Выпив воду, Илья хотел поставить стакан на место, но прежняя полка обвалилась (надо перевесить!) и пришлось тянуться к другой. Им опять овладело чувство одиночества, какой-то опустошенности, ничего не хотелось делать, да и выпитое вино, очевидно, начало сказываться, поэтому, сложив все обратно в ридикюль, Илья пошел спать.
Наутро он проснулся от непривычных звуков из парадного. Оказывается, пришла молочница Маро, уже многие годы снабжавшая жителей этого квартала молоком, мацони, иногда и молодым сыром, или творогом — по заказу. Спросонья, Илья не понял — за что она его благодарила. «Дай Бог вам радости!» - повторяла она, доставая из тяжелых даже на вид сумок привычные две банки мацони.
- Это вы хорошо придумали — пробить вход отсюда. Уже не надо будет делать такой крюк по подъему. Пока поднимешься, уже сил не остается, ноги не держат. Ты уж прости, что я прямо зашла — всё ведь открыто. А где бабушка? Припозднилась сегодня?
Откуда ей, только что приехавшей из пригородной деревни, было знать о происшедшем?! В это время, обычно, бабушка встречала ее, усаживала за стол. Давала напиться. Несмотря на разницу в возрасте (не говоря уже о другом), они о чем-то оживленно говорили, что-то обсуждали, а потом, отдохнув и отдышавшись, Маро бралась за свои сумки и начинала «обход». На обратном пути, проходя мимо, она никогда не забывала попрощаться, даже просто крикнув с улицы.
Пока Илья успокаивал и отпаивал водой искренне расстроенную, причитавшую женщину, с улицы раздались детские голоса, а потом в дверном проеме появились две близняшки из дома напротив и соседский мальчик.
- Дядя Илико, можно мы здесь пробежим, а то в школу опаздываем! Только сейчас, посмотрев в оконный пролом, он увидел, что мешанина из строительного материала, просохнув после вчерашнего дождя, превратилась в застывшую массу, образовавшую нечто вроде дорожки от дома почти до дороги.
Теперь он понял, за что благодарила молочница. Дети пронеслись сквозь проломы, а Маро, продолжая причитать («Как же ты сейчас будешь один, бедный!»), взялась за сумки и тоже засобиралась.
***** ***** ***** ***** *****
Идти в морг надо было после обеда. До этого надо пойти взять справки, оформить документы... Начались звонки от родственнков. Некоторые хотели уже прийти помочь, но Илья сказал, что ему надо бежать по делам и просил подойти к тому времени, когда привезет Беби домой.
Договорились хоронить в воскресенье.
Как ни странно, но справку в «скорой» выдали относительно быстро, так что Илья успел подняться и на Кукийское кладбище, в похоронное бюро. На старом Вакийском кладбище еще осталось место на могиле, где были похоронены дедушка и Бебины родители, поэтому формальности тоже не отняли много времени. Купил готовый гроб, заказал катафалк, автобус, музыку на панихиды — всё как положено. Денег не хватило, но можно было потом доплатить на месте.
Когда, забрав Беби из морга, подъехали к дому, там были милиционеры, которые опрашивали свидетелей, что-то замеряли, фотографировали… Соседи принесли откуда-то и уже поставили тахту, покрыли ее ковром, поставили на нее гроб... Переложили бабушку...
Появились первые родственники, сочувствующие,… цветы…
Пришедшие пешком, поднимались прямо снизу, через сад, по новой дорожке, заходя через новый вход. Кто-то принялся драпировать проломы по краям черной материей, так что вскоре они приняли вполне приличный и подобающий случаю вид . (Оказывается, старые соседи где-то хранили в виде «общего хозяйства» все необходимые в таких случаях вещи: тахту, складные столы и лавки, посуду, котлы....)
Весь следующий день Илья был занят то на кладбище, где договаривался с рабочими, то в мастерской, куда ездил заказывать надпись на могильном камне, то еще чем-то… И всё было важным и неотложным, всё требовало быстрого принятия им решений!..
