Просто так розочка Мелодрама в 2-х действиях

Вадим Александрович Климов
Вадим Климов
vadimklimov@yandex.ru

Просто так розочка
Мелодрама в 2-х действиях.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Дик – мужчина среднего возраста.
Эл - мужчина среднего возраста.
Маша – молодая женщина.
Паша – Мужчина чуть старше среднего возраста.
Эй – молодой мужчина.
Эмма Аполлоновна – женщина старшего возраста.
1-й слесарь
2-й слесарь
3-й слесарь


ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

ЭЛ. Давай пить и молчать.
ДИК. Живу в железобетонной башне, мне много видно. Самолеты летят, корабли плывут, птицы, огни машин, ночь и, не поверишь, тишина. Всё так далеко.
ЭЛ. А мы кого-нибудь ждем?
ДИК. Мы всегда ждем, вот-вот что-нибудь случится. А может, кто придет.
ЭЛ. Меня иногда тревожит завтра. Что будет, что произойдет.
ДИК. А ты не суетись, не мельтеши и сядь, развались и задумайся.
ЭЛ. Чувствую должно что-то произойти.
ДИК. А я не хочу.
ЭЛ. И я не хочу, а что делать?
ДИК. Ты умный мужчина, в самом расцвете кризиса среднего возраста, и все еще ждешь чего-то необыкновенного. Живешь тихо в достатке, боишься потерь, истеричных женщин, но хочешь чуда. Ты себе врешь? Налей, я буду говорить. Люди, мы не можем позволить врать всем, потому что любая ложь становится известна, и никакой совести не хватит это стерпеть. Но мы врем себе. Врите, врите себе каждый день, врите в ванной, когда поете, врите за завтраком и врите, ложась спать. Жизнь прекрасна, когда ты можешь врать себе. Это успокаивает. Ты перестал себе врать – и у тебя нет будущего.
ЭЛ. Что ты говоришь, как можно, жизнь такая ироничная.
ДИК. Да, и мы говорим о жизни только с теми, кто может нас понять или выслушать. Что ты знаешь о жизни, мой золотой мальчик? Выгляни в окно. А, да у тебя из окна видна не изнанка жизни, а ее обложка. Наливай.
ЭЛ. У тебя телефон.
ДИК. Прости. Слушаю. Могу. Хочу, но стоит ли? Наверное. Я был бы рад. А сколько заплатят? Нет. Это надо сейчас решать? Давай не по телефону. Когда? Сейчас нет. Сейчас я не готов говорить о работе, я дома, у меня гости. Нет, не приезжай…. (кладет трубку) Звонил помощник депутата, работу предлагает, продаться просит, надо соглашаться. Хорошо сидим, разговариваем, только не будем про политику. Что смотришь, не нравится?
ЭЛ. Политика нравится. Политика это работа, удавлюсь, брошу все и уеду далеко в деревню, буду жить без денег, и работать не буду.
ДИК. Не ври, работать будешь, невозможно так много пить, чтобы не работать, помрешь от скуки. Мне все так говорят, когда я в тоске. А могу сидеть с удочкой на берегу, мне не скучно.
ЭЛ. Политика, она назойлива. А что говорит телевизор?
ДИК. Он говорит, что кругом война. Первый показывает сериал: убили девочку, герой мстит. Вот милиционер, он врет, вот его начальник, он предатель, вот убийца, его поймали и бьют.
ЭЛ. Давай второй.
ДИК. Тоже 63-я серия. Девушка страдает, ее обманули, она попала в тюрьму, милиционер плохой, не поверил, и её посадили. Она выйдет и начнет мстить, её полюбит мужчина и  предаст. Третий, тут обокрали звезду эстрады, навели порчу, но он знаком с экстрасенсом, а за концерт он просит 800 тысяч.
ЭЛ. Следующий пожалуйста.
ДИК. Кино про зомбогоблинов, любовь-морковь и пистолеты, сейчас всех перестреляет и спасет мир, а девушка ему поможет. У нее четвертый размер титек и гонорар в 20 миллионов.
ЭЛ. Жми дальше.
ДИК. Здесь «В мире животных». Какой чудесный дяденька. Африка, вода синяя, небо бездонное, звери прекрасные.
ЭЛ. А где политика?
ДИК. Не время еще. Будем Африку смотреть. В Африке...
ЭЛ. Крокодилы, бегемоты, Красные шапочки и зеленые береты.
(Звонок в дверь.)
ЭЛ. Мы никого не ждем?
ДИК. Не ждем, и открывать не будем, вдруг бандиты или соседка за солью пришла.
(Настойчивый звонок в дверь и одновременно звонит телефон.)
ДИК. Слушаю. Что? Да. Открывай, давай, это свои.
(Эл идет открывать дверь. Возвращается с девушкой.)
МАША. Я пропала, я ничего не понимаю, спасите! Пьете? Дайте выпить, я уже никуда не поеду. Давай же скорее, умираю, кругом уроды, мир перевернулся, я боюсь.
ДИК. Пей.
ЭЛ. Садись
ДИК. Ты что-нибудь понял из этого перечня претензий?
ЭЛ. А что тут понимать? Раздеть, разуть, уложить на диван и расспросить.
МАША. Да я же не дура.
ДИК. Помолчи, мы разберемся. Раздевайся, снимай обувь, ложись. И так мир несовершенен, и ты еще чувствуешь себя потерянной не дурой.
ЭЛ. Ты совершенно верно подметил, она растеряна, но почему она к тебе прибежала? Ты её когда последний раз видел, на 8 марта или в день святого Валентина? Если женщина бежит к тебе в стрессовой ситуации что-то значит? Что между вами, дорогой?
МАША. Вы опять? Вы же нормальные, я этот прикол проходила. Сидите тут, а у меня урод в багажнике.
ЭЛ. Кто? Живой?
ДИК. Дохлый, мертвый?
МАША. Живой и орет.
ЭЛ. А машина где?
МАША. У парадной бросила, Эмма меня впустила.
ДИК. У нашей бабушки доброе сердце.
ЭЛ. И отменная память на баб, которые приходят к тебе. Она завербована твоей мамой.
МАША. Вы не поняли, что ли? У меня человек, мужик, наверное, в багажнике.
ЭЛ. А зачем ты его туда положила, живого?
МАША. Он сам появился.
ДИК. Выпьем и рассказывай.
МАША. А закусить дайте. Вы тоже уроды, колбасой закусываете после шести. Ух. Я в магазине была, часа два, наверное, машина в подворотне стояла. Я там встретила Аньку из журнала, потом бывшую подружку Наташки, мы кофе попили. Мама позвонила. Еще перчатки забыла, вернулась. Представляете, эти официантки успели мои перчатки прибрать, и там дура такая крашеная говорит, не видели мы ваших перчатков… перчаток. Носков-чулок, я русский потеряла, но я, же чувствую – они их прибрали. Где я еще бирюзовые перчатки возьму? Я их месяц искала, я же сумку купила.
ЭЛ. Дорогой, а что у нас телевизор показывает?
ДИК. Скоро политика.
МАША. Алё, вы даете, я же рассказываю. Все может быть важным. Каждая мелочь имеет значение в мире, мы же его строим из мелочей, а он, гад, рушится в одночасье. Раз – и дурак какой-то в багажнике. Я чуть не умерла за рулем, на красный проскочила, чуть гаишника не убила, по-моему. И, кажется, каблук подломился. Я же за рулем, а он как закричит, «спасите». Я и вильнула.
ДИК. Захватывающая история, согласись.
 ЭЛ. Погоня, визг тормозов, милиционер. По-моему, это реклама. Сюжет такой, героиня в манто из норки, гонится за новой сумочкой.
ДИК. (Звонит телефон.) Нет покоя. Да, слушаю, да мама. Как всегда, ничего не делаем, телевизор смотрим, это нас развлекает. Девушка? Нет, это не серьезно, она только что зашла, возбуждена. Ничего не случилось, она рассказывает смешную историю. Эмма Аполлоновна преувеличивает. Девушка приличная. Нет, не пьянка, обычный вечер, у нас традиция раз в месяц смотреть ящик и болтать ни о чем. Мама, в дверь звонят. Не знаю, кто, Эл откроет. Как у тебя, все в порядке? Ого, кто-то пришел. Не страшно, это Паша, ага тот депутатский, он звонил сегодня. Работу предлагает, а мне не хочется с ним работать, втянет опять в какую-нибудь историю. Пока, созвонимся. (Кладет трубку )Ты зачем ему открыл?
ЭЛ. Ты сам сказал: открой.
ДИК. Это я случайно. И что тебя принесло дружище? Проходи.
ПАША. Значит, вы меня не хотели видеть, а мне грустно, у меня шеф опять ушел на задание. И все меня достают, мне негде спрятаться, жена мне выговаривает, телефон не затыкается, я спрятаться хочу, спрячьте меня, у вас покой. А, у вас еще и девушка.
МАША.  Да я у них прошу помощи, а они меня не слушают. У меня в багажнике мужик незнакомый.
ПАША. И зачем он вам? Меня Паша зовут.
МАША. А я Маша. Он не мой, он чужой. Я чуть не разбилась.
ПАША. Связанный?
МАША. Я не смотрела.
ЭЛ. А как он ушел, если ты его не видела?
МАША. А он не ушел.
ДИК. Он, что в машине?
МАША. Ну конечно, а я вам что говорю, в багажнике лежит. Он как закричал, я испугалась, как понеслась, смотрю – твой дом. Я быстро сюда.
