О любви
Ехали недолго. В машине было зябко. Откуда-то из глубины порою поднималась необъяснимая, беспричинная тревога. Но она верила тем, кто был рядом. Особенно той, которая постоянно заботилась о ней и к которой она испытывала привязанность. Чувства любви она не ощущала ни к кому. Полагали, что у нее такой уж особенный характер.
Люди, которые были рядом, не могли причинить ей зла. Она вспоминала, что недавние поездки с ними все же были связаны с неприятностями и страхом. Какие-то незнакомцы в белых халатах мяли ей живот, делали уколы один за другим… Но в то время она была нездорова. Та, к которой она испытывала привязанность, опасалась за ее жизнь. Из-за жара, долго терзавшей боли все причиняемые насилия над нею воспринимались приглушенно и быстро забылись. Подсознательно она понимала, что и эта поездка как-то связана с тем состоянием, в котором она находилась вот уже несколько дней. Нигде не было больно, как тогда. Но она страдала от непонятного ей самой беспокойства, волнения, смутных, неясных желаний. Не хотелось есть. Не спала, ночью бродила по комнатам. Подолгу плакала, сама не зная, отчего. Наверное, и в этот раз ей желают помочь.
Вошли в незнакомую квартиру. Их встретила молодая женщина - вероятно, хозяйка. С нею девочка, назвавшаяся Стасей. Сразу же после приезда ее отвели в комнату, в которой было мало мебели и, очевидно, никто не жил. Она не смогла оглядеться, изучить еще неизведанное пространство. Потому что в центре комнаты сидел он…Красивый и мужественный. Рослый и мускулистый. Умный, как ей казалось, взгляд был пронзителен и устремлен прямо на нее. Пораженная, она медленно приблизилась. Неопытность придала смелости. Легко прикоснулась к нему, будто для того, чтобы убедиться - он явился не во сне. Коснулась еще и еще, отчего он слегка оторопел. Хозяйка квартиры спросила: «Она что, не в первый раз?» «Да что вы, впервые» - ответила та, к которой она испытывала привязанность. «Однако распущенная какая!» - сказала хозяйка. И все почему-то засмеялись. Дверь в комнату закрыли. Она осталась с ним наедине. Голоса стихли.
Стемнело. В комнате не включали свет. Они уже долго сидели на подоконнике, неподвижно глядя в темноту за окном. Молчали. В других окнах большого дома зажигались огни, отражались в осенних лужах.
- Иннокентий – представился он приглушенным баритоном. Не впервые заводя знакомство, точно знал, как впечатляет именно такая, слегка приглушенная, тональность его великолепного баритона.
- Китти – ответила она нежным, тихим голоском.
«Катюха, значит» - подумал он, пряча нагловатую улыбку в пушистые усы. «Ну-ну…Слыхали». Но вслух произнес: «Катерина?»
- Китти – также нежно, но немного настойчиво повторила она, слегка лишь повернув в его сторону голову.
Попытался вспомнить, где же он слышал это имя. Он любил поваляться на диване и слушать телефильмы. Да-да, именно слушать. Смотреть было утомительно. Кажется, вспомнил. Фильм по роману великого русского писателя, как сказала Стася…Льва Толстого, кажется. Да, именно его. Запомнилось имя –Лев. Великий, без сомнения. «Война и мир»? Или «Анна Каренина»? В общем, в одном из этих фильмов была Китти, которая плакала. Как большинство существ мужского пола, он не переносил женских слез. Поэтому, наверное, запомнил имя. Отчего она плакала – так и не понял, потому что задремал. «Ну что ж, Китти так Китти»- продолжал размышлять он. «И не таких обламывал, пусть даже иностранка». Нагловатая ухмылка снова скользнула в усы.
Лунный свет наполнил комнату. Иннокентий оценивающе рассматривал новую приезжую. На ней серебрился нежный, воздушный мех. Крохотные ушки прижаты к маленькой головке …Неожиданно для себя самого он произнес: « Ты похожа на цветок». Недолго подумал и продолжил: « На цветок - хризантему. Бледно-розовую хризантему, которая в лунном свете кажется серебристой».
