Дунайские волныглавы 10, 11, 12Н. Эпатова

Нинель Эпатова
Глава 10-12
Эпатова Нинель
Глава 10. Прогулка.

Через десять минут я стояла в сенях, умирая со страху, кругом была такая темнота: ни света, ни огонька. Лиза с раннего детства напугала меня рассказами о всяких привидениях и прочих чудесах, которые случаются в темноте. Вскоре послышались шаги Эрика.
- Даже  шаги его узнаю, - поймала я себя на мысли.
- Лена, - позвал Эрик тихо.
Да, Эрик, - ответила я и шагнула к нему.
Ничего не было видно, и мы с ним, налетев друг на друга, чуть не упали на скользких ступеньках крыльца, посмеялись и пошли. И вдруг Эрик взял меня под руку, как взрослую, что меня ужасно смущало и стесняло. Тогда я вырвала руку, сказав:
- Давай лучше я за тебя буду держаться.
Мы гуляли долго и повторили весь урок ненавистной мне химии. Но так хорошо было с Эриком гулять под морозным звездным небом, что мне даже химия вдруг понравилась. Когда мы стали кидаться снежками, я поскользнулась и упала. Эрик бросился меня поднимать, и, стряхивая с меня снег, он неожиданно нагнулся и коснулся своими губами моих губ. Звезды с неба посыпались на меня, и волна неизведанных ощущений захлестнула меня. Но, опомнившись, я влепила ему звонкую  пощечину.
Он охнул, схватился за ушибленную щеку и засмеялся:
- Ну, Льдинка-Снежинка, дерешься ты, как боксер, а не как девочка! Обиделась? Ну, извини. Я больше не буду.
Я молчала и думала о том, что жалко, что он больше так не будет. И еще о том, что вот кто-то так придумал, что порядочные девочки должны за то, что их поцеловали, обижаться, оскорбляться, а это оказывается, если мальчик нравится, так чудесно! Зачем лицемерить? Если бы по честному судить, так это я Эрика обидела. И это мне надо было бы извиняться.
Я молчала, а Эрик что-то говорил, говорил, а потом спросил:
- Так серьезно обиделась, что и разговаривать не хочешь? Я же сказал, что больше так не буду, - он повернул меня к себе лицом, глядя прямо мне в глаза.
Ночь была лунная, морозная, вкусный воздух, казалось, пах московским мороженым, и мне было необыкновенно хорошо и чуть-чуть страшно. Век бы так стоять! И я ответила Эрику вопросом:
- Эрик, а ты теперь ко мне ведь по другому относишься, сильно охладел, правда?
Эрик остолбенел от этого вопроса, а потом расхохотался:
- От такой пощечины охладеешь. Ну да ладно, давай забудем маленькие неприятности. Вроде ты совсем детский сад, а такие вопросы задаешь. Что ты имеешь в виду?
Я ответила:
-Не что, а кого: Семёна.
- Какого Семёна? - удивился Эдик, - Гроссмана что ли? И при чем здесь Семён? (Семен Гроссман учился в нашем классе).
- Да что ты, Эрик. Я имела в виду Семена Надсона, он жил в конце того века. У него есть такое стихотворение:
"Поцелуй первый шаг к охлажденью.
Мечта  и доступной и близкою стала.
С поцелуем роняет венок чистота
И кумир низведен с пьедестала..."
- Ах, вот ты о чем! - воскликнул Эрик, - уж очень ты романтична и по-книжному воспринимаешь жизнь. Я к тебе отношусь все лучше и лучше, лучше, чем ко всем девочкам, вместе взятым. Ты у меня в жизни на втором месте.
- А кто же на первом? - с обидой спросила я, - ты  и впрямь "Синяя борода"?
- Нет, Льдинка-Снежинка! Не угадала! На первом месте у меня мама, но вот беда, ни от нее, ни от папы писем нет так давно.