ЭЛ. Без кляпа значит, если кричал.
МАША. Наверное, не знаю.
ДИК. Вот это уже интересно, он в машине лежит, ты мимо милиции проскочила. Тебя уже  скорее всего ищут. Его достать надо и отпустить. Паш, спасай, иди вытащи его, мне нельзя, я дома кругом видеонаблюдение.
ЭЛ. Спасай, Паша, и мы тебе поможем.
ПАША. Не понял, мужик в багажнике? Давно? Его надо достать. Я не пойду, а вдруг он преступник. А кто его туда положил? Нет, я один не пойду.
ДИК. Нет, пойдешь и выпустишь его, иначе придется всех сдавать в милицию. Иди скорее, ты сможешь. Эл тоже не может он нервный, он нас охранять будет, иди пока не разделся, давай, давай. Я в тихой панике. Еще раз: откуда ты ехала, от какого магазина?
(Паша уходит)
МАША. Не далеко от пассажа. Я только на проспект выехала – он, как заорет, я от страха описалась. Паша ушел?
ЭЛ.  Ушел. Наливаем, надо все обдумать. Паша его выпустит, и надо машину отогнать на стоянку или лучше пусть стоит, а тебя надо на такси отправить домой. И всё опять тихо.
ДИК.  А наша всезнающая Эмма Аполлоновна? Собрались телик посмотреть, поболтать и надо такому случиться.
ЭЛ. Ты хоть раз видел человека в багажнике, по-настоящему, не в кино? В Михином джипе не считается, и тот раз, что на съемку ездили, тоже не считай. Это нереально: человек в багажнике. Он туда не войдет. Может, даже бандиты так никогда не делали.
ДИК. Где Паша?
(Тихо открывается дверь, входит Паша. За ним молодой человек с заклеенным ртом и связанными руками.)
ДИК. Дебил, ты зачем? Ты куда его притащил? Паша, надо было отпустить, понимаешь? Выпустить на волю.
ПАША. Он не пошел, он увязался за мной, я гнал его пинками, но потом подумал: а может, помочь? Ну не уходил он.
ЭЛ.  А как ты его мимо Эммы провел? Все, придумывай, дружище, реальную отмазку: кто это, зачем это. Так как первой позвонит мама, потом придет сама Эмма, а там, может, и полицейский. Да надо приготовиться. Паша ты ему рот зачем заклеил?
ПАША. А вдруг он заорет на всю улицу. Маша, вы его знаете?
МАША. Нет. Ты, крендель кривой, ты как туда попал? Ты меня чуть не убил. Я же, я же чуть в столб не врезалась. Откуда берутся такие? Ты кто? Как там оказался, кто тебя положил?      
ДИК. Рот ему пока не открывайте.
ЭЛ. Я должен подумать. У всех налито? Нет? И так, формулируем.
ДИК. Паша, сядь, успокой Машу, она теперь твоя девушка.
ПАША. Я, конечно, рад. Маша не бойтесь, я вас спасу, у меня связи.
ДИК. Вот только твои связи нам сейчас ни к чему.
ЭЛ. А где Эмма была?
ПАША. Я, когда туда шел, сказал что на минутку, до машины. Она выпустила, а обратно шел не видел её или не заметил.
ДИК. Это нереально, мимо Эммы не пройдешь. Может, она отлучилась, а дверь не закрыла, потому что ты на минутку? Пока везет. Но все равно, у нас есть пара минут придумать, зачем нам связанный чувак.
ЭЛ. Тогда ждем звонка. Сейчас точно начнется фигня.
МАША. А если она не видела, то, как узнает?
ДИК. Она узнает. Думайте.
ПАША. А пусть это будет игра. Скажем, что это ролевые игры, и он наш.
МАША. Ты кто? Может, ему все же рот открыть и спросить?
ЭЛ. Подожди, надо подумать.
(Звонит телефон.)
ДИК. Да, Эмма Аполлоновна. Маша машину поставила на место Юрия Петровича? Хорошо, она переставит. Нет, больше я никого не жду, нас и так достаточно. Мама звонила, все хорошо. Да. Все будет тихо, мы не шумные. А, этот? Он солидный, из приличной семьи.
ЭЛ. Все спокойно, можно выдохнуть, выпить и разобраться. Сделай телевизор потише.
(Рекламная пауза.)
(Молодой человек сидит с завязанными руками. Перед ним  бокал, рот заклеен скотчем, в скотче проделана дырка и вставлена котельная трубочка.)
ДИК. Сейчас.
ЭЛ. Мне кажется это смешно: дать ему выпить, не развязать руки и не открыть рот, а сделав дырку.
ДИК. Ну и пусть, так спокойнее, несмотря на то, что Паша мужчина крепкий. А то, пока мы его заткнем, он будет кричать «пожар», и сосед умрет от страха.
МАША. Какие вы милые мальчики после третьей рюмки. Только до меня так и не доходит, откуда он мог взяться в моем багажнике? Я вообще теперь мало что понимаю и не могу сопротивляться, я только могу пить.
ДИК. Ты, Паша, ей подливай. Это, похоже, твой вечер, твой крест или звезда.
ПАША. А мне кажется, что вечер прекрасный. Милая дама, интересный поворот, хорошая компания старинных приятелей. А то я перся к вам в надежде просто нажраться, и чтобы вы меня выкинули ночью, я бы приполз дамой, забыл своего депутата до утра и был бы счастлив. Меня убивает рутина, мне звонят по делу, меня все время спрашивают про работу, а я одинок, у меня друзей нет.
ДИК. Про маму и детей забыл?
МАША.  И мне мама звонит каждый час, спрашивает, как дела. А что я могу ответить? Нормально. Она удивительно настойчивая. Мама, она родная, она тревожится, но мне так не хватает тусовок. Я  сегодня в магазине была. А в кофе у меня украли перчатки, или я их потеряла, я там поскандалила. Сучка крашеная. Я хотела сегодня еще тусонуться  вечером, козел всё испортил.
ЭЛ. По-моему, они могут разобраться и без нас.
ДИК. Да, только все это в моем доме. Ну что, послушаем их нытье или развяжем? (Звонок в домофон. Дик берет трубку.) Слушаю. Нет, не пущу. Я вас не знаю.
ВСЕ ВМЕСТЕ. Кто там?
ДИК. Говорят, слесари, но мне они не нужны. Так что развяжем и спросим его или – выкинем за дверь и до свидания.
МАША. Нет, ну интересно же, кто этот милый юноша. Может, он иностранный разведчик.
ЭЛ. Маша, иностранные не разведчики, а шпионы. Шпионы теперь редкость. А вот политический провокатор – вполне возможно. Ты, Павлушенька подбираешься к третьему сроку своего депутата. И, наверное, мы так подозреваем, пришел провентилировать обстановку: на кого мы работаем и что думаем о твоем номере в партийных списках? Ты, дружок, колись сразу, а то уже слесари пришли, а за ними, полиция, и продажные журналюги. Окажется, что этот малый – руководитель какого-нибудь штаба, и все мы пойдем паровозом.
ДИК. Вот это расклад. Мы отмажемся, скажем – ты его захватил, а нас держал в заложниках.
ПАША. Маша, они что? Вы фантазеры, вам за это и платят, но я, правда от бани отмазался. Шеф на задании, это у нас так называется, когда он в бане водку пьет. Я, конечно, вас в голове держал и своему говорил, или он мне. Первый раз вы четко его протащили, а второй он по списку шел. Я знаю, что вы сегодня на самого работаете, с вами теперь не шутят. И меня так сложно, глупо валить, меня лучше с проститутками поймать, чем такую муть городить, я даже денег никому не должен. Налейте.
ДИК. Налейте потерпевшему.
МАША. Ой, я уже не все понимаю, я конечно, блондинка и мама меня колбасит, но кто бы знал, что я сюда поеду, и он здесь будет? Я так переволновалась. Хорошо, что не описалась.
ЭЛ. А сначала говорила, что описалась.
МАША. Я не помню. А с другой стороны, я ничего не знаю, и меня кажется разводят, но надо было мне внушить сюда поехать. Муторно, становится скучно.
ЭЛ. Налей ей, Павлик.
(В дверь стучат.)
МАША. За нами уже пришли?
ПАША. Не открывайте.
ЭЛ. Есть вариант стать героями криминальной хроники.
ДИК. Позвоним Эмме Аполлоновне. (Звонит.) Эмма Аполлоновна, а кто это ко мне стучится? Какие слесари так поздно? А сколько их? Почему ко мне? Я им не открою, Эмма Аполлоновна, а вы на всякий случай позвоните в участок. Да, волнуюсь, не нравятся мне слесари, когда их не вызывали.
МАША. А можно, я на цыпочках подойду и в глазок посмотрю?
ДИК. У меня камера есть. (Нажимает кнопку, на экране появляются три фигуры явно в рабочей спецодежде с чемоданчиками в руках.) Что бы вы хотели, граждане?
(Фигуры начинают двигаться и вертеть головами в разные стороны.)
1-й СЛЕСАРЬ. Это кто?
2-й СЛЕСАРЬ. Мы слесаря.
ДИК. А что так поздно? Я не вызывал.
3-й СЛЕСАРЬ. Жалоба на вас. Протекает. Заливаете.
ДИК. Нет, это вы заливаете. Вы, граждане, не волнуйтесь, я проверю краны, а вы постойте перед дверью и не уходите, вдруг понадобитесь. Милые такие рабочие.
