НАШ ДВОР
I
Перебирая книги, я случайно наткнулся на старую карту Москвы пятидесятых годов. Разрастается, горд уже тяжело удержать его в рамках прежних границ, ползущее жилищное строительство нет-нет, да и залезут доблестные московские строители в сопредельную Московскую область. Пятьдесят шесть лет тому назад наш рабочий поселок Текстильщики располагался на окраине Москвы, дальше была область. Ввиду острой нехватки жилья, поселок наспех был застроен перед самой войной, в основном двухэтажными деревянными домами с ограниченными удобствами и одноэтажными бараками без удобств. Плотность заселения квартир была чудовищной. В некоторых случаях в комнате шестнадцать квадратных метров проживали две не связанных родством семьи из шести человек! По всем параметрам и градостроительным планам это «деревянное зодчество» носило временный характер, однако эти временные дома и домишки оказались долгожителями и просуществовали без малого четверть века. Все дома в округе отапливались печным отоплением и вследствие этого во дворах выросли сараи для хранения дров, домашней утвари, животноводческого «комплекса» – куры, гуси, свиньи, кролики. В подвальных помещениях люди хранили на зиму: картошку, квашеную капусту, морковь, огурцы – летом: скоропортящиеся продукты. С наступлением теплых летних ночей многие оборудовали свои сараи под спальные места, где и пребывали до поздней осени. Спальные места в сараях и на балконах больше всего устраивало нас детвору. Для нас основным критерием организации наших спальных мест вне дома считалось, как нам казалось, выход из под контроля родителей. Мы единодушно полагали, что в любое время (ночи) мы можем встать и пойти куда угодно, не спрашивая ни у кого разрешения. Ура мы – свободны! Но фокус этой мнимой свободы заключался в том, что за день мы настолько измочаливали себя беготней и дворовыми играми, что сил оставалось только добраться до лежбища и рухнуть от усталости замертво.
Очевидно, некоторые родители хорошо знали эту не хитрую детскую физиологию и поэтому со спокойной душой соглашались на наше отсутствие. В тоже время, остальная часть родителей, находились под гнетом бытовых проблем и были настолько безразличны к своим детям, что любая возможность пристроить их куда-либо снимала с них часть забот. Эта «вольница» к девочкам отношения не имела, они всегда находились возле родителей.
В конце сороковых годов страна приступила к восстановлению разрушенного хозяйства. Крупные города, подвергшиеся во время войны серьезным разрушениям, расчищались и приводились в порядок и в этом активно были задействованы военнопленные немцы, в обязанности которых вменялось строительство новых жилых домов. Эта иностранная «помощь» не обошла и наш поселок. Задача, поставленная перед пленными, была предельно простой. Необходимо построить рядом с существующим поселком новые благоустроенные дома. Скорость строительства и качество выполненных работ напрямую было связано с их возвращением из плена на родину. Со свойственной немецкой педантичностью мало того, что ими был разработан оригинальный и удобный проект застройки, так они еще нашли способ утилизации и использования энергетических отходов (угольных шлаков), которыми была завалена вся послевоенная Москва. Они спроектировали и соорудили технологическую цепочку по производству строительных материалов – легких, прочных и теплых шлакоблоков из которых создавались дома. Внешне дома не носили броский привлекательный вид, они были все трехэтажные, но с хорошим архитектурно-планировочным решением, как внешне, так и внутренне. Двух трех комнатные квартиры со всеми удобствами, по расчетам немцев, предполагались для размещения одной семьи, но это было их глубокое заблуждение. Руководство завода, а так как дома были заводские, распорядилось, по-своему превратив их мгновенно в коммунальные квартиры с уплотненным режимом заселения. Но это обстоятельство не сильно огорчало людей впервые увидевших большие ванные комнаты с горячей водой, белоснежные туалеты и газовые плиты. Опытный глаз человека привыкшего многие годы жить в тесноте и лишениях мгновенно оценил преимущества больших балконов, быстро приноровив их к дополнительным спальным местам летом.
С вводом в эксплуатацию новых домов, окружающая картина резко изменилась, наши двухэтажные деревянные дома с мрачными сараями на фоне красавцев новостроек напоминали лагеря для перемещенных лиц с ограниченными возможностями. Несмотря на меняющейся внешний вид поселка контингент жителей оставался неизменным. В основе своей рабочий класс, фронтовики и обильно присутствующая воровская когорта, облюбовавшая захолустье и окраину Москвы в качестве «тихой гавани». Разбой и кражи в ночное время считалось делом обычным. Запоздавшие люди, возвращающиеся с последней электрички, с опаской озираясь и пугаясь любых шорохов и теней, спешили проделать этот мрачный опасный путь к дому как можно быстрее. Немногочисленные летние площадки для танцев были постоянным источником конфликтов между молодыми работягами и местной шпаной, которые частенько заканчивались поножовщиной.
Грустный окружающий ландшафт окраины города скрашивал довольно большой и широкий исторический водоем одновременно являвшийся не только водоразделом Текстильщиков и Люблино, но и границей отделяющей Московскую область от Москвы.
Люблино имеет давние исторические корни, которые упоминались еще в XVI веке. В 80-е годы XVII века земли принадлежали знаменитой фамилии Годуновым и соответственно усадьба именовалась Годуново. Позднее поместье перешло во владение к князьям Прозоровским и стало настолько ими любимым, что вскоре было переименовано в Люблино (Любимо!). В начале XIX века усадьба переходит во владение богатого московского помещика Н.А.Дурасова, который привлекает к строительству дворца известных архитекторов Р.Казакова и И.Егорова. Ими был построен дворец в стиле зрелого классицизма с оранжереей, театральным зданием. На берегу пруда, образованного речкой Голядью, был разбит парк с аллеями и вековыми деревьями. Люблино было излюбленным местом среди московского дворянства по проведению праздничных вечеров. В советское время дворец пришел в запустение в нем попеременно находились второстепенные госучреждения. Чистота и порядок в парке поддерживались по мере сил и возможности. Сил не было, а возможности ограничены.
Долгое время на станции Люблино красовалась табличка «Люблино Дачное». Название прямо соответствовало своему назначению. Платформа утопала в зарослях сирени, яблонь, вишни и окружена со всех сторон старинными дачами. К середине пятидесятых годов дачные строения начали медленно исчезать, и только запущенные садовые деревья да голосистые соловьи оставались безмолвными свидетелями былых дачных времен.
Есть вещи, которые трудно понять умом и одна из них заключалась в том, что между ребятами двух поселков Текстильщики и Люблино существовала какая-то особая неприязнь, вражда, граничащая с жестокостью и ненавистью выливавшаяся в постоянные стычки, драки, а иногда в ход шли даже ножи.
Административная граница разделявшая город и область, один поселок от другого проходила по акватории пруда являясь одновременно для местных ребят естественным водоразделом разделяющим противоборствующие стороны, но это только летом, зима снимала эти ограничения. С наступлением первых крепких устойчивых морозов открывался сначала сезон катания на коньках, игры в русский хоккей, а позже когда выпадал обильный снег – были лыжи. Групповое присутствие на льду или сопровождение ребят старшего возраста являлось залогом и гарантией полной безопасности от «нападения противника». Одиночное присутствие на льду частенько заканчивалось в лучшем случае мордобоем в худшем, бритвой срезались шнурки коньков, и домой приходилось возвращаться рысью босиком.
Почему такая ненависть переполняла юношеские сердца, в чем причина безумной необузданной жестокости, и что не поделили эти ребята? Мне участнику этих событий и сейчас трудно однозначно ответить на этот вопрос. Война оставила свой след у воспитанников этого времени – дети постоянно играли в «войну», в руках игрушечное оружие, призванное убивать; на войне должен быть враг «фашист» или, по крайней мере, кто-то на него похожий; у детей процветал культ силы и жестокости; одни тренировали убивать кошек, собак, голубей, другие – людей. Пробел детско-юношеского воспитания не могли компенсировать судорожные движения конвульсий пионерской организации якобы занимавшихся патриотическим воспитанием молодежи растящих Павликов Морозовых – грохочущий пример грандиозного иезуитства! Пионерские и комсомольские организации вели крупномасштабную работу совершенно изолированную от городских улиц, им не ведомы были чаяния и боль юношеских сердец. Они занимались благородным делом, как им это казалось, но делали они его в другом измерении. В дальнейшем приходилось выправлять пробелы в воспитании дворовой молодежи более «дорогой ценой» – тюрьмой.
Волею судеб мы стали заложниками дурной паразитической среды – молодой поросли дворовой «шпаны», чуть позже и постарше «блатных» и, наконец, взрослых воров. Все возвышенные обращения к мальчишкам попавшим в блатной круг, от юных ленинцев, пионеров, комсомольцев до членов КПСС вызывали насмешки и издевки воровского мира. Легкая «фартовая» жизнь, деньги «лаве», вино, шлюхи «малина», тюрьма – вот образец удалой жизни. Не многие устояли против «романтических» соблазнов. Для подобных случаев очень подходила известная воровская формула из кинофильма «Джентльмены удачи»:
– Украл, выпил, сел; украл, выпил, сел – романтика!
Вырасти в такой среде, устоять от соблазнов и остаться самим собой, идти своей дорогой, стать равноценным членом общества, научиться понимать глубокий смысл и значение слова Родина, задача не простая, но, заглядывая в будущее, могу сказать твердо, что мы с честью выбрались из этого вонючего топкого болота.
