Колхозная деревня

                Старая деревня с её тысячелетней
                историей уходит сегодня в небытие
                Фёдор Абрамов      
               

Русскую деревню уничтожили агрессивные вожди.


                Трагедия русской деревни всегда была связана с именами вождей пролетарского, советского государства, которые отличались особой агрессивностью. 5 марта 1953 года умер Иосиф Сталин, который, после смерти Ленина, создателя пролетарского государства, держал власть в своих руках в роли вождя 28 лет. По национальности чистый грузин. Народ молчаливо, но радостно вздохнул, особенно многочисленное крестьянство, которое он насильственно сделал колхозниками.
         Сегодня нет необходимости замалчивать политические и государственные промахи бывших советских вождей. Большой соблазн и для нынешних государственных деятелей решать сложные социально–экономические задачи с помощью тоталитаризма и насильственных способов. И чтобы этого не происходило, им надо постоянно напоминать о прошлом.    
         Ленин к русскому крестьянству относился крайне негативно, агрессивно. Первоначально Ленин считал, что путь к завоеванию власти лежит в смычке между пролетариатом и сельским крестьянством. Но вскоре это мнение изменил и начал уничтожать русское крестьянство. По наследству он передал Сталину свою давнюю мечту о ликвидации среди крестьянства  частной собственности, особенно на землю, чтобы сделать ее общей, колхозной.   Через пять лет после смерти Ленина Сталин приступил к воплощению этой идеи, обрушив на русское крестьянство так называемую сплошную коллективизацию. А вообще, Сталин вошел в мировую историю, как узурпатор государственной власти, как инициатор массовых, кровавых репрессий, как создатель ГУЛАГа, где были умерщвлены миллионы людей. Но больше всего от сталинской власти пострадало крестьянство. Последствия обрушившегося сталинского насилие на крестьянство были тяжелым и длительным.    
         Выражение «колхозная деревня» появилось в годы сталинизма. Оно олицетворяло не самое лучше в судьбе русского крестьянства, наоборот, связано со сталинской разрушительной коллективизацией. 
         После смерти Сталина год–полтора в верхушке партийной и государственной власти велась жестокая борьба за ее обладание. В итоге власть захватил Никита Хрущев, который попользовался ею в сравнении со Сталиным недолго, всего 11 лет. На смену сталинскому деспотизму пришел хрущевский волюнтаризм. Какой он был национальности, русской или украинской, трудно сказать. Источники прямого ответа на этот вопрос не дают. По оценке историков, философов, писателей и обществоведов, это был человек безграмотный, с низким уровнем культуры. Хрущев тоже хотел связать свою жизнь с колхозной деревней, но ничего путного у него из этого не вышло.   
         Хрущев, как и Сталин, был человеком агрессивным, он  сосредоточил в своих руках и политическую, и государственную власть. И это не было случайностью. Как выходец из окружения Сталина, он не мог быть другим, нес на себе огромный отпечаток прошлого, вместе с бывшим вождем был главным инициатором массовых репрессий в стране. Ни Сталин, ни Хрущев не были заинтересованы в создании основ демократического государства в СССР. Наоборот, они всячески их замораживали, и делали все, чтобы сохранить созданную тоталитарную власть и удержать ее в своих руках.
         Хрущев обладал большим умением подковёрной борьбы, сколачивать вокруг людей, подобных себе, лишь бы быть на вершине партийно–государственной власти. Неукратимый авантюризм был его главной политической чертой. Хрущев долго не раздумывая, выдвинул типичный для большевиков лозунг «Вперед, к победе коммунизма!», на построение которого отводил двадцать лет. Другой, не менее значимой авантюрой, был его другой лозунг: «Догоним и перегоним Америку!» В итоге лозунг «догнать и перегнать Америку за 3–4 года», как несбыточную мечту, вспоминали лишь в анекдотах. Для Хрущева была характерна манера поведения, лишенная элементарной дипломатической культуры. Грузный и неповоротливый, при встречах с политическими и государственными деятелями других стран, при выступлении  на пленумах, съездах партии, в ООН, он размахивал во все стороны своими огромными кулачищами, утверждая этим самым свою необузданную политическую особенность.
