Иван Сергеевич приехал в город Степной вечером. На привокзальной площади подошёл к таксисту. "Мне нужна гостиница не дорогая и приличная" . Таксист оценивающе оглядел Ивана Сергеевича, прикидывая сколько можно срубить бобла с этого седого дядьки без чемодана с скромным рюкзачком за спиной в потёртых джинсах и дешёвых туфлях. От такого пассажира можно бы и отказаться, но претендентов проехаться на его старом драндулете более не наблюдалось.
...- В нашем умирающем городишке только одна гостиница ни дорогая и не дешёвая,муниципальная. Есть ещё сеть частных гостиниц, но там тебе не понравится.
- Почему?
- Потому, что в них останавливаются, наезжающие из областного центра,представители "золотой" молодёжи и кутят там с ором и визгом,матом. В общем гуляют, без счёту трынькая родительские денежки.
- А что полиция?
- Дядя, ты с каких краёв к нам пожаловал? Уж ни из Швейцарии ли? Полиция подъедет, ей конверт сунут - и всё. Тут объявился, было, один принципиальный мент. Двоих самых буйных и чрезмерно весёлых задержал, так его на другой день в деревню участковым отправили. Нельзя обижать полицейским сыночков и доченек владетельных родителей, так что полиция предпочитает получать конверты и не вмешиваться.
..."Москвич", казалось, вздыхает и охает, и скрипит всеми своими членами изношенного железного организма, мучительно подпрыгивая, и проваливаясь в многочисленные выбоины, изувеченного беспощадным временем асфальта.
Автомобиль подкатил к старинному зданию с высоким фундаментом и колоннами возведёнными неизвестным зодчим, похоже, ещё до революции.
"Всё.Приехали."
Иван Сергеевич дал таксисту пятисотку. "Сдачи не надо" . Он увидел какой радостью зажглись глаза этого тщедушного,замызганного нынешней жизнью человечка в фуражке с сломанным козырьком на голове.
Город, в который приехал Иван Сергеевич, имел богатую историю. здесь резвились буйные толпы пугачёвцев и жестокие ватаги Разина. Город в меру патриархален. Современные многоэтажки соседствуют с старинными домами двухэтажными; стены коих, судя по глубине оконных проёмов, имеют толщину полутора, или двух метров. Такие дома, построенные в восемнадцатом, девятнадцатом и в начале двадцатого века, местными купцами, из красного кирпича производимого здесь же предпринимателями Глиновыми. Купцы возводили для своих семейств дома на века и стоят эти строения нерушимыми без единой трещинки в стене иль фундаменте; увы нынешним с сморщенными многоэтажкам, кои в любой момент могут превратиться в пыль, от малейшей неполадки в земной тверди. Дворяне каменного строительства не признавали и возводили себе хоромы из дерева, ещё в кое каких местах города сохранившимися.
Как и большинство русских малых городов, Степной хирел, пустел, обезлюживался. Из пяти школ две уже закрылись по причине малокомплектности учащимися. На улицах почти не видно детей и молодых беременных женщин. Предприятия - кормильцы местного народа прекратили своё существование. Шустрые ребята из Самары и Москвы выкупили, за бесценок, обанкроченные предприятия: молочный завод, мясокомбинат, кирпичный завод, ковровую фабрику; порезали и вывезли оттуда оборудование и продали его за рубеж, как металлом, получив чистой прибыли в сотни процентов. Потом разобрали и вывезли бетонные блоки и кирпичи, вполне добротные, уничтоженных фабрик и заводов; на этом ещё нагрели свои загребущие ручонки сбывая оный материал, по дешёвке, строительным фирмам. Теперь на месте промышленных объектов города не осталось даже стен. Такую невесёлую повесть, о своём родном городе, поведала администратор гостиницы Леночка, женщина приветливая, разговорчивая и весьма симпатичная блондинка. Сегодня утром, перед выходом в город Иван Сергеевич, когда оставлял ей ключ от номера, разговорился с ней и Леночка маленько пооткровенничала с приятным, представительным постояльцем о бедственном положении города Степного.
Иван Сергеевич приехал сюда в чаянии обрести телесный покой и душевную тишину из дождливого, шумного мегаполиса, где остались его взрослые дети - сын и дочь. Овдовел он три года назад и эта, невосполнимая, потеря мучает его до сих пор чёрной тоскою. Дети живут самостоятельно, своими семьями. Отношения с ними, после смерти жены, разладились. Камнем преткновения явилось нежелание их, иметь детей. А ему так хотелось стать дедом и любоваться родными мордашками внуков.