- Я плохо разбираюсь в цветах. В моей комнате растет такой огромный цветок, в большой цветочной вазе. Когда я была маленькой, я неудачно подпрыгнула и его ствол разломился пополам. Я боялась, что меня накажут, но этого не случилось. Цветок пересадили и теперь в вазе выросло два большущих цветка. Я люблю прятаться за вазу с цветком, особенно когда к нам приходят. Как только зазвенит дверной звонок, я прячусь, а потом выглядываю – кто там пришел? Если чужие, могу вообще оттуда не выходить. Для меня там даже постелен ковер. А хризантему я не видела никогда.
- Не видела хризантему? Я покажу тебе обязательно. Она растет в нашем дворе и, кажется, еще не отцвела. Цветет до самого снега. Когда мы пойдем с тобой гулять…- Он тут же осекся. Ведь она пробудет здесь недолго, как все те, что были раньше. И они никогда не будут гулять вместе во дворе. Стало почем-то грустно.
- Гулять? В такую погоду? Но ведь можно наступить в лужу! Это так мерзко!
« Если очень нужно, меня отвезут в машине» - хотела добавить она, но не добавила. Вдруг у него нет машины.
Они еще долго говорили о разном. Обращаясь к нему, Китти поворачивала головку в его сторону, и ее огромные глаза сверкали, отливая золотом.
«Как две золотые монеты» - подумал Иннокентий. «Золотые монеты, которые закапывал длинноносый мальчик по имени…Буратино. Да, Буратино и премерзкий кот Базилио. Так бы и порвал этого кота на части».
Он хотел рассказать обо всем этом Китти, но посчитал грубым и недостойным для нее, для ее маленьких ушек. «Не влюбился ли я невзначай? Комплименты говорю…И стесняюсь как-то…»- с недоуменьем размышлял Иннокентий.
Включился свет. Стася принесла ужин. Иннокентий ел с обычным для него аппетитом. Китти кушала аккуратно, не спеша и совсем немного.
«Не то что эти. Наглые морды». Иннокентий вспоминал других обитательниц квартиры – конечно, кроме Стаси и ее мамы.
После ужина Китти медленно обошла комнату. «Что же будет дальше? Продолжим беседу? Дома в такое позднее время дома обычно я засыпаю. Но здесь, в гостях… Как-то неприлично, хотя мы и в спальне – вот большая кровать». И вдруг она стала ощущать запахи. Много запахов. Вдоль стен, в углах. Они наполняли всю комнату. Как она не почувствовала их раньше? Довольно резкие. И не просто чужие, незнакомые. Это были запахи подобных ей самой, смешанные с запахом Иннокентия. Значит, их было много? Тех, которые были здесь до нее... Она была слишком молода, неопытна. И не могла понять, зачем они были здесь раньше и почему их нет теперь. Множество чужих запахов тошнотой подступило к горлу. Брезгливо подернулась. Ощутила усталость. До слез хотелось домой. Нестерпимо тянуло в сон.
Лунный свет то мутно пробивался сквозь осенние тучи, то угасал . Китти уснула на широкой, большой кровати. Иннокентий сидел на подоконнике и безотрывно смотрел на нее. Даже в полной темноте он различал ее силуэт. От усталости она спала раскинувшись, вытянув свое молодое тельце.
« Стройняшка, однако» - отметил про себя Иннокентий. «Не то, что эти две наглые морды. Разжирели – тошно смотреть» - подумалось ему. Вспоминал, как когда-то был влюблен в старшую из них. Но потом она начала болеть, перенесла операцию и всякий интерес к ней пропал. Появилась вторая, молоденькая. Но поднадоела и она. Характер у нее стал отвратительным. Они обе только едят да спят, поговорить с ними не о чем…
Глубокий сон Китти был недолгим. Ощущая себя в чужом месте, она дремала, порой вздрагивала. Сквозь сон пробивались тревога. Она боялась, что за ней не приедут, навсегда оставят в этой незнакомой квартире. Вся она, всем своим существом ощущала на себе взгляд Иннокентия. Призывное выражение его глаз было ей безразлично.
Иннокентий не понимал, что с ним происходит. Он не испытывал прежнего жгучего прилива сил и желаний. Единственным чувством к ней была нежность. Боясь потревожить ее чуткий, неспокойный сон, он подолгу не менял позы, в которой сидел. На жестком подоконнике занемели конечности.