         Советские идеологи, привыкшие еще совсем недавно жить в русле сталинского культа личности, быстро стали его распространять и по адресу Хрущева, наделяя новым содержанием, олицетворяя его «настоящим ленинцем». Но когда в октябре 1964 года большевистско–коммунистическая верхушка сбрасывала его со всех постов партийной и государственной власти, как зарвавшегося типа, то даже никто и не вспомнил, что совсем недавно он для них был настоящим ленинцем.
         Хрущев, как и все большевики не был созидателем. Он постоянно что–то ломал, но из этой ломки ничего полезного не получалось. Он разделил партийную власть на городскую и сельскую, ввел в управление народным хозяйством устаревшую систему совнархозов. Зачастую заводы, фабрики и колхозы не знали, кому и подчиняться, партийной городской или сельской власти или совнархозам. Насаждал в деревне квадратно–гнездовой посев пропашных культур, разогнал всесоюзную академию сельскохозяйственных наук. Чем больше обрушивалось хрущевских перегибов на сельское хозяйство, тем в большей степени деревня утрачивала свое естественное существование. Насаждая несбыточную мечту, построение коммунизма и коммунистического труда, Хрущев в тоже время в колхозной жизни использовал сталинский примитивный способ оценки труда, трудодень. Он не рискнул его отменить. Трудодень был отменен только в 1966 году. 
         За Хрущевым навсегда осталась кличка, какую ему дал народ - «кукурузник». Он считал, что если всю страну засеять кукурузой, то наступит всеобщее материальное благоденствие. Р. Медведев тщательно изучил историческую биографию Хрущева. По мнению автора, путь Хрущева к политической и государственной власти был противоречивым. В нем на редкость было много перегибов. В итоге к 1960 году, «сельское хозяйство оказалось в тупике» (Р. А. Медведев. Н. С. Хрущев: Политическая биография. 1990, с. 173).
         Как могло колхозное сельское хозяйство, превратившись по мнению идеологов сталинизма, в базу крупного товарного производства, во времена Хрущева оказаться в тупике? Возникает естественный вопрос, а были ли в колхозах создана такая база, или это ничто, иное, как явная идеологическая выдумка сталинистов. Значит, тоталитарные усилия Сталина создать взамен уничтоженного крестьянства колхозную базу крупного товарного производства не оправдались. Все это говорит о том, что в истории колхозной деревни настолько все запутано, что трудно добраться до истины.
        В Красноярске Хрущев побывал дважды. Первый раз в феврале 1955 года, второй – в мае 1957 года. Какие задачи он решал в Красноярске, неизвестно. Скорей всего, хотел узнать, способен ли Красноярский край принять массовый наплыв людей, которые в скором времени хлынут на подъем залежных и целинных земель. Ведь начало хрущевского правления по времени совпало, когда сельское хозяйство в стране находилось в глубоком завале, лежало на боку, а полки в магазинах были пустыми, словно лунный кратер.
          В те далекие годы считалось, что Красноярский край и его центр город Красноярск являются местом, где развернута большая работа по созданию базы коммунизма. На заборах промышленных предприятий города Красноярска, на стенах высших учебных заведений висели огромные транспаранты со словами: «В ближайшие двадцать лет построим коммунизм!»
Насаждалась идея построения коммунизм всюду и везде. Вот наглядный пример. На ветхом заборе Красноярской лакокрасочной фабрики, на улице Брянская, у подножия красной горы висел покосившийся транспарант со словами «Вперед, к победе коммунизма» Транспарант по величине был намного больше самой фабрики. Но на это карикатурное изменение никто не обращал внимания, все работники фабрики и проходившие мимо люди знали, что за забором фабрики куется коммунизм, а каким он будет, на это ответа никто не давал.
