Шура!

Иосиф Лиарзи
Мы были знакомы давно.
Жили в одном микрорайоне. Здесь это называется «шикун».
Кто на постоянной, а кто и на съёмной квартире.
Шикун небольшой – полтора десятка четырёхэтажных домов, в которых было 318 трёхкомнатных квартир.
Как раз для молодых неимущих семей и пожилых неимущих пар.

Заброшенное место на окраине города, напротив которого была городская свалка строительных отходов – хорошо, что не пищевых!
Цены там были меньше, чем в других микрорайонах и можно было купить или снять квартиру.

Кто решался набрать разносрочных ссуд, квартиру покупал, надеясь на то, что через много лет, после выплаты этих долгов, она станет стартовой площадкой, для того, чтобы перебраться в лучшее место.
Чаще всего, это были молодые пары, устроившиеся работать и получав -шие, хоть и небольшую, вначале, но стабильную зарплату, позволяющую строить семейный бюджет.
Не все пожилые пары решались на это – лишь те, кто имел начальную сумму, позволявшую не брать обременительных ссуд.

У Шуры с мужем этой суммы не было и они, как и большинство пожилых пар, квартиру снимали.
Разница в квартплате и пенсией постоянно изменялась, и пенсии оставалось меньше, поэтому пожилые пары искали возможность подработать.
Кто присматривал за детьми молодых пар, когда они работали, кто убирал квартиры. В микрорайоне даже был один старый альфонс, перебиравшейся от одной овдовевшей женщины к другой, и пожилые, умудрённые жизнью старухи, страшась одиночества, принимали его.

Всё «варилось» в этом маленьком закрытом мире – все всё знали друг о друге, всё обсуждалось – маленькое «гетто», каких было много!
Шикун долгое время назывался в городе «шикун русим» - там селились приехавшие из Союза.
По вечерам, когда спадала жара, везде слышалась русская речь: на удобных скамейках, где собирались пожилые и продолжали свои бесконечные разговоры, на детской площадке, где молодые мамаши катали своих, уже здесь родившихся чад, на качелях-каруселях, либо играли с ними в песочнике, а более старшие дети, под их присмотром могли съезжать с пластмассовых горок, либо играть, в огороженном высокой сеткой пространстве баскетбольной площадки, с мячом.

Шура – уроженка Белоруссии, родила двух дочерей, и после смерти мужа вышла замуж за еврея.
Когда девочки обзавелись своими семьями, Шура с новым мужем, освободили им квартиру и уехали в Израиль.
Пенсий и пособий хватало на жизнь, но Шура, зная, как тяжело живётся дочерям, подрабатывала уборкой квартир и собирала деньги, чтобы пересылать им.

Пока официальная пересылка была разрешена, это было несложно, но потом законы Белоруссии усложнились и было запрещено пересылать деньги отдельным гражданам. Власти хотели, чтобы это шло через банк, который пересланные доллары, выдавал деньги, в местной валюте – «зайчиках» по смехотворному курсу обмена.

Начала Шура, как и многие другие, искать тех, кто ездил в Белоруссию чтобы через них передавать доллары своим родственникам, потому что на чёрном рынке курс был намного выше и люди реально улучшали свой жизненный уровень.
Внуки Шуры подрастали, она хотела их видеть и начала приезжать на их круглые даты в Белоруссию. Приезжала, естественно, с подарками и передавала доллары.

 Дочери, жизнь которых начала налаживаться и реально засверкала, были рады и приезду матери, и подаркам. Они смогли купить квартиры и машины, дать детям образование и, не боясь остаться без заработка, подобрать себе хорошие работы.

Семья, забыв о «предателе Родины» вспомнила Шуру и потянулась ней!
 
Возвращаясь, она рассказывала, что из-за тяжёлых условий жизни её сверстницы выглядели глубокими старухами.

Шура работала тяжело, но хозяйство вела экономно и могла собирать деньги на следующие поездки. Однажды они с мужем съездили подлечиться в Румынию
Затем её новый муж, который здоровьем не блистал, умер и квартиру стало оплачивать тяжело.
 
Но Шура была оптимисткой и сумела получить комнату в общежитии для пожилых людей.
К этому времени ей было уже семьдесят лет, и она устроила себе юбилей в ресторане, пригласив и нас. На этом праздновании я встретил людей с которыми был знаком и познакомился с другими – в основном женщинами. Женщины держатся лучше.
Выезжать с подарками для разросшейся семьи стало тяжелей, и Шура вернулась к опробованному способу – пересылать деньги и подарки с оказией.
Не многие желали нагружать себя подарками, но деньги для передачи брали.

