Лесник

Нина Бойко
               
В этот отшельнический уголок приезжали те, кому прелести современной цивилизации хотелось забросить хоть на неделю: послушать живую природу, спеть у костра, поплавать в прозрачной речке. Дорога была каменистая, в гору, зато от стоянки автомобилей какой открывался вид! Внизу, буквально вспоров тайгу, неслась по камням река. Шум воды,  мостик в три бревнышка… Спускались пешком по тропе, переходили по мостику,  и там поражались еще сильней: за крепким бревенчатым ограждением стоял деревянный дом, палатки,  стол посредине поляны, лавки, а немного поодаль – банька.
Хозяином этой роскоши был лесник Владимир Игнатьевич. Длинный, костлявый, но выражение лица как у женщины мягкое. Говорил очень мало, скупыми словами, и те, кто общался с ним, понимали, что это сугубо лесной человек. 
Когда-то он жил в палатке, работал по две недели, но небольшая зарплата отпугивала людей, напарники часто менялись, потом он и вовсе остался один. Пришлось ему строить домик. Теперь и жена вместе с дочкой бывают летом,  и народ наезжает. Кое-кто так по нескольку раз. Много поклонов и благодарностей принял Владимир Игнатьевич.
– Что вы, да не за что... – скромно моргал.
Ему оставляли продукты и деньги, смущая ещё сильней, но выходила из дома жена – большая, красивая, и всё забирала, как должное.
– Чё ж, – говорила ему потом, – у нас как курорт. Там же ведь платят!
– Так ведь это... там не работают, а мне всякий раз помогают.
– Ты же не просишь.
– Стараются...
– А для кого? Для себя!
Приезжие сами построили баню, обнесли территорию крепкими лагами: мало ли кто из зверья вдруг ночью заглянет, перепугает детей. Хотя, кроме белок и зайцев, тут никого не бывало. Да еще птицы. Им иной раз специально ставили кашу на стол, и они безбоязненно к ней слетались. Овощные очистки кидались через забор, и там, к забаве ребят, пировали зайцы.   
– Ты не жалей их, они же богатые, видишь, в каких машинах? – сердилась жена.
– Может, богатые, только не надо бы, Люда.
Нынешним летом в гостях был двоюродный брат Константин, живший в  Саратове.  Как ошалелый, бродил он по лесу! Запрокидывал голову в темных кудрях, смеясь над кедровками: кедры были увешаны  шишками, и все-таки этим завистливым птицам казалось мало.  «Крррэй! Крррэй!» – только и было слышно. Когда приближался, они начинали стращать, мяукая кошками! Но отойдя, показав, что не будет тревожить, слышал нежное «фи-иу». Смеялся и над собой, принимая крик тетерева за петушиный, решив, что поблизости тут жильё. Пока не увидел огромную черную птицу, мощно махавшую крыльями.
Всё увлекало его в лесу: дремучие ели, прыжки молоденьких белок с ветки на ветку, бурундучки, цветастые мухоморы в бархатном мху...
Вечерами присаживался за общий стол на поляне и вместе с другими  шутил и смеялся. Поймав надоедного комара, выговаривал: «Дай я в глаза тебе посмотрю!» Однажды увидели странные высверки. «Что это? Что? – помчались узнать, освещая дорогу фонариками. – Поймали?»  – «Ково поймали, следит!» Было немного жутко. Кто наблюдает за ними? Инопланетное существо?
Всё оказалось проще – светодиодила личинка короеда.
Перемещались к костру и пели, а наглотавшись дыма, спускались к бревнам у речки, разговаривая вполголоса. Мелкие лягушата лезли к ногам, и кто-нибудь говорил: «Да поддай ты ему, чтоб в реке утонул».
Константин рассказывал брату, что видел и слышал за день, и не было конца-края его восторгам.  Порой вместе с братом ходил на обход. Брали  лопаты, специальные ёмкости с распылителем для воды – на случай пожара.
– Низовой пал бывает, – пояснил Владимир Игнатьевич. – Мшистая местность. Вот и следим, заливаем, окапываем.  А если уж сильно, то в городе  помощи просим.
– Не страшно тебе одному-то?
– Да звери ведь тоже боятся людей. Сначала, конечно, мне страшно было. Ружьё с собой брал, потом попривык.
– Смотрю, и Людмила твоя тут как дома.
– Угу... Помогает. Она за продуктами ездит, садится в «Жигуль» да поехала.
– Мою бы жену не заставить, ей надо театры и рестораны. 
– Есть деньги, так что же, пускай.
– Нету их, нету!  Похвастаться любит. У них вся семья хвастуны.  Тёща про дачу взахлёб говорила, ну, думаю, дача – картинка!  Приехал, а там... курятники лучше бывают. Я тут в настоящем раю, Володя!  Мирно, приветливо...  В речку залезешь, вода ледяная, а выйдешь под солнце как новорожденный! 
Мимо шагали туристы, чтобы подняться к вершине горы. Владимир Игнатьевич раз предложил:
– Давай, и тебя проведу, Константин? Завтра пойдём. Мне все равно туда надо.
– А что тебе там?
–Да мхи.  Там возгораний почти не бывает, но мало ли...
Утром пошли по горной тропе: было похоже, что здесь пересохшее русло реки: прыгали с камня на камень. Скоро сменила тайгу лесостепь: могучие травы, султанчики синих цветов поднимались над ними. Потом началась лесотундра с изогнутыми деревьями, а дальше – тундра, где по колено все деревца и мох под ногами как дышащая подушка. Если нажать на него посильней, выдавливалась вода.
– Почему тут вода? – спросил Константин. – На самой горе. 