         Красноярский край не заканчивался промышленными предприятиями и учебными заведениями. В обширном крае, который простирается с минусинского юга и до таймырского севера, где  с утра и до вечера ковали утопическую, несбыточную победу коммунизма, много было деревень или вернее колхозов. Что из себя они представляли, какова была в них жизнь, каким был там труд колхозников, какой харч употребляли они  в условиях, когда все краевые ресурсы тратились на построение коммунизма? Об этом умалчивали, старались не говорить. Коллективная форма труда в деревне, хрущевские перегибы, связанные с насаждением всеобщего коммунистического труда, заметно ударяли по селу, сельское хозяйство в нем значительно падало. 
         Вообще, на протяжении  всего периода хрущевской власти сильно голодала не только деревня, как главный производитель продовольствия, но и город. И чтобы поднять продовольственное звено сельского хозяйства, партийные функционеры придумали выход из создавшегося положения. Они определили, что все упирается в отсутствии смычки между селом и городом (смычка – выражение периода деревенских коммун, не получившее дальнейшего развития). И был брошен в народ опять лозунговый клич, но в новой упаковке. Идеологи добивались, во чтобы то бы то ни стало, достичь стирания разницы между городом и деревней. Короче говоря, ставилась новая утопическая задача по своему развитию поставить деревню на одну ступень с городом.  Нет необходимости рассказывать, как складывался исторический путь русской деревни, особенно в советский период. Лучше всего рассказать о том, что представляла собою, так называемая колхозная деревня  хрущевского периода, какая там была общая атмосфера и что вспоминали сами колхозники о сталинской коллективизации. А для этого надо в ней побывать и все увидеть своими глазами.
         Русская деревня – кормилица России. Это место, где испокон веку живут крестьяне и занимаются земледельческим трудом. За долгий период своего существования, русская деревня прошла сложный путь своих  эволюционных и революционных преобразований. Хотя революционные преобразования в русской деревне чаще всего сопровождались трагедией.               
В истории русской деревни можно объективно обозначить путь и на каждом его отрезке менялось ее название: обычная деревня, на стадии своего первоначального развития, крепостная деревня, дворянская деревня, деревня периода военного коммунизма и первых ленинских коммун, деревня периода НЭП (новой экономической политики), деревня периода коллективизации: кулацкая деревня, середняцкая деревня, бедняцкая деревня, деревня периода военной мобилизации экономики, деревня хрущевского волюнтаризма, деревня брежневского периода развитого социализма, деревня периода горбачевской раздробленности, и наконец, современная деревня, преобразованная в частную и акционерную форму собственности.

    
Поездка в колхозную деревню.

               В конце сентября в Красноярске традиционно наступили теплые осенние дни. Студенты давно ждали такой погоды. В воскресный день можно побродить по берегам Енисея, поплавать на лодке, или сбегать на Красноярские столбы, в таежный заповедник, и насмотреться там всяких чудес природы. Но замыслы студентов побывать на предстоящих днях на природе пришлось отложить до других дней.
         В последний день сентября, на большой перемене в учебную  аудиторию вошла Ирина Владимировна, куратор студенческой группы, преподаватель учебных общественных дисциплин. И хотя учебный год уже продолжался целый месяц, Ирина Владимировна в группе почти не бывала. Это объяснялось тем, что все лето она работала в приемной комиссии и сейчас находилась в отпуске, после окончания которого, как она сказала, будет бывать чаще.
         Ирина Владимировна нравилась студентам не только своей молодостью, она была старше их совсем не на много. В ней было все сбалансировано: и внешний вид, и пластичность движений. Высоковатая и в меру имеющая округлые формы тела, напоминающие молодую лань, которые скрывала изящная одежда, синеватый костюм из дорогой шерстяной ткани, белая блузка с круглым воротником. Пышные русые шелковистые волосы, аккуратно обрамляющие голову, создавали ей вид привлекательной женщины.