II
Раннее утро. Накрапывает мелкий противный дождь. Рабочий поселок проснулся. Народ потянулся к автобусной остановке, образовав небольшую очередь. Частично люди забились под навес, остальные мокнут, подняв воротники и пряча в рукав, молча покуривают сигареты.
Хмурое утро, хмурые люди, впереди длинный рабочий день.
К дому напротив автобусной остановки медленно кряхтя и переваливаясь на бугорках грунтовой дороги, подъехал и остановился темно серого цвета «воронок». Из него вывалилась куча милиционеров и людей в штатском, один расположился у окна первого этажа другой побежал во круг дома остальные исчезли в подъезде. Люди на остановке оживились. Что-то произошло, недоброе? Вдалеке показался автобус. Контуры его медленно увеличивались, и через пару минут он увозил в сторону завода, обескураженную и возбужденную публику для выполнения своего пролетарского долга.
Дождь продолжается. Люди в милицейской форме и в штатском со знанием дела быстро завершили свою работу. Не прошло и часа, как они загружали во внутрь машины скованного наручниками Григория Амелькина известного в округе вора-рицедевиста не один раз и не один год уже побывавшего в «темнице».
Семья Амелькиных довольно большая состоящая из четырех взрослых детей жила в соседнем доме на первом этаже в небольшой комнате.
Отец семейства Амелькин-старший – фронтовик прошел войну, бог миловал, без особых ранений, награжден орденом «Славы» третьей степени и несколькими медалями, после войны вернулся домой на свой завод, с которого его и забрали на фронт. Обладая крупными габаритами тела (как такого верзилу не убили на войне?) Амелькин в быту отличался буйным нравом, был не скромен в желаниях, пропустить стаканчик другой белого, прозрачного, горького напитка он был готов в любое удобное время. Такое время находилось частенько. И здесь в тихой и не примечательной квартире разворачивались боевые действия местного значения. По мере нарастания накала бушующей мощи, театр боевых действий перекидывался из замкнутого пространства четырнадцатиметровой комнаты на просторы коммунальной квартиры, в этот момент обычно задействованы все виды оружия и боевой техники начиная от кулаков кончая чугунной сковородой. Памятные военные дни и четырехлетняя практика делала кухонного бойца непревзойденным и непобедимым. Межсемейный конфликт частенько перерастал в межквартирный, в который вовлекались с удовольствием все члены семьи, невзирая на принадлежность к полу. Ну, а когда борьба выходила за рамки границ комнаты и выплескивалась на просторы узких коридоров и кухни, здесь вступал в силу семейный закон консолидации – мы против всех! В подобных схватках из открытых окон порой бывали, слышны крики:
– Милиция! На помощь! Убивают!
Со временем окружающие соседи привыкли к кухонным баталиям, кроме милиции, которая сдерживала агрессию фронтовика с уголовными сыновьями постоянно грозя главе семьи посадить его за «хулиганку».
Воспитанием в семье занимался отец основными правилами в жизни которого были: плохо лежит – забери; бей первым – иначе не успеешь; сила есть лупи детей – будут бояться, а значит уважать и так далее.
Результат не замедлил сказаться. Первым по «этапу» пошел средний сын Григорий, старший Василий был в постоянной близости от «посадки» за мелкие хищения государственной собственности, младший Анатолий по кличке Рыжий не мог прожить и дня, чтобы не стянуть что-нибудь, не взирая на назначение товара. Это мог быть гаечный ключ, ящик шарикоподшипников или отрез костюмной ткани. Рыжий – обладатель огненной шевелюры полностью соответствовал своей кличке, был хорош не только в краже, но и в ее реализации, краденые вещи уходили быстрее, чем приходили. Помимо дерзости и ловкости, с которой он крал, ему был присущ вздорный задиристый характер. Он, не задумываясь, вступал в спор переходящий в ругань или в единоборство, заканчивавшееся дракой, не зависимо от возраста и физических данных противника. Школа не сильно обременяла Рыжего, туда он ходил, когда хотел, а такое желание навещало его крайне редко. Учителя давно потеряли к нему интерес и безнадежно махнули на него рукой оставляя его на второй год в каждом классе.
Повлиять на его поведение и успеваемость в школе никто не мог, кроме отца, который не очень стремился к образованию детей, в лучшем случае с пьяна, мог двинуть кулаком про меж глаз, на том и завершалось воспитание. В школе учителя откровенно побаивались Ражего «атамана» и мечтали поскорее избавиться от незадачливого ученика. Настал радостный момент в школе. Не закончив пятый класс, Рыжий написал (с кучей ошибок ) заявление об уходе из школы с целю поступления в ФЗУ (фабрично-заводское училище). Кто ему подал эту светлую мысль, осталось загадкой, но все учителя отмечали это событие лучше, чем День Конституции.
Старший из братьев Василий занимал скромную должность экскаваторщика в одном из строительных управлений, но это ни сколько не мешало вывозить с любой территории медленной скоростью краденое государственное имущество. Василий был не исключением, как и вся семья, он с большим уважением относился к крепким спиртным напиткам. Однажды он изрядно повеселил зрителей, наблюдавших сцену своего трудового дня, и до смерти напугал жителей (старух) деревянного двухэтажного дома рядом с которым он прокладывал траншею под водопровод.
Ранним летним утром гулко заработал экскаватор. Ковш, напоминавший мощную костлявую руку, плавно вгрызался стальными зубами в слежавшуюся глинистую землю извлекая из нутри огромный ком земли и проворно разворачивая многотонный корпус на миг останавливался замирая над кузовом грузового автомобиля. Этой секунды хватало на раздумье и затем крышка с грохотом отваливалась вниз и весь грунт с шумом высыпался в кузов.
Ранние прохожие и зеваки с интересом наблюдали как ловко и быстро орудовал машинист экскаватора, то вращая вокруг оси многотонную машину, то вгрызаясь в толщу земли, то с ловкостью жонглера точно попадал кучей земли в кузов автомобиля. Все бы было хорошо, но к сожалению, вся эта акробатическая работа происходила в непосредственной близости от ветхого строения и машинист с утра начал прием «горькой». Возможно, это обстоятельство усиливало виртуозность работ экскаватора. Правда, жители стали все чаще появляться в окнах квартир, с опаской наблюдая за стремительно проносящейся стрелой при очередном маневре.
Эксперимент с выпивкой на сей раз подвел лихого экскаваторщика. После очередного краткосрочного перерыва, не успев как следует зажевать очередной стакан, экскаватор Василия как-то по-особому с остервенением взревел при этом, выплюнув из выхлопной трубы клуб сизого дыма, как будто поперхнулся, и крутанул башню так лихо в сторону дома, что стало жутковато. К этому времени глазомер серьезно был нарушен и непослушная стрела вместе с ковшом с грохотом двинула по углу дома. Штукатурка в некоторых местах с шумом отвалилась, обнажив решетчатые дранки из которых медленно высыпался песок, напоминавший ручейки крови текущей из раны бойца.
Старухи как будто предчувствовали недоброе. Мгновенно, после чудовищного землетрясения, как горох, посыпавшийся с кухонного стола, вывались из свих комнат наружу со своими пожитками, кто с иконой, кто с чайником с криками и причитаниями.
Народ начал волноваться. Еще один такой удар дом не выдержит.
Василий, не взирая на выпитое пока еще отдавал себе отчет, что немного переборщил с динамичным движением тяжелой техники. Нужно как-то успокоить народ. Не найдя других более лучших речевых оборотов он сурово выглянул из кабины стараясь строить свою речь убедительной и членоразборчивой.
– Какого х.. прибежали! Никогда не видели как ра-бо-та-ет тех-ни-ка?!
Старухи, продолжая бурчать что-то себе под нос, поплелись по домам.
Одним словом мужская часть семейства Амелькиных люди с «огоньком» вдумчиво пьющие, места лишения свободы не сильно их пугают, тем более, что один из сыновей стал там частым гостем, женская часть – в лице жены и дочери оказывают пассивное сопротивление устоявшемуся образу жизни, да и по правде сказать, их никто не берет во внимание.
Дочь Рая незаметно переросла все возрастные границы, но семьей обзавестись не смогла. Причин тому много: последствия войны, нищета, нетерпимая атмосфера в семье, и конечно с такими внешними данными (крупные черты лица, тяжелая походка, сутуловатость, лицо залитое конапушками) скорее отталкивала мужиков чем привлекала. Уюта и покоя дома нет, четырнадцатиметровая комната пугала не только ее, но любого прохожего, который удосужился заглянуть в окно их комнаты. Оставалась одна работа, но труд нормировщицы был монотонный, утомительный не приносящий эстетического удовлетворения, «нет беднее беды, чем печаль…». Постоянная тревога за братьев «головорезов» и буйная домашняя атмосфера завершала картину далеко не теплого домашнего очага лишая ее всякой надежды личного благополучия. Однажды по совету одной из сотрудниц Рая с большим трудом «по блату» купила модную кримпленовую блузку довольно яркой расцветки и свободного кроя. Каково же было ее огорчение, когда знакомые достаточно язвительно и жестоко высказали свое мнение по поводу броского наряда.