– Подземные ручейки. Посматривай всё же, может, дымок заметишь, сушь ведь стоит.
Внимательно всё обошли, устали, сели перекусить.  Солнце палило.   
– И как ты здесь целыми днями ходишь? – мотнул головой  Константин.
– Привык.
– Платят-то хоть нормально?
– Сейчас нормально, восемьсот рублей в сутки.  А если в дожди, то снижают зарплату.
– Мол, делать нечего в дождь?
– Ну да.
– А зимой? Дома на печке?
– Дома, конечно, но всё равно подыскиваю работу. Как без того? Пропадёшь.
Брат рассказал, что участок его арендован каким-то пронырой, что был марафон три года назад,  гости перепились, не до конца загасили костер, лес загорелся.  Хватило бы одного рукава – погасить, но городская администрация ожидала дождя. Пока ожидали, сгорело двенадцать гектаров. Можно рубить обгорелые кедры и сосны, древесина цела, лишь кора опалёна. 
– Гадство! – вырвалось у Константина. – Повсюду оно у нас!
– Ладно...  – вздохнул Владимир Игнатьевич. – Хочешь попить? – подал пластиковую бутылку. – Дальше пойдём.
Подъём был крутым, пробирались между базальтовых глыб, и Константин представлял, что следом за тундрой будет ледник. Как удивился, внезапно увидев альпийский луг! Громадный, покрытый невиданными цветами!
–Батюшки! – вырвалось.
– Весной приезжай, – улыбнулся Владимир Игнатьевич. –  Уж я тут бывал по сто раз, а всё равно дух захватит.
– Что там?  – указал брат. – Вроде бы, озеро?
– Озеро.
– А высота?
– Полтора километра над уровнем моря.
– Точно приеду!  Останусь здесь жить!
– Пойдём, проведу к кресту.
Добирались минут пятнадцать. Прыгали куропатки, ничуть не боясь людей, ярко-зелёными пятнами выделялся  золотой корень,  от высоких белых цветов исходил чудесный медовый запах.
– Вот пасеку-то куда!  – Константин посмотрел на брата.
– Не надо, – ответил тот. 
На кресте, когда подошли, была металлическая дощечка, и Константин прочитал:
«Возвожу очи мои к горам, откуда придёт помощь моя. Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю. Господь – хранитель твой. Господь хранит тебя от всякого зла. Сохранит душу твою Господь».  Библия. Псалом 120.»
– Да это что же такое, Володя? Я только на днях подумал, как люди чисты здесь. Не с чего им озлобиться, нечем душу отягощать. Володя, ведь разные приезжают, а только никто не сказал тут грубого слова. Словно другая планета! 
Брат опустил глаза, вспомнив, наверно, свою жену. Откуда вот в ней нетерпимость и жадность? 
Спускались назад осторожно, Константин уже сильно устал, боялся  прыгать на шаткие камни. Когда добрались до дома, ноги его гудели, но счастье было бескрайним!
На другой день он начал расчистку речного дна.  Вытаскивал камни, сносил на берег.
– Костя, на что тебе это? – села Людмила на бревнышко, выказав крепкие ноги из-под халата.
– Будет бассейн. Видишь, купаться-то ходят куда?  Совсем вода обмелела.
– Костя, а ты ведь похож на цыгана, – кокетливо протянула она. – Такой кучерявый, красивый.
– Что на цыгана похож, то правда, а красоты во мне мало.
– Цы;ган!  Цы;ган! – стала дразнить Людмила. – Цы;ган, ты любишь свою жену? 
– Конечно, люблю. – Константин застеснялся, что он перед ней в одних плавках.
– А ты на гитаре играешь?
– Нет.
– А хочешь, сыграю тебе?
– Некогда, Люда.
Часа через два войдя в дом, у Константина перехватило дыхание:  Людмила брякала на гитаре, а её дочка плясала. Плясала нехорошо, истерично,  тряся волосами, плечами и изгибаясь худеньким тельцем. Было досадно смотреть на  этот припадок ребенка;  Константин отвернулся.
– Цы;ган, пляши! – приказала Людмила.
– Люда, ты что? Опомнись! – Он отшатнулся к двери, но Людмила, бросив гитару, загородила дорогу:
– Не нравлюсь? А жить две недели задаром понравилось?
У Константина задёргались губы. Какое двусмысленное положение!
– Я скоро уеду, – сказал. – Деньги возьми хоть сейчас.
Но в эту минуту вошёл Владимир Игнатьевич, держа в руках чашку с капустой.
– Приезжие дали на щи, – улыбнулся.
– Ага, – протянула Людмила. – Картошку, капусту бери, крохобор!
– Ты что? – округлил он глаза. – Люди от чистого сердца.
–Ты тоже от чистого сердца: мог бы деньгу зашибать, а живёшь как скотина! – Людмила  в запале не думала что говорит. 
– Тварь! – муж, размахнувшись, ударил ей чашкой по голове. Квашеная капуста разлетелась по сторонам, Людмила упала на лавку, взывая о помощи.
– Костя, Алёнка, пойдёмте!
Всё было скомкано, опоганено.
– Володя, я скоро уеду, – сказал Константин. – Денег оставлю, возьмёшь?
– О-оо, простонал  брат. – Ты хоть не плюй мне в душу.
Ночь Константин не спал. Сидел за столом на поляне, смотрел на палатки и дом, синеватые в лунном свете; падали пересохшие шишки, журчала река, тени деревьев ложились округло... «Не надо пасеки», – вспомнил он слова брата и согласился с ним. Да, не должно быть владельцев райской земли, никакой меркантильности быть не должно. И больше уже ни о чем не думал, только сидел и слушал тихие звуки ночи.