Наверное, эти хлопоты, требующие мобилизации, и спасли его, не давая расслабиться. И только ночью он, оставаясь один, чувствовал всю тяжесть потери. Не было больше тех ночных звуков, к которым он привык: скрипа старой кровати, когда Беби поворачивалась во сне, ее покашливания, шаркания тапочек, когда она вставала попить воду, или сходить в туалет… Теперь, в этой необычной тишине Илье было неуютно и одиноко. Да еще эта непривычно закрытая дверь!
(Почему-то все ему говорили, что могут залезть кошки, поэтому надо на ночь закрыть дверь в комнату с Беби. О.А.)
Поздно вечером, когда все уже разошлись, он услышал, как у дома остановилась машина, мягко хлопнули ее дверцы и кто-то направился ко входу. Выйдя навстречу, Илья увидел двух незнакомых парней, которые заносили большой венок. Сзади шли еще двое незнакомцев. Возложив венок и постояв у гроба, трое, поочерёдно пожав ему соболезнующе руку, вышли, а четвёртый, задержавшись, сказал, что он многим обязан его бабушке и просит принять немного денег на предстоящие расходы.
Илья сказал, что не может принять деньги от незнакомого человека. Тогда молодой человек назвался Дито и, записав на листочке несколько цифр, попросил связаться с ним в случае необходимости. Он так искренне предлагал свою помощь, что Илья понял — отказаться от нее означало бы нанести человеку обиду, поэтому он поблагодарил Дито и пригласил на похороны. Молодой человек робко спросил, нельзя ли ему взглянуть на усопшую.
Илья осторожно сдвинул покрывало, открывая лицо.
Удивительно, но на нем не было и тени страха. Наоборот, Илье даже казалось, что Беби слегка улыбается, то ли подбадривая его, то ли радуясь чему-то ей предстоящему...
В таких случаях не принято провожать пришедших, поэтому, еще раз пожав руку Илье, Дито вышел к сопровождающим, хлопнули дверцы и, мягко заурчав, машина покатилась по спуску.
Конечно, деньги были весьма кстати, но Илья не спешил вскрывать конверт. На траурной ленте венка было написано: «Мужественной женщине от тех, кто помнит добро»...
Он пытался что-то вспомнить, связанное с бабушкой. Кажется, года 4 тому назад, когда в городе творилось чёрт знает что, когда по улицам ходили вооруженные бородатые и безбородые мужчины, выдавая себя то за военных -«гвардейцев», то за «мхедрионовцев» - членов вооруженного добровольного патриотического объединения «Всадники», однажды ночью на их прежде тихой улочке вдруг началась перестрелка. Стрельба началась где-то наверху, но быстро приближалась.
Потом она на какой-то момент стихла, за окнами раздался чей-то топот и Илье показалось, что в Бебиной комнате был какой-то шорох… С улицы донёсся топот ног нескольких людей, ругань…
Затем кто-то дернул их дверь, пытаясь открыть, и стал стучать в нее, очевидно, прикладом, с руганью требуя, чтобы ее немедленно открыли. Илья накинул пиджак и вышел в парадное, но Беби его опередила. Сделав знак, чтобы он вернулся в свою комнатку и закрыл дверь, она, удостоверившись, что он так и сделал, пошла открывать стучащему.
У нее был такой величественный вид, что даже только что оравший на всю улицу бородач, оторопел, увидя её, а после убийственно спокойного «;; ;;;;;;;?»- «Что Вам угодно?», кажется, вообще проглотил язык. Кто-то из подбежавших спросил, нет ли в доме посторонних и не видела ли она не пробегал ли кто по улице? Услышав «;;;, ;;;;;;;;, ;;;;;;» - «Нет, господа, никого», они не решились войти в дом и, ругаясь, побежали дальше по спуску.
Заперев входную дверь, Беби пошла к себе, успокаивающе махнув рукой Илико, который хотел выйти к ней, и ЗАКРЫЛА за собой дверь в комнату. Это могло означать только то, что она не хотела, чтобы он к ней зашёл, поэтому Илья вернулся к себе. Ночью она несколько раз выходила на кухню, что-то стирала, даже рано утром приняла душ, звякала посудой, хотя так рано она никогда, обычно, не вставала.