ЭЛ. А я бы открыл, пусть побьют нас, руки свяжут как ему, а он (Кивая в сторону связанного.) окажется главным режиссером всего действия. Если это не политическое шоу, то нас просто заказали.
ПАША. Милая барышня, вы мне верите, я не способен на подлость. Я, конечно, не настоящий мужчина, но плечо подставить могу, могу в ресторан пригласить и на курорт свозить. Вы так улыбаетесь очаровательно, давайте выпьем с вами.
ДИК. В смысле – не настоящий?
ПАША. Вот началось, я хотел сказать, что настоящий мужик сказал – сделал, а я только говорить могу. Нет, дорогая, я, конечно, и другое могу, тем более вы такая красавица и, как я вижу, умница.
ЭЛ. Мы тут, товарищи, не девушку соблазнять собрались. Вы оглянитесь, по-моему, все забыли про этого милого не знакомого мальчика и Мосгаз под дверью.
ДИК. Плюнь, смотри, как мило развиваются их отношения. Вот мне только не понятно, куда он барышню поведет. В кабинете у меня жесткий диван, в спальне я, а тут твое место, если не сможешь дойти до такси. Надо будет их как-то выпускать, и товарища пусть забирают, хотя он меня уже не волнует. Ему, по-моему, в коктейль вискаря перелили, он уже красавчик. А кто его в туалет поведет? Какая бытовуха начинается. (Звонит телефон.) Говорите. Да, дорогая Эмма Аполлоновна, вы маме не звоните, уже поздно, и она сказала, что рано ляжет. Ну и что, что разница во времени три часа, не тревожьте маму. Завтра расскажете, ведь еще не кончилось, а слесари, наверное, стоят у двери, я посмотрю (Включает камеру.) стоят, голубчики. (Включает звук.) Чаю не желаете?
1-й СЛЕСАРЬ. Кто это?
2-й СЛЕСАРЬ. Спасибо.
3-й СЛЕСАРЬ. Вы бы лучше открыли и впустили нас.
ДИК. Я бы с радостью, да у меня не капает и я с девушкой, вам не знакомой. Как-то неприлично получается. Я вижу, вы человек рассудительный, давайте о жизни поговорим, чтобы вам не скучно было. Вы в Бога верите? Только не врите, Бог, он все видит.
(Пауза.)
ДИК. Я так понимаю, вам нечего сказать. Тогда простите, я вынужден вас огорчить: Бог, он не только видит, он слышит и все знает, и помыслы человечьи ему известны. Вот вы с какими помыслами явились?
1-й СЛЕСАРЬ. Слесари мы.
ДИК. Это я не вас спрашиваю, а товарища слева. Скажите, дружище, – можно я вас так называть буду? – не пора ли вам бежать? А то стражи скоро подъедут и документики спрашивать будут, а вдруг у вас вида на жительство нет и заморочки получатся? Коррупция опять же. Я вас предупреждаю, только тихо уходите и у консьержки адресок конторки вашей оставьте. Ой, я же про мир хотел вам рассказать. Представляете, меня окружают люди самодостаточные, они, как мне кажется, все про устройство мира знают в меру своих профессиональных занятий, а мне свои теории рассказать хочется, но меня даже из вежливости не слушают. Друг мой верит в устройство Вселенной, как в компьютер, и поэтому зависает после полбутылки. Эти двое, что до вас пришли, в настоящий момент верят в любовь с первого взгляда и в искру, из которой рождается жизнь, но сначала бывает секс. А еще один товарищ молчит, может он готов, что нибудь сказать, да я ему не позволю, тут я хозяин, так что слушайте. Мир это прекрасно устроенная фирма, я это у дядюшки Хема выяснил, он между пьянками это придумал. И я в этой фирме место себе не как не могу найти. Был конторщиком, был делопроизводителем, был завподотделом, наметил было стать управляющим делами, но  не знаю, куда анкету подавать. А вы кем будете?
2-й СЛЕСАРЬ. Слесаря.
ДИК. Ну, вот те на, я их о высоком предназначении спрашиваю, а они бряк, что первое на ум придет. О, есть у меня вопрос, я его для другого берег, но ладно, больно не обычный вечер получается. Скажите, любезный, тот, что справа, а что бы вы сделали, если бы всё стало можно, всё что захотите? Смелее.
1-й СЛЕСАРЬ. А вы кто?
ДИК. Боже мой, с вами, как говорила тетя Зоя со старого базара, ни украсть, ни покараулить. Уж вы простите. Идите, пожалуй.
ЭЛ. А он заснул или задохнулся?
ДИК. Ну, ты же у нас бывший доктор.
ЭЛ. Наверное, я ему дырочку побольше сделаю. Дышит, не бойтесь. Мне, кажется, он не бит. И знаете, неувязочка получилась. Ты, Маша говоришь, что он кричал, а Пахан его с заклеенным ртом привел.
ПАША. Не переживай, когда я багажник открыл у него скотч на одной стороне висел. Руки впереди связаны, видимо отклеил. Вы меня послали – я пошел, а перед этим я в три или четыре места заходил, от одиночества лечился. Вообще это интересно: мир – хорошо устроенная фирма. Я кто?
МАША. Началось. Как три мужика выпьют, так начинают говорить, о чем попало, про работу, и женщин не замечают. Я такая сижу, приехала. А вы, Павел, невнимательны, налейте даме шампанского.
ПАША. А где я теперь шампанского возьму?
МАША. Так всегда: говорить разные глупости про красоту и очарование вы можете, а шампанского даме предложить – никак.
ПАША. Да я готов, как честный человек, жениться. Только после того.
ЭЛ. А может, его расчленить? Я еще смогу, кое-что из анатомии помню.
ДИК. И где ты это предлагаешь сделать, мой друг хирург? Я вот тоже на коровках в юности тренировался, человек не сложней?
МАША. Мальчики, меня сейчас стошнит. Паша, ведите меня в уборную.
ЭЛ. Машенька, мы шутим.
(Звонит телефон).
ДИК. Эмма Аполлоновна. Какая оргия, все люди чинные, спокойные. Да, немного выпившие, и незачем в таком виде сантехникам открывать. И вам спасибо, доброй ночи.
ЭЛ. Мне кажется, всё затеяла твоя Эмма Аполлоновна. Ей скучно, в вашем доме нет событий, она вызывает слесарей, те сами мучаются и жильцов мучают. Потом она вызывает милицию.
ПАША. И сама пишет на дверях лифта «профессор – козел». Слушай, мне нравится ваш парадный. Я по-прежнему живу в девятиэтажке, в старом рабочем районе, у нас все по-другому: такие милые старушки, деды-алкоголики. Это еще квартира моей бабушки, там всё родное.
ЭЛ. И поэтому ты не живешь в загородном доме?
ПАША. Я все время не могу жить за городом, там слишком хорошо, мне там дискомфортно.
МАША. Продолжай, милый. У тебя есть загородный дом в лесу на берегу реки, там можно бродить часами и собирать гербарий.
ДИК. Да Маша, для этого он и построил дом, там его мама, бабушка и, прости, Паша, бывшая жена с дочерью, женский монастырь прости господи, все шишки собирают. И окучивают грядки.
ЭЛ. А не кажется ли тебе странным, что ни у кого до сих пор не позвонил телефон? Мы  уже с около часа треплемся, а не звонят. Редкий случай.
ДИК. Я свой отключил. А ты, политическая проститутка, что скажешь? Все же есть у меня зуб на тебя.
ПАША. Я звук выключил, потом посмотрю. Я так всегда делаю, когда патрон в бане бухает, а то задергает: то ему водителя, то найди того, то этого, то свяжи с тем. Короче, пусть мой золотой человек сам справляется, а я потом скажу, что спал, как младенец, дома.
ЭЛ. А ты, дорогуша? Где твой телефончик?
МАША. Да, а где мой телефон? Так, я кому-нибудь звонила? Вам я звонила. А ну-ка, наберите меня.
ПАША. Говорите, милая ваш номерочек.
ЭЛ. Вот какой верткий, сразу телефончик взял.
МАША. 2128506
ПАША. Набираю. (Телефон звонит за подушкой на диване.)
МАША. (Поворачивается задом к публике и лезет с коленками на диван.) Вот он, мой телефошка. Работает, урчит, гаденыш.
ЭЛ. Мне никто не звонит, а мне и не надо. А вот у гражданина задержанного, гостя нашего случайного есть телефон? Давайте посмотрим. Телефон это много полезной информации.
(Гаснет свет).
 
ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

(Те же в темноте. Свет мобильных телефонов и тишина).
ДИК. Что притихли, заговорщики? У кого какие предложения? Заложник не убежал? Ткни его в бок, пусть помычит. Как тебе, Эл, такой сюжет? Обыкновенная Линчность.
ПАША. В смысле – личность?
ДИК. Сиди уж, интеллектуальная элита, прогнувшаяся вертикаль власти.
ЭЛ. Кто будет Лорой Палмер?
МАША. А она хорошенькая?
ЭЛ. Только мертвая.
ДИК. Заложник у нас живой?
ЭЙ. Живой, только в туалет хочу.
МАША. Ой.
ПАША. Говорит.
ЭЛ. Кто ему отклеил рот?
ЭЙ. Странно было сидеть в темноте с заклеенным ртом. И дышать трудно, и отвертка  крепкая.