         Молодые ребята вследствие мужской особенности заглядывались на Ирину Владимировну. Да и девчонки поглядывали на нее, видя, что своему внешнему виду она уделяет большое внимание. Она объявила о сборе в понедельник, в восемь утра, на железнодорожном вокзале. Группе предстоит выехать на пригородном поезде в Козульский район, а оттуда в одну из колхозных деревень, убирать осенний урожай. Что будут студенты убирать и сколько дней, Ирина Владимировна сказала, что она этого не знает, это будет известно, когда они прибудут на место.    
         Первыми на вокзал пришли Алексей Брусницын, Борис Михеев и Юрис Шекалис. Ребята сдружились еще во время вступительных экзаменов. Одинаковые по возрасту, им всего по двадцать лет, но совершенно разные по внешнему виду и восприятию окружающего мира и тех событий, которые не проходили мимо них. Алексей русский, сибиряк, среднего роста, крепкого и пропорционального телосложения. Его синеватые глаза светились, словно лучик в темноте. Перед тем, как стать студентом, он уже многое успел увидеть в жизни. Ему пришлось пожить на прииске, о золоте знал не понаслышке, а видел своими глазами, как его добывают. Успел поработать плотником–корабелом, кузнецом, грузчиком. Алексей был не многословен и старался при разговоре так выражать свое мнение, чтобы каждое слово, сказанное им, имело, ощутимый вес. Борис по внешнему виду ничем не отличался от Алексея, тоже русский, сибиряк, родом был из Нижне–Ингашского района, из леспромхоза, где пришлось поработать на лесоповале, ростом выше Алексея, с густой шевелюрой на голове. Все слышимое воспринимал критически, с большим недоверием, на все имел собственное суждение, порою отрицающее какие–либо факты. Юрис был совсем непохожим на этих ребят и заметно отличался от них. По национальности литовец, из Краснотуранского района. Ему еще в детстве пришлось пережить насильственную депортацию. Его семья в послевоенный период за отказ участвовать в коллективизации была депортирована из Литвы в Сибирь. Высокий, и на первый взгляд жидковатый,  с мелкими чертами лица, с белесой, характерной для прибалтов шевелюрой на голове. Остроумный и веселый, любую, возникающую ситуацию осмысливал критически и смешливо ее пересказывал. При разговоре он резко вскидывал голову и как бы устремленным взглядом глаз старался рассмотреть, что перед ним находится. Среди студенческой группы ребята считались ее основой, воспринимались как старшие, с ними  считались остальные студенты.
         Ребята, выйдя на перрон, подошли к торгующему ларьку. Алексей купил буханку пеклеванного хлеба, испеченного из ржаной муки с отрубями. Борис взял пачку маргарина, приготовленного по трофейной германской технологии. Юрис хмыкнул и сказал, что он берет литровую бутылку молока. Хлеб, маргарин и молоко сложили в сумку, висевшую на плече у Юриса.  Договорились, что как сядут в вагон, так сразу и заправятся.
         Через каких–то пять–десять минут группа, 13 ребят и 10 девчат была в сборе на перроне. Пришла и Ирина Владимировна. Она была одета, словно собралась в поход.  На плечах гармонично одетый лыжный костюм из мягкой коричневой байки и плотная куртка, которая надежно защитит от дождя, под ней толстой вязки серый свитер с высоким воротником под самый подбородок, на ногах кожаные сапожки. На голове лыжная финская шапочка из плотной пряжи с широкой окантовкой по бокам и небольшим козырьком впереди. Глядя на спортивную одежду Ирины Владимировны, можно было считать, что она увлекается зимними видами спорта.      
