивана – Цареевича своей дочери.
- А вы слышали, что сейчас святки на дворе и все ворожат. А давайте и мы поворожим, предложила Нюра
- А не страшно?
- Так мы вместе будем, вместе не страшно,- и Нюра рассказала как надо ворожить, это ёщё покойная бабушка Анна учила.
Девчонки так увлеклись, что не слышали, как в дом вошли  старший брат Леня со своими  дружками. Увлеченные такой интересной темой девочки даже не заметили, что их слушают ребята. Как стемнеет, надо было идти в баню. Сказать заветные слова в предбаннике. А затем приоткрыть дверь в парную, снять штаны и выставить голую попу. Если будут ощущения, что по голой попе проведет голая рука,- значит жених будет бедным, а если теплая и пушистая - богатый. Пока девчонки собирались, ребята уже убежали в баню и тихо поджидали их там.

 На улице было уже  темно, а в предбаннике ещё темнее. Девочкам стало страшновато. Тем более казалось, что в бане кто то есть. Они немного поспорили кто пойдет первой.
-Давай Валька ты иди, ты ростом меньше всех, мы тебя держать будем за руки, - уговаривала Валю Нюра.
-  Если что, так мы тебя быстро вытянем.
  Та  быстро согласилась,  она во всем подчинялась Нюре. Валя уже было собралась стянуть штанишки, как услышали голоса. Это возвращались из гостей ещё одна их подруга – Любка Губова со своей матерью Акулиной. Девочки быстрёхонько выскочили на улицу
- Люба, -  ласково позвала Нюра.
- Иди сюда, дело есть.
- Знаю я ваши дела,-  откликнулась вместо Любы Акулина.
- Опять шкодить будете. Не ходи к ним Люба. Вечно эта Нюрка что- нибудь выдумывает.
Но Люба уже отделилась от матери и шла навстречу девочкам.
- Люб, хочешь поворожить. Сейчас все ворожат.
- А как ? -спросила доверчивая Люба. Нюра начала шептать ей на ухо. Та с недоверием смотрела на Нюру.
- Пойдем,  мы уже поворожили!  Знаешь, каких богатых и красивых себе наворожили! -  Нюра замигала девчонкам, чтобы они её поддержали, те дружно стали поддакивать. Заинтригованная Люба пошла с ними в баню. Ребята уже стали подмерзать в нетопленной бане  и хотели было уйти, но тут увидели, что девчонки возвращаются, они снова спрятались в бане.
- Ну давай снимай штаны и просовывай в дверь попу.  Не бойся, мы тебя за руки держать будем.
 Люба быстро стащила до колен свои штаны и приоткрыв дверь выставила попу в баню. Лёня проворно схватил её за попу рукой одетой в овчинные рукавицы.  От испуга Любка заорала. Девчонки от испуга выпустили её руки и кинулись вон из бани. Голой попой та шмякнулась об пол, проворно вскочив на ноги, попыталась бежать, но спущенные до колен штаны не позволили ей это сделать, и она снова упала теперь уже  вперед. Ребята принялись громко хохотать и улюлюкать. Любка  вскочила, кое-как натянула штаны и со всех ног побежала вслед за подругами. Когда Лёня вернулся домой, Нюра с Нэлли сидели в комнате, склонив кудрявые головки над тетрадками, как будто ничего и не было и учили уроки. Каникулы заканчивались. Скоро в школу. 
 
Когда Сашка Агашкнн узнал о возвращении Лизы ему очень захотелось увидеть её, дочь и конечно же её мужа. О них в деревне говорили многое и по - разному. Решив, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, он отправился в район, где у матери пребывала Лиза. Он заметил её  издалека и постарался остаться незамеченным. Лиза шла не одна, держа за руки ребенка, с ней шёл  мужчина. Лиза ему показалась такой красавицей, что у него заныло под ложечкой. На ней было изумрудного цвета пальто, пуховая шаль и белые валенки.
- Видно Дарьюшка расстаралась для единственной доченьки, - подумал Сашка. Лиза была удивительно хороша, раскрасневшаяся от мороза и  волнительных  встреч со знакомыми людьми. Она улыбалась, на ходу что - то объясняя своему спутнику.  Мужчина, идущий рядом с ней, был действительно хорош собой, высокий статный.  Одет по-городскому. Сашка искал изъян в этом человеке и не находил. Вернувшись домой, он беспробудно пил три дня, гонял по двору свою Катерину с ребятами, и лишь потом успокоился.