Видно было даже при свете луны, что лицо его во время этой речи стало таким детским и грустным, что мне стало его очень жаль. Я поднялась на цыпочки и сама его поцеловала в щеку, так как это делала тогда, когда плакали мои младшие братишки. А Эрик обнял меня и прижался щекой к моей щеке. Звездопад над нами кружился в вальсе, а сердце мое под волнами новых ощущений то падало в снег, то взлетало к небу.
Сколько мы так простояли - не знаю, а мне хотелось остаться стоять так навсегда, но, вспомнив о правилах приличия и о том, что поздно, я сказала:
- Эрик! Мне пора. - И мы пошли к моему дому, взявшись за руки. У самой двери  я отняла у Эрика свою руку и сказала:
- До свидания, Эрик!
А он притянул меня к себе и поцеловал в губы! И я уже не дралась, а лишь оттолкнув его, влетела в дом. Лиза с подозрением глядела на меня раскрасневшуюся, необычно возбужденную.
Мама спросила:
- Доченька, ты, что так поздно, завтра в школу проспишь. Не шуми, а то детей разбудишь, у Коленьки опять температура.
Голос у мамы, как всегда в последнее время, с тех пор как погиб отец, был грустный.
Найдя на кухне несколько картофельных лепешек, оставленных мне, и, запив их холодным чаем, я легла спать. Но уснуть мне долго не давало происшедшее на прогулке. Оно мне казалось то сказочным сном, то бросало меня в уныние, так как мне казалось, что я совершила что-то непоправимо неприличное.
- Теперь я падшая девочка, - решила я, - и засмеялась, так как эти два слова никак не подходили друг к другу.
Но когда я вспоминала Эрика, меня охватывало всепоглощающее чувство радости и грусти. Его присутствие повело мою жизнь совсем в непонятном направлении, порою не туда, куда бы хотелось мне.



Глава 11. Химический конфликт.

Утром я встала сама непривычно рано. Мама ушла. Лиза возилась с плачущим больным Колей. Из репродуктора неслась малоутешительная сводка с фронта. Наши по-прежнему отступали. Есть кроме отвратительных картофельных лепешек было нечего, и я занялась туалетом.
- Я взрослая, - сказала я себе, - я целовалась, я испорченная девчонка, и поэтому я оденусь, как взрослая.
Надев бежевое клетчатое платье, которое облегало фигуру, вместо косичек сделала пышный хвост, перехваченный бантом в тон платья и накрутила челку на лбу на горячую вилку, сделав ее кудрявой. За все это мне попало от Лизы. Но я не обратила внимание на ее выговор. Надев Лидино пальто и шапочку, я вместо моих стоптанных валенок надела мамины фетровые ботинки. В зеркале глядела на меня взрослая мадам, с моими глазами.
- Ох, и красивая ты, - сказала мне Лиза, - смотри - будь осторожнее с этим басом, а то в этом наряде ты на совершеннолетнюю похожа.
- Его зовут Эрик, Лиза, и не такой уж он опасный, хоть и басистый.
- Ох, не знаешь, ты мужчин, какие они коварные, слушайся меня, а то потом будет поздно!
- Не волнуйся, Лиза, я пошла.
- Леночка, но ты же  не поела...
Но я уже вылетела за ворота, хотела, как всегда, побежать, но пальто и ботинки мешали. Пальто было слишком длинное, а боты скользили по замерзшим деревянным тротуарам, того и гляди шлепнешься. И пошла я, как цыпа, еще раз, сделав вывод, что в жизни за все приходится платить.
Оделась модно и красиво, вот и ходи, как истукан, никакой радости - ни побежать, ни подножку никому не поставишь!
Навстречу мне к школе подходил Юрка, а впереди его шли Клара и Настя. Я нарочно замедлила шаг, чтобы войти в школу после них, чтобы все заметили мой наряд. Когда я вошла в раздевалку, то Клара, Настя и Юрка уже разделась. Вокруг Клары и Насти, как всегда, стояла их свита, а они в новых нарядных платьях, с красивыми прическами, как у взрослых женщин, были ослепительно хороши.
И вдруг появилась я, непохожая сама на себя, румяная от мороза  и смущенная, и все они обернулись и уставились на меня. Юрка немедленно подлетел ко мне:
- Вы восхитительны, как княжна Мэри, разрешите помочь вам раздеться!
