So is it not with me as with that Muse,
Stirred by a painted beauty to his verse,
Who heaven itself for ornament doth use,
And every fair with his fair doth rehearse,
Making a couplement of proud compare
With sun and moon, with earth and sea's rich gems,
With April's first-born flowers, and all things rare
That heaven's air in this huge rondure hems.
О let me, true in love, but truly write,
And then believe me, my love is as fair
As any mother's child, though not so bright
As those gold candles fixed in heaven's air:
Let them say more that like of hearsay well,
I will not praise that purpose not to sell.
Я не похож на _тех поэтов, чью_ Музу
вдохновляет на стихи раскрашенная красота,
которые само небо используют для украшения
и все прекрасное перечисляют _в связи_ со своими
возлюбленными,
творя сочетания гордых сравнений
с солнцем и луной, с перлами земли и моря,
с первоцветом апреля и всем тем редкостным, -
что заключено в этом огромном небесном куполе.
О, позвольте мне, истинно любящему, и писать истинно;
а потом, поверьте, предмет моей любви красотой не уступит
любому, кто рожден матерью, хотя и не так блестящ,
как те золотые свечи, что установлены в небе.
Пусть больше говорят те, кто любит молву,
я же не буду расхваливать то, чем не намерен торговать.
Себя я не причислю к тем поэтам,
Чья Муза украшательством жива,-
Они готовы всю красу планеты
Вплести в нелепой лести кружева.
И восхваляя, сравнивать кумиров
С красотами земли, морей, небес,
Как будто то, чем их богата лира,
Усилит красоты господской блеск.
Позвольте ж мне, тому, кто честно любит,
Поведать то, в чем я так убежден:
Мой господин красою не уступит
Любому, кто был матерью рожден.
Торгаш нести умеет ахинею -
Я торговать любовью не умею.