ДИК. Помолчи, пожалуйста, мы в себя придем. У кого-нибудь есть предложение, что дальше будем делать, или начнем сразу записывать показания? Сейчас вломятся слесари, за ними полиция и тайная канцелярия в лице Эммы Аполлоновны.
МАША. А может, они её связали. 
ПАША. Кого? Эмму? Ты её видела? Три мента - не сила супротив Эммы.
ЭЛ. Они уже на ты.
ДИК. Целовались в темноте.
МАША, ПАША (Одновременно.) Нет!
ЭЙ. Я стесняюсь спросить: можно в туалет?
ДИК. Проводить.
ЭЙ. Я сам, только руки развяжите.
ЭЛ. Придется пойти у него на поводу, хотя такая простая уловка. Но расстегивать ему штаны не хочется. Маша это ваш клиент.
МАША. Фу. Я знаю.
ДИК. (Развязывает руки, дает заложнику фонарик.) Милости прошу, дорогой гость.
(Эй уходит.)
ПАША. Мне как-то уютно в темноте, и в голове пустота, даже обидно. Где мои 50 грамм адреналина, где тестостерон на понюшку? Рядом девушка-красавица, за дверью рота автоматчиков, а в клозете неизвестный нам шпион. Ох, все пропил я на этой работе, нет вкуса к риску, и любовь какая-то пластмассовая. Вас, Маша, это не касается. Внутри что-то испортилось.
ДИК. И плохо пахнет по утрам изо рта, кошки накакали. Пора переходить к делу.
МАША. Что может испортиться у мужчины в самом расцвете лет? Только моторчик или пропеллер, что там у дорогого Карлсончика болело.
ЭЛ. Маша, не уточняй, потом проверишь. Информация нужна, предлагаю перекрестный допрос с устрашением третей степени. Я бы не стал применять изощренные китайские пытки, и не предлагаю химию, так что остановимся на традиционных методах: русская сыворотка правды.
ПАША. По морде, да? Я не смогу. Его бы связать тогда.
ЭЛ. Алкоголь в больших дозах, и только.
ПАША. Как Штирлиц? По башке Айсману или как его там?
ДИК. Ковер жалко и порезаться можно. Будем пытать водкой.
МАША. А мне бы развести полегче, есть тоник или сок?
ДИМ. Есть, душечка, и тоник есть, и сок. Хотя, как говорил, Коровьев с котом – лучше спирт, только спирт.
МАША. Я всё время думала: как она спирт пила без запивки? Я пробовала, это невозможное мучение.
ПАША. Пила спирт? Чистый?
МАША. Чистого не бывает, только 96 градусов.
ЭЛ. Знатоки собрались. Я говорю – информация нужна, а они кино цитируют.
(Возвращается Эй, садится на свое место.)
ДИК. Ну что, голубчик, выпьем водочки? Она не только тело греет, но и душу успокаивает.
ЭЙ. Я вообще непьющий, но отказываться не вежливо.
ЭЛ. Вот те на, и клизму не надо. Ваше здоровье, как звать вас, прохожий?
ЭЙ. Зачем вам? Зовите просто Эй.
ПАША. Для протокола.
ДИК. Вот что значит профессионал. Эй, вздрогнули. (Выпивают.) Эй, ты думаешь, нас обесточили или это авария? Согласись, достаточно противно быть в неведенье в такой ситуации, и мы бы хотели знать, что ждет Машу: групповое изнасилование в застенках спецслужбы или повышение по службе и путевка в Милан. А Пашу? Его сразу расстреляют как изменника родины.
ЭЛ. Эй, на кого работаешь?
МАША. Мне скучно. Сначала было страшно и даже интересно: куча народа, непонятно, кто за кого, и причем тут я, а теперь я думаю, что все закончится, в лучше случае, перепихом с Пашей. Ты не против, дорогой? Я это подумала или сказала?
ПАША. Вы прелесть, я ваш на веки.
ДИК. Ну и? Мы ждем.
ЭЛ. Эй, говорите. А то и право, скучно и нудно, чеховщина. Ты не находишь? Пилим сад или не пилим? Налей нам еще по одной, друг мой.
ДИК. Пожалуй, пора. Не помешает.
ПАША. Наливайте. Моя душевная травма, затягивается на глазах, и лечит ее любовь Маша, выпей со мной за любовь.
МАША. Публика устала. Эй, говори. Как вульгарно это звучит, не находите?
ЭЙ. Ну что сказать? Оправдания мне нет, я беспомощен, но верю, что свет будет, свет обязательно будет, хотя бы в конце тоннеля. Банальщина, но так обязательно случается. Нужно верить и без оглядки верить, я могу верить сколько угодно, могу верить долго, а могу не верить, но потом долго думаю, куда пропала вера и была ли? Я верил в удачу, в слепой случай, верил женщине, верил, в пионеров. Я такой человек. Сколько людей верят в бога, они не богу верят, а в него. Сколько богов я знаю? Знаю, что их много, и кому верить? Я верил в себя, но совсем недолго, потому, что нет мне веры, а сколько людей мне не верят, они так и говорят: нет тебе веры. А что есть? Я не утомил вас? Нет ничего важнее, чем вера. Вот сегодня, сейчас, я не могу верить ни одному слову, сказанному здесь, потому что…(Пауза) Потому, что кончается на «у». Кому верить? Этим интеллектуалам, которые, если поверят, что дело стоит, то помогут продать бога и веру в него. Они способны на это, им только, слоган придумать и концепцию написать. Даже не знаю. Например, «За веру и души не жалко – выбора нет». Девочке этой верить? Девочки хотят, что бы им верили, да она же маму обманывала с раннего детства, а маму обманывать нехорошо. Она и себе не верит, ей так проще, хотя она честная как все девушки, потому что это любовь, вера у нее любовью зовется. Ей что губы накрасить, что сказать «я бога люблю и пирожное бисквит». Ничего, что я так разошелся? (Пауза). Скучно, правда. Молчал долго. Пока темно, я еще поговорю, а потом свет будет, я верю в эту ерунду, хотя зачем вам свет. Вот ему – зачем? Он же все продал за мнимый успех. Какой я сегодня обличительный, а начал хорошо. Во что верит ваш товарищ? В светлое будущее для народа, для себя и своих близких? Или боится, что и его выбросят? Он признался, что врать устал, что работа у него такая. Он уже придумал, что соврет жене, Скажет, с мужиками пиво пил, а сам водку пьет. (Пауза) Ничего я умного не сказал, даже грустно. Налейте. Может вы и хорошие, терпите меня, и ждете, что я скажу, как в машине оказался, а не скажу, пока трезвый, и это мое условие.
(Громко стучат. Дик встает, луч света бегает по стенам, он выходит, и в этот момент включают свет.)
ПАША. А он был прав.
МАША. В чем?
ПАША. Про свет, а остальное меня пока не волнует, милая.
ЭЛ.  Хорошо, что в этом доме не курят, а то бы сейчас сизый дым пополз по потолку, как тени прошлого, они бы смотрели на нас, а мы на них. Свет повод сменить тему и включить телик, узнать, что в мире творится. Мы забыли о  внешней угрозе.
(Входит Дик)
ДИК. А что внешняя угроза? Кажется, откатилась для перегруппировки. Даже не пойму, где стучали. Почему у меня сегодня желание страшного конца? Может, мир катится к черту? Эй, а ты людей любишь? Мне кажется, он сейчас скажет что-нибудь интересное.
ЭЙ. Людей не всех.
ЭЛ. Ну, это не оригинально. Я могу признаться, тем более такой вечер: я люблю людей, всех и поддельности каждого. Я люблю маму, папу, бабушку, дедушку, брата, дядю, тетю, брата двоюродного, того, что в Америке, и того, что в Китае, того, что служил переводчиком в посольстве, и того что нефтью торгует. Я жену брата люблю, их детей люблю. Вот этого, кажется, люблю – слышишь? – или привык за годы. Жену любил, вторую жену любил. Друзей люблю, Строгонова люблю, даже Лёку люблю. Выйду на балкон, смотрю: по аллее гопники идут, пиво пьют и плюются, их вроде не за что любить, а я абстрактно и их люблю. Любить людей несложно. Что такое любовь? Это же особое состояние. Я люблю поспать после обеда, люблю в ванной поваляться с книжкой, люблю ничего не делать в воскресенье. Просто – любить. Ненавидеть сложнее – нужно постоянно помнить, кого ты не любишь, кого видеть не хочешь. Дик говорит, что любовь это эгоизм и предел собственичества.
ДИК. Ага. Он мой, она моя, я его хочу, я это хочу, это мое любимое, это моя любимая – ужас ужасный. Как делиться любимой конфетой? Ты стал верить богу или любить бога? Бога любить только за тем, что бы что? Или верить ему – в чем? Любовь это великое заблуждение. Эл людей любит, а я нет. За что, скажите, мне Машу любить? За красивые глазки любить и стройные ножки? Ножки, глазки это физиология. И опять вопрос, который возникает сам: любить за что? И даже сейчас мы пришли к самой навязчивой теме, говорим про любовь. Как Пашу любить? Он на глазах изумленной публики, не спросив товарищей, стал домогаться, а может кому ни будь тоже секса хочется? Давайте еще про это поговорим. Психотерапевтический сеанс, анонимные любовники людей.
ЭЛ. По-моему мы ему разрешили, нет мы ему приказали, ухаживать за девицей.