         - Ребята, никуда не расходитесь, билеты я уже купила, минут через десяток подойдет пригородный поезд, и мы поедем на неведомую нам Козульскую станцию, - сказала Ирина Владимировна, бегло осмотрев всю группу. На перроне, вдоль железнодорожного полотна, стали появляться люди. Вскоре подошел и пригородный поезд, следовавший по маршруту Красноярск–Ачинск. Студенты сгруппировались и вошли в средний  вагон. Устроившись в вагоне и осмотрев местность, мимо которой поезд катил во всю прыть, извергая из трубы густой дым, пахнущий каменным углем, Борис засмеялся и сказал:
                - А сейчас распределим между собой те невидимые обязанности,которые по мере надобности придется выполнять. Я это предлагаю потому, что во мне все еще живет тот дух, который я получил, работая в леспромхозе. Там принято, чтобы у каждого работника были какие–то обязанности. Начнем с тебя, Алексей. Поскольку имеешь большой опыт жизни на золотом прииске, а это говорит о том, что ты человек ответственный, уже успел поработать на разных работах, в кожаной куртке, какая на тебе, а она создает впечатление, предлагаю тебя назначить неким комиссаром нашей микрогруппы.
         - А какие обязанности ты определишь себе?, - спросил Алексей.
         - Буду выполнять хозяйственные требования, с которыми мы столкнемся, когда приедем в деревню. – И добавил, обращаясь к Юрису, - предлагаю тебе быть массовиком–затейником, чтобы нам всегда было весело.               
         Прошло уже около часа, как наши друзья ехали в пригородном поезде в неведомый им колхозный мир. Вот поезд вырвался на какую – то равнину, прокатился еще с полкилометра и остановился около большого деревянного дома, служившего видимо вокзалом, на фронтоне которого маячил транспарант, а на нем жирными буквами написано, что это станция «Снежница». Поезд на станции стоял недолго, лязгнув колесами, помчался дальше. На пути по правой стороне потянулись длинные хребты–перевалы, с крутыми косогорами, поросшие густым лесом. Уже была осень, березы, еще недавно горевшие алым огнем, очистились от золотисто–серебристых листьев, но хвойные деревья, все еще сохраняли свою зелень. В голове все еще сидела мысль о станции «Снежница». Так неожиданно, в жизнь врывается давно забытое. Через много лет после этой поездки в колхозную деревню, в руки Алексея попалась маленькая книжка стихов красноярского поэта Игнатия Рождественского. Стихи очень интересные, сочиненные с большой любовью и посвящены Красноярскому краю. Читая одно стихотворение за другим, на одной из страниц внимание Алексея привлек стих с названием «Снежница». Оказывается, Игнатий Рождественский здесь побывал в 1948 году, и написал о поездке это стихотворение. Алексей, помня тот день, когда он со своими друзьями–студентами проезжал мимо «Снежницы», взахлеб, перечитывал  стихотворение.               
         Не зря зовешься ты Снежницей,
         Лесная станция моя.
         Через сугробы не пробиться
         В твои буранные края.
         Снежницу снегом забросало,
         До крыш поселок замело,
         В снегу не видно краснотала,
         Кругом бело, бело, бело.
         Лежат снега на горных склонах,
         По кручам бродят облака,
         А ты сквозь ночь огнем зеленым
         Сигналишь мне издалека.
         И я смогу сквозь снег пробиться,
         Преодолеть громады гор …
         Лесная станция Снежница
         Маяк, манящий семафор.   
         Проскочив станцию «Снежница» и насмотревшись на природную красоту, окружавшую ее, Алексей разложил на столике газетку, достал из кармана брюк перочинный нож с черной эбонитовой ручкой, разрезал буханку пеклеванного хлеба на три ломтя, намазал их маргарином.
         - Ну, что ребята, пора и позавтракать, - сказал Алексей, приглашая друзей к столику.         
         Ребята с большим аппетитом уплетали ржаной хлеб, смазанный маргарином и запивая его молоком из бутылки.
         Часа через два пригородный поезд въехал на территорию станции  Козулька. Вдоль полотна стояло много платформ, груженных крупным лесом. Чувствовалось, что Козулька не столько сельскохозяйственный район, сколько крупный леспромхоз.
         Студенты покинули вагон, и вышли на станционную площадку. В ее правом углу стояли несколько тележных подвод, запряженных лошадьми. От подвод отделился мужчина и направился прямо к студентам. Они не знали, кто он такой, но догадались, что это тот человек, который их встречает.