Первой деревенскую новость всегда узнавала Мареюшка – москвичка. А вот тут она оплошала, может от того что приболела немного. Простыла. Уж больно зима лютая пришла. Как всегда с новостями она рванула к Фёкле.
-Слыхала ли ты Феколка, что свадьба в деревне намечается?- надеясь, что хоть здесь она произведет должное впечатление.
-Старая новость!- ответили с печки Нюра с Нэлли.- и Жених Актабанский – тоже знаем, пытались опередить её девочки. Мареюшка открыла рот, но девчонки продолжали:- и что свадьба на маслянку- тоже знаем, и что жених в примаки идет. (Это значит, что жить у жены будет)
- А что Тамарка дитя ждет? – Мареюшка многозначительно помолчала, наслаждаясь произведенным впечатлением.
-А дитя то не от Кольки, а от Пашки. – Вот теперь всё! И Мареюшка с чувством полного удовлетворения опустилась на рядом стоящий табурет. Девочки на печке замолкли, и смотрели на Фёклу.
- Фёкла вдруг рассердилась, и даже прикрикнула на Мареюшку.
- Брешешь ты все Мареюшка. Тебе не  надоело всякие небылицы по деревне носить?! Пашку по осени ещё в армию забрали. А сейчас весна на носу.
Мареюшка не надолго задумалась.
- Вот увидишь, на Пасху кашу у Тамарки есть будем. – Мария нахохлилась, обиженно взглянула на Фёклу, как бы говоря, зря ты так, я ни когда ни чего лишнего никому ни разу не с брехала. Благодаря Мареюшке – москвичке деревня всколыхнулась, бабы посудачили, но не имея основания, эта новость не прижилась и быстро забылась.
А может быть другая взбудоражила всю деревню. Мария и тут была участницей. Дело в том, что в колхозе произошла кража овец. Сторожила в эту ночь она. Как только она благополучно закрыла свою избушку на засов, почаёвничала, что бы голод не мешал спать до утра, и стала укладываться на топчан, как началось такое…   Пламя огня озарило всё вокруг. Мария от испуга присела, а потом, вытягивая шею, пыталась выглянуть в окно. Новая вспышка огня озарила избушку. Мария упала на пол торопливо начала креститься. За окном кто то истошно завыл, а потом заблеяли овцы. Мария закрыла голову руками и кричала: «Чур, меня, чур!!». Сколько она так пролежала она не помнит. На полу лежать было холодно. Дрожа  от холода и страха, Мария заползла за печь, забилась в угол и сидела, не шевелясь в темноте. Там утром и нашли её, пришедшие на работу колхозники. Мареюшка ни чего толком не могла объяснить. Вбежала Шура и сообщила, что не хватает десять овец.
-Артемий Силантьевич, вызывайте участкового. Там следы есть, по следам надо идти, может и найдем, где наши овечки. Прибывший участковый долго не мудрил, зашёл к Агашкиным, но Сашка после буйных загулов не мог оторвать голову от подушки, лишь время от времени прикладывался к банке с огуречным рассолом. Следующим на пути был дом Митьки. Участковый оглядел двор, заглянул в хлев. Из дома выскочила Зоюшка. Она не работала, так как кормила грудью недавно родившегося сына.
- Вы чего тут ходите, чего по чужим сараям высматриваете?- но увидев участкового, прекратила крик. Участковый подошёл к Зоюшке, стал расспрашивать о муже. Зоюшка заволновалась, но о том, что ночью он куда то уходил, говорить не стала. Ни чего не найдя у Митьки толпа, возглавляемая участковым, двинулась дальше вдоль деревни.
 Возле дома Мареюшки – москвички участковый задержался, что-то смутило его. Возле двора было чисто выметено метлой, хотя ночью снега не было. Он поднял вверх палец, что бы сопровождающая его толпа замолчала, и все отчетливо услыхали блеяние овец. Блеяние доносилось из дальнего старенького хлева. У Марии уже много лет не было ни какой живности, кроме захудалой коровенки. Как то не приживались у неё даже кошки, уж не говоря о других более крупных животных. Участковый, взяв двух человек понятыми, направился к хлеву. Все остальные в ожидании замерли у ворот. Все десять овец, похищенные из колхозной овчарни находились в хлеву. Дело рук старшего сына Марии – Василия.
Васька долго не запирался и признался во всем. Это они с Митькой ночью напугали до смерти бедную Мареюшку, поводив факелом у окна. Воистину говорят - у страха глаза велики. Был суд. Ваське и Митьке дали по пять лет. Зоюшка лила горькие слезы, а её мать каждый день стояла на коленях перед иконой Божьей Матери и просила простить грех, который совершила её дочь, когда связалась с женатым Митькой и осиротила маленькую Валюшку. Она то догадывалась об истинной причине отъезда Аллы Сергеевны.