Я понимала, что Юрка всего лишь шутил и “высшее общество” уже начало хихикать, думая, что я растеряюсь. Но я наоборот, сделав томный вид, театрально  приняла Юркину игру.
- Ах, пожалуйста, князь, сделайте одолжение!
И Юрка под общий смех и зависть некоторых торжественно снял с меня пальто и повесил на вешалку.
- Классное пальто, - похвалил Юрка.
А Рита Русинова, ехидно улыбаясь, добавила:
- Наша Леночка стала каждый день в обновках! Разбогатела, что ли?
Какая ж это обновка? - отпарировала я, - посмотри получше, я уже сто лет ношу это пальто. Просто я не люблю в школу надевать то, что меня стесняет. А ты, Ритуша, все замечаешь, тебе бы сыщиком работать!
Я даже не обиделась на Риту ни капельки, потому что вспомнила, что я уже теперь не та, что раньше, что была лунная ночь и Эрик, и поэтому я с высоко поднятой головой, увенчанной красивым хвостом с голубым бантом ни на кого не глядя, вошла в класс. У дверей стоял Эрик. Он коснулся меня теплым веселым взглядом  своих голубых глаз и сказал:
- Доброе утро, Снежинка! Ты сегодня вовремя пришла, я боялся, что проспишь. Сейчас химия, может что-нибудь забыла, помочь?
- Нет, Эрик! Спасибо, - улыбнулась я ему в ответ, заметив, что Клара прислушивалась к нашему разговору, следя за нами. Лицо ее явно выражало недовольство.
- Ну. Ни пуха, ни пера! Держись на отлично! - пожелал мне Эрик. Я, как положено, успела послать его к черту, и тут зазвонил звонок. В класс шумно ворвалась Татьяна Николаевна. Увидев нас с Эриком, стоящих рядом и разговаривающих, криво улыбаясь и не спуская с нас глаз, сказала сердито:
- А вы что, ждете особого приглашения? Урок начался, садитесь.
Она стала объяснять новый урок и о, чудо! Ранее казавшиеся мне тошнотворными формулы и химические соединения стали вдруг понятными и интересными, может быть оттого, что на них был отблеск вчерашних звезд и звуки голоса Эрика?
Когда Татьяна Николаевна вызвала меня отвечать одну из первых, я даже обрадовалась и, медленно позируя, шла к доске, чтобы все видели, как идет мне это платье и прическа. Татьяна Николаевна, оглядев меня с неприязнью, испортила мне настроение.
- Ты что это сегодня вырядилась, словно на свидание, а не в школу?
Я вспыхнула и ответила дерзко:
- Вы правы, готовилась к свиданию с вами и в честь химии решила принарядиться!
- Не паясничай, лучше скажи мне... - на меня градом сыпались вопросы, и я отвечала весело и, конечно же, позировала. Она спросила меня по заданному на дом, по новому материалу, и я на все вопросы ответила безукоризненно. Тогда она задала вопросы из давным-давно пройденного. Тут я начала спотыкаться и вопросительно взглянула на Эрика. А он поднял руки вверх, сжав их в рукопожатии - дескать, держись! Я с тобой! И так приветливо мне улыбался.
- Садись, Новикова, - зло закончила свой экзамен Татьяна Николаевна, - на Моисеева во внеурочное время насмотришься, а не у доски. Ставлю тебе удовлетворительно!
И столько в ее голосе было ехидства и неприязни, что я готова была расплакаться, но я виду не подала и шла к своей парте гордая, но как бы погасшая. Я не успела дойти до парты, как услышала сердитый бас Эрика:
- Татьяна Николаевна! Это несправедливо! Вы ей настоящий экзамен устроили по всему курсу химии, а поставили ей такую низкую оценку. Ей за ответ можно отлично поставить, а вы - удовлетворительно. За что вы ей снизили оценку? За платье? Или за то, что она на кого-то посмотрела, стоя у доски? Вы должны исправить оценку!