Дочь говорила:"Я не люблю детей",- чем вызывала граничащее с брезгливостью негодование отца. Сын уверял, что он сделает папу дедом обязательно, но только потом, как нибудь, а пока "надо пожить для себя". Дети у Ивана Сергеевича умные, по два высших образования имеют, денег кучу зарабатывают, а душевное образование - хуже первобытного.
...Ходит Иван Сергеевич по улицам, людей наблюдает. Граждане бывшего уездного,а ныне районного города, в большинстве своём,одеты небогато, вид у них хмурый озабоченный. День будний, а на улице много пьяных, будто в праздник. В центре городка, напротив кинотеатра "Маяк", без афиш, двое нетрезвых, средних лет мужчин, пинками катали по асфальту третьего молча, сосредоточенно. Избиваемый сумел вывернутся от очередного удара, упруго вскочил на ноги и понёсся прочь с резвостью испуганного зайца. Молодой,лохматый,прыткий,он Отбежал чуть ли не на полкилометра, остановился и взъярился на своих обидчиков громкими площаднейшими ругательствами. "За что вы его так?..."- спросил Иван Сергеевич. "Наркоманов убивать надо",- ответили ему мужики. "А пьяниц вешать". Завсегдатаи сорокаградусной взглянули на Ивана Сергеевича с удивлением, постояли, подумали, решили не связываться с этим дерзким, незнакомым пожилым дядькой и пошли дальше только им одним известной дорогой.
Иван Сергеевич получал солидную пенсию, как человек высокого воинского звания в отставке. Жил скромно и постепенно у него на сберкнижке скопилась сумма, вполне достаточная для покупки недорогого дома где- нибудь в глухой провинции. Дома с садом, огородом, колодцем с вкусной экологически чистой водой. Квартира ему не нужна. Ту квартиру, что у него есть в Петербурге, он подарит сыну, потому что сын не говорит "Я не люблю детей" и, возможно, когда нибудь, в квартире деда будет жить внук.
Почти весь день бродил по улицам городка военный пенсионер Иван Сергеевич. К вечеру проголодался. Зашёл в кафе "Сигаль". Что значит "Сигаль" ,наверное, не знают даже хозяева заведения. Ладно, звучит будто красиво. Как понял Иван Сергеевич владельцами этой кафешки были два сына гор. Один толстенький, малорослый и лысый подрёмывал за стойкой бара, а другой, высокий с густой шапкой волос на голове,но тщательно выбритый, прохаживался в зале и с рассеянным вниманием наблюдал за всем происходящим. К столикам посетителей мухой носилась официантка с подносом на котором красовались графинчики, тарелочки,бутылочки. Высокий, волосатый кавказец, грозным жестом рук подозвал официантку к себе и сердито ей выговаривал вину, которую никто из посетителей не заметил. "Придирается",- подумал Иван Сергеевич, наблюдая картину беседы грозного владыки с работницей, для которой, в умирающем городе, никакой другой работы нет и она вынуждена терпеть все несправедливости ради куска хлеба,как рабыня на калифорнийской плантации в позапрошлом веке.
ХХХ
...Горы... горы... горы. Молодой лейтенант Гаспарян, далёкий потомок армянских князей, века назад перешедших на службу Русскому царю,как и сотни других выпускников военных училищ, очутился Иван Сергеевич в, то холодных, то нестерпимо знойных горах Афганистана, волею командиров доблестно просиживающих свои генеральские штаны в уютных кабинетах до недалёкой пенсии.
Принял он сразу командование разведвзводом.До его назначения, временно командовал взводом прапорщик Цимлев,теперь он его заместитель. Прапорщик вояка опытный и бывалый. Он сражался с душманами героически, имел ранения и не избежал потерь среди подчинённых. Пообвыкнув несколько дней в должности комвзвода, лейтенант выцедил одно - бойцов надо обучить военному делу более досконально. У личного состава автоматы и пулемёты не пристреляны, использовать в бою складки местности,умело рассредотачиваться и даже ползать по пластунски его подчинённые не умели. И стал лейтенант, с суворовским лозунгом "Тяжело в учении,легко в бою",с утра
до вечера обучать своих подчинённых нелёгким, но необходимым солдатским наукам.