«Наверное, я стал совсем старым» - огорченно думал Иннокентий. Еще он боялся, что никогда уже не сможет влюбиться и никто не полюбит его самого. А ведь любовь – весь смысл его жизни. Пусть она случалась много – много раз, но, наверное, такова судьба. Тем, кто был с ним раньше, он дарил счастье – так считал Иннокентий. Не страдая от расставаний, он быстро забывал их. Некоторые приезжали неоднократно. «От большой, незабываемой любви» - уверял себя Иннокентий.
Но Китти… Он размечтался: «Вдруг она останется с ним навсегда? Ведь остались же две наглые морды…» Мечты сменялись волнением по поводу уходящей красоты, которой он так гордился. Было грустно, а потом и вовсе тоскливо. Иногда он позволял себе тихонько всплакнуть.
Прошло трое суток. Ничего не изменилось в их отношениях. Оба терзались, каждый по-своему. Иннокентий начал корить сам себя за нерешительность.
«Не такая, как все? Да не бывает не таких! Все одинаковы! Развел сентименты какие-то…» - геройствовал он днем. А ночью снова смотрел на Китти и тихо постанывал. Даже нежность к ней вытекала едва слышным плачем…
Обе «наглые морды», как мысленно называл их Иннокентий (впрочем, весьма милые создания) настойчиво пытались ворваться в комнату. Они догадались, что у Иннокентия – свидание. «В который раз! Кто она такая? Дай на нее хоть посмотреть!»- истошно орали они, разбавляя вопли ругательствами.
Китти, заслышав скандалившие за дверью комнаты голоса, разволновалась сильнее прежнего. Ей казалось, что их великое множество. Будто все те, побывавшие здесь раньше, собрались толпой и сейчас ворвутся в комнату. Сможет ли Иннокентий защитить ее? И станет ли? Она хотела бы сказать им, что не нуждается в жилье, что Иннокентий – всего лишь ее знакомый, не более. ..Что для опасений у них нет повода, она уедет домой, как только…Но вряд ли бы они услышали ее нежный голосок. А кричать она не умела, так как была хорошо воспитана. В доме, где она живет, никогда не повышали голоса. Страшная мысль вдруг пронзила ее: за ней не приедут. Навсегда она останется здесь, в этой комнате. В тоске по дому, где жила…
Будто плотный туман окутал ее, мешая двигаться. Незнакомые руки пытались накормить насильно. Не сопротивлялась, но и не ела.
Вечером она смутно услышала звонок в квартиру и голос той, к которой она испытывала привязанность… И внезапно поняла, что любит ее.
Дома долго отсыпалась. Позднее захотелось еды. За ужином ей вдруг послышались оглушительно громкие скандальные голоса. Не осознавая своих движений, в испуге она схватила из тарелки кусок курицы и побежала с ним в комнату. И стала есть на своем любимом ковре, за большой вазой с цветком. При всей ее воспитанности!
…Иннокентий, выйдя из комнаты, сразу же нарвался на скандалисток. Они не только вопили во все голоса, но и обе напали на него! Не мог же он драться со слабым полом. Стасе пришлось обрабатывать ему рану под глазом. Очень переживал, что останется шрам. Но внешне соблюдал достойное спокойствие. Днем ему удавалось это вполне, особенно когда все были дома. Стася, которую он обожал…Да и она его тоже. Ведь это Стася разогнала скандалисток! Но он-то знает: к сожалению, их обеих она тоже любит!
А по ночам Иннокентию вспоминалась Китти. Вначале было легкое сожаление по поводу того, что не случилось любви. Потом взгрустнулось оттого, что она уехала. Где-то глубоко таилась надежда, что она приедет еще раз…Но знал, что надеется напрасно. Он не сумел, не смог понравиться ей! Может быть, недостаточно умен для нее. Хотя Стася читала вслух много книг – как он полагал, для его развития. Он видел…ладно, пусть слышал много фильмов по телевидению и мог бы рассказать захватывающий детектив. Но вряд ли ей это было бы интересно. Он мог бы…Даже спеть для нее! Ведь у него прекрасный голос, все говорят. Хотя лучше всего он поет весной, а сейчас глубокая осень. Но когда влюблен, на душе всегда весна – слышал он как-то. «Не спел. Не рассказал. Не выдал ни одного достойного комплимента» - сокрушался Иннокентий.