ДИК. Я думали, он быстренько уведет её в койку в недорогие номера при бане. Прости. Кто хочет что-нибудь добавить про веру, любовь, секс или перейдем к более интересным вопросам? Паша, коли его.
ПАША. Эй, как тебя, Эй, ну, скажи, кто ты, как попал в тачку к этой прекрасной блондинке? (К Маше.) Кстати, дорогая, ты какой масти, прошу прощения за интимный вопрос? (К Эй.) Я требую четких, вразумительных ответов, а если нет, то сделайте погромче, я его ущипну.
МАША. А я укушу больно. Может будет смешно. Скучно. (К Паше.) А масти я каштанка.
ПАША. А давайте перейдем к традиционной русской пьянке.
ЭЛ. С застольными песнями и хороводом.
МАША. Где мой кокошник?
ПАША. Нет, с тостами, а то не по-русски пьем, безыдейно. Дорогие друзья, я предлагаю выпить за родителей.
ЭЙ. Простите, я, конечно, рад выпить за родителей, но, по традиции если на свадьбе, то это третий, кажется, тост. А если на день рождение, то, наверное, второй.
ЭЛ. Вы предлагаете свадьбу? Глядя на Пашу, он готов.
ПАША. Я за родителей хочу выпить, потому что, может, не увидим их больше. Когда я выходил сегодня на работу, я думал, как вечер проведу. Не мечтал, что познакомлюсь с такой красивой очаровательной Машей, а теперь мне жалко себя, я жалок, я с этим пришел и с этим уйду. Но более себя мне жалко родителей. Мама, она не переживет. Может и приживет, но будет страдать.
МАША. А ты куда собрался?
ЭЛ. Ему хоть куда, везде один конец – долго не протянет. Ему тянуться не к чему. Опустошен.
ПАША. Не перебивайте, может, сейчас они на штурм пойдут. Сначала газы пустят, потом опять свет выключат и нас всех повяжут, а некоторых сразу в расход. Им по оперативному плану нужны жертвы, они сделают их из свидетелей.
ДИК. Как свидетели Иеговы.
ПАША. Нет как из свидетелей контакта с инопланетянами. О чем мы? Давайте выпьем за родителей, чтобы им не было мучительно больно нас хоронить. Эй, ты с нами?
ЭЙ. Родители это святое, чокнуться надо. (Выпивают.) Что у нас святого еще осталось?
ДИК. Родина.
ЭЛ. Да, веры нет, любви нет, только родина. С честью тоже напутано, сегодня есть,  завтра нет.
ДИК. Честь не продается, она даром отдана. И совести у нас нет, так что вам нечего продать в черный день.
МАША. Эта ваша честь отдана даром. Мы не такие глупые, честь это капитал с рождения. Если у папы ничего нет, то только честь можно выгодно отдать. Есть, конечно, глупышки, которые по любви или пьяные на выпускном. Воспитанная девушка знает, что честь это светлое будущее, отдала ее приличному человеку – и жизнь сложилась. А потом можно во все тяжкие, можно врать и разводиться. Главное – стартовый капитал. Раньше было правильно: сваты, приданое и ответственность, а сегодня свободная любовь. Но стартовый капитал должен быть приобретен законно.
ЭЛ. Паша понял?
МАША. Я когда переберу шампанского, бываю такой искренней, мне даже не стыдно.
ЭЛ. Эй, что скажешь? Спишь? Осталась у нас Родина?
ЭЙ. Не сплю, но сказать ничего не могу. Есть у меня родина, я там  только до двух лет жил, ничего не помню, даже песочницу.
ПАША. А дальше?
ЭЙ. Как у всех школа.
ЭЛ. Тебя в школе девочки любили?
МАША. А кого в школе любили? Я в отличника была влюблена, он, конечно, не герой боевиков, но умный, и я думала, что будет списывать давать. А он был такой невнимательный, никак не догадывался, что я его люблю. На выпускном подкатывал с шампанским, но поздно было, раньше надо было думать, в шестом классе.
ДИК. Родина это не школьные годы, родина это родственники. Родственники собираются по двум поводам: на свадьбу и на похороны, чтобы выпить и посмотреть, сколько их осталось.
ЭЙ. Я родиной называю страну, в которой живу, такая большая родина, везде говорят на родном языке, березки родные. Сядешь на полянку, в небо посмотришь и не понятно, где ты, на Востоке или на Западе. Главное, чтобы кукушка по-нашему куковала.
ЭЛ, ДИК. (Вместе.) Штирлиц.
ПАША. Шукшин.
ЭЙ. Родина нас назначает, она заставляет, диктует, против родины не попрёшь. Родные не причем, они сегодня любят, а потом из-за наследства троюродного дяди из Бердичева устроят скандал. А родина, она приказывает отдать долг, требует её защищать, и некуда не денешься. Если будешь сопротивляться, то она тебя сразу безжалостно, расстреляет. От родины не избавишься, если даже уедешь, она будет считать, что ты ей изменил. Родина сегодня тут, а завтра там – такого не бывает, если только родина сама не расширяется. Вдруг недавняя заграница может стать родиной. Когда-то и самый дальний юг был нашей родиной, а теперь только крайний север. Родину требуется любить и не ждать взаимности.
ПАША. Думаешь, не бывает с Родиной взаимной любви. А у президента как?
ДИК. Паша, тебе ли задавать такие вопросы, ты знаешь, как вы её используете и как она вас имеет. Мы отвлеклись. Эй, кто ты такой?
ЭЙ. Не знаю.
ЭЛ. Наглец, пьет нашу водку, и не соизволит сказать, как он. Колись сука!
МАША. Все же я его больно укушу. Или укушу себя, а милиционеру скажу, что он меня насиловал. Тупо, но как-то надо будет объяснять, что я тут делала и кто жертва. Я все возьму на себя: меня мучили и тиранили, я подверглась сексуальному насилию, а ты, любимый, будешь невинной жертвой политической провокации. Нас депортируют как неблагонадежных и только в Зимбабве дадут политическое убежище.
ПАША. Где? Зимбабве это экзотично, мы будем учить зимбабвииский язык. На коком суахили они там говорят, кто знает?
ДИК. Я знаю, на северный ндебеле. Там у вас будет семья, дом, на высоком берегу в сосновом бору, пляж, а зимой лыжи и коньки.
ЭЛ. Автоматчики, забор, негр в белом месит мартини. Паша обними её, Маша прижмись к нему. Что делать с чуваком, кто его засунул в багажник, кто слесарей вызывал?
ДИК. А меня уже ни чего не тревожит.
ЭЛ. Может это посланники ада? Только они разве по трое приходят? Обычно по одному. Думаешь, Эмма всё взяла на себя? Она может заболтать любого мужчину, надо ей позвонить,  спросить, что происходит?
ДИК. Паша, может госбезопасность взяла нас в разработку?
ПАША. Я сейчас раскрою секрет, госбезопасности нет.
МАША. Правда?
ПАША. Правда, дорогая, её выдумал Дзержинский чтобы все боялись. Это не какой-то орган, как полиция ,которую все видят, это общественное сознание. Есть в центре города большой и секретный дом, обычно большой и серый, но никто не видел, чтобы в него входили или выходили, там всегда закрыто. Есть только его представители в телевизоре. Все знакомы с бывшими, нам говорят, что бывших не бывает. Если бывших нет, а настоящих никто не видел, что получается?
ДИК. Фигня. Рыба получается, как в домино.
ПАША. Вот эта называется страх, за который всех держат. Нам сказали, что президент бывший шпион. Бойся!
ЭЛ. Разведчик, наши разведчики.
ПАША. Нет, он шпион. Его перевербовали. Всех, кого у нас ловили, это всё наши, они как будто работали на противника. Понимаете, какая всемирная хрень держит нас за горло? Думаю, я диссидент или того хуже, оппозиционер. Надо его пытать пока не сознается. Давайте, если водка не работает, подсунем ему женщину.
МАША. Это как, стесняюсь спросить?
ДИК. Давайте лучше продолжим алкоголем, не у таких язык развязывался. Эй, пей.
ЭЙ. Пью. Я могу выпить за счастье молодых, могу за родину и газовую трубу, чтобы не кончалось в ней достояние. Мне уже хорошо, упаду и всё закончится.
ЭЛ. Это интересный выход из положения: мы его пьяного выносим на площадку, и мы спокойно расходимся. Кто предлагал, вернемся к обсуждению?
ДИК. Реальный выход, надо же, так просто, и все встанет на свои места. Даже такси можно будет позвать и влюбленных отправить, а самим продолжить ничего не делать. Мы и сейчас ничего не делаем, но я переживаю: нет ответов на несколько вопросов.
ЭЙ. Когда кончится алкоголь?
ДИК. Алкоголь не кончится дня три. Вопрос первый: зачем тебя к ней подложили? Второй вопрос: кто такие слесари? И где Эмма Аполлоновна?
ЭЛ. Пожалуй, на один вопрос я готов ответ найти: позвонить Эмме. И могу даже спросить про слесарей. (Набирает номер.) Эмма Аполлоновна, здравствуйте. Скажите, а что, слесари ушли? Нет? А как так? Вот как, интересно, спасибо как ваше здоровье? И вам большое спасибо. (Кладет трубку) Эмма здорова и на посту, слесари в квартире двумя этажами ниже, чинят.