"Ты уж слишком... загонял пацанов"- , прапорщик командиру.
Молодой командир прапорщику спокойно, без раздражения:" Мне матери этих пацанов спасибо скажут"
Получил коммунист, лейтенант Гаспарян выговор за срыв плановых занятий по политподготовке. Вместо изучения бессмертных творений товарища Брежнева о Малой Земле, где, конечно же, решалась судьба Великой Отечественной войны, а не в битвах на Сталинградской и Курской земле, командир разведвзвода учил подчинённых меткому огню стоя, лёжа, с колена и на вскидку, скрытно перемещаться используя складки местности.
Целый месяц не случалось разведвзводу никакой боевой "работы". И весь этот месяц лейтенант усиленно готовил своих бойцов к предстоящим стычкам с "духами".
В середине сентября пролегла, в зоне ответственности части, тропа по которой шли караваны с оружием из Пакистана к запрятанным глубоко в горах душманским отрядам. Сроки движения каравана неизвестны. На его пути устроена крепкая засада. Там более суток находился первый разведвзвод и теперь ему на смену отправлялся второй разведвзвод под командованием лейтенанта Гаспаряна. Место засады лейтенанту не понравилось. Никак не оборудованное и ничем не защищено, оно являло собою хорошую мишень для охраны каравана. В метрах трёхстах, на плоской возвышенности, виднелись давние, развалившиеся строения, поросшие травой и кустарником. Неизвестно когда и почему люди покинули эти места,а стены их жилищ разрушило время.
Лейтенант распорядился организовать засаду в тех развалинах.
- Начальство не одобрит-, мрачно заметил прапорщик Цимлев.
- А на местности он был наш славный начштаба? Он ткнул карандашом в карту и повелел ротному тут засаду организовать. Ротный командир щёлкнул каблучками гаркнул "есть!" и организовал бестолково, но согласно приказу. Наша с тобой задача, товарищ прапорщик, не только выполнить боевое задание но и солдатские жизни сберечь.
...Вертолёт взмыл в небо, оставляя внизу, на земле, бойцов с боезапасом и надеждой вернуться в батальон живыми и здоровыми.
Караван появился рано утром, на рассвете. Тихими тенями двигались навьюченные мешками и коробами верблюды вперемешку с ишаками. Лейтенант распорядился не стрелять без приказа.
- Товарищ лейтенант, караван ненастоящий,-прапорщик лейтенанту.
- Почему ты так думаешь?
- Смотри, лейтенант, как легко двигаются верблюды и ишаки держат головы прямо,а не гнут их к земле,когда их ноша тяжёлая, это значит, что навьючена их скотина всякой фигнёй для понту. Бутафория. И охраны не видно, одни погонщики идут. Это, караван - обманка. Так они ищут засаду нашу. Мы себя обнаруживаем, кидаемся и начинаем их крошить, а настоящий, большой, гружёный караван, уходит другой тропой.
-Так что же всё таки везут они сейчас в коробах и мешках такое лёгкое? - - Травой их мешки забиты, коноплёй. Специально наркоту подсовывают. Некоторые наши воины втихаря покуривают эту траву и демобилизовываются законченными наркоманами. Если духи нас не заметят, то скоро появится большой караван и с многочисленной командой охраны. Придётся нам туго. Как только они появятся, сразу, лейтенант, включай рацию и вызывай подкрепление.
Тот свой первый бой,трудный самый, Иван Сергеевич помнит с всеми подробностями по сей день. Помнит, как схватился за грудь и поник пулемётчик ефрейтор Дубинин, как рослый, спортивный, рядовой Пичугин,раненый в ногу без стонов и матерных причитаний сильными бросками метко закидывал гранаты в самую гущу наседавших на них душманов, и как прапорщик, тихо матерясь, умело перевязывал раненых. И атакующих, и весь караван искрошили, разметали налетевшие вертолёты реактивными снарядами. В том бою были раненые, но не было погибших "тяжело в учении - легко в бою" оказалась поговоркою правильной и старый мудрый прапорщик Цымлев зауважал молодого лейтенанта по-настоящему.