У меня тоже была такая оказия, и я передал деньги сестре Шуры, которая, как сама Шура сказала, была очень на неё похожа.
Так оно и было!

Встретились в Минске на ступеньках какого-то официального здания. Вместе с сестрой Шуры была ещё одна женщина – подруга детства моей интернетовской собеседницы.
Они не виделись десятки лет, связь поддерживали, и израильтянка была в курсе бедственного положения подруги, поэтому использовала возможность. Стесняясь встречи, она переслала мне деньги, на которые я купил доллары, по телефону рассказала, как подруга будет выглядеть и так я понял кому нужно было деньги передать.
 
Семья Шуры в Белоруссии заволновалась и дочки решили, проведать маму.
Я принял некоторое участие в оборудовании комнатки в общежитии, и Шура приняла дочерей в своём новом жилье!
Приехали они на месяц, я с ними не встречался, потому что Шура старалась показать им страну и устраивала ознакомительные поездки.
Подруги из общежития для пожилых людей такой этап уже прошли, знали все адреса и телефоны, были знакомы с агентами и помогали как могли.
Месяц прошёл, дочери уехали, а Шура, стараясь вернуть затраты, начала работать ещё больше.

Однажды, при встрече, я её спросил, когда она собирается остановиться и начинать жить как все её подруги по общежитию, которые записывались на субсидированные поездки по Израилю, ходили на благотворительные концерты, которые организовывали для них, и пользоваться прочими льготами.
Среди подруг были интеллигентные и образованные женщины, которые в поездках могли рассказать о том, что им показывают намного полней и интересней казённых гидов, а на музыкальных вечерах, ещё могли сыграть своими, часто уже поражёнными артритом руками, лучше тех, кого приводили для развлечения стариков и старух.

Поэтому в этом месте устраивали музыкальные показы-конкурсы для молодых талантов.
Аудитория была благожелательной и, хотя никакого влияния на решения комиссий не имела, к ним прослушивались те, кто эти решения принимал.
Имена отвергнутых в Союзе пенсионеров - музыкантов, ещё были на слуху в музыкальном мире. Их знали, и ценили их мнение.

Несмотря на всё это, Шура очень редко пользовалась предоставленными возможностями, хотя подруги её звали.

Шура думала о дочерях и их семьях, но решила, что работать будет до семидесяти пяти лет. Уже сама почувствовала, что нелегко ей.
Однажды мне позвонила одна из её подруг и сказала, что у Шуры инсульт, что она в очень хорошем реабилитационном центре, и что просила нас приехать.

Взяв с собой подруг Шуры, мы туда приехали и встретились с ней.
Волевая и целеустремлённая Шура была несколько сломлена своим положением, но надеялась на то, что всё еще изменится и она выздоровеет.
Разговаривала она медленней, но понять её можно хорошо, правда сидеть должна была в специальном стуле, потому что заваливалась на сторону, которую не ощущала.
Подруги, создав «детский визг на лужайке», прощебетали с ней некоторое время и, вспомнив что в общежитии их ждёт ужин, заторопились обратно.
Шура ждала от нашего визита чего-то другого и попросило приехать отдельно.
В следующий наш визит мы поняли, что она нуждалась в моральной поддержке другого типа, чем создание компании. Компании создавались вокруг неё в любом месте, и в этом самом реабилитационном центре тоже.
Такой она была человек!

Мы застали её в столовой, где за её столиком сидели, сидели моложавый мужчина и женщина.  Оба были с односторонним инсультом, но степени поражения были разными и отношение к случившемуся тоже.
Мужчина был здесь уже во второй раз, понял, что нужно изменить образ жизни и был активен. В этот раз он учился ножницами вырезать из сложенного в несколько слоёв листа разные орнаменты.
Задание было вырезать их симметричными.
Шура была посредницей между ним и очень отчаявшейся женщиной приблизительно такого же возраста.
Если Шура сидела у стола умытой и причесанной – в этом ей помогал медицинский персонал, то женщина не хотели ничего, была неубранной и неопрятной.
Поэтому их и посадили вместе!