Юрка и Борис тоже загудели хором:
- Несправедливо, Татьяна Николаевна! Неправильно вы Новиковой поставили оценку, вы к ней всегда придираетесь!
Татьяна Николаевна пришла в невероятное возбуждение. Выпучив, и без того выпуклые глаза, она вскочила и пошла на своих кривых ногах через весь класс к нашим партам.
- Это что еще за хулиганство? - закричала она, - всем снижаю отметку по поведению и запишу в дневник. И с чего это ты, Моисеев, так за Новикову заступаешься? Замечала я за вами - неприличные у вас отношения.
У меня дух захватило от неожиданности:
- А вдруг она нас с Эриком вчера вечером видела?
А Татьяна Николаевна продолжала:
- Я бы на твоем месте, Новикова, постеснялась афишировать свое недостойное поведение! Ты совсем забыла про девичью честь!
Я не успела еще полностью ее понять и среагировать на ее нападки, как Эрик вскочил со своего места, лицо его покрылось пятнами, на скулах играли желваки. Он шел на Татьяну Николаевну, как будто бы хотел ее ударить. Татьяна Николаевна молча пятилась от него к столу. Эрик был ее выше на целую голову. В таком гневе я его никогда не видела и даже не предполагала, что он может быть таким разозленным. Не доходя до стола, он ударил кулаком по первой парте, где сидела Галя, и воскликнул:
- За что вы безо всяких оснований перед всем классом так оскорбили Новикову? Кто вам дал право лезть не в свое дело? Вы ведете себя не как учительница, а как сплетница! И какое отношение имеет к химии все то, что вы сейчас наплели? Если вы сейчас же не извинитесь перед Новиковой, то я вам не завидую.
- Моисеев! Сейчас же сядь на место, - провизжала перепуганная Татьяна Николаевна, - сейчас же садись!
- Эрик, что с тобой! Как так можно себя вести, - на весь класс чуть не плача крикнула Клара своим грудным голосом.
Но мальчишки Юрка, Борис, Виталька и Ванечка, защищая меня и Эрика, стали выкрикивать свои протесты Татьяне Николаевне. Староста Чулкова, которая сидела на первой парте у стола учителя, подражая Татьяне Николаевне, проскандировала:
- Моисеев! Если ты сейчас же не перестанешь хулиганить, я пойду позову директора!
- Хоть милицию, - небрежно бросил ей Эрик, продолжая свой поединок с Татьяной Николаевной, - Татьяна Николаевна! Вы оскорбили Новикову Лену незаслуженно. Извинитесь перед ней и поставьте ей справедливую оценку.
Татьяна Николаевна, багровая от возмущения, вцепившись руками в край стола, стояла на своем:
- Моисеев! Сядь на место! За что же мне извиняться? Разве я не права? Разве девочки-школьницы в возрасте Лены Новиковой так себя ведут? Ни скромности, ни достоинства! На весь мир афишируют свои любовные похождения! Да я в ее годы...
- Татьяна Николаевна! - гневно прервал ее Эрик, - все, что вы говорите, позорит не Лену, а вас! Вы похожи не на учительницу, а на..., ладно уж скажу вам наедине. Впрочем, я вам охотно верю, что в возрасте Лены вы даже и не помышляли о любви. С вашей внешностью это так естественно. Вам не угрожала потеря чести. Вряд ли кто-нибудь мог в вас влюбиться при такой красе и таком характере.
- Моисеев! Вон из класса! Отправляйся домой за родителями! Я поставлю вопрос о твоем пребывании в школе на педсовете. А сейчас - вон из класса!
- Эрик! Эрик! - вторила Татьяне Николаевне  Клара, - опомнись! Что ты говоришь? Ты всем своим поведением подтверждаешь, что у вас с Леной любовь!
- Хорошо, - спокойно ответил Эрик Татьяне Николаевне, и в тоне его слышалась угроза, - я ухожу домой.
И он пошел к своей парте брать портфель. Дойдя до Клары, он холодно отрезал:
- Успокойтесь, мадам! Вы здесь ни причем!