...В феврале 1989 года разведбат майора Гаспаряна покидал страну солнца и гор в числе последних воинских подразделений Советской Армии. Моджахеды, вопреки договорённостям своих полевых командиров с представителями нашего командования, нередко атаковали колонны уходящих шурави с яростью победителей. И майор Гаспарян за годы боёв с душманами не получивший даже пустяковой царапины напоследок, всего лишь за десяток километров от пограничной речки Пяндж был тяжело ранен. Осколок прошил верхушку лёгкого и остановился в пяти миллиметрах от сердца.
ХХХ
Провинция Герат провожала своих защитников. Шурави уходили из Афганистана, оставляя местных сторонников равенства и братства на растерзание душманов. Внедрение социализма в отсталую тьму азиатского средневековья оказалось ненужным,неоправданным и утопическим. Присутствие советских войск отодвинуло на десятилетие движение исламского экстремизма. Это, может быть, единственный положительный результат, только оплаченный дорогой, кровавой ценой.
ХХХ
...Операция сложная, трудная длилась несколько часов. Медицинские светилы госпиталя постарались и всё- таки достали опасный осколок величиной с младенческий ноготок.
Тот осколок носит Иван Сергеевич всегда с собой в табакерке, как талисман, а курить он давно бросил и табакерку бы давно выкинул,но нельзя- в ней талисман.
Когда в госпитале после операции Иван Сергеевич очнулся от наркоза, то он увидел совсем близко от своих глаз чудесное женское лицо. Он тогда подумал, что умер и это Ангел взирает на него с неземным, небесным состраданием.
"Люсенька"- вот как звали этого ангела. Всегда весёлая, отзывчивая,со всеми больными ласковая, она влюбила в себя почти всех лежачих и ходячих вояк, волею боевых судеб оказавшихся на госпитальном довольствии. Но никому она не давала ни малейшего повода для любовных шашней,чем вызывала к себе невольное уважение всех. Когда её ладная фигурка в белом халате появлялась в палате, то казалось, что от всего её существа источается свет радости, умиротворения, и боли пациентов душевные и физические или утихали, или прекращались вовсе. Очень красивая с толстой косой перекинутой на высокую грудь и голосом мягким,певучим она будто явилась в этот поганый кровавый век из века девятнадцатого. И Иван Сергеевич любил Люсеньку чистой, братской любовью. Все неизвестно откуда знали, что муж этой совсем юной сестрички, врач Бальбесов ушёл к докторице Брыськовой и что их обоих негодующие начальники "ушли" айболитствовать в дальние гарнизоны. В советские времена разводы офицеров, в том числе и военврачей не поощрялись весьма. Ещё говорили, что врач Брыськина сущая уродина и ведьма, по сравнению с медсестрой Люсенькой.
...Официантка приняла заказ. Иван Сергеевич, ожидая заказ, задумался. Его удивило ощущение какой-то непонятной тревоги, которую он ощутил когда услышал голос женщины. Она произнесла только одно слово: "хорошо", и пошла на кухню. И не лишённая изящества поступь её усталой, но полной не объяснимой внутренней силы женского очарования, до боли знакомый наклон головы поразили его неясным, тревожным предчувствием.
Официантка слегка наклонилась над столиком снимая с подноса и ставя перед посетителем тарелки, вилку,ложку нож. И вдруг Иван Сергеевич понял: это ОНА. Постаревшая, с сеточкой морщин около глаз, с короткой стрижкой и подкрашенной сединой, она была по-прежнему привлекательна теперь увядающей,но ещё совсем недавно цветущей красотой.
-Люсенька, Люсенька..., он произнёс её имя тихо, почти шёпотом, но она услышала и чуть не выронила поднос из ослабевших рук. Её давно так никто не называл. Люська, Людка- так обращались к ней подруги и знакомые,Люсией звали её хозяева кафешки. Подруги относились к ней с осторожной пренебрежительностью, как к пожизненной неудачнице. Соседи презрительно отзывались о ней "интеллигентка хренова". Она не вписывалась в споенный коллектив семейной общаги упорным небрежением их настойчивыми приглашениями к пропахшими сивухой столам на общей кухне.
Люсенька... Много лет прошло с тех пор, когда её так называла бабушка, а после её смерти, медсестру Ивлеву так ласково звали раненые в госпитале. Годы, когда в госпитале она выхаживала раненых, оказались нынче лучшими годами её жизни.
- Кто вы?
-Я майор Гаспарян. Помните такого?
-Я всех помню, товарищ майор,- отвечала Люсенька сквозь нежданно навернувшиеся слёзы.