Весна подкралась незаметно.  Появились первые проталины. Солнце начинало припекать. Куры высыпали во двор, рылись в навозных кучах. Петухи распевали во все горло. 
Ребятишки, насидевшись дома за длинную, холодную зиму, тоже высыпали во двор. За огородом у Михаила Шаповалова появились первые проталины. Лужицы, покрытые корочкой льда, к обеду оттаивали. Татьяна выпускала корову и овец на эту полянку пощипать прошлогоднюю травку. Экономила сено.

На эту полянку приходили и колхозные лошади с этой же целью выпущенные Аркашкой. Колхозная конюшня была как раз за огородом Михаила. На эту полянку пришли и неразлучная парочка Гриша с Милой. Они всегда ходили, держась за руки. Никто уже не дразнил их женихом и невестой, потому что они даже  не реагировали на эти дразнилки.
- Смотри там папкин Серко посется, - закричала Мила и со всех ног кинулась к жеребцу, на котором Митька ездил, когда пас колхозное стадо. Мила очень тосковала по отцу, который сидел где то за Курганом. Она несказанно обрадовалась этому жеребцу и со всех ног как к родному кинулась к Серко.
Гриша тут же бросился её догонять. Мила бежала и звала Серко. Гриша опередил её, подбежав сзади к лошади, дернул Серко за хвост. От неожиданности тот присел, а потом взбрыкнул. Задней ногой он угодил Гришке прямо в живот. Гриша отлетел и от резкой боли свернулся калачиком. Дети окружили его. Кто-то кинулся к Шаповаловым позвать взрослых. Накинув на себя фуфайку, Татьяна, не разбирая дороги, бежала к сыну. Она растолкала ребятишек, столпившихся вокруг её сына, и подхватила его на руки.
-Сынок, сыночек, где больно, покажи, где болит? Гришенька смотрел на мать мутными от боли глазами и стонал. Татьяна подхватила его на руки и бегом кинулась домой. Михаил ещё рано  утром уехал  в район.
 Татьяна  положила Гришеньку на лавку. Её сердце вдруг сжалось от предчувствия чего то плохого и  страшного. Она подхватила сына на руки и кинулась вон из дома. До ближайшей участковой больницы было семь километров. Она бежала, неся его на руках, не разбирая дороги, и все твердила:
- Потерпи сыночек, сейчас уже вот уже немного осталось. Иногда Гриша переставал стонать, затихал. Татьяна тормошила его, и он снова постанывал, только уже потише, слабел.