МАША. Эй, а может, ты в меня влюблен и сам, залез в багажник, чтобы я тебя открыла и мы познакомились? А теперь сидишь, страдаешь, смотришь, как этот пижон за мной ухаживает? Ничего, милый, что я так тебя назвала? Подожди, а может, это кто другой меня подставить решил, а потом спасти от тебя и в сразу койку? Так, кто покусился на мою, тьфу, её честь? Все вам только одно надо. Родненький, милый, увези меня отсюда, я не могу в этом мире жлобов и неврастеников, мне нужно море, пляж, свобода, чтобы видно было океан, облака и гигантских черепах. Я дам тебе счастье. А ты, Эй, смотри на меня: ничего не получишь. Я так, от скуки всякую лажу придумываю. И эти ваши разговоры мне надоели. Может в этом есть выгода? Деньги, например? Эй, сколько тебе заплатили?
ДИК. Правды нет, смысла нет.
ЭЛ. Испортили вечер безделья.
ПАША. Дорогая, они просят валить. Поедемте со мной в ресторан, потанцуем?
МАША. А что остается? Конечно, потанцуем, потом ты проводишь меня домой,  попросишь чашку кофе. Да, милый, поедем в кабак, вызывай ямщика.
ДИК. Эй, такая загвоздка, он еще держится на ногах, надо постараться его вывести. За что пьем?
ЭЛ. За любовь к искусству не пили. 
ПАША. Эй, наливай и пей. Какое-то беспробудное пьянства получается. Нет ли другого способа закрыть заседание? Например, опять связать его и отложить в сторону до следующего слушанья?
ЭЙ. Я напьюсь, что мне делать, это вполне приятное занятие, только вопрос не решится.
ДИК. Какой у нас на повестке вопрос?
ЭЙ. Что со мной.
ЭЛ. Но, в принципе, на этот вопрос можно и не отвечать. Мне чихать, кто ты и зачем. Меня даже вопросы геополитики больше волнуют. Я смотрю в телевизор он говорит о президенте и военном министре, а я думаю: на хрена он нужен? Но презик еще ладно, должен быть директор у конторы, а министр и армия зачем? От кого защищатся?
МАША. Началось по новой. Эл, министр, что бы форму носить, работа у него такая, он солдафонами командует. Нет, я не могу уже слушать. Эй, пойдем в уголок поговорим, я тебе шепну на ухо.
ПАША. Не пущу, он не проверенный, может он блохастый или маньяк. Маньяки. Он же тихий – значит маньяк. Машенька, ласковая моя, не ходи с ним, он обманет. Я по глазам вижу. Я профессионально обманщиков различаю, я с ними работаю.
ДИК. Знаешь, мне тоже непонятно, от кого они хотят защититься. Мы тут про любовь, про родину говорили и не договорили. Одной ногой живем в нашем времени, другой в Средневековье, бряцаем оружием. Как они представляют себе захват страны? Полки китайцев выстроятся колоннами и перейдут в пятницу вечером границу. Захватят администрацию Сибири, гражданских сгонят в лагеря? Теперь захватывают не земли, а экономику. Всем нужна нефть, лес. Заводы нужны. Если, например, американец, купил в России завод, то это чей завод – русский или американский? Работают русские, а прибыль американца. А если наш купил фабрику в Америке, то это чья фабрика – русская или  американская?
ЭЛ. Мир поменялся и это факт. Если моя русская племянница школу закончила во Франции, а живет в Америке, – она русская? Если война, то она за кого будет за мужа иранца или за родину?
ДИК. С твоими родственниками не понятно.
ЭЛ. А с твоими? Если на Японию русские нападут, то ты за сестру с племянницей и её японского мужа будешь переживать или за величие страны, которая уперлась в две скалы посреди моря? Куча народу мечется по миру, деньги перепутались, в Европе границ нет, но при этом все автоматами трясут.
ДИК. Психи ненормальные. Человек всё время хочет отобрать что-нибудь у другого? Не самому сделать, купить, обменять, а отобрать. Они, гады, уверены, что это легче. Кучу народа поубивают, издержки исторического процесса.
ЭЙ. Вы пацифисты, что ли?
ЭЛ. Нет, милитаристы, просто прикалываемся.
ДИК. Ты видел, у меня в прихожей танк припаркован? Он настоящий. А ты думаешь, армия тебя защищает?
ЭЙ. Вообще она для этого.
ПАША. Во, дает. Так он еще инфантильный, а не только идиот. Армия, сынок, для того, чтобы ты государства боялся и работал на дядю. Государство, боец, это рабовладелец, только в некоторых странах он добрый господин, иногда заботится о рабах. Твой работоспособный возраст 60, а дальше ты не нужен, ты затратный.
МАША. Бабушки и дедушки очень нужны, они с детьми сидят.
ПАША. Милая, легче построить детский сад, загонять туда малышей, а взрослых – на работу. Бабушка с дедушкой воспитывают одного или двух внуков, а воспитатель в садике 20 окучивает. Есть разница?
МАША. Я хочу стать бабушкой. Буду красивой, умной, чтобы внуки гордились, и со своим дедушкой буду в парке гулять, за ручку.
ПАША. У некоторых получается, по статистике дожить до 64. Эй, ты, я смотрю, полон гражданского пафоса и патриотизма. Сидишь как исусик, помалкиваешь.
ЭЙ. Почему как исусик, я просто сижу, молчу, выпиваю, никого не трогаю.
МАША. Начитанный бегемотик. Может, скажешь, гаденыш, зачем вся эта байда – и я тебе дам?
ПАША. Маша!
ЭЛ. Я тебя давно знаю, но такого не ожидал.
ДИК. А я ожидал. Я всегда говорил, что она не остановится и своего добьется. Пусть и таким путем, пути бывают разные, одни по трупам идут, другие через постель, а некоторые через задний проход в смысле с черного входа. Главное чистеньким остаться.
ПАША. Или вовремя отмыться.
МАША. Ладно вам, пора кончать, меня уже не вставляет, и всем надоело, я готова порвать его. Ну что скажи, как попал в багажник.
ЭЛ. Маша, это уже никого не волнует.
МАША. А что волнует?
ЭЛ. Друга моего волнует, как вас убрать и добухать, чтобы уснуть спокойно, что бы завтра, не было проблем, кроме грязной посуды и головной боли. Пашу волнует, где взять гандоны, потому что у него с собой нет. Да? Меня ни чего не волнует. Есть одно решение.
ДИК. Ага, обсуждалось. Выкинуть этого, вызвать такси – и всё. Эта мутотень тянется уже долго.
ЭЛ. Как у Строгонова? Марк Исаакович, вы дурак. Это вы сказали, что Марк Исаакович дурак? Нет, вы не правы, Марк Исаакович не просто дурак, он с ваших слов дурак. Да что вы такое говорите! Что я говорю? Что Марк Исаакович дурак. А сам Марк Исаакович знает, что вы сказали, что я говорю, что Марк Исаакович дурак? Нет, ну вы больной. Откуда бы я сказал Марку Исааковичу, что он, Марк Исаакович, должен знать вас?»  И так далее, в конце, окажется, что все давно дураки, и нет в мире единого мнения о дураках, потому что свободы нет и мира тоже нет.
ДИК. Тебе лучше знать, ты близко знаком с доктором а я просто читатель.
МАША. Что было?
ПАША. А это, Маша, они устали от нас и взялись за старое. Им вдвоем легче разговаривать, чем нас слушать. Милая, ты знаешь им на нас насрать. Я это при женщине сказал?  Сказывается тлетворное влияние творческой интеллигенции.
МАША. Я не поддамся, останусь собой.
ПАША. Хорошо, может сразу ко мне?
МАША. Не переживай, котик, я сказала: кофе будем пить вместе. Эй, ты понял? Он тебя выкинет за дверь.
ЭЙ. Этого следовало ожидать, кому я нужен. Трагедия маленького человека, офисного планктона, я еще тот, забитый и угнетенный. Ну как Акакич.
ЭЛ. Что ты понимаешь под офисным планктоном? Я много лет думаю, что этот планктон, так обособляет себя, за что так выделяет себя? Повор идет на работу, продавец идет на работу, бухгалтер, слесарь-инструментальщик 7-го разряда Шмондер…
ДИК. Почему 7-го?
ЭЛ. Я точно не помню, может 6-го, сейчас не важно – все идут на работу, из них только бухгалтер – офисный планктон. Миллионы людей идут на работу, но только бухгалтеры и менеджеры несчастный страдальцы, нервные, уставшие. Что мешки ворочают?
ДИК. Они хотят, чтобы их пожалели, они устают от однообразия. А Шмондер, он  каждый день за верстаком штихелем новые шпульку делает. Или Клеопатра Петрова из продуктового весь день на кассе с людьми, перед ней такой строй проходит, театра не надо. Бедный наш офисный планктон, убивается по пятницам, в субботу культурно отдыхает, в воскресенье домашние дела делает и опять на работу.
ЭЛ. Трудно ему, вот у Сан Саныч из ЖЭУ номер два Центрального района столько неожиданностей, всё время критические ситуации. Он всё время в состоянии тревоги. Вокруг него все нервные, как не нервничать когда паркет и ковер заливает,  батарея течет, а кран всю ночь капает, на нервы действует, это же китайская пытка.
ПАША. Дался тебе Китай.
ДИК. Судьба.
ЭЙ. Я про другое хотел сказать, были бы вы пьяная безработная молодежь с окраины, говорили бы матерками, вас бы изучали образованные люди, рассуждали бы на совещаниях, что нам надо. Были бы мы нищими и бездомные, которые под мостом собираются и говорят о жизни, про вас кино бы снимали.