Утром дверь в ее комнату, как всегда, была открыта.
За завтраком бабушка выглядела уставшей. Вскоре она ушла к себе, сославшись на то, что, переволновавшись, плохо спала.
На бельевой веревке сушились ДВА банных полотенца и еще какие-то тряпки, но Илья ни о чем не стал расспрашивать: если сочтет нужным —бабушка сама расскажет.
Прошло еще что-то около года, может, меньше, когда какие-то люди стали крутиться около их дома, а потом пошел слух, что кто-то купил его и теперь всех будут выселять. В тот период Илья мотался в поисках заработка, часто выезжая в районы иногда на несколько дней, поэтому подробностей он не знал, да и Беби в них не вдавалась — обошлось, так обошлось. Только раз он услышал, как она во время молитвы упомянула имя не то Дато, не то Дито.
Очевидно, сегодняшний молодой человек и был этим бабушкиным ночным знакомым .
***** ***** ***** ***** *****
Вот так, в каждодневных хлопотах прошли эти несколько дней. Остались позади похороны, поминки. В конверте Дито оказалось десять стодолларовых купюр, так что денег на всё хватило, даже на новый надгробный камень с портретом и надписью.
Дурмишхан прислал рабочих и они выровняли проломы цементом и штукатуркой, подготовив их к установке новых дверей. Илья решил поставить и на месте оконного проема дверь — так действительно удобнее было подниматься в дом с нижней улицы, проходя через их теперь уже разорённый сад.
Плотники замерили размеры проемов, договорились о материале, виде дверей, а пока — врезали во внутренние двери новые замки. Возникшую «дорожку» от оконного пролома рабочие довели до пересечения с улицей, подравняли и заасфальтировали. Для удобства входа в дом даже залили небольшую бетонную площадку с тремя ступеньками. Всё оплачивал новый сосед. Кстати, снова приходили из милиции.
На этот раз — следователь. Опять опрашивал соседей, осматривал квартиру Дурмишхана, на которой ремонт всё еще продолжался.
В общем, на Илью навалилось столько непривычных дел, что он был всё время чем-то занят и практически не ходил на работу. Собственно, и работы-то не было. Завод стоял. За несколько лет с него стащили всё, что смогли — станки, оборудование, инструменты, кабели. Что-то сдавали под видом металлолома, что-то продавали за пределы республики.
Центрального отопления, газа и горячей воды в домах не было. Поэтому в цехах умельцы мастерили электроплитки, или сваривали из остатков металлических листов печки-буржуйки, а из жести — трубы к ним. Короче говоря, все — рабочие, мастера, инженеры — выживали, как могли, ведь зарплаты не было.
Хороший инженер-электрик, Илья подрабатывал, да, собственно говоря, не «подрабатывал», а зарабатывал на их с бабушкой жизнь тем, что устанавливал электрические водонагреватели «Атморы» и «Термексы», чинил электроплитки, стиральные машины, телевизоры, холодильники и промышленные холодильные установки.
У него были «золотые руки» и, несмотря на большую конкуренцию, была своя клиентура. Из-за частых внезапных отключений, или включений тока в сети, его низкой частоты, резких перепадов напряжения, электрические приборы часто выходили из строя. Илья мог бы зарабатывать в 2-3 раза больше, но, видя, в каких тяжелых условиях живут люди, он не мог брать с них много. Иногда он лишь компенсировал свои затраты на купленные запчасти и расходы на транспорт.
А доставать запчасти стало уже трудно — новые не поступали, как раньше, из других республик, поэтому бывало, что приходилось разбирать испорченные приборы, снимая с них всё, что могло пригодиться.
Такая работа была не для Ильи, но другой не было и не предвиделось. Теперь- то уже можно было бы и не особенно нагружаться — много ли ему одному нужно на жизнь!
Вспомнив, что обещал своей троюродной сестре Нази починить холодильник, он, позавтракав, поехал к ней.
