Да-а-а… мостик-то действительно херовенький. Смотрю вправо, она метрах в ста от меня. Что-то достала из рюкзака и жует. Смотрит в мою сторону. Довольно непонимающий, но и не особо беспокойный вид. Что-то такое обреченное есть во всех ее движениях. Ну да ладно. Передо мною несколько валунов, потом вода, потом притонувший мост. Всего три широких доски. Надо перескочить с валуна на валун, а потом попасть на доски, но не замочить ног не получится. И это всего-то на всего отлив. В прилив и первые пятьдесят метров не увидел бы. А валуны вообще утонули бы наполовину. Да и черт с ним. Иду, прыгаю, попадаю на мостки. Я предварительно снял носки и мокрые советские кеды – это ерунда. Сколько раз приходилось вот так вот в экспедициях (а я забыл сообщить, что раньше был научным сотрудником, и нередко приходилось бродить по камням в ручьях прямо в кедах, дабы не повредить стопы) испытывать свой организм на прочность. Все чушь и ерунда. Потихоньку двигаюсь.
Выясняется, что далее мост обретает силу, хотя впереди опять прогиб под старыми сваями. Теперь думаю – как это так? Сваи старые, металлические ржавые, а эти места на моторной лодке проезжал всего-то десять лет назад. И никакого моста тут не было и в помине! Ну никак не получается то, чтобы за десять лет – и это при том малом раскладе, мост построили прямо за мной, когда я полетел на моторке дальше в моря – это строение превратилось в весьма ветхую конструкцию, еще более ветхую, чем наш тот, питерский мост от Крестовского до Елагина острова, которому давно за сотню. Загадка и страх. Вернуться обратно? И что скажет жена? И куда дальше мы пойдем? Там, мористее, пологие берега, а там все занято – или лесами или веселыми, в кавычках, компашками с этими гитарами и вечными «солнышками моими в руках» и все такое прочее и прочий кал. Следовательно, надо идти по мосту. Я ведь сам говорил, что вода тепла и плавать я могу. Значит, если окажусь в беломорской пучине, то мой возврат жена не воспримет как трусость. Вон как она с любопытством наблюдает, что я буду делать и как идти дальше.
Ну и ладно пошел. Сам пустой – нет ни рюкзака, ни другой ноши. В кармане лишь пачка примы и зажигалка. Это уж точно пригодится.
Глядь вправо – какая там к черту Чупа? Одна вода и как уходящее вдаль шоссе между двух зелено-красных стен. Глядь влево – тоже самое, расширяющееся только. Вот уже и продвигаюсь к прогибу моста. Доски пружинят, вода на них нахлестывает. Но вижу неглубоко, значит – пройду. Этот прогиб с беломорской, уж очень любимой водой, черт бы ее брал, близко. Вернуться? Но она чего-то все жует и с уже, вроде как любопытством наблюдает за мной, хотя я прошел метров триста. Я не буду больше оборачиваться. Закатываю штаны, чешу увереннее. Солнце яркое, блин, слепит справа, комаров, хорошо – нет. Прогиб моста колыхающийся, пружинящий все более и более. До полпути осталось сто метров – ерунда. А дальше мост крепче – там ржавые сваи стоят, подпирают. Дойду до половины и закурю. Так и делаю. Остановился. Упер руку в бок и смотрю, щурясь и прижимая ладонь другой ко лбу. Она, родимая сидит и машет мне рукой, машу в ответ. Мол, хорошо все. Закуриваю. Думаю. И делаю взмахи призыва с ором:
- Оль, иди сюда, все ОК!!!
Она привстала. Ору громче:
- Сюда, говорю, иди! Нормально все!
Она отмашку дает – не то не расслышала (а ведь ветер на меня – как тут расслышишь?) не то в отказ. Махаю-отмахиваю рукой с такой мыслью, что каши с тобой не сваришь, и двигаюсь далее, болтая воду ногами через прогиб моста. Вышел на сухие, более крепкие доски. Опять смотрю в ее сторону. Сидит и смотрит на меня, попивая припасенный морс из бутыля. Еще раз машу в расчете на поддержку. Она тычет пальцем в тот берег, и я вспоминаю наш уговор. Теперь никаких оборотов, тупо иду прямо на тот берег. А вернусь обратно лишь тогда, когда не просто выйду, да и место хорошее для отдыха примечу. Подумаешь еще каких-то 15 минут. Вон сколько тут пространства и времени! Кант не учел количественный момент в своих априорных категориях. Действительно, его философия отдает какой-то статикой. Вот есть они априори и все, а как же процесс. Видимо тут его Хайдеггер и подловил, говоря о бытии и времени как о чем-то неразделимом. Хотя как я могу обо всем этом судить, если с Канта я соскочил на первой четверти его труда, а Хайдеггер так поглотил меня и мои мысли, что я уже почти солипсист. Но солипсист другого типа. «Бытие» я возвожу в категорию предшествующую категории «я». А потом подумалось другое. Оказывается, вообще вся эта философия поглотила всю мою научную сущность. Именно поэтому я уже не ученый, но и далеко не философ, ибо не создал стройную, непротиворечивую систему. И какой же ты после этого философ? Но на Белое море все равно тянет.
И вот с такими мыслями я спрыгнул с моста на землю Божию, которая на том берегу была тогда, теперь сейчас и тут же удивился. Мост продолжался дорогой. При том дорогой нормальной грунтовой. И что это все значит? Дорогу значит, сделали, но куда? А может, она была ранее, а мост потом построили, но мост какой-то уж очень старый и ветхий. А дорога нормальная. Получается, если принимать за общую точку отсчета качество, дорога была построена после моста. Иначе это была бы какая-нибудь раздолбанная конструкция из бревен или булыжников. Но тут хороший гранитный песочек, да и колеи не видно. Да и признаков следов нет.
Очень все это странно. Складывается ощущение, что все делается как будто персонально для тебя одного, прям как врата закона у Кафки. Или я уже шизую от замороченности мозга и надо было просто остаться там с этой толпой школьников и бородача с гитарой, похожего на лукавого пирата? Согласиться с обстоятельствами и принять все свои чувство за гордыню? Сидели бы сейчас с этим бородачем и пели толпе, куда влилась бы и моя жена самым гармоничным образом, отличные бардовские песни – а почему они мне кажутся такими отвратительными? В чем дело?
Закуриваю.
Нет, будем отталкиваться от поставленной задачи. Мы принимаем эту дорожку, да и мост тоже, как за постиндустриальный метафизический глюк.