– Райка, ты что вырядилась? Оно же на тебе как седло на корове смотрится.
Горечь и обида резанули сердце. За что такая людская злость, почему она такая несуразная, счастье существует для всех, но только не для нее, как же сурово с ней обошлись на небесах при ее рождении. Жалея себя, она медленно погружалась в образ молодой старухи с угрюмыми мыслями о скорой драматической развязке. Ей оставалось жить ровно один год.
В дождливый осенний день, поздно вечером, торопясь домой, перебегая железнодорожные пути, она, поскользнувшись, падает и встречный поезд разрезает туловище на две половины.
Похороны были скромными и грустными. Пламенных речей также как и духового оркестра не было, был венок из бумажных цветов и один дешевенький букетик гвоздик. Присутствовали родители, Рыжий, и еще несколько человек соседей из дома, двое других братьев к тому времени отбывали свой срок в лагерях.
«Господи! Благослови душу усопшей».
III
До окончания войны оставался ровно месяц. Маленький уютный австрийский городок Эстергом утопает в нежном цвете вишни, вековые каштаны оделись в свой майский наряд украсив городок своими упругими свечками, черемуха отцвела оставив после себя нежный приятный аромат, яркие и броские тюльпаны напрягли всю свою красоту как бы бросая укоризненный вызов войне.
Остановить чередование сезонов природного календаря не в состоянии ни война ни даже воля человека.
Артиллерийская канонада редко звучит в весеннем воздухе, изредка слышны сухие автоматные очереди и одиночная ружейная стрельба. Группа танков со скрежетом вереницей проследовала в сторону Вены, оставив за собой густой дым отработанных газов. Мелкие вспышки боевых действий носят локальный характер, не попадая в сводки Информагентства. Стратегическая операция 2-го и 3-его Украинских фронтов под руководством маршала СССР Малиновского завершала свое наступление на Берлин. Ударная группировка советских войск насчитывала около тридцати дивизий против тридцати двух немецких, которые были разгромлены и взяты в плен 130 тысяч человек. Война на исходе.
Капитан саперно-пехотной роты Андрей Зайцев расположился в здании городской ратуши наспех покинутой чиновниками. Солдаты контролируют центр и окраину провинциального городка. С раннего утра от комполка поступило распоряжение закрепиться в этом местечке и ждать дальнейших указаний.
Во всех помещениях ратуши стоит гробовая тишина, большинство комнат открыты. На столах аккуратно сложены бумаги и документы, кажется, что вот-вот войдут в здание чиновники после обеденного перерыва и продолжат свою работу. Временная передышка позволяет капитану сесть за неприятную и грустную работу – заполнение похоронных писем. Окно большого кабинета открыто из сада доносятся жизнерадостные голоса птиц – жизнь и рядом смерть! Весеннее щебетание и веселое настроение только у птиц, у военных другие заботы. Не прошло и часа как появился взволнованный сержант с не приятным сообщением, в здании школы, что находится на окраине города расположились немцы численностью около взвода и ведут прицельный обстрел шоссе.
«Виллис» рванулся с места и дал такой вираж, что капитан чудом удержался в машине. Остановившись за квартал до школы группа из четырех человек пригибаясь и прижимаясь к стенам зданий пробирались к месту где уже шел бой. Устойчиво работали несколько пулеметов вперемешку с шипящими автоматными очередями, с каким-то надрывом ухали минометные выстрелы. Не доходя сто метров до школы, капитан вдруг кубарем покатился по мостовой, первое, что пришло в голову, зацепился ногой за что-то, но через секунду острая боль пронзила ногу ниже колена. Случайная пуля рикошетом от бордюрного камня попала в ногу. Солдаты, не раздумывая, подхватили раненого капитана под руки и быстро оттащили в первый попавшийся подъезд.
Рана была не самой сложной, но военное время полевые условия, опасность заражения, гангрена, в таких случаях решение однозначное – ампутация.
Через две недели подписан акт о безоговорочной капитуляции – Победа!
Радость победы размывалась какой-то нестерпимой болью и обидой на судьбу, за столь нелепое ранение, на кануне мира и сейчас находясь в госпитале мысли, не покидали его о дальнейшей жизни инвалида. У многих бойцов находящихся вместе с ним в госпитале положение дел было куда хуже. Сосед по палате молодой сержант двадцати лет от роду продолжал бороться за жизнь, но уже не с врагом, а на больничной койке. Осколочные ранения покрывали все его тело, оба глаза были потеряны.
С наступлением вечера голосистое пение соловьев чередовалось с глухими стонами раненых бойцов. Дежурные медсестры, не покладая рук, ухаживали за ранеными, днями и ночами пытались снять то жуткое психологическое напряжение у молодых здоровых людей ставших инвалидами на всю оставшуюся жизнь. Сказывалась фронтовая закалка, и взаимовыручка те, кто выздоравливали, всячески помогали тем, кто с тяжелыми ранениями оказался на больничной койке и боролись со смертью.
Последние месяцы войны постоянным спутником Андрея был трофейный аккордеон. До войны в военном училище он даже выступал в художественной самодеятельности, правда играть приходилось на баяне. Аккордеон появился у него после взятия одного маленького провинциального городка. Уютный городок подвергся страшному артиллерийскому обстрелу советскими войсками, сопротивление было сломлено, жители заблаговременно покинули свой город, как бы предчувствуя смертельную опасность. Проводя зачистку жилого квартала, от возможно укрывшихся «фашистов», солдаты не оставляли без внимания содержимое брошенных владельцами квартир. Сказочной красоты музыкальный инструмент в перламутровом обрамлении в теплых лучах весеннего солнца не мог оставить их равнодушными, зная о небольшой слабости к музыке своего командира, они, не задумываясь, прихватили аккордеон.
Можно по-разному относиться к действиям наших солдат. Мародерство? Вандализм? Кража? Скорее всего – да, чем – нет. Но прежде чем давать строгую оценку подобному деянию попробуйте на одну секунду войти в их состояние и положение. Из всех окон школьного и соседнего жилого дом, в вашу сторону, идет шквальный огонь, смерть дышит вам в лицо, рядом гибнут ваши товарищи, наконец, этот кошмар закончился, плацдарм взят. Кстати говоря, немцы вели себя на оккупированной территории во всей Европе не как ангелы, проявляя мародерство в квадрате. В далекие древние времена победителю давалось три дня на разграбление города.
Ампутированная нога постепенно заживала, и капитан частенько играл на аккордеоне в своей палате. Ласкающие звуки аккордеона, привлекали внимание многих бойцов из других палат, и порой это превращалось в импровизированный концерт.
Время неумолимо бежит вперед. Настал момент расставания. Пора домой.
IV
Весна была в разгаре, отцвела сирень многие птицы давно образовали уютные гнезда, и сели на яйца скоро вылупятся птенцы и новая забота кормить, растить, учить летать, дни становятся длиннее, природа готова приступить к летней программе.
В поселке начали появляться фронтовики молодые поджарые солдаты, офицеры у многих были ранения, но особое уважение вызывали инвалиды войны, которым досталось более тяжелая участь жить среди здоровых людей.
Ребята старших классов играли во дворе в футбол, малышня суетилась, рядом бегая и подавая улетавшие за ворота мячи, когда неожиданно подкатила грузовая «полуторка» и люди в военной форме помогли спуститься из кузова капитану. Со стороны было заметно, что к костылям капитан еще не привык. Неуклюже опираясь на костыли, он медленно переставлял одну ногу, сопровождающий нес его вещи. Этим капитаном оказался сосед из наших домов Андрей Петрович Зайцев.
Наступил 1950 год, военнопленные немцы досрочно завершили строительный комплекс состоящий из шести трехэтажных домов. Счастливые обладатели ключей от новеньких квартир начали заселяться. Среди первых очередников комнату в коммунальной квартире получил капитан Зайцев. Во вновь построенных домах планировка была одна и тажа, двух и трех комнатные квартиры, которые заселялись многодетными семьями и носили характер коммунальных квартир. И только три двухкомнатных квартиры были предоставлены каждой семье – начальнику местного отделения милиции и двум начальникам цехов автозавода. При распределении квартир и здесь не обошлось без казусов, инвалиду войны Зайцеву досталась квартира на третьем этаже, при том, что во всех построенных домах лифты отсутствовали. Забираться на третий этаж пешком, а иногда по нескольку раз в день, задача не из легких, но все эти трудности ушли на второй план, осталась только одна радость начать жить в квартире со всеми удобствами.
Всевышним дано человеку удивительное качество из всего плохого, что его окружает найти хорошее и этим наслаждаться. Трудность подъема на третий этаж скрашивалась превосходным открывающимся из окна комнаты панорамным видом на окрестности. Широта и простор водной глади пруда, густая зелень больших деревьев, на противоположном берегу, склоняющих свои ветки до самой воды, в зарослях вековых деревьев видны постройки поместья Дурасова, справа монотонный шум от проходящих железнодорожных составов, паровозные короткие гудки с сортировочной станции все это ласкало глаз и успокаивало измученную войной душу. Большой и просторный балкон выходящий во двор был излюбленным местом Андрея Петровича, где он воодушевленно музицировал на радость соседям. В минуты музыкального наслаждения забывалось многое: тяжелое военное время, ноющая култышка ноги, неуклюжая ходьба на костылях, хождение по врачебным комиссиям в ожидании изготовления протеза, возвращение к мирной профессии на заводе и многое другое к чему необходимо было привыкать.
