Знаю-знаю, возможно, прямо сейчас начну нести полнейшую чушь, но помянете вы мои слова, когда какая-нибудь непредвиденная случайность заставит вас прилюдно обосраться, дамы и господа. В общем, скажу я так: все когда-то кончается и среди этого "всего" бывают вещи, дела, события и люди, которые кончаются так и не успев начаться. И, знаете ли, это бывает очень даже грустно.
Помню, денек был прекрасный. Точнее, его конец. Я торчал дома с похмелья и раздумывал о подработке, но все это как-то не вязалось с моей доморощенной непосредственностью. Я был в числе доброй сотни начинающих гитаристов и пережил, в связи с этим, немало всяких бед. Люди думают, что это пройдет, когда какой-нибудь молодой кудрявый Бэмби хватается за гитару и заявляет всей округе о том, что он теперь гитарист. К черту образование, я решил стать королем мира. А сам ты, что бы ни узнал, о чем бы ни прочитал..., одним словом, любая светящаяся фигня отдающая превосходством, светлым будущим, тусовками, легкими наркотиками, возможностью отбить дамочку покрасивее ради спора, почувствовать себя героем сраного фильма, только лишь потому, что напялили на себя модную одежку и прешься с сигаретой в зубах весь такой из себя красавчик - все это вместе или одна из этих мыслей в отдельности, или что-то там еще, что может тебе померещиться и любая новь ложится поверх души, перекрывая прошлое, ведь еще столько беззаботных дней впереди. Да. Люди думают, что это пройдет....
В общем, был у меня отличный дружок, который однажды завалился ко мне с парнем по кличке Деревня. Ничего был и этот парень. Альбинос – здоровяк. Ходил он в гавайской рубашке и похож на весельчака, да вот только как я его встретил взглядом, сразу смекнул, таким парням здесь, среди этой невыносимой бытовухи и жестокости, совсем не до смеха. Тонкая душевная организация, работа мясника, вспыльчивый и нежный. Ни капли лжи. Ни капли лести. Было в нем что-то обреченное, дерганое и уверенное лишь в неминуемом и бессмысленном конце, но надо было жить, появившись на свет. Надо было плестись изо дня в день куда-то на окраину города, куда привозят мясо с пылу с жару. Мясо для нас, мясо для ножа и крыс. Надо было ему туда и все, а там скучающее начальство в поиске способов снизить зарплату несчастным нытикам вроде Деревни или еще как-нибудь подъебнуть и наблюдающее как они стареют изо дня в день на десять часов.
На вид же Деревня был гигантской мордой, руки огромные, да и сердце не меньше. Первый вопрос который он мне задал, был про жратву. Я сделал ему бутербродов. Он проглотил их с лету, а потом и говорит:
- Играешь?
- Наверное. Немного.
-Хочешь, кой чему научу?
Я согласился. Деревня взял гитару, и в комнате стало очень много солнца. Прямо больше чем обычно. Я смотрел на него и ждал чуда. И как только оно началось, он стал материться. Деревня играл прекрасно, он был выдающийся парень. Я и не знал что сказать, когда он делал ЭТО с гитарой. Деревня все время останавливался, и морда у него покраснела. Там где должно быть лицо у этого парня была морда. Морда, грусть, зверь с желтыми зубами и язвами на щеках. Выражала его морда только корчи, он был музыкой - такой вот Франкенштейн с гитарой. Потом он закончил, и мне почудилось, что он все здесь обкончал, а в конце чуть не разрыдался. Так мы и подружились.
