ЗАВОД. СМЫСЛ ИГРЫ - УЦЕЛЕТЬ
Работа проходила в прежнем, занудно-однообразном ритме. Сказать, что все обрыдло - значит умолчать половину. Стружка в тележку, стружка из тележки. Снова, снова и снова. Один раз или тысячу - трудно сказать. Время долго шло по кругу, затем замкнулось в себе, и всех нас замкнуло в бесконечном беге на месте. Шли дни, недели, если вообще можно было мерить время общепринятыми категориями. Смена начиналась, затем долго-долго длилась, и вдруг заканчивалась. Одна похожая на другую, следующая - на предыдущую. Дни различались лишь какими-то незначительными происшествиями типа: «Помнишь, когда Сашка вороток на ногу уронил? - А-а-а... Ну д-а-а...». Вот так приблизительно и ставились временные вешки нашей жизни между подъемом и отбоем.
В ту смену я получил очередное послание от моих невидимых лидеров сопротивления. Смешно иногда было - бойцы невидимого фронта. Ни фронта не видно, ни бойцов. Одни инструкции. Письма приходили хоть и редко, зато ритмично. Для меня уже не было событием получить письмо, хотя и ждал их как раньше - с нетерпением. Это были моменты надежды, на которых и держался мой мир, моя психика. Обычно в них были инструкции по поведению на настоящее время, предостережения относительно того или иного человека из моего окружения. Руководство по долгой, максимально приближенной к реалиям игре в конспирацию. Я понимал, что действительно больше играю, нежели осознанно соблюдаю правила опасной двойной жизни. Одергивался, пытался переключиться на серьезный лад. Не переиграть бы. Пытался действовать строго по инструкциям в письмах, не больше. Сколько людей вокруг меня вот так же играло, я не знал. Эти инструкции никогда не вовлекали в действие кого-то еще, и благодаря этому мое одиночество возвращалось к игре, легко преодолевая одергивания и переключения. Смысл игры - уцелеть. Для действия, для будущего, научившись максимально экономить силы и энергию без бонусов и дополнительных жизней. Но слишком долго что-то не наступало время действий. Слишком медленно как-то приближалось будущее.
В этот раз все было иначе. Записку мне сунул прямо в карман проходящий работник из инженерного состава. В этом была новизна. Это было странно. Сунул, не останавливаясь, не повернув головы, без обычных предостережений от постороннего глаза и чуть ли не посреди цеха. Такого ни разу до сего момента не было. Я находил послания в пределах своей тележки, но только не в кармане. В случае чего, всегда можно было прикинуться дурачком, откреститься. От письма в кармане не открестишься. Этот факт меня насторожил. Звонка со смены ждал с нетерпением. А когда он прозвенел, поспешно переместился в казарму и с не меньшим нетерпением ждал своей очереди в туалет. Очередь же сегодня была что-то длинной. То ли потравился народ чем, что вряд ли - с одного котла питаемся. То ли народу надо было уединиться, как и мне, что тоже было необычно. Я стоял, тупо уставившись в серую спину впереди стоящего мужчины, сжимая клочок бумаги в кармане. Мысли покинули меня, как я ни звал их остаться. Вспоминать тоже особо не о чем было. Разглядывал сплетение нитей на ткани робы соседа. Это занятие ввело меня в какой-то транс. Очнулся оттого, что сосед чуть не заехал мне локтем в глаз, когда решил пошарить у себя в кармане, настолько близко я разглядывал эти ниточки. Я переключил внимание на руку соседа чисто автоматически. Вот рука опустилась в карман робы, вот пальцы там что-то нащупали и сжали, вот на свет божий появляется лист бумаги, сложенный до состояния комочка. Я проследил взглядом дальнейшую судьбу листочка. Сосед, не торопясь и не особо таясь от окружающих, развернул листок. Там было что-то написано, но этого я уже не разобрал, потому что сосед резко смял бумажку и засунул опять в карман. И тут ко мне вернулись мысли. Резко. Я вздрогнул. У меня в кармане лежала точно такая же бумажка. Я посмотрел вокруг. Еще один работяга в углу казармы что-то читал с белого листка. У меня, наверное, было странное выражение лица. Крутя башкой, я нарвался на настороженный взгляд, быстро отвел глаза и уставился опять в спину впередистоящего. Мишаня. Он нехорошо на меня смотрел. Его взгляд ощущался даже спиной. Мне стало тревожно, и поэтому мне надо было срочно прочесть листовку. То, что я получил ее не один, стало для меня очевидным.