Даже нас малышей завораживали волшебные звуки музыки, которые лились из под крыши дома заползая в открытые двери окна и души людей. Все музыкальные вещи были популярными веселыми и узнаваемыми – вальс «На сопках Манжурии», «Одинокая бродит гармонь», «Соловьи», «Темная ночь», «В прифронтовом лесу» репертуар был не такой большой, но любимый. Каждому исполняемая песня напоминала о чем-то, о своем, дорогом, любимом, сокровенном – в момент звучания мелодий души становились мягче и добрее и всякий раз, когда заканчивался импровизированный концерт и Зайцев удалялся в комнату, люди подолгу смотрели в сторону балкона третьего этажа с блестящими глазами, иногда тайком смахивая слезу.
Многие соседи из нашего дома получили ордера на заселение сверкающие зеленой краской вновь построенные дома. Отец с завистью посматривал через дорогу как люди перетаскивали свой немногочисленный скарб в новенькие комнаты, но в тоже время понимал, что наша семья даже в тяжелые военные годы прожили, по тем временам, «по царски», являясь обладателями двух комнат в трехкомнатной квартире! Для меня и по сей день, эта история с получением жилой площади почти в тридцать метров на троих человек, в то время, является загадкой.
Счастливчиками оказалась семья Богдановых, заселившаяся вчетвером в шестнадцатиметровую комнату. Их соседом по квартире оказался инженер Игорь Дмитриевич с семьей, который почему-то не спешил в счастливое лоно. И Богдановы прожили почти год одни в большой квартире. Игорь Дмитриевич находился в это время в Германии и был занят по отгрузке промышленного оборудования по репарации в Россию, помимо оборудования направляемого по адресу завода, кое-что он не забывал отправлять и на свой адрес (велосипеды, картины, ковры, фарфоровые вазы, пианино). Иван был лет на пять постарше нас и когда он приглашал нас к себе в квартиру, мы не могли оторвать глаз от двух немецких велосипедов одиноко стоящих в пустой соседской комнате. Один был мужской, а другой женский. Причем, женский, помимо формы рамы, имел и другое отличие, заднее колесо было наполовину закрыто прозрачной цветастой сеткой предохраняющей от попадания частей платья в спицы колеса. Мужской велосипед привлекал к себе внимание своей черной вороной краской с тонкими золотисто-желтыми нитями, хромированным обрамлением, удобным скрипящим кожей и пружинами седлом, ручным тормозом (редкость для тех времен), причудливым багажником над задним колесом, блестящим насосом и венцом всему являлась электрическая фара с динамкой на переднем колесе. Женский велосипед практически был оснащен всеми теми же деталями, что и мужской, но окраска его была просто убийственной неведомая нам перламутровая краска. Будучи по натуре человеком добрым Иван давал нам потрогать, понажимать, слегка что-то покрутить, а иногда разрешал взгромоздиться на велосипед и в сопровождении, поддерживая ездока и сам велосипед, тихо проследовать по длинному коридору квартиры. Это было выше предела мечтаний. После таких посещений мы по долгу, среди ребят, бормотали о волшебных машинах. Наши мечты остались с нами, но практические велосипедные занятия неожиданно прекратились, так как владельцы забрали неожиданно насосы и теперь мы любовались и торжественно трогали только этих волшебных машин.
Наш старший товарищ в быту был замкнутым человеком, мы были заменой ему одновременно и друзьями, товарищами и соратниками. Друзей его возраста у него не было и мы малыши воспринимали его как человека уже умудренного опытом жизни, в какой-то степени, доверяли ему и стремились к дружбе с ним. Ему доставляло удовольствие быть в положении лидера безоговорочно диктовать нам условия и порядок наших временных игр их продолжительность или времяпровождения.
Обладая комплексом человека, не раскрывшего своих юношеских возможностей и желаний организатора и лидера среди сверстников. Иван компенсировал этот пробел в свободном общении с нами, не боясь не быть понятым или осужденным. Любимым его занятием было, большими спальными подушками со всего маха сбивать нас по очереди с ног одним лихим ударом, при этом очевидно, воображая себя залихватским удальцом Ильей-Муромцем. Тот, кто устоял на ногах, после сокрушительного удара награждался контурной географической картой бывшего употребления от предыдущих занятий в его классе. Занятие физической культурой и культурой познания географии в целом удовлетворяло обе стороны. Хохот с его стороны, глупость с нашей стороны, базировались на паритетных разновозрастных отношениях и носили беззлобный характер.
Ищущий человек, особенно, в детском возрасте мечтающий, о дальних странах, приключениях, морских походах, таинственных находках, географических открытиях, героических поступках стремится познать жизнь и то неведомое, что ее окружает не может пройти мимо создаваемой из куска дерева модели парусного судна или планера парящего высоко в небе. Иван привлекал нас именно этим секретом искусного владения столярными и слесарными инструментами. В его маленькой мастерской находящейся в подвале нового дома пахло еловыми стружками, столярным клеем, лаками и красками. По стенам висели столярные и слесарные инструменты – пилы и пилочки; стамески и рубанки; струбцины и зажимы, сверла и плашки и многое другое, что помогало ему создавать волшебные модели, которые стремительно плыли по волнам под наполненными парусами, летели в воздухе подхваченные восходящими потоками воздуха взмываясь в высь.
С высоты детской колокольни нам казалось, что Иван гений выращенный в опилках и будущее его светлое и без облачное, наше юное представление о техническом прогрессе никак не двигалось дальше немецких велосипедов, самолетов, моделей парусных судов и самокатов.
Последние были предметом зависти всей детворы. Бесхитростное сооружение состоящие из двух досок скрепленных крупной дверной петлей со вставленными спереди большим подшипником и двумя или одним поменьше, сзади. Поголовное увлечение ребят самокатами опустошили ближайшие мастерские от подшипников. Мастерили незаурядные механизмы в каждом дворе и каждый на свой лад. Ужасным для жителей поселка было другое, выездные сессии уличных самокатчиков в вечернее время. Сходка самокатчиков напоминала по громкости шума – движение «байкеров» на мотоциклах без глушителей по улицам города, или по степени – ужаса факельное шествие фашиствующих молодчиков по улицам Мюнхена, и то и другое приводило в ярость жителей поселка. Мужики во дворах пытались бороться с уличными катальщиками, отлавливали, по очереди, «смокатчиков» сердито внушали им о недопустимости шума во дворах и мягко били их без особых увечий, при этом обязательно ломали самокаты в хлам, даже подшипники расколачивали кувалдой, чтобы не повадно их было использовать впредь.
Пройдут годы немецкие дома со временем состарятся, станут невзрачными, зеленая краска начнет облезать и шелушиться, в округе начнут появляться новые дома, люди начнут получать уже квартиры, а не комнаты, коммунальные квартиры будут уходить в прошлое, рабочий поселок начнет приобретать новое лицо старого района. Богдановы получат трехкомнатную квартиру, у Ивана появится семья также как и у его сестры. Скромная жизнь малозаметного служащего будет скучной и безрадостной, юношеское увлечение столярным делом уйдет в историю. Замкнутость и тоска сквозили в лице Ивана.
Однажды днем, оживились бабки-пенсионерки на лавочках, постоянные спутники нашего двора. Оказалось они обсуждали трагическую новость, в семье Богдановых старший сын Иван уединившись в одной из комнат перерезал себе горло, но бог был милостив к нему, голова не откинулась назад, а пошла вперед. На шум прибежал кто-то из родных. Далее все просто скорая помощь, больница, психо восстановительные процедуры. Опять в строю, но с большой неизгладимой душевной травмой.
V
Раннее утро в поселке. Тишина. Изредка с сортировочной железнодорожной станции раздаются свистки маневровых паровозов да по громкой связи указания диспетчера, на какой путь направляется вагон или группа вагонов для последующего комплектования состава. Звуки доносятся из далека со станции Москва-товарная Перерва они не раздражают жителей поселка лишь только напоминают о присутствии чего-то важного и нужного. Черная зеркальная поверхность пруда отражает в себе противоположный берег с густыми вековыми деревьями. Природа просыпается. Солнечные лучи где-то за горизонтом медленно выползают на поверхность, наполняя окружающую среду жизнью и яркостью дневного света. В ветвях деревьев слышен неумолкающий гомон птиц стремительно снующих в кронах деревьев – птичий базар в разгаре. Любители рыбаки давно заняли исходное положение, по берегу пруда безмолвно гипнотизируя покачивающийся поплавок.
Андрей Петрович просыпался рано, и любимым его занятием было окинуть взглядом окрестности в начале зарождающегося дня. Безусловно окружающая картина не менялась за исключением погоды, но момент пробуждения природы волновал его каждый раз и каждый раз он находил маленькие, но удивительные открытия делающими не похожими один день на другой. Сегодняшний день выдался праздничным, поверхность пруда заполнили гости – дикие утки чирки, кряковые, шилохвость, болотные курочки, прилетевшие с соседних водоемов на кормежку и отдых. Селезни в пестрых нарядных платьях красуются, кружась вокруг самок с явными намерениями на продолжение весенних отношений. Суета жизни на воде покрякивание уток вперемешку с резкими свистками чаек, хлопанье крыльев, стремительные полеты чирков изредка над прудом медленно пролетают вороны и как будто выражая неудовольствие суетой на воде громко и гортанно каркают.
