Мне никогда не было так легко, как сейчас. С голубым небом за шиворотом я шагаю встречать весну. Солнце растекается по хрупким плечам, играет с искорками в изумрудных глазах, а ветер щекочет щеки непослушной рыжестью, украденной с волос. С непривычки, после затянувшихся сумеречных стуж ступаю почти наугад. Кажется все предметы, которые только и делают, что гордятся своей зеркальной составляющей, все разом, объявили мне войну. У меня после этого не то что мозги набекрень, как шапка сдвигаются, весь мир расползается на сотни биллионов крошечных пунцовых осколков, а секундой спустя взмывает по параболе.
Мне никогда не было так хорошо, как сейчас. И больше не душит твой февральский переезд. Чудовищный, когда сумки шестигранные от заполненности, когда в рюкзаке не сосчитать количество карманов, а их местоположение забывается через минуту. Постылый скраб загромождал нужные и ненужные места, хляблые ручки не выдерживали,бунтовали оглушительным треском и дом становился бесконечно огромной коробкой с хламом. В те последние дни боль хлеще ивовых прутьев била по оголенным и без того разодранным, кровоточащим ранам. Сплошная, невыносимая, вязкая она хватала за рукав, сжимала в тиски и плавила.
Мне никогда не было так, как сейчас. Чудесный поток мелодий ложится поверх заледенелых и костлявых дорог. Это наши стеклянные тропинки по венозной синеве города. Теперь я люблю бродить от квартала к кварталу, смотреть на облака цвета молока, любоваться черно-белым отражением в лужах, как на старом проекторе. Будучи архитектором ты говорил, что человек - это обделенная в масштабе, уменьшенная в размерах копия города, с такими же линялыми тупиками в подворотнях, заставляющими возвращаться на прежнее место вновь и вновь, с запутанными и непонятными номерами на домах, с длинными блужданиями по незнакомым серым улочкам. Ты как будто хотел убежать отсюда до её прихода. Потому что знал, захлебнешься и утонешь в серебре воздуха, пригреешься, как кот на подоконнике и не сможешь улизнуть. Никак нельзя было жмуриться и моститься на окно, липкие картинные деревья не пустили бы, я понимаю.
Твоя кошка, то есть теперь уже моя, жутко боится слякоти, каждый раз пытается неумело увернуться и в конце концов каждый раз, как огромный пушистый персиковый шар катится прямиком в лужу. Её синусообразные попытки заставили кое-что выудить с запыленных полок памяти. Ты же помнишь, правда? Помнишь как сплочались против фундаментальных наук за ночными пиром с учебниками всевозможных мастей, с пылающим чаем в одной руке и с карандашом в другой, в разных квартирах, но вместе. Тогда я подумала, вот бы и жизнь превратилась в какое-нибудь из тригонометрических уравнений, нам бы не было равных. Мы с тобой из одного племени, не забывай.
Меня никогда не было, но сейчас.