...Хозяин так и тусовался в зале, зорко наблюдая за немногочисленными гостями его заведения, и официанткой. К нему подошёл Иван Сергеевич:
- Отпусти сегодня,прямо сейчас, с работы официантку.
- Э-э-э слушай дорогой, она не из таких... и зачем нужна тебе эта старая гусыня. Хочешь я тебе подгоню молоденьких курочек? Такие цыпочки, пальчики оближешь.
- Не нужны мне ни курочки ни цыпочки,её отпусти,- увещевал Иван Сергеевич упрямого горца протягивая ему трёхзначную купюру. Хозяин задумался. Иван Сергеевич прибавил такую же деньгу и хозяин смилостивился. На горском языке, что-то крикнул своему полусонному брату и тот прытко схватил поднос и кинулся к столикам обслуживать посетителей.
Люсенька вышла из дверей кафе с несуразным названием "Сигаль" . Он едва узнал её. Сейчас она была не загнанным усталым человечком, какой он видел её совсем недавно ,а красивой,уверенной в себе женщиной.
(Автор всегда удивлялся способностью женщин сказочно преображаться перед мужчинами,которым они хотят понравиться.)
...-Как ты, Люсенька, оказалась в этом заштатном городишке,сменив на него Москву?
-Очень просто. Я вышла замуж за солдата из этих мест.
-Полюбила?
- Пожалела. Он еле-еле жив остался. Я за ним ухаживала.Из госпиталя он вышел инвалидом, и я его сопровождала до места жительства. А жить то ему негде оказалось.Пока он воевал, потом по госпитальным койкам валялся,его брат продал дом покойных родителей и уехал неизвестно куда. Приютила нас его двоюродная тётка, баба грубая, бесцеремонная. Она сразу заявила нам, чтоб мы не рассчитывали на долгое житьё у неё. Мне надо было возвращаться в госпиталь, но не могла же я бросить его в таком бедственном положении. Обратилась в военкомат, городским властям,писала заявления и, наконец, воину- интернационалисту, имеющему боевые награды, Николаю Осипову предоставили, для проживания, комнату в семейном общежитии и ещё внесли его в льготные списки на получение квартиры, как инвалида боевых действий. Устроив подопечного, я вернулась в Москву и хоть сообщала я из Степного в госпиталь о причине задержки, меня уволили по статье за прогулы и лишили угла в общежитии.
Пришлось мне вернутся обратно в Степной. Николай так рад был моему возвращению,что даже прослезился. И стали мы жить мужем и женой. Чтоб прописаться и устроится на работу, мы с ним расписались, зажили мирно и в согласии. В местную больницу меня взяли сначала санитаркой, а скоро и медсестрой оформилась. В городе среднего медперсонала очень не хватало.
Недолго мой Коленька промаялся на белом свете.Одолели его хвори и через три года он тихо умер... Осталась я одна. Папу с мамой не помню. Они маленькой оставили меня бабушке, а сами подались на крайний Север на заработки. Больше мы с бабушкой их не видели. Только я успела закончить медучилище, как бабушка померла. Повзрослев я родителей искать не сочла нужным и осталась я в этой жизни совсем без родни. Хутор, где мы жили с бабулей совсем обезлюдел и стоят там нынче дома пустые, сиротские, и бабушкин дом с прохудившейся крышей медленно умирает заваливаясь на бок прогнившими стенами. В больнице прошли большие сокращения и, под топор перестроечной оптимизации, попала я в первую очередь, как не местная, чужая с малым стажем. Вот тогда я и нашла работу в кафе"...
Иван Сергеевич слушал Люсеньку внимательно, не перебивая. И, чем больше она рассказывала о себе, тем сильнее теплело его сострадательное сердце. Он думал, что бывают люди судьбы которых гладки и блестящи, как начищенные сапоги. И всегда- то и во всём таким людям везёт и за какую бы проблему они ни взялись, у них она быстро решается ,будто само собой,как будто так и должно быть.
Ещё живут люди, которым не везёт ни в чём и никогда. И если разруливается какая- либо сложная житейская ситуация, то стоит она несчастливому человеку многих бессонных ночей, нервов и здоровья.
И слоняются по белу свету люди,таких большинство, у которых жизнь полосатая в коей счастливые дни жизни перемежаются с днями несчастливыми. К таким "полосатым" индивидуумам относил себя и Иван Сергеевич...