- Ты чего такой напряженный? - Мишаня стоял прямо за мной. Мне надо было повернуться и что-то сказать.
- С чего ты взял? - Сказал я как можно непринужденнее, стоя вполоборота к нему.
- Да вот встали в очередь тут, как за колбасой.
- За какой колбасой?
- За ливерной! Чего дебилом-то прикинулся?
- Каким дебилом?
- Угу, таким вот, как сейчас. Записку-то получил?
- Какую записку?
- Ну-ну. Давай, давай. Чтоб жопу вытереть, а то желудки у вас тут у всех слабые, блин. - Мишка зло развернулся и ушел.
Я был в смятении. Мишка что-то знал, но умалчивал. Возможно, даже хотел о чем-то предупредить, но не мог. С этими записками было явное попадалово. Кто еще получил, кроме тех, кого уже видел? По какому принципу раздавались листовки? Вопросы роем вились в моей голове. То пусто, то густо. И то хреново, и этого даром не надь. Очередь моя, наконец, подошла. Насколько это было возможно, не торопясь, я вошел в кабинку. И тут началась дерготня. Я спешил, поэтому делал много лишних движений, и от этого дело продвигалось медленно. Руки мелко и противно так дрожали. Развернул бумажку. Текст был небольшой, но емкий:
«Дорогой товарищ! Время пришло. Хватит гнуть спину на врага. Сопротивление назначило на завтра операцию по освобождению. Часть военного состава на нашей стороне. Спланированная акция произойдет быстро и без лишнего шума. В твою задачу входит влиться в операцию полноправным членом сопротивления. Для этого необходимо завтра при построении выйти из строя по команде офицера «Внимание» и получить персональное задание.
Мы надеемся на тебя».
Вот те нате, хрен в томате. Почему меня не предупредили? Мысли забегали хаотично, собирая все подряд из произошедшего за последнее время, потом за все время, что помнил. Вырывались картинками разные события, совсем не связанные друг с другом. Что-то строилось, складывалось и вдруг - стоп! Да потому и не предупредили, что фигня все это! Фигняяяяя! Это провокация, не меньше. Зачем? Да чтоб всех нас одним махом. Что делать? Надо предупредить народ! Но кого предупреждать? Я как был один, так и остался, не считая призрачной связи посредством коротких записок. Инженер неоднократно остерегал от непродуманных и несогласованных действий. Стукачи только и ждут возможности выслужиться и получить лишнюю пайку. Первое правило - беспрекословное соблюдение правил, а они гласили, что ты ни под каким видом не должен самостоятельно устанавливать контакты, искать сторонников и членов сопротивления. У меня вырвался тихий стон. Стало вдруг холодно.
- Эй, - стук в дверцу, - скоро там?
- Да, да, сейчас, - мне надо было выходить, чтобы не вызвать подозрений. Но трясучка никак не унималась. Щеки горели, но я замерз. Автоматически порвал записку на мелкие кусочки, спустил в унитаз и вышел. Люди стояли перед кабинкой угрюмые. Я почти не видел лиц. Серая очередь. Люди без лиц. Зачем они шли в эту кабинку? По нужде? Или... Я гнал от себя эти мысли. Хотелось поскорее уйти из сортира. Хотелось зарыться под одеяло и заорать без звука, одним горлом.