***** ***** ***** ***** *****
Илико было 6 лет, когда бабушка взяла его на море, к своей племяннице в Сухуми. Считалось, что маленьких детей, да еще и плохих едоков, полезнее вывозить в курортные места среднегорья, где больше хвойных деревьев, поэтому до этого каждое лето они проводили в Сурами, или Манглиси.
Жили они недалеко от набережной и вечерами выходили на «променад», как говорила бабушка. Слово он запомнил, потому что оно похоже на «лимонад», хотя на набережной Илико пил вовсе не лимонад, а газированную воду с двойным сиропом. Особенно, он любил сок «дюшес». И слово красивое, как и «солей». Илико решил, что когда он пойдет в школу, то обязательно выучит французский! Но в их школе был только английский язык, да и тот!..
Так вот, у этой бабушкиной племянницы была дочка Назико, Нази, на 6 лет старше него. Конечно, ей, наверное, было совсем неинтересно возиться с ним, но, несмотря на это, она часто брала Илико с собой на пляж (бабушка плохо переносила жару на пляже) и строго следила за ним, когда он бултыхался с другими детьми в воде у берега. Потом она научила его плавать.
То лето Илья никогда не забудет!
А потом к ним приехали папа с мамой. И решили съездить всей семьёй с экскурсией на озеро Рицу! И бабушек тоже взять с собой. Ехали в голубом открытом автобусе, который все называли непонятным красивым словом «союзтранс», хотя на них было написано «Рица». Оказалось, это слово не французское.
Почему-то Илико больше понравилась не Рица, а совсем небольшое Голубое озеро, у которого они остановились по дороге. Вода в нем была голубая-голубая, даже синяя и очень прозрачная, так что было видно глубокое каменистое дно. Некоторые туристы даже пили воду, зачерпывая её кружкой.
(Через несколько лет Илья еще раз попал туда с какой-то экскурсией, но был очень расстроен увиденным. Со всех сторон от озерка, оно оказалось совсем маленьким (!), расположились киоски и ларьки, крутились несколько фотографов, стояли чучела зверей, рядом с которыми снимали детей. Была и живая обезьяна, одетая во что-то яркое. Кругом был разбросан какой-то мусор…
Даже вода в озере показалась Илье уже не такой голубой и прозрачной. А когда, заглянув вглубь, он увидел на дне разноцветные пакеты и бутылки, то так расстроился, что быстро вернулся в машину. Кстати, тогда «союзтрансов» уже не было. Больше Илья туда не ездил, а потом всё поменялось, начались конфликты, война...О.А.)
Так вот, к этой своей троюродной сестре Нази он и ехал сейчас в гостиницу, куда заселили беженцев из Абхазии.
То, что он там увидел потрясло даже его, уже успевшего навидаться всякого за время хождения по клиентам. Проезжая мимо этого прежде красивого и гордого здания, Илья, конечно видел, что прежде открытые и заставленные цветочными горшками балконы номеров, выходящих на улицу, застроены, как лоджии, причём, каждый на свой лад — какие-то почти наглухо, какие-то — с окнами, но у всех по-разному. Большинство — не покрашены, а те, что покрашены создают такой разнобой, что и в кошмаре не приснится. Из окон торчат трубы печек- «буржуек», стены дома закопчены. И, самое удивительное, - перед каждой такой лоджией натянуты веревки с вывешенным на просушку бельем! Печи дымят, а бельё сушится!
Но это — снаружи. А внутри Илья увидел перегороженные коридоры, в которых на велосипедах, или самокатах, ежесекундно сталкиваясь друг с другом, катались дети. Шум, гам, крики детей и крики успокаивающих их взрослых!.. И везде — запахи, запахи!.. Какая-то непередаваемая затхлая смесь из запахов приготовляемой пищи, горелого жира, дыма, керосина, непроветриваемого помещения..
И в таких условиях жили семьями в маленьких номерах люди,
у большинства которых были, если не собственные дома, то уж нормальные квартиры. Была нормальная работа, пусть небольшая (а у многих ли была большая?), но твердая зарплата. Сейчас же они практически все были безработными. О том, чтобы прожить на мизерное пособие, даже говорить смешно. Перебивались или случайными заработками, или перепродавая продукты купленные у крестьян, или сигареты, свечи, или что-то, привезенное кем-нибудь из Турции. Женщины пекли и продавали на улице, с рук, хачапури, если удавалось достать муку и сыр, а если сыра не было, то подсаливали тесто… Речь шла просто о выживании.
