Он лежал в ночи без движения. Время замерло. Не было сил даже открыть глаза. Но и необходимости тоже не было. Он почти не чувствовал тела, не мог им управлять. Это было необычно, странно. Казалось, постепенно останавливается двигатель: сначала один клапан, потом другой… Сердце билось все реже, дыхание становилось медленнее. Он знал, что умирает. Страшно не было. Он просто наблюдал за последними признаками своей жизни, словно все это происходило не с ним. Фиксировал, констатировал факты: вот дыхание прерывается… немеют конечности… Жизнь понемногу утекала из его поношенного тела. Заметил, что не привязан к нему, уже готов покинуть. И это не казалось трудным.
Жизнь… Воспоминания появлялись и исчезали, растворяясь в вечности. Они были такими яркими, будто все случилось только что, в одночасье и все же последовательно, поочередно. Одно событие было причиной другого, а третье становилось следствием первых двух. Все любимые женщины… Дети… Внуки… Радость, страсть, чувство вины, которое с годами росло и не давало покоя… Прерванные отношения… Преданные друзья… Предавшие друзья… Работа… Он мог остановить воспоминания, чтобы рассмотреть, или ускорить. Все понял. Не сожалел, не был удивлен. Просто детально исследовал свою жизнь.
Последняя ночь. Он умрет в 4 часа утра, ровно в то самое время, когда много лет назад родился. Этот факт также не вызвал ни страха, ни сожаления. Медсестра сказала, что должен приехать сын, они информировали о его тяжелом состоянии. Но будет поздно. Он уйдет в 4 часа утра, это решено. Сколько времени осталось? Час? Нить, связующая его с жизнью, трепетала, грозя порваться. Кто-то сказал, что человеку лучше всего умереть в окружении близких любящих людей. Возможно, чуть раньше и он хотел бы как-то попрощаться, пока это было важно. Теперь, когда остался неполный час, это уже не имеет значения. У умирания свои стадии, и участник этого процесса бывает один. Нужна тишина.
Он вдруг вспомнил свое рождение - впервые. Начальные признаки того, как удобное теплое пространство стало сжиматься и толкать его наружу. Сначала слегка, потом сильнее, больнее, тверже. Он вспомнил бесконечную физическую боль вместе со … страхом – да, это можно назвать страхом чего-то того, ранее охраняющего и любящего, внезапно ставшего агрессивным. В тот момент он не мог этого понять, все слилось в одну боль. Когда казалось, что больше не выдержит, ему оторвали голову… Тело все еще было сжато со всех сторон, а голова оказалась в странном пространстве с ярким светом и очень неприятными звуками. Казалось, откроет глаза – и ослепнет. Выяснилось, что голову не оторвали, потому что все тело вскоре также было вытолкнуто в это пространство. Было холодно, свет пробивался даже сквозь закрытые веки, звуки ранили. И вот, прежде чем потерять сознание, он вдохнул свой первый глоток воздуха – и словно тысячи мелких бомб разорвались в груди. Независимо от него откуда-то из глубины вырвался крик, полный боли и безнадежности. Признак жизни.
Все это забылось. Что-то такое необъяснимое, слабое предчувствие щекотало где-то глубоко, когда рождались его дети, но тут же забывалось. Теперь уход совсем не такой болезненный, как принятие жизни. Из физических ощущений осталась лишь тяжесть одеяла. Просто все немеет. Темнеет. Теряет смысл. Последнее приготовление перед неизвестностью. Мысли ясные, воспоминания яркие, все до одного. От слез из-за много лет назад не полученной конфеты до сна прошлой ночи о женщине, которую всю жизнь любил. Хочется ли пожить еще? Чтобы ввели лекарства, завели сердце или оживляли еще как-нибудь? Он на миг задумался. Нет, все завершено. Говорят, человек всегда оставляет незаконченные дела, - неправда. Так кажется тем, кто остается. Сын не успеет, но это имеет значение лишь для него самого. Трудно объяснить… В данный момент нет ничего более важного, чем уход. Как при рождении не волнует ничто, кроме превращения в отдельного живого индивида, так, умирая, сосредотачиваешься и готовишься превратиться во что-то еще. Ни тогда, ни теперь не знаешь, что будет дальше. Только в жизнь бываешь вытолкнут со всей возможной болью, а уходишь тихо, постепенно закручивая краны существования один за другим. Вся боль жизни – физическая и душевная – и остается в жизни.
Все это сравнив и оценив, он приготовился. Время. Будто сверху осмотрел свое бессильное дряхлое тело. Уже не чувствовал, как поднялась температура – чтобы сжечь остатки жизни. Последний раз глубоко вдохнул – так, как в самый первый, сразу после рождения, и выдохнул громко, протяжно. Все. Мир с больничной палатой, всеми любимыми женщинами, особенно с той, приснившейся последней ночью, детьми, друзьями, городами и океанами свернулся в одну калейдоскопическую трубу, которая, крутясь, втянула и унесла к белому свету.