- Ну и как? - Я обернулся, это был опять Мишаня. Он смотрел мне прямо в глаза, фиксируя изменения в мимике. Юлить было глупо: все, что происходило, Мишане было известно загодя.
- Да, ты был прав. Бумажка была достойна задницы. Прости, пойду я, чёт хреново мне. - Видимо, видок у меня был соответствующий, так как Мишаня сразу оттаял, сочувственно помотал головой:
- Да, давай иди, отдыхай. Завтра тяжелый день.
Я тяжело вздохнул напоследок, опустил глаза и побрел к своей койке.
«Да уж. Что-то завтра будет, - подумал я вслед, - Мишаня, Мишаня. Если и ты... Спасибо тебе за все, конечно, но как ты мог? Во имя Ильи, во имя нашей дружбы, как ты мог? Ты испугался, Мишаня. За себя испугался. Сам себя за это и осудишь, придет время. Только бы не наделать завтра глупостей, только бы не наделать глупостей!».
Я завалился под одеяло в надежде закрыть глаза и провалиться в небытие, но не засыпалось долго, а когда уснул и не заметил. Пока пытался заснуть, в голове шуршал ворох мыслей в виде обрывков фраз, вспышек картинок, а когда пришел сон, в него переместился и ворох. Что-то снилось, но не помню что - мельтешило, рябило. Кто-то бегал или летал, или падал странно так - слева направо, а потом наоборот. Говорили все сразу о чем-то настолько разном, что невозможно было ничего понять вообще. Все падающие и бегающие мимо обращались ко мне - это единственное, что я вынес из сна. Они рассказывали мне о своем одновременно. Никого сей факт не смущал, но до моего понимания они так ничего и не донесли. От напряжения в попытках что-либо понять у меня еще во сне начала болеть голова, и естественно, облегчения сон не принес.
Утро началось с грохота сапог. Вместе со звонком подъема в двери стали вбегать солдаты. Прозвучала команда строиться. Казарма механически синхронно вскочила с постелей, напялив на себя все, что положено. Неровное шевелящееся подобие строя сформировалось в считанные минуты. Военные разместились напротив и по бокам. Наш строй стоял, плотно прижатый к стене черными дулами автоматов. Экипировочка у военных была как на войну. Каски-шлемы, бронники, короткие автоматы. В сочетании с камуфляжем - прямо коммандос. Перед строем прохаживался офицер - ладно сбитый мужичок невысокого роста. Он чего-то ждал. Посматривал пристально то на одного, то на другого в строю. Стояли мы так без объяснений минут пятнадцать. Я стал подумывать, что ожидаем кого-то постарше, и загрустил было по стружке, но офицерик гаркнул вдруг «Смирно» и поднял левую руку. Строй вздрогнул и уставился на нее. Затем размеренно, выделяя каждый слог, офицер выдал следующее:
- Сейчас я скажу только одно слово! Вы все должны быть к нему готовы, - предупредил офицер не опуская руки, затем выждал секунд тридцать и проговорил со значением - Внимание!
Строй застыл в ожидании. Я тоже напрягся, чтобы не пропустить то важное, на которое предложили обратить внимание.
- Для тех, кто не понял, повторяю. «Вни-ма-ни-е»! - на этот раз он произнес фразу по слогам.
Строй колыхнуло, и люди стали шагать вперед. Тут и до меня дошел смысл последнего слова.
«Вот оно, началось - это же команда из вчерашней листовки!»
По спине побежали холодные ручейки. Я вдруг потерялся в своем намерении, стали мешать руки. Хотелось их спрятать в карманы или что-нибудь сделать ими, но ничего умного в голову не приходило. Ладони вспотели. Я прижал их к штанам по стойке смирно и зыркнул по сторонам. Рядом со мною никого уже не было. Почувствовал себя одиноким и голым, от этого стало тоскливо. А строй все колыхало. Неуверенно трогаясь с места, люди выходили и выходили, как в замедленном кино. Я видел, как они делали первый шаг, но на втором шаге они как бы растворялись в тумане. В голове крутилась только одна глупая, неизвестно откуда пришедшая, мысль «чтоб я сдох, чтоб я сдох...». Вышедших из строя столкали в гурт, плотно оцепив автоматчиками. Офицер еще постоял какое-то время с поднятой рукой, цепко вглядываясь в оставшихся у стены, потом опустил руку и сделал знак солдату за спиной. Оцепленный гурт погнали из казармы.