Нази жила с двумя детьми-школьниками в небольшом угловом номере. Угловые комнаты хороши летом, но зимой в них холоднее, требуется больше дров, или керосина. А на это нужны деньги, деньги. Будь ее муж жив, наверное, с его связями известного и уважаемого инженера-строителя, или даже просто с его умелыми руками, он нашёл бы какой-то выход, но однажды во время волнений в Сухуми, когда он возвращался с ИнгуриГЭС, их машину обстреляли «неизвестные лица». Но кто стал бы выяснять — что произошло и как!.. Боясь за жизнь детей, Нази, тоже не последний человек в медицине, бросила всё в Сухуми, и вот они, вместе с другими беженцами, оказались в этой кошмарной гостинице. Дети болели, поэтому их не было на панихидах и похоронах, а Нази, хоть и очень многим помогла, (собственно, она и готовила все необходимые на поминках блюда), старалась быстрее побежать домой, чтобы вовремя сделать им уколы.
Илья успел починить холодильник до того, как отключили свет. Потом, (всё же, на всякий случай, выключив предохранители, — чем чёрт не шутит!), укрепил вывалившиеся из стен и висящие на проводах розетки, а заодно заменил рассыпающуюся спираль электроплитки на новую, толстую.
Дети с интересом наблюдали за ним, а мальчик даже хотел помочь ему выдвинуть холодильник, но Илья не разрешил ему вставать с постели.
Вернулась Нази, которая простояла в очереди почти два часа, чтобы получить хлеб по карточкам. Сказала, что, слава Богу, на этот раз обошлось без серьёзных скандалов и драк.
Быстро сделав уколы детям, она хотела чем- нибудь покормить Илико, но он отказался, сославшись на то, что ему еще надо успеть к другому клиенту, пока у них в квартале не отключили свет.
Просто сейчас кусок не полез бы Илье в горло.
***** ***** ***** ***** *****
Метро тоже не работало, поэтому Илья спустился мимо Александровского сада к Сухому мосту, чтобы пешком перейти на другой берег Куры. В этом квартале, у Колхозного базара, жила когда-то дедушкина сестра, бабушка Нора, с дочкой Наной. Когда Илико с Беби спускались на рынок, то часто заходили к ним «посплетничать».
(Илье с детства нравилось ходить на базар. Особенно он любил те ряды, где продавали соленья. Здесь можно было попробовать белую, или красную капусту, маленькие зеленые помидоры...
Но больше всего он любил покупать ;;;;;;; - «джонджоли». О.А.)
Бабушка Нора была зубным врачом и у нее в одной из комнаток стояло то, чего Илья потом боялся больше всего на свете — настоящая бормашина. Черная. С ножной педалью, как у их швейной машины «Зингер».
Как-то бабушка Нора сказала, что ему обязательно надо запломбировать зуб и разрешила Илико сначала «поиграть» с бормашиной, нажимая на педаль. Илико это очень понравилось. Звук крутящегося сверла менялся в зависимости от того, как часто и сильно он нажимал на педаль. Вдоволь наигравшись, он храбро сел в кресло и даже открыл рот.
Однако, потом некоторое время Илико придумывал разные причины, даже был готов оставаться дома один, лишь бы не ходить на базар, пока бабушка, догадавшись в чём дело, не обещала, что больше они его «сверлить» не будут.
Идя пешком через мост, Илья чувствовал себя как-то «не в своей тарелке». Что-то беспокоило его, но он не мог понять, в чём дело. Остановился, облокотился о парапет моста и решил немного передохнуть. И тут же вспомнил, как проезжал здесь с папой на дедушкиной «Победе», когда они ездили на футбол.
(Дедушка умер еще до рождения Илико. Имея право «по должности» на покупку машины, он, считая это нескромным, долго сопротивлялся просьбам сына, который мечтал о ней, но потом, почти перед свадьбой родителей Ильи, всё же уступил. О.А.)
