Верите ли вы в судьбу? Я лично верю. Иначе, никак не объяснить многого в жизни.
И еще, у каждого есть свой ангел-хранитель, только не все прислушиваются, когда он о чем-то предупреждает, а потом, сопоставляя события, сожалеют о своей недогадливости.
Таня никогда не задумывалась о влиянии чего-то свыше на свою жизнь, но хорошо помнила один свой сон, который оказался вещим. Приснилось ей, что грабитель вырвал из ее ушей золотые сережки, и она так ясно увидела, как алыми рубинами выступили на кончике ее ушей две красные капельки крови, что от испуга проснулась. Приснившееся, было настолько реальным, что утром она решительно вынула из ушей серьги в виде трех лепестков и сняла перстень с александритом, камень которого менял окраску в зависимости от освещения: днем был голубой, а вечером темно-вишневым. Спрятав украшения в ящике тумбочки, она счастливо вздохнула, почувствовав себя в полной безопасности
Вот уж вправду: от судьбы не уйдешь, спасибо сказала она тому, кто послал ей этот вещий сон. В этот же вечер, когда она возвращалась с работы, в темной арке ее окружила толпа подростков (человек семь) все отчаянного вида. "Покажи часы" – с фальшивой улыбкой сказал один из них. Она изумилась: они даже не маскировались вопросом: сколько время, а вот так, впрямую, в лоб: покажи часы. Она подняла рукав шерстяной кофточки. У нее были старые армейские часы с блеклым рисунком звезды на светящемся фосфорическим светом циферблате. Они ей достались вместо ее дамских часиков, в результате игры махнем, не глядя, которой увлекалась молодежь в общежитии. "А" – разочарованно протянул спросивший. И вдруг все они бесшумно растворились в темноте, просочившись мимо нее, словно вода в песок. Ошеломленная, она осталась стоять одна, понимая, что вот сейчас, если бы на ней были серьги, ее бы ограбили. Больше, не желая испытывать судьбу, она никогда не надевала золотых украшений.
И вот теперь этот сон. Впервые в жизни ей приснился настоящий кошмар. Ей снилось, что она убегает от страшного человека и под ее ногами грохочет крыша, а он гонится за ней, пугая ее черными впадинами вместо глаз. И куда бы она не бежала, он безошибочно по звуку следовал за ней, тянул к ней огромные, жилистые руки, и темные слепые глазницы его все время были повернуты в ее сторону, словно он хорошо видел ее. Подсознательно она понимала, что надо остановиться, и тогда железо престанет греметь и этот ужасный урод потеряет ее, но страх не давал ей остановиться, и гнал ее вперед, к самому краю крыши в бездну, которая неумолимо приближалась. Она остановилась. Черный человек был все ближе и ближе. Она уже слышала его тяжелое дыхание, видела страшные провалы, вместо глаз, устремленных прямо на нее. Миг, и сердце его оборвалась, и она полетела вниз, в бездну к стремительно приближавшейся земле.
Проснулась она от того, что Неля – соседка по общежитию, трясла ее за плечо.
– Что с тобой? – спросила она, – ты так страшно стонала.
"Так это сон", – с облегчением поняла Таня.
Она чувствовала, как быстрыми толчками стучит в висках кровь и испугано заходится в суматошном галопе сердце. Она была рада, что кошмар закончился, ей казалось, что иначе она просто бы умерла от ужаса.
Неля уснула, а Таня еще долго лежала, слушая, как дребезжит под ветром плохо закрепленный лист жести на балконе. Именно этот звук отзывался эхом в ее сне. Грохочущая под ногами крыша, край бездны, она внутренне содрогнулась, заново представив падение, радуясь, что это был только сон.
Утром она даже не вспомнила о ночном кошмаре, и время бы стерло его из памяти, если бы не странное, страшное происшествие, случившееся с ней в этот день. Она не могла найти этому никакого логического объяснения, но именно в этот день она снова воочию увидела черные, лишенные блеска зрачки, живо напомнившие ей монстра с черными провалами вместо глаз. От взгляда этого человека руки ее сразу покрылись ознобными мурашками, и она задрожала, как в жестокий мороз. Вспомнила она тут ночной кошмар, и поняла, что видела слепые глаза неумолимой судьбы, которая посылала ей знак: будь осторожна, и который она не поняла. В глазах этого человека она прочитала приговор собственной судьбе и пожалела, что села в такси, вместо того чтобы доехать на метро.
Жара, раскаленный асфальт, исходящий от него мазутный запах гудрона, жажда, после блуждания по магазинам лишили ее последних сил и, когда рядом с ней притормозила светло-бежевая Волга, она с удовольствием плюхнулась на последнее сидение и, сказав адрес, безмятежно закрыла глаза, радуясь, что скоро будет дома.