- А как сложилась ваша судьба?
-После ранения и госпиталя я вернулся в строй. Окончил академию. На пенсию вышел полковником. С женой прожил счастливо тридцать лет. Женился рано, ещё курсантом, по большой любви.Три года назад она ушла. Сердце. В этот далекий от больших городов районный центр с хорошим русским названием "Степной", я приехал, отыскав его на карте, с намерением остаться здесь жить спокойной жизнью провинциала, но не останусь я тут. Мрачный, с вымирающим населением этот населённый пункт окружён аурой тоски и безнадёги.
-Теперь,наверное, все малые города страны выглядят так же невесело -,говорила Люсенька,зябко вздрагивая под напором холодного осеннего ветра. Указав на длинное четырёхэтажное здание с двумя подъездами, она, кажется с облегчением произнесла,- вот мы и пришли. Спасибо, что проводили, товарищ майор.
-Люсенька,я давно уже не майор и не полковник. Я ,ныне, гражданский человек и зовут меня Иваном Сергеевичем.
- Спасибо Иван Сергеевич. Я пожалуй пойду домой. Замёрзла.
Ещё неделю жил Иван Сергеевич в гостинице города и каждый день после одиннадцати вечера он встречал Люсеньку у дверей кафе "Сигаль" провожал к общежитию и они расставались до следующего дня.
Когда Иван Сергеевич уже собрался возвращаться в Питер и пошёл проводить её до дверей общежития в последний раз,то он её не дождался в обычное время,после одиннадцати вечера.
"Э-э-э, дорогой, она опять заболела-,пояснил хозяин,- она часто болеет.Придётся её уволить. Мне больная работница не нужна".
Не мешкая, Иван Сергеевич направился к общежитию. Напрягая память он вспомнил,как однажды она обмолвилась,что живёт в сто двадцатой комнате.Несмотря на поздний час ,жизнь в общаге бурлила. Пьяные матерные крики перемежались с завываниями и визгами обозначающими видимо самодеятельное песенное творчество алкашей и наркоманов. В коридоре длинною чуть ли ни километр с блестевшими кое-где под потолком тусклыми лампочками Иван Сергеевич отыскал дверь на коей мелом была обозначена цифирь 120. Он постучал в дверь негромко, но настойчиво.
Только через несколько минут в комнате послышалось слабое шевеление, замок щёлкнул, дверь чуть-чуть приоткрылась на короткой мощной железной цепочке. Кажется она его не угадывала и разглядывала через узкую щель приоткрытой двери отчуждённо. "Люсенька, это я, Иван Сергеевич. Дверь распахнулась и он успел подхватить лёгонькое тело ушедшей в обморок Люсеньки.
"Сильно страшного ничего нет-, сказал фельдшер неотложки,- обычная простуда осложнённая ангиной.Лекарства я выписал. Вы кем доводитесь больной? Брат? Вот и лечите, брат, сестру."
Три дня и три ночи Иван Сергеевич спал урывками около больной, поил её лекарствами, кормил из ложечки, а на четвёртый день, когда дело пошло на поправку, он сказал Люсеньке: " Тогда,много лет назад в госпитале, ты явилась предо мной Ангелом жизни. Я в долгу перед тобой. Я заберу тебя отсюда. Ты поедешь со мной в Питер. Я поселю тебя в своей просторной, трёхкомнатной квартире и станем жить мы мы с тобой как брат и сестра долго и счастливо. Возражения не принимаются". Люсенька слышала эти слова и еле сдерживалась, чтоб не разрыдаться.Тогда,давно в госпитале, она безответно тайно и страстно влюбилась в женатого красавца майора и все последующие годы её жизни мысль о нём согревала её сердце, ибо не каждому человеку дано познать такое яркое и светлое чувство освящающее счастьем каждый день её трудного бытия.
Совсем недавно я узнал, что жить Ивану Сергеевичу и Люсеньке братом и сестрой не получилось, что у пятидесятилетнего военного пенсионера и его сорокадвухлетней подруги родилась дочь. Взрослые дети, друзья и знакомые говорили о них, что они на старости лет "сошли с ума", родив ребёнка.
Сейчас их дочке восемь лет и прилежное дитя радует родителей своими музыкальными талантами. Недавно на престижном конкурсе юная скрипачка заняла первое место. И нет, наверное, в всей России семьи более счастливой.