Мы были не разлей вода целые полгода. Он выучил меня всему, что знал сам. Он гордился мной, я стал играть как забугорный сукин сын, но Деревня никогда не завидовал. Только смотрел на меня грустно и приговаривал, что надо бы нам с ним выступать вместе, а сам все пил и ****ел впустую. Когда и я загорелся идеей поднять немного денег, то заметил, что его красота не способна собраться в кучу и единственная куча которую он мог сделать - куча говна после смачного запоя. Он все время останавливался, если мы репетировали и ни одной песни до конца мы так и не сыграли. Самолет не мог взлететь. Дамы и господа, главный пилот пьян, а все стюардессы выебаны и тоже напоены - все в правильной последовательности. Потому что неприлично напаивать и трахать баб, а вот делать наоборот даже ничего. Второй пилот огорчен. Второй пилот вытолкал всех вон и взлетел. Прикинул, что к чему и взлетел.
В общем, бывают такие парни, бывает такая красота, которой не дано показаться всем. Я один, может, и знаю, как прекрасен был Деревня. Грустный, умирающий с рождения урод. В таких людях, порой, этой их красоте не выбиться на свет. Только лишь изредка, и, может, потому эта его душа была так прекрасна. Я говорю вам, поверьте, она витала в воздухе тогда, впервые. Пролетала мимо моей головы, вылазила из его пальцев и колотилась в стены. Может, открой я тогда окно, она бы и вылетела прочь. И вот спустя полгода, после нашего с ним облома он пропал недели на две, а как вернулся, так стал совсем убитый. Я позвал его в бар. Мы засели по среди бела дня в этом самом баре, и я взял ему пива.
- Это ****ец. - Сказал Деревня. Потом он выпучил глаза, ссутулился и стал смотреть в окно поверх всего сущего.
- Что еще за ****ец?
- Я гитару купил. В кредит, правда. Потом думаю, дай-ка отмечу это дело и поперся в клуб. Говорила мне мать, не шатайся один где попало. А я? Ну что за человек? Как мы это так не слушаем, что нам говорят. Неужели так, ****ь, трудно? Сколько годного можно узнать, да мы все, верно, такие.... Сколько не говори нам пользы, пока на *** нам не наступят, никто ничего и не вспомнит.
- Говорить всегда проще. Когда делаешь, наступает магия.
- Может и так. В общем, в такси я ее бухой забыл. А кредит платить надо. Это ****ец.
- И не говори.
- Я сейчас вернусь, надо бы мне немного обосраться.
- Валяй.
Деревни не было минут с двадцать. Потом он приходит с выпучеными глазищами и все по сторонам озирается. Теперь уже не смотрит поверх всего, теперь видно задумался о чем-то.
- Ну что за ***ня опять? - Тут его глаза намокли.
- Что?
- Я шел в толчок и думаю, дай-ка бздну - вокруг никого. Потом раз и перднул, но вышло немного с подливой. Захожу в толкан, снимаю штаны и опять ****ец! Как глянул, а там ВСЕ В ГОВНЕ! Все штаны. И вонь, такая жуткая вонь! Меня чуть не стошнило. Вычистил как смог, но вонь страшная. - Сказал деревня и махнул в мою сторону рукой.
- Воистину обосрался! - Заорал я, а потом как заржу. Деревня заплакал.
Вот так все и идет, одни плачут, другие смеются, и не кончается эта безумная мировая история в датах и без. Посетители бара уже наблюдали за нами и затыкали носы. Какая-то девка побежала блевать. Я встал из-за стола и сказал:
- Идем отсюда на *** друг! Чего пялитесь? Человек имеет право быть похожим на бомжа или нет? Неужели вы никогда не обсерались на людях? Эй, ты! Да, ты бугай, чего ржешь? Деревня, есть говно еще в твоих штанах? Пусти-ка немного вон тому парню в башку!!!
Парень хотел было увернуться, но Деревня уже утер слезы и бросил бугаю говна на воротник. Бугай блеванул.
-Не с места! Вы все аретованы говняной полицией! - Кричал я, а Деревня тем временем готовил новую порцию говна для протестующих.
Мы выбежали на улицу и еле уносили ноги. Теперь мы плакали оба, но от смеха. Мы неслись как могли. Дереня был так счастлив, что я не видел такого никогда, даже морда его стала похожа на лицо. Только вот вонял немного.