В такси было душно, она покрутила ручку и слегка приоткрыла ветровое стекло. Встречный ветер приятно скользил по лицу. Чуть придя в себя, она стала с любопытством смотреть на дорогу. И тут с тревогой поняла, что шофер везет ее куда-то не туда. Сердце ее замерло, она вспомнила свой сон, который предупреждал об опасности, все еще не веря, что он так быстро начинает сбываться. И хотя она почти не знала Москвы, но что по пути в ее район не было засеянных полей, знала абсолютно точно.
Молча, с тревогой, смотрела она, как промелькнули за окном небольшие дома маленькой деревушки. Все происходящее было похоже на продолжение ее ночного кошмара, с той разницей, что она не могла проснуться. Узкая деревенская улица от жары была словно вымершей, не было на ней ни одного человека, и только у самого крайнего дома увидела она у деревянного, рассохшегося корыта седую дряхлую старушку, которая, приложив ко лбу руку козырьком, с удивлением проводила взглядом необычную для здешних мест машину. Она не сомневалась, что бабушка ее заметила, и, может, даже позавидовала красавице, что разъезжает на такой шикарной машине.
Вам когда-нибудь приходилось наблюдать за тем, как ведет себя маленькая букашка, если прикоснуться к ней случайно. Она замирает и, кажется, что она умерла. Таня чувствовала, что с ней произошло нечто подобное. Что эта бабушка – единственный свидетель ее последней поездки – ее последняя надежда на спасение, она поняла сразу, но ужас парализовал ее: она не могла даже пошевелиться, не то чтобы закричать. И лишь, когда замелькали по обе стороны от стремительно мчащейся машины, металлические оградки и кресты, а затем таксист резко затормозил, и машина встала; к ней неожиданно вернулось самообладание. Так бывает, когда попадешь под ледяной душ. Внезапно страх у нее прошел. Она не знала чем это объяснить, но, поняв, что терять больше нечего, она неожиданно успокоилась. Говорят, что в такие моменты, душа расстается с телом. Наверно, это правда. Она могла поклясться, что видела все происходящее: и этого шофера, и себя, и деревенское кладбище как бы со стороны. А мир вокруг был пронзительно прекрасный и равнодушный. "Вот сейчас он меня убьет, – подумала она, – а здесь ничего не изменится. Будут эти тени на земле от белых берез и это бездонное синее небо. И будут также цепляться за оградку, у которой встала машина, голубые цветы повилики. Она и себя увидела, жалкую, дрожащую от страха, словно мышка, с двумя пышными, задорными хвостами. Она часто вот так, не особо мудрствуя, собирала под резинки свои густые русые волосы. На ней был яркий летний сарафанчик с крылышками туго облегавший талию и высокую грудь. Красивый сарафан и фигура красивая, слишком красивая. Может, поэтому он и выбрал ее. Она ведь не собиралась ехать на такси. Он сам затормозил машину и предложил довести до дома.
Этот страшный человек еще даже не прикоснулся к ней, а ей стало холодно, словно она попала голой на сквозной ледяной ветер. За все время, пока они ехали, он не сказал ни слова. И только тут она услышала его голос. Выйдя из машины, он резко распахнул дверцу с ее стороны и грубо крикнул: вылазь!
Таня смерила глазами расстояние до ближайшей березки, представила, как она побежит к ней, как собьет ее подножкой этот негодяй, упадет на нее сверху и станет душить. А что все будет именно так, сомнения у нее не вызывало. Вылезть из машины так, чтобы он ее не догнал; у нее не было ни единого шанса.
Она вцепилась в сиденье и отчаянно сказала: Убить хочешь, убивай здесь! Но учти: я тебе всю машину разнесу. И решительно достала из хозяйственной сумки чугунную мясорубку, купленную всего час назад. Достала и прижала к груди, готовая в любую минуту метнуть ее как гранату в лобовое стекло.
В этот момент она не понимала только одного. Насильник в ее представлении должен был выглядеть как-то иначе: уродливым, в шрамах, кривым, или косым. А перед ней был красивый мужчина, если бы не страшные, немигающие глаза, она бы даже могла с ним пококетничать. Чуть выше среднего роста, широкие надежные плечи, высокий лоб, в опушке густых ресниц карие глаза, прямой нос, короткая стрижка, густые чуть с проседью волосы.