Получив очередной заряд бодрости, Андрей пристраивает протез, скромный завтрак на кухне и в путь на завод.
Путь от поселка до завода на автобусе занимает сорок пять минут, но большая часть пути пролегает по булыжной мостовой. Сорок пять минут тряски абсолютно лишает желания вздремнуть и приводит любого пассажира в состояние бодрости.
История автозавода началась в 1930 году со строительства сборочного производства КИМ (Коммунистический Интернационал Молодежи) филиала ГАЗ (Горьковского автозавода). В дальнейшем 1939 году название претерпело небольшое изменение МАЗ им. КИМ. Перед войной было начато опытное производство легковых машин. Однако к серийному производству завод приступил только после окончания войны и на базе эвакуированного в Москву завода «Опель» начал разработку легковой машины под маркой «Москвич». С этого момента завод приобрел новое наименование МЗМА (Московский завод малолитражных автомобилей). Выпуск отечественных малолитражек «Москвич – 400» по существу был прямой копией «Опель Кадет К38» и эта модель пошла в массовое производство только в 1947 году. И, наконец, в 1968 году МЗМА был переименован в АЗЛК (Автозавод Ленинского комсомола) с этим названием завод сначала обанкротился, а затем и прекратил свое существование.
Всем были еще памятны лихие времена: политические репрессии тридцать седьмого года, предвоенная «чистка» в Красной армии, классовая борьба с врагами советской власти, свирепствующие действия чекистов, «дело врачей», лютая производственная дисциплина – все это держало народ в определенной строгости, и тонус к жизни был обострен.
Старожилы завода частенько вспоминают случай, когда с конвейера сошли первые «Москвичи» к ним пожаловал И.Сталин, ему было приятно видеть послевоенное восстановление автомобильной промышленности и воочию убедиться в выпуске малолитражек – «народного автомобиля». Первые появившиеся образцы как братья близнецы были копией двух дверных кабриолетов «Опель». Дотошность характера Сталина чуть не вышла боком для руководства завода. С большим трудом взгромоздившись за руль малолитражного народного автомобиля «отец всех народов» предварительно пригласил сесть на заднее сиденье директора завода. Покрутив руль и потрогав, с одинаковым вниманием, некоторые ручки и кнопки, поцокав языком в целом остался удовлетворенным. Вдруг неожиданно Сталин предложил директору выйти из машины. В тесной кабине автомобиля воцарилось гробовое молчание. Второй раз голос прозвучал с металлическим оттенком.
– Пачему нэ виходишь? Чито жьдешь?
Голос директора прозвучал как из подземелья.
– Мне придется как-то Вас потревожить товарищ Сталин.
– Вот тэперь видишь какие неудобние машины ты випускаешь!
– В машинэ дольжно бить четыри двэри! Понял? Срок полгода. Испоняй!
Не гром, а шаровая молния взорвалась в кабине малолитражки. Директор неуклюже вылезал с заднего сиденья автомобиля весь мокрый и со стороны, казалось, что что-то новое и неудобное теплилось в его штанах, «парное» с устойчивым неприятным запахом. Ожидаемых жестких мер, к счастью, не последовало и вскорости на свет появился четырех дверный «Москвич» надолго завоевавший любовь народа.
В конце пятидесятых годов в поселке начали появляться первые «Москвичи» и одновременно началось строительство деревянных гаражей.
С наступлением теплых весенних дней автолюбители начинали копошиться в гаражах, готовя своих железных коней к летнему сезону. В то далекое время понятие сервисных центров отсутствовало. На всю Москву был один единственный центр на окраине города только по гарантийному ремонту машин. Ремонтно-профилактические работы проводились, в основном, самостоятельно в гараже либо приглашались специалисты, которые выполняли более сложные работы моторные, жестяные, малярные. Вследствие этого, в каждом гараже со временем накапливался такой арсенал запасных частей и инструментов, что любая мастерская бы позавидовала такому потенциалу. Запчасти, инструменты в гаражах появлялись, минуя розничную и торговую сеть напрямую: завод – гараж. Между рабочими завода и владельцами гаражей длительно и устойчиво существовал товарный обмен, причем платежным средством при обмене служила водка. Любая запчасть или инструмент имели свою стоимость, сводившуюся к количеству водки. Иногда душевное состояние человека предлагающего товар находится в таком печальном состоянии, что происходит не равноценный обмен, при этом глаза у обоих блестят, цена водки и ее привлекательность возрастает настолько, что запчасти неожиданно обесцениваются со страшной силой и к великой радости сторон сделка свершается.
В этот же период времени у моего отца появился «Москвич» сверкающий хромированными частями внутри пахнущий свежей краской и завораживающе шумящим мотором. Радость приобретения машины каждый в семье выражал по-своему. У отца появился еще один хороший повод «обмывать» покупку и, следуя вновь появившемуся поводу он взвинтил темп выпивок до каждодневных без ограничения литража, то есть по самочувствию. У меня наступила счастливая пора, по нескольку раз в день я бегал в гараж, открывал машину, садился за руль и мысленно, на сколько хватало детской фантазии, уносился на ней в далекие края, города, страны. Наиболее достойно вела себя мать спокойно и без особых эмоций наблюдала за безумием старого и малого. Конечно, приятно ощущать, что в семье есть дорогая вещь, безусловно, это определяло достаток семьи, тем более в те времена машина являлась предметом роскоши и обладатели подобных «игрушек» в поселке автоматически становились людьми, относящимися к состоятельному классу. Хотя с другой стороны «безлошадные» спокойно относились к владельцам «железных коней» не испытывая к ним особой зависти или злости даже в пересудах и сплетнях эта тема была малозначительной. В милицейской статистике кража и угон автомобилей тоже не пользовалась популярностью и просто полностью отсутствовала, хотя длинные очереди на покупку машин существовали. В свободной продаже машин не было формула: «пришел – увидел - заплатил – получил» не работала. Крали по мелочи колесные колпаки, стеклоочистительные поводки, подфарники, эмблемки и всякую подобную мелочь. Машины оставались на своих местах, на улицах и гаражах.
Более состоятельные люди могли позволить купить себе «Победу», но таких в рабочем поселке было крайне мало, а если быть точным, всего двое.
VI
Резкий свист Рыжего вспугнул стаю воробьев расположившихся шестах установленных над голубятней. Пара чужих сизарей кружились высоко в небе. Местная стая взмыла в высь вовлекая в свой полет гостей и как бы предлагая им легкую совместную прогулку с последующим завтраком умелыми маневрами своих подопечных. Стая то стремительно снижалась, кружась над домами, то взмывала высоко в верх, то расходились на отдельные группы, то тесно прижимались друг к другу становясь единой семьей, такой гостеприимный и теплый прием явно был по душе воздушным пришельцам и они покорно залетали в просторную большую клетку. На этом свобода для новичков закончилась, теперь они целиком были во власти Рыжего и дальнейшая их судьба зависела только от него. Дорогие породистые голуби сразу же продавались на птичьем рынке, а остальные проходили школу «новичка» осваивая новые правила жизни и характер хозяина. Голуби которые часто садились на крыши домов подлежали ликвидации. Процедура была жестокой и мерзкой. Голова птицы зажималась между указательным и средним пальцами и резким встряхиванием отделялась от туловища. Некоторое время птица билась в агонии истекая кровью и скоро затихала. Дети ставшие невольными заложниками казни птицы, потупя взор, долго не могли придти в нормальное состояние. Сострадание, жалость к птице и ненависть к душегубу в этот миг достигала высшей точки тонких детских душ.
Сетчатая клетка голубятни высоко возвышалась над сараями, в которых помимо голубей и корма хранилось много ворованных вещей тщательно спрятанных. Здесь можно было найти любую запчасть к «Москвичу», новенький слесарный инструмент, фотоаппараты, рулон драпового отреза, коробки с обувью и многое другое, что проходило через «ловкие семейные» руки. Товар долго не залеживался в сарае, прежде всего это было опасно, милиция могла «пронюхать» и тогда незамедлительно следовало чередование сезонов в «темнице» и, наконец, семейство было пьющим, следовательно, деньги были нужны постоянно.
К кругу нашей дружной компании Рыжий не имел ни какого отношения и ни кто не пытался с ним завести дружбу, но оттолкнуть от себя высказать свое отрицательное отношение к нему мы не могли по причине разницы в возрасте, физической развитости, страха перед воровским кланом и возможностью быть «порезанным». Его появление в нашей компании было всегда неожиданным, непредсказуемым и неприятным, играли ли мы в футбол в домино или купались на пруду.