- Лена! - обратился он ко мне, - не унывай, девочка, все будет хорошо!
Класс затих, наблюдая с интересом, чем закончится небывалый химический конфликт.
Эрик направился к выходу, Татьяна Николаевна взялась за журнал, и вдруг дверь открылась и раздался голос Алексея Михайловича:
- Что же вы сидите и не приветствуете меня? Ведь вы просидели всю перемену и не слышали звонка на урок! Извините, Татьяна Николаевна, уступите мне, пожалуйста, место.
- Моисеев, - закричал он уходящему Эрику,  - вернись на место.
Татьяна Николаевна наградила Алексея Михайловича злейшим взглядом и выкатилась из класса, не издав ни звука, чуть не налетев на Эрика.
Эрик, с недоумением глядя на Алексея Михайловича, остановился в дверях.
- Моисеев! - повторил настойчиво Алексей Михайлович, - займи свое место.
- Алексей Михайлович! Но меня выгнала из класса и из школы Татьяна Николаевна, а ведь она классный руководитель.
- Эрик! - настаивал на своем Алексей Михайлович, - сядь скорее на место, разберемся на перемене. Алексей Максимович Горький уже ждет нас. Последствия я беру на себя.
Эрик, пожав плечами, отправился с улыбкой на свое место. Клара сидела, опустив голову, и мне показалось, что она плакала.
Я немного успокоилась, тем более что меня ждал праздник любимого предмета - литература и горящее сердце Данко! Как всегда, забыв обо всем, я с упоением слушала объяснения Алексея Михайловича.




Глава 12. Загадка.

За несколько минут до звонка, прервав урок, Алексей Михайлович стал выяснять, что случилось на химии, остановив хор возмущенных действующих лиц, спешащих в разных оценках рассказать ему происшедшее, воскликнул:
- Тише! Не все сразу! Я буду спрашивать по очереди. Римма Чулкова, - обратился он к старосте - Начните вы.
Под неодобрительный гул класса Чулкова изложила свою версию:
- Урок был сорван из-за Новиковой. Она вела себя у доски как будто бы модель на демонстрации мод, вертелась со всех сторон, демонстрируя свои наряды и прелести. Вырядилась, как никогда! Переглядывалась с мальчишками, особенно с Моисеевым, и Татьяна Николаевна сделала ей справедливое замечание, а Моисеев несколько раз оскорбил Татьяну Николаевну, вот она и отправила его домой за родителями.
Эрик шумно вскочил, не дожидаясь, пока ему разрешит учитель:
- Ну, ты, подлиза! Ты бы, небось, тоже демонстрировала, кабы тебе было что и  чем, а так ты сродни уродам.
- Моисеев! - возмущенно крикнул Михаил Алексеевич, - прекрати, лучше расскажи мне, как ты оцениваешь этот конфликт.
Выслушав всех, Алексей Михайлович заключил:
- Моисеев! Ты же мужчина! Разве можно так разговаривать с дамами, тем более с учительницей? Наговорить ей таких комплиментов! Тебе придется извиняться, и перед Чулковой тоже. А ей необходимо извиниться перед Новиковой. То, что Новиковой свойственно по ее натуре, нельзя принимать только за игру. Она у нас такая подвижная и жизнерадостная! Такой ее создала природа, и те, кто ее сумел рассмотреть и понять, не станут  ее упрекать в позировании. Она у нас такая! - с улыбкой глядя на меня, утверждал Алексей Михайлович, - но урок вы сорвали. Так себя вести было нельзя. Надо было устроить диспут после урока. И вот еще на что обратите внимание - по сути Моисеев прав и молодец, что, как рыцарь, бросился защищать девочку, но форма защиты была недопустимой! Итак, Моисеев, пойдем немедленно извиняться к Татьяне Николаевне.
- Пусть она сначала перед Леной извинится, - возмущался Эрик, - лучше я пойду домой за родителями.
- Нет, Моисеев, мы с тобой сейчас пойдем извиняться перед Татьяной Николаевной.
Эрик неохотно согласился и под звонок, зовущий на перемену, они с учителем первые вышли из класса, а за ними и весь класс высыпал в коридор.