– Господи, – запричитала она, – вы посмотрите на себя, – она заметила, как при этих словах напряглось его лицо, и продолжила, пытаясь задобрить его лестью. – Ведь вы красавец-мужчина, да любая женщина за счастье посчитает пойти с вами.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами и видела, как меняется его лицо. Похоже, он ожидал от нее проклятий, и неожиданная похвала его обезоружила.
– Вам ведь стоит только пальцем поманить, – с надеждой произнесла она, стараясь закрепить в нем сознание его превосходства над женским полом – знаете: сколько одиноких, молодых, красивых. Вы, может, плохо искали?
– Зачем я вам, я ведь еще ребенок, я девушка. Неужели у вас нет сердца? Бедная я бедная. У меня ведь никого нет. Я ничего хорошего в жизни не видела. Даже мамы у меня нет. За всю жизнь никто не приласкал. За что? Зачем?! – бессвязно спрашивала она.
– Боже, какая я дура, зачем я сказала, что у меня никого нет, теперь точно убьет! – промелькнула у нее запоздалое сожаление. У меня жених есть, я его люблю, бедный мой Сашка, как он будет плакать, – бессвязно продолжала причитать она. – Вернется из армии, а меня нет!!!
– Не подходите! – закричала она, увидев, что он сделал шаг в ее сторону.
Забившись в угол машины, она выставила перед собой, зажатую словно граната, тяжелую мясорубку. По ее решительному виду шофер понял, что еще шаг, и она пустит ее в ход. Низкая кабина не позволяла ей размахнуться, удар был бы не очень сильным, но ее решительный вид говорил, что она готова драться до последнего вздоха и что стекла в такси разобьет – это уж точно. А что силы разнести машину у нее хватит – было понятно. Достаточно было взглянуть на ее пышущую здоровьем фигуру, ладные плечи и крепкие руки, и вся ее поза, приготовившегося к обороне человека, говорила о том, что она так просто не сдастся.
– Ладно, поехали.
Больше таксист не сказал ни слова.
К ее удивлению, он сел в машину и повез ее обратно в город. Она сидела, напряженно сжавшись, в углу на заднем сиденье, насторожено наблюдая за его мрачным лицом, что отражалось в лобовом зеркале, не веря, что он ее отпустит, и дрожала от страха. Таксист, поймав ее взгляд, поднял зеркало, может, ему было неприятно, что она на него смотрит, а, может, не хотел, чтобы она запомнила его лицо, и всю обратную дорогу он вел себя так, словно ничего не случилось.
На заводской площади у метро она попросила таксиста остановиться, торопливо сунула по счетчику деньги за проезд, чувствуя себя полной дурой, понимая, как нелеп ее жест; домой то он ее не довез, а только сам развлекся и еще получается, что за ее счет. Но в этот момент ей было не до меркантильных расчетов. Таксист, молча, равнодушно взял деньги, никаких чувств не отразилось на его лице. Со стороны если бы кто за ними сейчас наблюдал, так ни тени сомнения бы не было, что все в полном порядке. Она выскочила из машины и торопливо побежала в метро, в гущу народа. И только ухватившись за металлический поручень в душном вагоне электрички, она вздохнула с облегчением, почувствовав себя в полной безопасности. Пережитый ужас окрасил окружающий ее мир в неожиданно яркие цвета. Как будто с ее глаз упала пелена, и она увидела его заново. Пожилой мужчина, что едет видать со смены и с серьезным видом читает газету – какое у него славное лицо; тень от прядки волос на чистом высоком лбу о чем-то задумавшейся молоденькой девушки, какая она красивая. Даже простая схема метро сейчас вызвала у нее восторг, словно она увидела прекрасную картину.
У этого шофера, видно были крепкие нервы. Метрах в двадцати от того места, где он тормознул, стоял на площади регулировщик с полосатым черно-белым жезлом. В машине рядом со спидометром висела табличка: имя, фамилия, отчество шофера, номер таксопарка и машины. Все это Таня видела, и ничего не могла с собой сделать, чувство благодарности, за то, что он ее пожалел, не убил, пересилило чувство мести. Может, именно на это он и рассчитывал. К тому же, – вероятно думал он, –кто поверит глупенькой девчонке, что ее пытались изнасиловать, если он до нее даже пальцем не прикоснулся.
Она никому не рассказала об этом случае. И не потому, что пыталась это скрыть; почему-то уже через час она забыла об этом, словно кто-то волшебной резинкой стер произошедшее из ее памяти. Но, однажды, попав на ту же площадь у метро, и увидев милиционера с полосатым жезлом, она вспомнила о том случае и пожалела, что не позвала милиционера. Ее-то он пожалел, но вряд ли на этом остановился.
И еще с того дня Таня поверила в судьбу: уж если что на роду написано, так непременно случится.