- Ваши товарищи вызвались выполнить ответственное задание. Есть ли еще желающие? - строй ответил молчанием. Какое-то время стояла такая тишина, что начало гудеть в ушах.
- Внимание второй раз! Из строя! - прозвучала команда, которой не было в листовке, но строй опять зашевелился.
Вышли еще какие-то люди и построились в ряд напротив нашего строя. Прямо напротив меня стоял Мишаня. Я догадался, для кого прозвучала команда. Мишаня стоял, опустив голову. Очень хотелось посмотреть ему в глаза. Мы стояли в трех метрах, напротив друг друга, но между нами был космос, океан, стекло. Я видел его, но его не было. Не было никогда. Ни тогда, когда мы весело болтали в короткие часы личного времени, ни тогда, когда мы вместе переживали пропажу Ильи. Был кто угодно, но только не этот, стоящий напротив подонок в светлом образе Мишани. Я чувствовал, знал, что вижу его последний раз и забуду о нем сразу, как только отвернусь, и поэтому хотел посмотреть ему в глаза, но Мишаня упорно смотрел в пол.
Офицер по очереди подходил к каждому в строю напротив, и каждый что-то коротко докладывал ему. Они говорили вполголоса, но мне было противно от понимания сути докладов. Соглядатай делал работу, за которую жрал свою пайку - закладывал шкуру чужого, чтобы спасти свою. Офицер выслушивал одного стукача и, кивнув головой, переходил к следующему, некоторые показывали на кого-то из нашего строя пальцем, и тогда солдаты вытаскивали очередного несчастного и немедленно выводили из казармы. Я уже не сомневался в том, что всех, кого вывели сейчас, постигнет общая судьба, и что она незавидна. Очередь дошла до Мишани. Он покивал в ответ на слова офицера, потом посмотрел на меня. Я жаждал этого взгляда, но в тот миг страх опять проткнул меня холодной иглой. Я опустил глаза и стал молиться: «Мамочка, мамочка, помоги мне, мамочка». Ничего не происходило. Поднял глаза. Стукачей перестроили и выводили прочь. Мишаня не показал на меня. Почему? Я был уверен, что покажет. Комок подкатил к горлу. Стало трудно дышать. Хотелось заплакать. Офицер повернулся к нашему строю с еще одной речью.
- Вас переформировывают. Вы будете работать в другом месте, в новом коллективе. Предлагаю всем, кого это не устраивает, сказать об этом прямо сейчас. - Молчание в ответ, - Хорошо. Сомкнуть ряды. Перестроиться по трое.
Народ подтянулся. Справа и слева от меня встали серые робы. Я мельком окинул наш строй. Он состоял максимум из 5-6 рядов по трое. Народу заметно поубавилось. Строй возглавили и замкнули солдаты, прозвучала команда двигаться, и мы пошли прочь. Мимо почти родных станков, мимо стружки, мимо части жизни, которая для многих оставшихся была единственной из имеющихся в памяти. По тусклым коридорам. В другую жизнь. Я посмотрел на рядом идущих людей. Ничего не выражающие лица. Зомби. Оглянулся. Человек за мной улыбался. По-кретински как-то, в никуда и ни о чем. И тогда во мне что-то треснуло. Звучно так, на весь завод. И мне стало плохо.
Что такое ненависть? Вы можете это объяснить? Не уверен. В тот момент я узнал вдруг, что это такое, но и я не смогу этого объяснить. Лучше этого не знать. НИКОГДА!!! НИКОМУ!!!
Далее: http://www.proza.ru/2016/02/25/850