Татьяна бежала на руках с сыном не чувствуя усталости, только пот застилал ей глаза. И откуда только брались силы у этой маленькой и хрупкой женщины.  Вбежав в больницу, она кинулась в первую попавшуюся дверь,
- Доктора, позовите доктора. Помогите! Лошадь лягнула лошадь.., - выдохнула она и  опустила, казалось безжизненное тельце ребенка  на кушетку. Доктор велел вывести и успокоить мать, а сам занялся ребенком. Помощь  Гришеньке  уже не требовалась, Татьяна принесла его  мертвым.  Он скончался от  многочисленных разрывов органов брюшной полости и большой кровопотери. Татьяна  долго не могла оправиться от этой беды, болела. Михаил, очень любивший своего младшенького, тоже долго не мог прийти в себя

Жизнь шла своим чередом. Вот уже весна заканчивалась. Погода стояла по летнему теплой и солнечной. Нюра с Нэлли, утомленные  полуденным солнцем, брели из школы.  Дорога  петляла меж полей и лугов.
- Ещё целую неделю надо в школу ходить, - прервала молчание Нэлли. – Потом ещё экзамены…
Нюра молчала, но видно было, что в её глазах вспыхнули огоньки. Она вдруг уселась на обочину дороги, вытянула ноги и принялась рыться в своей холщовой сумке. 
- Ты чего уселась?- спросила Нэлли. А Нюра достала листочек бумаги чернильницу и что то уже старательно выводила ручкой. В конце письма она ловко вывела закорючку очень похожую на подпись их классной руководительницы  Капиталины Васильевны. Нэлли заглянула через плечо Нюры, захихикала.
- Похоже… Как здорово у тебя всё получилось, - восхищенно произнесла Нэлли.
-И ты это маме отдашь? И  больше в школу не пойдешь?
Нюра, щурясь на солнце, любовалась своим творчеством, рассматривая бумажку в вытянутых руках.
- Я тоже больше не пойду в школу, - заявила Нэлли. Нюра легко вскочила,  отряхнула платье, исполнила замысловатое коленце и спрятала в  сумку записку. 
Придя домой, она добросовестно прочла эту записку матери. Прочесть сама Фёкла не могла по случаю своей безграмотности.   Капиталина Васильевна сообщала «уважаемой Фёкле Прохоровне о том, что её дочь Нюра не допускатся к сдаче экзаменов и исключается из школы в связи с неуспеваемостью». Фёкла немного посетовала на это и успокоилась.
- Ну что ж пойдёшь работать. – проговорила она и стала накрывать стол для обеда. Из горницы вышел Филипп Павлович. Он все слышал и покряхтывая прошёл к столу. Сел на свое место.
- Пап, а я тоже не хочу учиться, - заявила молчавшая до этого Нэлли. Филипп Павлович Строго посмотрел в её сторону и продолжал есть. Дохлебав суп, он положил ложку и не глядя ни на кого сказал:
- Поедешь в Курган к тете Вере. Она обещала приехать за тобой после того как сдашь экзамены.  А насчёт тебя, - он повернулся к Нюре,- поговорю с Артемием Силантьевичем.

И поговорил… На следующий день отправили Нюру   на ферму ухаживать за телятами в летний лагерь.
Рабочих рук не хватало. Тоненькая как тростинка Нюра носила тяжеленные ведра, бегала за отбившимися от стада телятами, которые   все норовили побегать по лугу. К вечеру она падала от усталости едва добравшись до постели. Фекла вздыхала, прикрывая её стареньким одеялом:
-  Опять уснула не поужинав, - сокрушалась она.