ДИК. Подожди. А пустые бутылки мы будем бросать в воду? Что бы реально. И что дальше?
ЭЛ. Ты сам подожди. Там как раз нет реальности. А тут есть длинные разговоры ни о чем.
ДИК. Эй, ты что хотел сказать? Тебе какая реальность нравится?
ЭЛ. Надо налить, а то он нить теряется.
ПАША. Ему, вы же решили его выкинуть, или у нас концепция поменялась?
МАША. Не надо ему наливать? Ему еще домой добираться и так хорошенький.
ДИК. Согласен с доводами потерпевшей.
МАША. Правильно, я потерпевшая и требую наказать и возместить мне моральные убытки аморальными поступками.
ПАША. Красавица, это как, простите? Только без членовредительств, пожалуйста.
МАША. Не нужны нам его члены. Я сегодня столько пошлого сказала, от меня скоро приличные люди начнут шарахаться. Меня все бросят, я скачусь, стану шляться где попало и тетки будут в спину называть меня дешевой и шлюхой.
ЭЛ. Не расстраивайся, они давно тебя так называют.
МАША. Да знаю я, и мне не нравится. Я про них не говорю, что они старее вешалки, сплетницы, курицы безмозглые. Это всё из-за вас. Раньше я про них так только умала, а теперь в слух говорю. Уже качусь.
ПАША. Держись, я спасу тебя.
МАША. Но-но. Все мужики такие, всё про нас выдумывают, даже писатели, кто из писателей – булгаковы, толстые разные: в женщинах разобрался? Где знатоки женской души, они всё выдумали. Какую хотят, такую и придумали, они не знают о нас ничего. Мы прикидываемся такими, как им угодно. Никто из них не написал, чтобы пронзительно было, как месячные. Чтобы схватить себя за лицо, на глаза надавить, чтобы темно до звезд было. Они не знают про нас, как ноги сводит от страха, а когда отпустит смешно бывает на столько, что самой страшно. Чо ржу? Бабы тоже писать не могут до рези, до того, чтобы зубы сводило, все сопли и сказки для мужиков. Они так привыкли поддакивать и подмахивать что пишут для мужиков, вся это сочинительская дребедень теперь называется «женская душа». Душа моя, то роспушается, когда я ребенка хочу, потом прыгает с обрыва, когда не хочу. То она любит, то болит, и не понять ничего. Вот от этого и распирает, и творю я всякую всячину, и не думаю, и не чувствую, а только переживаю. Так всю жизнь и проживу, то в аду то в раю. Рай мы легко можем выдумать, а потом всех задолбать, и самим задолбаться. А вы про что? (Пауза.) Так иногда замуж хочется за короля пуговичной фабрики или бензоколонки, чтобы не думать.
ЭЛ. Тебе это ничего не напоминает?
ДИК. Монолог Чебурашки после пятой бутылки пива. Когда не понятно кто в кого переливает.
ЭЛ. А что? Выкинем его. Хлопнем на посошок и по домам. Если не думать, что Паша, Маша и этот. Эй, как тебя зовут – это три состояния природы насмешки.
ЭЙ. Кто насмешка?
ДИК. В смысле: он – сомнения, она – простота, Паша – ложь во спасение?
МАША. Я понятно, по вашему, дура, но Паша, почему во спасение? Потому что меня спасает? Точно дура.
ПАША. Я, в общих чертах, согласен. Зачем я, что делаю, не понять, я много что делаю. Бумажки перебираю, на телефон отвечаю. Я не секретарша, я круче, я все знаю о работе: что они делают, куда им надо и что они должны. Мне иногда кажется, что я такой важный и умелый, а он только руку поднимает на собрании, а если на заседание не приходит, то за него кто-то проголосует и даже меня не спросят. Я как-то прочитал, помощник депутата, это как кедди у гольфиста, ходишь за ним, клюшки носишь, вовремя флажок вытаскиваешь. И все – доволен. На самом деле я всем рулю и умею делать вид, что без него я никто и звать меня никак. Меня никто не знает, кто про нас, помощников знает, кроме тех аппарата, где нам зарплату выдает. Удел помощника быть незаметным, но необходимым. Он даже не знает, сколько мне платят, а мне надо платить, иначе я бабки начну тырить у невинных прихожан. А прихожане думают, что он поможет, а без меня к нему никак. Я контролирую очередь, я там как апостол на воротах, зовут меня Павел. А еще, я все про него и его дружков знаю. В моем деле всегда надо помнить, что у человека один рот и два уха, чтобы меньше говорил, и больше слушал.
ЭЙ. Я не сомневался, что меня больше не спросит, я ничтожество в ваших глазах. Униженное, оскорбленное, непонятое.
ДИК. Предположим, так.
ЭЛ. Пора выкидывать эту совесть за дверь. Непонятно зачем она, чья она, чужое чудо.
ДИК. Никакого чуда нет, есть что-то ненужное, которое мешает и на которое легко сослаться. Машу он испугал, для Паши подарок судьбы. Для нас развлечение.
ЭЛ. Типа как новая игрушка. Ты сначала не знаешь, как с ней играть. Крутишь, носишься с ней, а потом наигрался, и в ящик ее на чердак. Вот такая арифметика совести. Развели тут философию.
ДИК. Да ничего не получается в этой арифметике, потому что не складывается, пусть идет себе как шло. Валите все по домам.
 (Стук в дверь.)
ДИК. Это в дверь стучат или у меня одного? В такой час.
МАША. А который нынче час?
ПАША. Поздний?
ЭЛ. Опять кто-то, а мы только успокоились. Нет тебе тишины, а есть суета. Открывать будешь? Или посмотришь?
(Выходит. Возвращается с пожилой женщиной.)
ДИК. Эмма Аполлоновна! Не спится.
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Не спится. Как тут уснешь?
МАША. Дорогой, не лапай меня при не знакомой женщине.
ПАША. Как прикажете, моя принцесса.
МАША. Принцессой будешь дочку называть, а я королевишна. Понял, раб?
ПАША. Ну, естественно.
ДИК. Разрешите представить: Маша, Паша, Эл, Эй и Эмма Аполлоновна.
ВСЕ. (Хором.) Добрый вечер, рады знакомству.
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Я тоже рада вас видеть. Чайку не предложите? А то я вижу, вы тут другим балуетесь, и некоторые такие баловники, что еле на ногах держатся.
ДИК. Да баловства в мире много. Чаю? Пожалуйста, присаживайтесь, драгоценная Эмма Аполлоновна.
МАША. Как поживаете, здоровье как?
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Спасибо, милочка, поживаю интересно. Вот пришла узнать, как вы. И здоровье сегодня как обычно: бессонница, давление, в суставах ломит, все на сквозняке.
ЭЛ. А привело вас что?
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Эл, мы не первый год знакомы, должен понимать, я не могу спокойно сидеть так долго. Столько времени прошло, а вы ни туда, ни сюда.
ПАША. Что – ни туда и ни сюда?
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Я про этого – как тебя?  Не часто помощник депутата, члена комитета по экономике, приводит в дом к товарищу связанного незнакомца. Маша ладно, она взбалмошная, прискакала, машину бросила. Её понять можно да и Николай Пантелеймонович говорит, дома вы его убивать не станете. Значит, пытать будете.
ДИК. О, дорогая вы наша, вы все знаете.
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Дик, ну не глупи. Конечно, знаю, а как же. Маме пока ничего не говорила, ты же просил. Ну как я в своем доме могу чего-то не знать? И разве ты  поверишь, что я не заметила, как Павел Данилович тащил заложника? Я останавливать не стала. А вдруг это государственное дело?
МАША. Эмма Аполлоновна, уважаю. Давайте за это выпьем, вы настоящая женщина. Такого прямолинейного любопытства ни один мужчина не оценит. Вы мой герой.
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Спасибо, Мария Ивановна, вашей маме я как раз позвонила, сообщила, что вы тут, у бывшего, и вас проводят. На машинку вашу я камеру нацелила, чтобы никто. Так что не переживайте. Ну, так кто он, зачем в багажник залез?
ДИК. Не говорит он, да уже и не надо.
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Как это не надо? Очень интересно, не каждый раз такое встретишь. Я, конечно, могу понять – роман или детектив, но чтобы на моей территории такой анекдот и без начала, да еще и непонятно, для кого, – как это не волнительно? Я много чего видела в жизни, пока служила, и последние десять лет не без дела сижу, все слежу. И слоны розовые были, и миллион алых роз, и вертолет голубой. Пистолеты, боксеры, кредиты, зубы по углам парадной – все бывало. Вы уж пожалейте, не будет покоя, пока всё не узнаю.
ЭЛ. Мы решили, будет проще выставить его за дверь и пойти по домам.
МАША. Мне тоже было интересно. Он, конечно, козел, и я расстроилась сначала, но потом поняла: а зачем он мне? Все уже прошло. Поговорили, выпили и финиш ля камедия.
ПАША. И я того же мнения, рыбка моя. Без него мы бы сидели и разговаривали ни о чём. Эти умники издевались бы надо мной, что они весь вечер и делали, скоты родные. Когда слесари пришли было страшно, а потом прошло.
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Слесари были настоящие они из аварийки, поэтому странные. Я им показала, и они давно починили и ушли. Обидно как-то, да ладно, я печенье к чаю принесла, что бы не с пустыми руками в гости идти. А он молчит? Пытать пробовали?