Дальше стало еще хуже. Он выходил из комнаты только по крайней необходимости. Перестал есть. Когда домашние звали его: «Кеша! Иди кушать!» - он нервно вздрагивал. Не выносил, когда его называли Кешей. Кличка для попугаев. Но…если бы Китти назвала его нежно - Кеша, он был бы счастлив! Для всех, особенно двух наглых морд, он – Иннокентий! А кушать он не хочет. Не особенно хочет. И под глазом все еще больно. Если бы Китти пожалела его…Жалеет только Стася. Но она всех жалеет. Даже их, двух наглых…Кстати, видя его печаль, они притихли. Не пристают с расспросами.
По ночам он сидел на подоконнике, вглядываясь во тьму. Может быть, еще цветет бледно-розовая хризантема, которая в лунном свете кажется серебристой…Как ее мех…Может быть, под окном вырастет дерево, усыпанное золотыми монетами, такими, как ее глаза…Он грезил наяву. Плакал уже громко, навзрыд, нарушая ночной покой тех, кого любил. Потому что больше всех на свете он любил Китти.
Недолгое время Китти жила спокойной, размеренной жизнью. Как обычно. В холе и неге. Изменилось лишь то, что она стала всячески выражать свою любовь к той, к которой раньше испытывала всего лишь привязанность. И лишь теперь Китти поняла, как она тоже любит ее.
Китти иногда стала вспоминать Иннокентия. Сначала с легкой неприязнью – ведь все переживания были связаны с ним. В первые дни после встречи ей думалось: «Он недостаточно умен». А немного позже: «Напрасно я так о нем. Особенных глупостей не говорил. Молчалив даже отчасти. А молчание, как известно, золото. И в целом все существа мужского пола не блещут интеллектом». Ей вспомнилось, как он сравнил ее с бледно-розовой, хризантемой, которая в лунном свете кажется серебристой… Никто не говорил о ней так красиво… И совсем не важно, что она никогда не видела хризантем. Может быть, когда-нибудь он пойдет с нею на прогулку…Она вдруг поняла, что безумно хочет этого. Всего лишь погулять с ним…В той комнате было так плохо, эти запахи…Но дальнейшие размышления навели ее на мысль о том, что она была несправедлива к нему, даже жестока. Возможно, в той комнате кто-то жил до него? Много-много таких, как она, жили в ней очень долго…А он совершенно ни при чем. Ей снова захотелось немедленно увидеть его, принести свои извинения.…Сделать все возможное, чтобы он не считал ее чересчур капризной. Чтобы он знал – она на такая, как те, что подняли скандал. Она искала поводы, чтобы просто увидеться с ним. От волнений она снова перестала спать и отказывалась от еды. По крайней мере, ей вначале казалось, что причиной были всего лишь волнения, чувство вины перед ним…Она стала плакать не только по ночам, но и днем. Уже сознавая, что плачет о нем.
Та, которую Китти очень любила, все поняла. Потому, что тоже любила ее. Недолго поговорила с кем-то по телефону и сказала: «Поедем, Китти?»
Иннокентий скучал. Услышав звонок в квартиру, удалился в комнату, в которой никто не жил. Не любил лишнего шума. За ним почему-то закрыли дверь. Наверно, заботятся о покое любимца. Слышал голоса в прихожей. Совсем незнакомых среди них не было, он знал точно. Ведь у него был абсолютный музыкальный слух и великолепный баритон. Пытался вспомнить, когда и где слышал голос пришедшей к ним женщины. Взволновался, не понимая, почему…Не может быть… Ощутил опьяняющий его когда-то запах…Он не забыл, нет! В комнату вошла она.. Китти! Ее глаза были похожи на две золотые монеты. Она по-прежнему напоминала бледно-розовую хризантему, которая серебрилась в лунном свете. «Какая пошлость! Золото, серебро…» - подумал Иннокентий. И вслух сказал: «Твои глаза излучают такой волшебный свет». Потому что увидел в них любовь.
Много дней спустя Китти слышала, как та, которая ее любит, говорила с кем-то по телефону.
… Звонила хозяйка Иннокентия. Сказала, что от него будут очень красивые котята.