         Это был настоящий колхозник. Об этом говорил его внешний вид. Мужчина в возрасте около пятидесяти лет, невысокого роста, с небритым лицом, с холодным взглядом. Он был одет в зеленый дождевик, укрывавший ему ноги до самых пят. Под дождевиком стеганая на вате фуфайка, краешек которой выглядывал с груди. На ногах яловые сапоги больших размеров, замызганные желтой грязью. В зубах он держал толстую цигарку, завернутую из куска газетки, дымившую вонючей махоркой. Глядя на измазанные сапоги мужика, не было сомнения, что в течение рабочего дня ему приходится в них преодолевать колхозные тропы и дороги, залитые грязью и водой.
         Мужик, бросив беглый взгляд на сгруппировавшихся студентов, опытно сообразил, что старшая между ними Ирина Владимировна, и размашисто подошел к ней, представившись:   
         - Петр Кузьмич, бригадир. - Он схватил белую ладонь Ирины Владимировны и, накрыв ее своей заскорузлой и не видавшей давно теплой воды, ладонью, долго держал, наговаривая то, что хотелось ему сказать. – Доставлю вас в деревню Дорохина, это около пяти километров. Там большое картофельное поле, и пока снег еще на выпал, картофель надо выкопать. Всех вас распределю на постой по домам.
         Потом, когда студенты собирали на поле картофель, девчонки рассказывали Ирине Владимировне, что они с замиранием сердца, ревностно смотрели, как долго Кузьмич держал свою жесткую ладонь на ее мягкой, пропитанной духами и кремом ладони. А он, словно испытывая удовольствие, ни как не выпускал из своей руки ладонь Ирины Владимировны.
         Кузьмич глянул на студентов, и быстро распределил их по подводам. Алексею, Борису и Юрису предложил сесть на первую подводу, похожую на платформу, загруженную соломой, куда заскочил и сам. Видимо, эта телега с платформой была служебным транспортом Кузьмича, на которой он разъезжал по колхозным участкам. В телегу, на которой сидел Кузьмич, был запряжен конь гнедой масти. Конь крупный, высокий, сытый, его бока лоснились. Тележный эшелон из пяти подвод двинулся по дороге в направлении к неизвестной студентам колхозной деревне Дорохина. Уже первые сотни метров пути показали, что как таковой дороги нет, а есть обозначение, залитое водой и жидкой грязью. Однако никто из студентов не роптал, они хорошо понимали, что добираются на тележных подводах не в дом отдыха, а на тяжелую работу, какую им предстоит выполнить. В те далекие времена выезд студентов на работу в колхозную деревню по идеологическим соображениям считался романтикой. 
         Дорога, по которой пробирался тележный эшелон, не была прямолинейной, все время петляла изгибами, на которых лошади замедляли свое продвижение. Местами в прогалах висела стоячая дымка, не желая покидать облюбованную территорию, говорившая, что здесь вовсю уже властвует осень. Кузьмич оказался разговорчивым человеком, между ним и ребятами сразу установились доверительные отношения, и он многое рассказал им о своей деревне.
         Борис, как всегда с присущей ему прямотой, сразу же спросил Кузьмича, как он оказался на должности колхозного бригадира.
         - Это очень давняя история, она уходит к тем годам, когда свирепствовала коллективизация и для вас ребята, она не может быть интересной, - ответил Кузьмич.
         - Все, что происходило в деревенской жизни в прошлом, сегодняшней молодежи интересно, - сказал Алексей. - И нам, выходцам из разных социальных слоев, хочется многое узнать о колхозной, деревенской жизни, из уст бывалого колхозника.
         - Ладно, так уж и быть, расскажу кое, что из прошлой деревенской жизни, заодно и про себя.