Я одиноко стояла у окна, и у меня было неприятное ощущение и от химии, и от конфликта, и от Татьяны Николаевны. Как будто бы я измазалась чем-то дурно пахнущим. Вскоре из учительской вышел Эрик, и к нему тут же подлетела Клара, схватила его за рукав пиджака и что-то быстро взволнованно стала ему говорить. Эрик вежливо слушал, но глаза у него были надменно равнодушными.
А тут ко мне подошел Алексей Михайлович и попросил меня рассказать подробности. Я рассказала, что было, на мой взгляд можно, и добавила:
- Я посмотрела на Эрика только потому, что он занимается со мной по химии, он ее знает отлично и рассказывает лучше Татьяны Николаевны, а у меня с химией нелады.
Конечно, о наших отношениях с Эриком  я ничего не сказала, но по моему смущению и по тому, как я покраснела, он, наверное, сам догадался.
- Не волнуйся, - приветливо  улыбаясь, сказал он мне, - все образуется, все будет хорошо. Я во всем разберусь и все улажу, твоей вины ни в чем нет.
Алексей Михайлович ушел, а мне стало так одиноко, и  опять я почувствовала, какая это беда - отъезд Нины, и еще очень хотелось есть, ведь я утром ничего не ела. Голова слегка кружилась, а тут ко мне подошла Галя и говорит:
- Ну что, Леночка, у Клары Эрика увела?
- С чего ты взяла? Никого я не уводила. И разве был он таким уж Клариным?
- Был, Леночка! Был, я тут разговор один подслушала сегодня, она его упрекала в чем-то, причем со слезами, а он ей говорит:
- Я тебе, Клара, ничего не обещал. Может я и виноват тоже, но не больше тебя, я ничего не обещал, а ты и сама должна была думать, что делаешь.
Она ему опять что-то говорила, говорила, что я не расслышала, а он ей отвечает:
- Это уж твои заботы, поступай, как знаешь! И вовсе это не обязательно делать официально, можно и частным образом, без огласки. Вот найди куда обратиться, а с деньгами я помогу с помощью тети Иры.
Клара ему возражала, аж рыдала, а он ей:
- Мне все это начинает надоедать. Я ничего не могу изменить и поправить.
А она ему что-то начала говорить про тебя, а он ей отвечает:
- А вот это, Клара, тебя не касается. Извини, мне надо идти.
- Галя! - удивилась я, - где ты все это могла слышать? Целый монолог на час.
- Вчера утром в раздевалке! Я рано пришла, я дежурная по классу, а они уже там стояли у окна и разговаривали. Клара тихо говорила, а Эрик громко. Поэтому я слышала только то, что Эрик говорил. Они не заметили, как я вошла. Из их разговора я поняла, что она ему без конца накануне звонила, хотела вечером встретиться, а он ей назначил утром в раздевалке.
- Тогда я знаю, о чем идет речь! Это она его зовет встречать Новый год, а он не хочет.
- Ну да! Что ты, Леночка! Из-за этого она бы так не рыдала, тут что-то посерьезнее, - загадочно сказала Галя.
- Что такое может быть тут особенно серьезное? - просто Клара эта - воображала, и ей хочется везде быть первой, и чтобы все более менее приличные мальчики в школе и в классе увивались вокруг нее. Вот вся серьезность!
- Ну, нет, - решительно возразила Галя, - не все так просто, как ты думаешь, дитя наивное. Подумай о том, что я тебе рассказала. Ну, пошли, звонок уже был, а историк в класс приходит рано.
Войдя в класс, я увидела, что Эрик сидит на своей парте, а Клара села на чужую впереди него и серьезный, неприятный разговор у них в полном разгаре.
Какой сегодня неприятный день, - подумалось мне, - это все из-за моего вчерашнего поведения и Бог наказывает меня, и Эрику из-за меня достается со всех сторон! И это еще с Кларой загадка!
И какое-то непонятное чувство к нему тлело у меня в груди, что-то среднее между жалостью и нежностью.