ЭЛ. Пробовали. В него пыточная микстура льется, и ни в одном глазу.
ДИК. Выпивший, но не разговорчивый.
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Да как всегда. Жизнь только помаячит необыкновенным, приключениями поманит, а потом опять рутина, даже подружкам рассказать будет нечего. Забрать его, что ли у вас? Отдадите?
ДИК. Пожалуйста.
ЭЛ. Вообще это Машин трофей, ей и распоряжаться. Может она двух рабов захочет сегодня иметь.
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Молодой человек, вы бы не намекали молодой женщине о ее слабостях.
МАША. Что вы, какие намеки, они весь вечер открытым текстом говорят. Мне второй не нужен, если только милому? Котик, тебе не нужно, чтобы на нас молча восхищенно смотрели? Может у тебя есть странности?
ПАША. Я пока не извращенец.
МАША. Забирайте себе на здоровье, коли нужда есть. Ох.
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Нужды уже нет. Я его даже сильно мучить не стану, поговорим немножко.
ДИК. Все, конец тебе. «Поговорим» это смертельно.
ЭЛ. Пей быстрее, а то не выживешь и прикидываться сонным или пьяным не получится, это же профессионал. Ночь длинная, у Эммы Аполлоновны бессонница, она крупный специалист по длинным разговорам. Ты про внучку ее знаешь? А про сыновей? А про старшую внучку, что в Америке живет? Все, пропал, мне его даже жалко стало.
МАША. Не пугайте вы его, может, он слушать любит. Помолчит, посидит, глазки потупит в потолок, головой помашет в ответ – и утром его отпустят. А может, вы его, Эмма Аполлоновна, Николай Пантелеймоновичу по смене передадите? Тот с ним астральные карты будет раскладывать. Про армию вспомнит, расскажет про золотые зубы, и про канистры Абрамовича.
ДИК. Понимаешь, дружок, конец мы твой, как могли, оттягивали, (Смеётся), но мы не можем отказать женщине. Прощай, собирайся.
ЭЙ. А другой выход есть?
ПАША. Целых два: один в окно, другой в дверь. Оба смертельные.
ДИК. Есть еще один: ты рассказываешь, кто ты и зачем, а мы даем слово, что не отдадим тебя Эмме Аполлоновне на растерзание.
ЭЛ. Ну, давай для храбрости, за здоровье и долголетие, да начинай.
ЭЙ. За здоровье, говорите? Я с удовольствием выпью с вами по рюмочке, может полегчает. Здоровье всем нужно. (Пауза.) А зачем вы пьете и пьете? Это же не вредно.
МАША. Считай это пропагандой нездорового образа жизни. Кто-то пропагандирует здоровый, а мы нездоровый. Мы тайная ячейка пропагандистов бухла, хочешь вступить?
ЭЙ. Я просто спросил. Спасибо даже. Я думаю, что если я расскажу вам, что я специально залез в багажник для того, чтобы познакомиться с девушкой, это будет похоже на правду?
ЭЛ. Будет. Так оно и было, наверное. Выбираешь машинку, девушку посимпатичнее  без колечка на пальце. Для этого воруешь ее перчатки.
МАША. Точно. Знакомится гад, и поговорить будет о чем после секса. И перчатки точно он стащил, может быть.
ЭЙ.  Такая версия вам подойдет?
ДИК. У него несколько версий, вы представляете! Противный выдумщик.
ЭЙ. Версия одна, это я сейчас только поинтересовался, такое может быть?
ПАША. Говори свою одну версию.
ЭЙ. Значит так, я посредник.
МАША. Чей?
ЭЙ. Это сложно сказать. Мне позвонили и указали машину, я должен был забраться в багажник и ждать. Мне гарантировали жизнь, здоровье, и приличные деньги.
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Это, интересно, но неубедительно.
ЭЙ. Знаете, есть такая игра, типа розыгрыша, как по телеку, только в нее много народа вовлечено и все что-то делают, а потом оказывается, что разыгрывали всего одного, создавая ему какие-то странные условия. Кино даже такое было. Я актер, мне сейчас кажется, что, может, я машину перепутал, не понимаю ничего, я первый раз участвовал. Аванс дали. А так я студент.
ПАША. Какой студент?
ЭЙ. В академии. Я регионовед.
ЭЛ. Смешно. Забавно, но не впечатляет. Полный плагиат. Помните, когда одного артиста выбрали в губернаторы, в зале пошутили, как только он произнесет клятву, на сцену выскочит ведущий с цветами и скажет: программа «Розыгрыш».
ПАША. Если пока не конец, может игра продолжается и скоро опять что-то начнется. Например, запахнет газом, нас всех усыпят, потом вломятся спецназовцы и всех вынесут на помойку.
МАША. Лучше бы рассказал, что это мой бывший его нанял. Или, что это мой новый поклонник придумал, что бы в какой-то момент спасти меня. Все может быть. Например, вытащила бы я этого жалкого пупсика из багажника, отмыла, сопли вытерла и полюбила бы как родного, а он окажется психованным миллионером, которому скучно, и мы уедим на остров в океане, где вилла на берегу, яхта и пальмы.
ЭЛ. У нее всегда финалы одинаково романтические.
ДИК. Лежишь ты под пальмой, на белом песке, из воды выходит он в красных плавках с коралловой веткой в руках, увлекает тебя в комнату, связывает и начинает читать стихи Маршака на протяжении нескольких часов. Ты с заклеенным ртом сидишь и не понимаешь, маньяк или не маньяк. Вроде понимаешь что маньяк, ведь нормальный в багажник не полезет, что бы познакомиться. Но все равно веришь, что жить вы будете долго и счастливо, пусть он такой не похожий на всех, пусть читает Маршака, и даже Михалкова с Чуковским, лишь бы любил.
МАША. Чем тебе Маршак не нравится? Любовь зла, полюбишь маньяка после пары рюмок коньяка. Эй, тривиальный ты мой. Я правильно этот слово употребила?
ПАША. В строчку, дорогая, я восхищен с каждой минутой всё больше и больше.
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Да уж, сказочная история. Обидно, не узнаем, чем кончится. Пойду я и его от вас заберу, если ему больше нечего сказать. Бедненький мальчик.
ДИК. А может действительно ему скучно и это такой способ развлечься?
ЭЙ. Мы про одиночество с вами не говорили, а это так страшно, так мучительно больно понимать, что ты один, что даже позвонить некому и сказать: здорово, что делаешь? Есть, наверное, те, кто не мучаются. Могут жить, ходить на работу, держать кота или кошку. Думаете, почему бабульки так своих котиков и собачек любят? Они им одиночество скрашивают. Хотя надумано это всё, я знаю, что одиночества нет, и все это маркетологи придумали. Посмотрите как они это эксплуатируют: купи телефон, чтобы общаться, приди в клуб, чтобы общаться. Купи компьютер, чтобы общаться, сети, чтобы общаться. Они понимают в одиночестве, они не умеют его использовать, под одиночество можно все продать. Бога можно всучить, какого угодно, одинокий изолированный потребитель, – самый лакомый кусочек. Он сидит дома, и покупает во спасение. Одиночество – вот культ современности.
ДИК. Разговорился, будто не успеет. Ты не переживай, если тебе не с кем поговорить – ты пиши письма или приходи. Мне всё равно, парень ты тихий, пусть даже маньяк.
ЭЛ. Потом окажется, что поэт или писатель, или проповедник. Слушай, Эй, не расстраивайся. Приходи – выпьем, поговорим или, может в парке погуляем, на свежем воздухе. Звони если что.
ДИК. А телефон мы его не посмотрели?
ПАША. Такие мы глупые разведчики, а может это к лучшему и безопаснее, меньше знаешь, лучше спишь, да прелесть моя?
МАША. Котик хочет спать?
Эй. У меня собой нет телефона. Так лучше.
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Пойдем, страдалец. Я тебя в холле на диване положу и плед дам. Пошли.
ЭЙ. Спасибо, вы хорошие, добрые, выпить дали, поговорили, а то некоторые и по лицу  бьют, когда выясняют, на кого я работаю. А я не работаю. Спасибо, только пьете много.
ЭЛ. Зовут тебя как?
ЭЙ. А так и зовут – Эйвон. Папа так назвал, а в школе сократили.
ДИК. Пока, Эйвон. И вы поезжайте, как и договорились, ты тоже собирайся, останусь я с телевизором, телефоном и компьютером в этом великом, искусственно управляемом одиночестве. Странно развлекаешься Эйвон. Активный социопат или дебил.
ЭЛ. Только зачем всё это? Странно человек устроен. Скучно ему.
ЭЙ. Спасибо, с вами просто.
МАША. Я девочка, я хочу платье и ни о чем не думать.
ПАША. А я мальчик хочу виски, сигару и девочку.
ДИК. Противоречивые вы мои.
(Грохот за сценой).
ПАША. Кто там?
ЭММА АПОЛЛОНОВНА. Юрий Петровичю.
ДИК. Сосед с шифоньера упал. Подслушивал в вентиляцию, нет бы микрофон купить, в ногу со временем шагать. Устал или задремал. А ты говоришь: одиночество, человечество.
ЭЛ. И что это вообще было?
ДИК. Вечер скоротали, развлеклись. Всё не дома сидеть в телевизор глядеть.
МАША. Живое общение, это как розочка от мужчины на день Святого Валентина. Ни к чему не обязывает. Наверное. 
Конец.