В «футбольные» дни все мужчины идут на футбол — и он тоже! По дороге они заезжали к папиному товарищу, где оставляли машину, а потом пешком шли к стадиону. Улицы вокруг него были перегорожены автобусами и троллейбусами, стояла конная милиция и пропускали только тех, у кого были билеты. Однажды, когда они застряли в опасной давке перед проходом между автобусами, один милиционер посадил Илико к себе на седло и он даже погладил коня и скормил ему свою булочку!
На этой же машине они выезжали летом в Манглиси, или в Сурами, где у бабушки Норы был дом родителей ее мужа, дедушки Мелко, которого Илья тоже не застал в живых. Старый дом стоял на главной улице. Перед ним был палисадник, где когда-то были разбиты клумбы с цветами, а за домом был небольшой дворик-сад с большим ореховым деревом и фруктовыми деревьями. Прямо перед задней верандой стояла, кажется, айва с раздвоенным стволом.
Причем, один из стволов почти с самого низа шел с таким большим наклоном, что Илико легко залезал на него, а потом лез выше, в «штаб» среди веток. Правда, когда бабушка покупала живых кур («...мальчик должен есть свежие яйца!»; а как он любил гоголь-моголь!), то они на ночь тоже устраивались на этом стволе и иногда пачкали его, поэтому приходилось быть осторожным, чтобы не перемазаться.
Родители приезжали к ним на каждые выходные, привозили фрукты, большие арбузы. Илья помнит, что почему-то у тех арбузов были толстые корки и большие чёрные косточки. Косточки он сушил, постелив на солнышке газету, а из корок соседка и племянница Мелко, варила варенье. Она же и присматривала за домом, потому что Нора и Нана наезжали не так часто, в основном, летом. Как-то раз тётя Нана решила сварить ореховое варенье.
Илико очень любил и арбузное, и (немного меньше) ореховое варенье, но не знал сколько чего надо сделать, чтобы его сварить!
Сперва молодые орехи, или красиво нарезанные арбузные корки, надо замочить на несколько дней в растворе извести, потом долго и хорошо отмывать от нее в проточной воде, потом опять замочить в извести, снова отмывать! И лишь потом варить. (Или еще раз замочить! Когда как.)
А в Сурами снабжение водой — большая проблема. Вода подается в определенные часы, часто с перебоями. Жители стараются не только запастись ею для житейских нужд, но и успеть полить огороды, цветы. В общем, воду приходится очень экономить. Но в конце заднего двора у бабушки Норы был небольшой старый бассейн, куда собиралась вода из подземного источника «железной», как все говорили, воды.
От бассейна она по проложенной трубе самотёком текла к крану перед верандой, так что у них вода, пусть и «железная», всегда была. Она была очень вкусной, но страшно холодной, поэтому, когда приходилось мыть посуду, полоскать белье, или промывать орехи, руки быстро замерзали.
Но зато какое вкусное варенье получилось, тем более, что Илико тоже принимал участие в его приготовлении!
Илья так и не узнал, обладала ли эта вода какими-либо целебными свойствами, но из-за этого источника во дворе всегда было полно отыхающих из всех окружающих домов, которые, уже даже не спрашивая разрешения, проходили со своими бидонами и прочей посудой, иногда выстраиваясь в очередь. Бабушка говорила, что это не дом, а проходной двор, но разве откажешь людям в воде!
И на те выходные родители приехали, как всегда, на машине, и они ходили все вместе в кино, ели «сахарную вату», поднимались на Сурамскую крепость, фотографировались… Потом родители уехали…
На обратном пути в их «Победу» на повороте врезался встречный грузовик и сбросил в обрыв.
С тех пор и остались Илико с бабушкой вдвоем.
На всю жизнь.
Опять воспоминания привели его к мыслям об ушедших родителях и бабушке… Но что-то еще, кроме этого, не давало Илье покоя. У него было такое ощущение, что нужно немедленно принимать какое-то важное решение, но он не мог понять по поводу чего. Так и не отдышавшись нормально, он поспешил дальше.
(конец следует)