Шура старалась научиться есть ложечкой сметану из баночки.
Для этого она подняла на стол поражённую руку, вставила баночку в ладонь этой руки пробила крышечку из фольги ложечкой, а затем, укрепив пальцы вокруг баночки расширила отверстие в фольге крышки так, чтобы могла проходить наполненная ложечка.
Рядом сидела нянечка, которая с одобрением посматривала на старания Шуры и кормила безучастную соседку по столу.

Мы нужны были Шуре для поддержания её пошатнувшейся уверенности в себе и, бывая неоднократно, проводили с ней несколько часов, присутствовали при процедурах не из любопытства, а потому, что самый лучший физиотерапист был арабом и по-русски говорил слабо.

По-русски говорили все, и врачи, которые, приехав с дипломами, сдали экзамены и нашли здесь работу, медсёстры среднего возраста из семей, которые приехали давно. Девочки выросли и окончили училища здесь. Они говорили по-русски не всегда правильно, но понятно. Пожилые медсёстры окончили училища в СССР и работали, стараясь не потерять квалификацию. Эти говорили правильно и Шуре всё было понятно. 
Даже нянечки – эфиопские еврейки, тоже немного говорили по-русски.

Здесь создалась благоприятная атмосфера взаимной доверчивости и те, кто её воспринимал и принимал напитывали этим друг друга!
Медицинский персонал благожелательно относился к своим подопечным и те больные, которые доверились врачам, медсёстрам и нянечкам, старались, со своей стороны, отвечать взаимностью.

Процесс восстановления после инсульта часто зависел от волевого усилия пациента.
Шура эти усилия прикладывала, но не всегда могла правильно оценить точность исполнения рекомендаций физиотерапевтов.
Нам она верила, и мы договаривались с ней о том над каким упражнением она должна работать в нашем отсутствии.

Например, был там специальный ходунок, позволяющий, укрепляя пора -жённую руку, пользоваться ею и плечом, как опорой и переступать, подво -лакивая поражённую ногу в шаговую позицию. 
В первый раз мы, выслушав распоряжение медсестры, помогли Шуре укрепиться в этом станке-ходунке и, под руководством сестры потренировались в ходьбе пока Шура не сказала, что устала.
В процессе этого упражнения мы увидели, что нужна страховка для колена и стопы поражённой ноги, потому что, при неконтролируемом больным перегибе, может произойти перелом в суставах. Наши замечания были приняты и в ход пошли мяч со спасательным кругом.
В следующий наш визит мы встретили Шуру передвигающейся самостоятельно в этом ходунке по коридору. Она была раскрасневшейся, вспотевшей и возражала против отдыха – заданный себе на этот момент урок она желала выполнить.

Нахождение в реабилитационном центре ей было не по карману, и его оплачивала страховка общежития для пожилых людей. Оказывается, они – умницы заранее сделали её - эту страховку и сейчас использовали!
Восстановление происходило медленно, но результаты появлялись, что Шуру радовало и укрепляло её уверенность.

Приехала одна из дочерей, и мы с ней познакомились – огромная, толстая женщина. Если и вторая была таких же размеров, то непонятно как они втроём устраивались в маленькой комнате Шуры.
Муж этой дочери работал в Кувейте и приехать не мог, потому что штамп в паспорте, говорящий о посещении Израиля, лишил бы его работы с хорошим заработком.

Через короткое время стало понятно, что дочь склонила маму вернуться в Белоруссию. Я пытался выяснить какие медицинские условия семья может обеспечить Шуре там, и дочь сказала, что муж хорошо зарабатывает и они смогут всё обеспечить.
Всё это время дочь ночевала в комнате Шуры и часто встречалась с её подругами её из общежития. Они почти сразу поняли, что теряют одну из них и заволновались, но объявив решение Шура уже не думала о том, чтобы его поменять – дочери со своими семьями ей были ближе.
 
Все дела с визой и гражданством Белоруссии дочь проделала сама, а в банк попросила меня отвезти её с матерью. В реабилитационном центре нам выдали коляску, и мы закончили дела в банке.
Сумма на счету была небольшая, но нужно было решить, что делать. Если Шура оставляет комнату за собой, то она будет оплачиваться с её счёта. Если же нет, - то пенсия и пособия будут поступать на счёт полгода.
Шура от комнаты отказалась и одна из подруг взяла на себя обязательство эти деньги пересылать.
Мы попрощались, и Шура исчезла в Белоруссии.
Через полгода мне позвонила одна из подруг, которая жила в другом общежитии и попросила узнать, что с Шурой. У неё был телефон, и я позвонил.   
Ответил мне мужской голос, который ответил – Александра умерла!