В один из жарких летних дней ватага дворовых пацанов двинулась в сторону воды. Расположившись в излюбленном месте все сгруппировались по интересам кто-то играл в карты, кто-то строил причудливые вещи из песка, кто-то полез в воду купаться. Рыжий появился среди нас, как-то незаметно усевшись поближе к картежникам с явным намерением принять участие в игре. Играли всегда на деньги, но настолько мизерные, что даже при нашем безденежье нанести серьезный экономический и моральный урон друг другу было просто не возможно. Нами руководил только азарт и занятие свободного времени. Включившись активно в карточную игру, Рыжий также быстро и охладел к ней, тем более что его внимание привлекло группа загорающих девчонок расположившихся неподалеку. Солнце пригревало все сильнее и многие потянулись к воде. Девчонки о чем-то шумно переговаривались и вдруг с криками вспорхнули со своих мест, повизгивая высоко задирая ноги и обдавая брызгами рядом купающихся, бросились в воду. Рыжий, как кот, внимательно наблюдающий за стаей резвящихся птичек, напрягся, словно выжидая момент атаки плавно начал свое движение в сторону воды. Стоя по пояс в воде не глядя в сторону резвящихся девчонок, не выражая ни какой заинтересованности он не создавал видимой опасности. Но это было роковое заблуждение. Глупая «птица» отбившись от стаи медленно по-сабачи уплывала все дальше от берега. Набрав в легкие побольше воздуха Рыжий бесшумно погрузился под воду и начал энергичное движение в направлении выбранной жертвы. Вода была мутной и контуры девичьего тела появились неожиданно близко от него. Ноги и руки «жертвы» делали плавные не торопливые движения, медленно продвигаясь вперед. Верхняя и нижняя части объекта были хорошо различимы. Озорные руки нападающего начали действовать. В плену не ласковых рук оказались верхняя и нижние части тела одновременно, при чем нижняя часть подверглась более глубоким исследованиям, что вызвало бурю негодования потерпевшей выразившейся в диком крике над водной гладью. Смертельно напугали пострадавшую не столько не дозволенные и грубые действия подводного налетчика, а сколько ошеломительная неожиданность, страх и представление об утопленнике который неожиданно всплыл под ней и пытается прихватить ее с собой. Над поверхностью воды пронесся невероятной по тональности силы звук, складывалось впечатление, что в миг все паровозное депо со всеми паровозами и заводскими сиренами включились одновременно. Многие на берегу начали взволнованно приподниматься и наблюдать сцену двух барахтающихся людей. Понять сразу было сложно, то ли спасают кого-то, то ли топят. Люди на берегу начали успокаиваться, когда увидели, что двое тихо начинают удаляться друг от друга.
Подводная схватка закончилась для Рыжего не так безобидно, на конопатом лице красовались три длинных кровоточащих царапины, спина также была хорошо оформлена рисунками от ногтей пострадавшей.
Насмерть перепуганные девчонки, выбравшись из воды с грозными лицами, гневно обсуждая хамскую выходку Рыжего и при этом бросали ненавистные взгляды в нашу сторону. Ни боль не презрения не могли остановить его от дальнейших скотских выходок. Сексуальные домогательства были настолько свежи в его больном воображении, что он удовлетворил свою похоть, открыто мастурбируя на пляже под недобрыми косыми взглядами девочек.
Быстро закончившийся сеанс на пляже для Рыжего терял всякий смысл дальнейшего здесь его пребывания. Исчезновение его было таким же незаметным, как и появление.
Солнце как будто недовольное свершенным хулиганским поступком и нашим безразличием к происходящему еще больше стало припекать. Находясь практически в зените, оно пускало свои огненные стрелы, пытаясь выжечь в нас жестокость и пробудить добро. Даже купание в прохладной воде не защищало от жгучего солнечного дыхания.
Время приближалось к обеду. Безоблачное небо отсутствие даже слабого ветерка делали наше пребывание на берегу невыносимым. Многие начали перебираться в тень. С подпорченным настроением мы начали разбредаться поближе к дому.
Обладатель скверного характера драчливого воровского склада Рыжий постоянно попадал в различного рода переделки. То он принимал активное участие в драках связанных с куплей-продажей голубей, то отпускал обидные оскорбления в адрес старших и его били, то он в содружестве со своими братьями лупили кого-то за что-то. Наглый вид и нахальная манера общения с окружающими ставили его всегда на грань конфликтов и ускоряли время надвигающейся расплаты. В один из вечеров за доминошным столом скандал таки произошел. Рыжий каким-то образом вклинился в игру в домино с работягами нашего двора, по-видимому не хватало одного человека для партии и он занял это место. Рыжий и его партнер по игре угрюмый слесарь Валентин быстро сложили «оружие», партия была проиграна. Вновь подошедшие люди, среди которых был Андрей Петрович, прокомментировали не без ехидства безликую игру проигравших, а Рыжему похлопав по плечу порекомендовали пройти курс начального обучения игры в домино. Сидящие за столом не могли предположить, что реакция будет столь резкой и громкой. Рыжий вдруг неожиданно резво завелся не хуже авиационного двигателя при этом наращивал звуковые обороты перешел в основном на мат и оскорбления относившиеся ко всем. Долго терпеть необузданное хамство сидящие за столом мужики не стали. От первого к кому Рыжий был ближе он получил увесистую оплеуху и отлетел прямо на Андрея Петровича тот не долго думая с левой руки резким боксерским хуком уложил дерзкого хулигана на землю. Не ожидая такого мощного отпора Рыжий отполз в сторону, чтобы не получить еще от кого-нибудь дополнительную порцию, сплевывая кровавую слюну, вдруг обернул всю свою ненависть и злость против инвалида Андрея Петровича. На весь двор он выстрелил: «Хромой х …!»
Причем эта незамысловатая фраза настолько ему понравилась, что он находясь по одаль начал во все горло, то взвывая растягивать, то произнося нараспев, то выплескивать ее резким отрывистым выкриком, то есть на все лады.
Понимая, что возмездие не может наступить мгновенно, догнать его инвалиду без ноги вещь не реальная, он расходился пуще прежнего. Злобные взгляды Андрея Петровича ни сколько не смущали дворового хулигана.
Обида за войну, за инвалидность, за хамство, ведь, в конце концов, его гада защищал на фронте, не давали покоя фронтовику. Сидящие за столом работяги успокаивали Андрея Петровича как могли.
– Петрович не горюй! Не бегать же за ним. Отловим эту сволочь! Наваляем!...
V
Следующий день был обычным рабочим днем, каких в году бесчисленное множество. Раннее пробуждение, утренняя зарядка на маленьком балкончике, обзор окрестностей с высоты третьего этажа, скромный завтрак, мучительное одевание и подгонка протеза настраивали Зайцева на трудовой день и очередное испытание на комиссии ВТЭК.
Предыдущие комиссии по подтверждению инвалидности проходили обычным порядком – врачи производили в основном визуальный осмотр, фиксировали отсутствие конечности, автоматически подписывали кучу бумаг и на этом все заканчивалось до следующего года. У любого человека возникает вопрос, – для какой надобности ежегодные освидетельствования во ВТЭК? Почему не пожизненно? Неужто нога может вырасти? Новая! Увы,
таков порядок, утвержденный Минздравом!
Все бы не чего, да не повезло Зайцеву. Оказывается, фронтовые врачи немного просчитались во время ампутации ноги, точнее, ее части. Отхватить бы им на четыре сантиметра побольше ноги и не было бы вопросов у чиновников социального обеспечения при выделении инвалиду отечественной войны положенного ему автомобиля. Мало того, что ежегодные комиссии ВТЭК замучили, так нет, начались хождения, по мукам доказывая, что он действительно инвалид. Доводы чиновников звучали непоколебимо – то, что инвалид он фактически инвалид и визуально видим, но для получения автомобиля длинна ампутированной части ноги длинновата, будь она на четыре сантиметра короче и вопросов бы не возникало. Сколько было написано писем в инстанции Минздрава, Собеса, Минобороны, сколько пройдено километров коридоров. Ответ один, мы руководствуемся инструкциями. И в голову ни кому не приходило справедливые они или глупые. Секрет прост – чиновников это горе не коснулось вот и всего-то. И вот в том случае когда равнодушие и бездушие чиновников приводит к таким казусам в первую очередь страдают основы государственности и доверие народа к нему.
Во дворе все знали историю с культей. Все глубоко сочувствовали, ругая врачей, чиновников, законы и бездушное отношение властей. Однажды Петрович в сердцах, после очередного визита к чиновникам, выпалил:
– Что остается делать? В сарае отпилить что ли, проклятый недостающий кусок!
Коммунальная квартира проснулась. Шумные шаги Андрея Петровича не беспокоили и не раздражали соседей. Проскрипев протезом по коридору, Зайцев начинал ежедневные испытания спуском и подъемом с высоты третьего этажа. Человек привыкает ко всему, привык и он. Во многом, все испытания списывалось на молодость и крепкое физическое здоровье.
Путь до автобусной остановки не длинный заканчивался с другой стороны дома. В утренние и вечерние часы автобусы ходили часто, но желающих уехать было гораздо больше, чем мест в нем. Изнурительные очереди и давка на остановке делали это путешествие на завод раздрожительно-возбуждающим и запоминающимся. Хмурые, сосредоточенные серые лица пассажиров не выражали особой радости. Качающиеся в такт рывков и торможений автобуса люди мотали головами либо напирая на впереди стоящего человека либо откидывались на позади стоящих. Изредка молчание нарушалось стандартной фразой «Передайте на билет» и чья-то рука через голову протягивала деньги чтобы через секунду передать в обратном направлении сам билет. Счастливчики сидящие на сиденьях либо тупо смотрят в окно на унылый пейзаж, давно изученный, либо дремлют, плавно покачиваясь во все стороны.