Утром, чуть свет она снова будила свою Нюру. Хорошо ещё, что та была легка на подъем. Всё лето Нюра работала без выходных , ухаживая за телятами, на сенокосе, помогая поварихам на полевом стане. Казалось,  к вечеру - сил больше нет, но утром после короткого сна она снова бодро соскакивала и неслась на работу. Она много раз пожалела о том, что оставила школу, но признаться в этом матери не решалась.
 Нэлли к тому времени забрали в город и определили учиться в фабрично – заводское училище на портниху. Она изредка присылала домой письма, из которых было ясно, что живется ей куда легче, чем Нюре. Но вскоре Нюре пришлось не только прокатиться на тракторе, о чем она очень мечтала в своем недалеком детстве, но и даже поработать прицепщицей. У Маруси Мартыновой родила прицепщица и бригадир отправил к ней Нюру. Маруся была добродушной и неунывающей молодой женщиной. Она видела, как быстро освоилась Нюра с новой должностью, как она старательно выполняет все указания и предложила ей прокатиться с ней «порулить». Гордая и счастливая Нюра держалась за баранку и пела, скорее орала во все горло, но перекричать трактор ей так и не удалось. Она так и не услышала самоё себя.  Получалось не плохо, если бы не одно но- не хватало роста. Ноги не доставали чуть –чуть до педалей. Приходилось немного сползать вниз и из-за этого терять обозрение. Хорошо рядом сидела Маруся и направляла движение трактора. А во всём другом получалось даже очень не плохо.

Маруся даже посмеивалась, что растет достойная сменщица. Неизвестно, как сложилась бы карьера юной трактористки, может она и побила бы рекорд Паши Ангелиной, если бы она была все таки чуть-чуть повыше. Было прекрасное теплое солнечное утро, на поле работали Маруся с Нюрой и Сашка Агашкин со своим прицепщиком – Ванькой Шаповаловым. На поле приехал бригадир, «проверить и спланировать», так он всегда выражался, но всем было понятно, что приехал повидаться с Марусей.
 Маруся выпорхнула из трактора и предложила Нюре сесть за руль, чтобы не было простоя. Счастливая Нюра быстро влезла на сиденье и умело повела трактор вдоль борозды, за ней чуть позади,  двигался Сашка. Маруся немного проследила за своей подопечной и  уселась с бригадиром на кучу прошлогодней соломы. Нюра ехала и пела, пела душа, пели руки, приплясывали ноги. Иногда она оборачивалась назад и махала рукой Ваньке. Хорошо-о-о!!!

Но увы поле закончилось, надо развернуть трактор, а ноги не достают. Нюра сползла по сидению вниз, крепко потянула на себя руль, чтобы достать до педали и почувствовала резкий хруст. Надломленный руль оказался у неё в руках. Отломился от рулевой колонки. А трактор на всем ходу мчался в лес.  Сашка Агашкин, двигающийся позади, среагировал мгновенно. Заглушив свой трактор, он наперерез кинулся к Нюре. Кое как ему удалось развернуть трактор и заглушить его. Совсем немного и трактор врезался бы в одну из берез стоящих на опушке. Немного погодя подбежали и Маруся с бригадиром. Ругаясь, Афанасий, так звали бригадира, выхватил у Нюры баранку, которую она до сих пор крепко держала обеими руками.
- Сама понесёшь ремонтировать в МТС. Серьезно говорил он Выкрутив эту самую штуковину, на которой крепился руль, он взвалил всё это на Нюру. От тяжести ноги девочки задрожали в коленках и она присела.
- Чего расселась? Топай. – да лишнего не болтай.
Сашка, помогавший бригадиру, матюгнулся.
- Ты что творишь, Афоня? Разве не видишь, что она совсем ребенок. Меньше по кучам соломы обжиматься надо. Вези сам. И не трогай девчонку.
 
Так бесславно с позором провалилась карьера Нюры- трактористки. Но как говорится_ не было бы счастья, да несчастье помогло. Встретила Фёкла бывшую учительницу своей дочери, а та к ней с претензиями, почему Нюре не дали доучиться и отправили работать. Фёкла от неожиданности не знала даже, что и сказать Капиталине  Васильевне. Та утверждала, что девочка способная и могла бы учиться дальше. Пока дошла  Фёкла  до дома, поостыла немного и решила спокойно поговорить с дочерью. Ей было очень жаль, что на хрупкие плечи её дочери легла такая тяжёлая ноша. Нюру не пришлось долго уговаривать вернуться в школу. Лето пролетело быстро. Но для Нюры – Это лето было самым длинным, самым жарким и самым холодным.