Облик Зайцева мало, чем отличался от пассажиров автобуса, а когда все плотно стоят, подталкивая друг друга, под резкие окрики кондуктора «Поплотнее, граждане!», отличить его как инвалида невозможно, просить уступить место было неловко и поэтому сорок пять минут вертикального качания уже до работы прилично выматывали. В иные непогожие дни культя начинала ныть и вот тогда путь в автобусе становился похлеще зубопротезного кресла. Спустя некоторое время та же кондукторша громко с растяжкой выкрикивает
– К-о-н-е-ч-н-а-я МЗМА.
Присутствие автомобильного завода ощущается за долго до его появления, по запаху нитро краски и металлической окалины кузовного цеха. В округе два предприятия напоминают о своем присутствии, в случае ветреной погоды дующей в сторону поселка, причем если с запахом МЗМА можно мириться, то убийственные запахи завода «Клейтук» и рядом стоящего мясокомбината не оставляют равнодушным никого.
К заводской проходной как ручейки из разных концов улицы стекаются потоки рабочих. Как будто безликая серая масса сошла с полотен советских художников периода соцреализма с упорством движущаяся к светлому будущему.
Многие перед входом в проходную заканчивают курить и бросая окурки в сторону урны, но снайперский прием удается далеко не всем и к обеду вокруг урны образуется гора из окурков надежно прикрывающая саму урну. За чистотой и порядком неусыпно следят уборщицы и ровно к обеденному времени не спеша, появляется представитель комендатуры тетя Нина, не торопясь и чертыхаясь, производя уборку вверенного ей участка.
Утренняя смена наиболее многочисленна и в проходной толпятся рабочие, и от этого в просторном помещении стоит гул голосов, шаркающих ног, покашливаний шум, вращающейся вертушки.
Перед входом в проходную слава и доблесть рабочего класса возвышается Доска Почета, с нее устремили свой взгляд в большинстве, не обремененный интеллектом, представительная группа передовиков труда, у всех сосредоточенный взгляд, устремленный в никуда, а может в светлое будущее к новым достижениям? Придуманное кем-то чудо по промыванию мозгов рабочим с Доской Почета можно смело отнести к бесполезным и запоминающимся изобретениям ХХ века. Если кто-то наберется терпения и затратит некоторое время в течение недели, несколько раз в день до и после рабочей смены, (появилось современное определение – мониторинг) постоит и понаблюдает за проходящими рабочими то не увидит ни одного человека который бы остановился, пристально вглядываясь в мужественные лица одухотворенные порывам к созидательному труду, таки и нет, все проходят мимо и, причем около священного места, ускоряют шаг.
Заводская проходная место публичное и руководство любого завода не без подсказки РК КПСС стремилось всегда украсить это место сделать его как бы «парадной дверью», придать определенную значимость, пафос и помимо Доски Почета поодаль расположен другой более значимый Мемориал Героев Войны павших и живых работающих на заводе. К этому месту народная тропа не зарастала постоянные венки с муаровыми лентами и трогательными надписями, живые цветы, в праздничные дни пионерский караул да и проходящие рабочие частенько задерживаются, бросая взгляд на героев, либо пристально глядят на отдельные портреты, пытаясь на миг понять их сложную судьбу. Другая энергетика на этом месте! Другие чувства! Здесь слова не нужны. Память, гордость, слава и почет героям!
Имя Зайцева скромно отображено на фотографии среди заводчан геройски сражавшихся за Родину. С фотографии глядело улыбающееся лицо молодого капитана с кучей орденов и медалей.
Сегодняшний рабочий день для Зайцева закончился раньше, он с волнением отправлялся на очередной ВТЭК. Комиссия ВТЭКа находилась в районе Таганской площади и туда собирались в строго установленные часы, страждущие со всего района, которые медленной скоростью добирались до судилища, где решалась их дальнейшая жизнь. Попав в небольшой «предбанник», Андрей Петрович был уже не первым. В маленьком зале было душно, темно и катастрофически не хватало стульев, а, принимая во внимание, что большинство присутствующих инвалидов не в состоянии стоять долгое время, то многие ютились, кто, как мог либо приседали на холодные батареи, либо на подоконники, а кто-то разместился прямо на полу. На комиссию вызывали по одному, а обследование и заключение занимало много времени. Достаточно было взглянуть на эти землистого цвета лица искаженные каждый своей неповторимой нетерпимой болью длящейся годами, но, тем не менее, можно было разглядеть в глазах сквозящую надежду быть услышанными и понятыми. Большинство людей после комиссии выходили удрученными некоторые со слезами на глазах, приговор был вынесен и многие смиренно покидали заведение до следующего раза в надежде, что все-таки что-то изменится к лучшему, конечно при условии, что доживут до этого желанного часа.
В этот день счастливым был только один человек вышедший «зала судилища» – Зайцев. Наконец-то его мытарства по учреждениям закончились, и справедливость наконец-то восторжествовала. Персонально его вопрос в инстанциях о выделении бесплатного автомобиля, как инвалиду войны, был решен положительно, о чем свидетельствовал ВТЭК. Далее процедура приобретала характер только соблюдение некоторых формальностей. На сердце как-то стало спокойнее, отлегло.
Но не проходит горечь нанесенной обиды Рыжим «малокососом». Вот уже неделю как он не появляется во дворе к доминошному столу находя себе занятие по дому. В эти неспокойные дни он нашел себе приют в одном из своих любимых мест на маленьком балконе выходящим видом на пруд. Сидя вечерами в одиночестве и созерцая живописные окрестности спокойной глади пруда окруженного вековыми деревьями, склонившимися своими ветвями к воде, он невольно возвращался мысленно к тем незабываемым временам прошедшей войны.
«Опять наступила коварная тишина только одиночные автоматные очереди стрекочут извещая окружающих, что это только временное затишье, а работа авиации и массированных артиллерийских обстрелов еще не закончена. Рвущиеся к Волге вражеские части сдерживаются группировкой Советских войск под командованием С.Тимошенко созданной 12.07.42 года. Бои идут в городе и сдерживаются рабочими ополченцами заводов «Сталинградским тракторным», Красный Октябрь», «Баррикады», «Элеватор» и частями советской армии. В основательно разрушенном здании «Элеватора» перекур, пулеметчики поправляют покосившиеся и перевернутые пулеметы после авиа и артобстрела, кто-то выползает из под трупов убитых товарищей и готовится к отражению очередной вражеской атаки. Воздух наполнен гарью, пылью, дымом чего-то горящего, порохом и смертью. Смертельно уничтожающие бои под Сталинградом идут уже шестой месяц.
От предыдущего грохота бомбежки частично потерян слух легкая контузия, но оставшимися живыми бойцами из взвода необходимо руководить готовить их к очередному отражению атак. Как ему казалось он орет во все горло отдавая приказы бойцам, а на самом деле из горла вырывался какой-то хрип. Рядом находящийся старший сержант Ибрагимов с удивлением смотрит в сторону командира и не может ни чего разобрать он видит только одно шевеление губ. Когда он подполз поближе лишь только тогда он смог понять смысл приказа и донести его до бойцов. Очередной ужас начал подступать с новой нарастающей силой. Все находящиеся на «Элеваторе» уже привыкли и в душе извиняясь перед неубранными трупами своих погибших товарищей начинали забираться под них и еще пытаясь прихвать кого-либо и подтянуть поближе к себе. Ждать оставалось недолго. Звуки разрывающихся снарядов превращались в неумолкаемую канонаду вперемешку со свистящими звуками пролетающих бомб. Взрывы крупных бомб и снарядов сопровождались резкими встряхиваниями земли, а осколки, от разорвавшихся бомб попадая в прикрывавшие трупы, производили впечатление, что следующий осколок наверняка достанется мне, сила ударов была неимоверной. Ну вот наконец стихает тяжелая канонада через несколько минут пойдут в атаку немцы. Закопошились мои бойцы, кто остался в живых выбираются из под трупов к своим пулеметам.
Звучит команда: – К бою!
Шквал свинца и огня рушится на стены здания, очертания окон превратились из прямоугольных в выщербленные овалы, рушатся перекрытия, столбы дыма пыли и огня снижают видимость для врага, что затрудняет им вести прицельный стрельбу, они медленно, но они верно достигают своей цели уничтожая нас и пытаясь тем самым преодолеть этот неприступный рубеж.
Но мы не покорились, выстояли!»
Наконец наступил долгожданный день 2 февраля 1943 года крупное соединение немецких войск было окружено под Сталинградом и разгромлено, генерал-фельдмаршал Ф.Паулюс подписал безоговорочную капитуляцию. Потери немцев в Сталинградской битве составили более 250 тысяч солдат, уничтожено 700 вражеских самолетов и множество другой военной техники. Наши потери составили 640 тысяч солдат.
За боевые действия под Сталинградом Зайцев А.П. награжден орденом «Боевого Красного Знамени».
Человеческая память хранит в себе много жизненных событий разного характера но те которые прошли рядом с тобой и пахнули когда-то смертельным ветерком нет-нет да и всплывут вновь в твоем воображении. Прошли годы, а Зайцев частенько вспоминал эпизоды своей Сталинградской битвы, более полугода он был самым непосредственным участником этих кровопролитных сражений находясь в самом пекле войны и к великому удивлению вышел из этой передряги мало того, что живым, а и без единой царапины. И надо же такому случиться, пройдя всю войну, за несколько недель до ее окончания, его подкараулил нелепый случайны рикошетный выстрел шальной пули и ампутация ноги.
Судьба!
VI
Официантка заводского кафе еще раз подошла к группе рабочих что-то оживленно обсуждавших с просьбой заканчивать затянувшуюся трапезу, заведение закрывается. Мужики немного разгоряченные водочным составом не могли вот так сразу встать и уйти, так же как коня невозможно на полном скаку остановить, да пожалуй и большой судовой дизель в миг не остановишь требуется плавное медленное завершение в данном случае необходимы смягчающие завершающие слова и обязательно на «посошок».
Тем более был хороший повод импровизированного скромного застолья, отмечали очередную победу Зайцева, но уже на мирном поприще в борьбе с ненавистным всеми чиновничьим аппаратом.
Вечерело. Полупустой автобус мирно покачивался на ухабах дороги, двигаясь в сторону поселка.
Двери автобуса распахнулись и волна свежего воздуха с пруда пахнула в лицо Зайцева.
– Наконец-то дома!
Медленной походкой поскрипывая протезом и припадая на здоровую ногу Андрей Петрович вошел в подъезд. Поднимаясь по лестнице на второй этаж он увидел трех дворовых мальчишек сидевших на широком подоконнике большого овального окна. Среди них был Рыжий. В некоторый момент Зайцев замер держась за перила и поднимая ногу на очередную ступеньку. Глаза их встретились. Двое ребят почувствовали какое-то напряжение, поздоровались и быстро прошмыгнули мимо Зайцева. Петрович продолжил движение в верх и по мере его приближения к площадке второго этажа в нем нарастала ненависть к этому парню. В свою очередь Рыжий не ожидавший такой пленительной встречи в такой час, что ни как не входило в его планы и тем более стремительно нарастала угрозы быть изрядно побитым. Рыжий уже встал с подоконника в ожидании отражения атаки, его рука невольно скользнула в карман и нащупала холодное лезвие ножа. Его действия были в основном автоматические рука была уже наруже в боевом положении. Действия Рыжего были предсказуемыми и Зайцев внимательно следил не за его руками, за его глазами в них был страх. Недавняя незабытая практика рукопашных боев в окопах, коридорах домов, на лестничных площадках, да где придется, мгновенно всплыла в памяти. Секунда и нож уже на полу. Хрипящее горло с выпученными глазами в цепких руках пехотного капитана несколько крепких ударов по безмозглой рыжей башке успокоили пылкий нрав хозяина нечесаной рыжей шевелюры.
Зайцев также не торопясь, медленно продолжил путь на третий этаж частично удовлетворенный этой случайной встречей.
Придя в сознание Рыжий вытер запекшуюся кровь с лица и пуще прежнего затаил злобу на «хромого». Из сегодняшней встречи он понял одно в единоборстве он проигрывает в любом случае, действие должно осуществляться на значительном расстоянии и ни в коем случае на расстоянии вытянутой руки это просто опасно.
Поздно придя домой Ражий полез греметь по кастрюлям в надежде найти чего-нибудь съедобное разбитое лицо ноющая челюсть и пустой желудок не располагали к спокойному сну. Ну шум вышла мать.
– Это ктой-то тебя так отутюжил?
– Нашлись добрые люди.
– Пожрать, есть что?
– Остатки картошки на сковороде, холодная с тушенкой.
– Ох, доиграешься, посадят тебя!
– За Гришкой следом пойдешь!
Тихий обычный вечерний день нашего двора. Играющие дети в песочницах. Редкие прохожие прогуливаются вдоль домов. За доминошным столом в основном все те же лица. И приятно льющиеся звуки музыки с балкона третьего этажа, Петрович дает очередной короткий аккордеонной концерт. Громко сказано, но всех радует.
«С берез, неслышен, невесом,
Слетает желтый лист.
Старинный вальс ”Осенний сон”
Играет гармонист.»
Кое-кто выглядывает из окон, кто-то сидят на балконах наслаждаясь летним вечером и бархатными звуками аккордеона.
Неожиданно из зарослей кустов со стороны помойки появился Рыжий с большой граммофонной трубой. Раструб трубы был настолько велик и красив с красными перламутровыми переливами с желтыми тоненькими полосками придававшими этой трубе какую-то грациозность и возвышенность. Труба была явно у кого-то украдена и сейчас находилась в руках нового владельца расположившегося поодаль от играющих в домино. Зайцев продолжал свой лирический концерт, как вдруг во всю мощь граммофонной трубы на весь двор проревел голос нового исполнителя Рыжего перекрывая все и всех:
– Х-р-м-о-й х…!
Цикличность повторов Рыжий успел сделать три раза. Мужики игравшие в домино за столом вскочили и рванулись в погоню за не прошенным гостем. Через полчаса Зайцев спустился к доминошному столу мрачнее тучи. Мужики как могли успокаивали Зайцева.
– Не горюй, Петрович отловим этого Рыжего, отберем трубу, заодно наваляем.
И действительно через пару дней граммофонная труба была в руках у Зайцева. При первых ударах кувалды жалость к музыкальному инструменту всколыхнулась, но не надолго она также быстро и улеглась, в памяти стояла омерзительная рыжая рожа, использовавшая его как орудие усиления хамства. Работа была завершена быстро. И из роскошной граммофонной трубы вышла плоская железяка в форме буквы «У». С чувством выполненного долга Петрович отнес бывшее музыкальное изделие на помойку.
Каково же было его удивление когда через несколько дней во дворе появился Рыжий опять с граммофонной трубой под мышкой. Этот мерзавец полностью восстановил искореженную граммофонную трубу придав ей туже форму, но уже без эмали и красивого исполнения. При этом технические возможности трубы были восстановлены.
Режим своего выхода в дворовый эфир Рыжий выбрал ежедневный утром в обед и вечером. Частота повторов зависела от окружающей среды и обстоятельств непреодолимой силы в виде рабочего класса всецело солидарного с «хромым». Но здесь в ход шли скоростные качества Рыжего.
В очередной сеанс его выступления Зайцев не выдержал и крикнул с балкона:
– Я в нее ссал!
Ражый на миг приостановил свою не сложную тираду. Посмотрел в раструб трубы, как бы пытаясь найти следы содеянного или хотя бы запах, но, увы, ни того, ни другого не обнаружено. И с новой творческой силой он заорал:
– Х-р-о-м-о-й х…!
Дни становились не выносимыми. Этот неугомонный гаденыш на которого не чего не действовало даже периодическое внушительные побои, а о милиции говорить просто бесполезно. Ответ один – бытовые разногласия – разбирайтесь сами или с помощью общественности.
Однажды следуя в гараж между сараями и голубятней Зайцев случайно натолкнулся на Рыжим который сидя на табуретке готовил свой музыкальный инструмент с помощью молотка к очередному сеансу. Оставаясь незамеченным Петрович цепко схватил за плечо «музыканта» увесистой оплеухой завалил его навзничь при этом отобрав трубу. Слова произнесенные им в адрес Рыжего по форме были весомыми не литературными, но по сути пустыми так как у Рыжего были другие заученные слова.
Участь трубы постигнет чуть позже. А сейчас Зайцев с еще большей энергией расплющил ненавистный инструмент и пошел топить его в пруду. Встав на пригорок на берегу пруда. рано утром, со стороны казалось, что это спортсмен легкоатлет отрабатывает приемы броска молота. Раскрутив над головой сплющенную тубу Зайцев зашвырнул ее далеко от берега. Возвращался он с пруда со спокойным сердцем.
Но это были иллюзии. Целую неделю Рыжий нырял в пруду обшаривая его дно. Таки нашел подлец! Опять кропотливый труд по воссозданию первозданного облика граммофонной трубы неоднократно претерпевшей серьезные изменения своего облика. Наверное, ни один музыкальный инструмент в мире не подвергался таким жестоким надругательствам. С упорством музыкального мастера Рыжий настраивал на музыкальную волну свой инструмент с помощью увесистого молотка.
Готово! Можно на сцену, то есть во двор. Публика и «хромой» ждут.
Творческий порыв так захлестну дурную рыжую голову, что он перестал отлучаться по ночам для проверки наличия товара в складах магазинов, шел интенсивный процесс потери навыков славной привычки воровства.
Выход в очередной эфир был прерван на первой же его тираде. Он был окружен работягами, которым он также порядком надоел. С хорошими побоями труба была изъята, изрезана на мелкие кусочки кровельными ножницами и выброшена окончательно на помойку.
Возмездие пришло быстро. Жадность наживы вывели рыжего на финишную прямую. В очередной воровской вылазке при ограблении магазина вся банда была схвачена и осуждена за грабеж государственного имущества, а по тем временам эта статья была намного суровее, чем нынешние законы. Наш блондин загремел в северные районы на долгие годы.
В истории нашего двора было много событий и печальных и веселых и праздничных и скорбных. За пятьдесят лет весь двор зарос могучими деревьями некоторые, из которых стали дряхлыми и гнилыми, дома стали ветхими с облупившейся краской, многие жильцы двора в мире ином, но
по-прежнему слышны волшебные звуки аккордеона.
И каждый думал о своей,
Припомнив ту весну,
И каждый знал – дорога к ней
Ведет через войну…
28.09.08