          Кузьмич достал из кармана дождевика кисет, клочок газетки,насыпал в нее табаку, прислюнил ее по бокам и, чиркнув спичкой, раскурил. Он затянулся глубоко, выпустил изо рта табачный дым и сказал:
        - Начну с рассказа о том, когда возникла наша деревня Дорохина. Об этом всякое говорят. Но в большей степени все склоняются к тому, что места, где теперь находится деревня, начали заселять во времена царствования Екатерины Второй. Первым здесь заселился крестьянин по фамилии Дорохин, поставив небольшую заимку. Он раскорчевал небольшой клочок земли, засеял его хлебным зерном. Потом к нему присоединились и другие крестьяне, построив небольшие избушки. Позднее возникшее крестьянское поселение именовалось как деревня Дорохина. Когда сельским хозяйством в России командовал Столыпин, деревня встала на ноги. По столыпинской реформе крестьянам, которые соглашались раскорчевывать новые земли, давали безвозвратный кредит. Деревня заметно оживилась, появилась скотина, мужики не жалея сил, раскорчевывали новые земли, засевая их хлебным зерном. Рядом тайга и  построить новый дом или увеличить дворовую пристройку, труда не составляло. В нашей семье кроме отца еще было три брата. На выданный кредит они построили дом, обустроили двор, раскорчевали под посадку зерна землю. Наша семья была ни богатой, ни бедной, работала с раннего утра и до позднего вечера. Семья знала, все, что она делает, все делает для себя. Со временем отец с братьями завели двух лошадей. С появлением тягловой силы жить стало намного легче. Но продолжалось это не долго. Грянула революция, за ней Гражданская война. Я был мальчишкой, и хорошо помню, с утра нашу деревню занимали одни, к вечеру, другие. И все старались пограбить крестьян. Новый, большой грабеж начался, когда на деревню обрушилась коллективизация.   
         - Кузьмич, у большинства людей, даже к сегодняшнему дню  сложилось мнение, что коллективизация, это такой мутный период истории нашей страны, и хотелось бы узнать от тебя, что вообще она представляла собою, как ее встретили крестьяне, и как ты повел себя в этой ситуации? - не унимался Борис, ему, как и его друзьям хотелось узнать как можно больше о неизвестном прошлом.      
         Кузьмич молчал, продолжая дымить самокруткой, понукая лошадь, тащившую тонувшую в грязи телегу, ему видимо было тяжело вспоминать не самое лучшее из своего прошлого.
       - Коллективизацию народ, крестьянство назвали проклятой,продолжал свой рассказ Кузьмич.- Началось все с того, что в 1929 году большевики объявили так называемую сплошную коллективизацию в деревне.В деревнях, примыкавших к Козульке, началась отчаянная суматоха. Крестьяне, напуганные неизвестностью сплошной коллективизации, не знали, что делать. А коллективизаторы, подогреваемые властью, усиливали свое давление на крестьян. Ни кто толком не знал, к чему приведет коллективизация. А она обернулась полным разорением крестьян. Но противостоять власти было не возможно. Или ты будешь делать так, как говорит власть, или тебя поставят к стенке. А кому же хочется умирать безвинным на родной земле. Уже в первый период коллективизации крестьяне поняли, что раз деревня колхозная, общая, значит, порядка в ней не будет. Кто не соглашался отдавать в коллективную собственность свое имущество, прежде всего скотину и дом, тот подлежал немедленному выселению из деревни в неизвестные края. Я был молодым парнем. Не спрашивая, меня включили в группу коллективизаторов. Руководил сплошной коллективизацией штаб, созданный в Красноярске. Дело в том, что Козульский куст, как его назвали перед коллективизацией, был очень маленький, всего четыре деревни. Поэтому, проводить коллективизацию в наших деревнях поручили красноярцам. Основная группа, составляющая штаб сплошной коллективизации, человек двадцать, но все в ней, как на подбор, лютые. В штаб входили три большевика, пять комсомольцев, приехавших из Красноярска проводить коллективизацию. А вернее ликвидировать то, что было в личном хозяйстве у крестьян. Группу активистов из штаба сопровождали вооруженные сотрудники ОГПУ. Что это была за военизированная организация, толком никто не знал, но все ее сильно боялись, у нее были особые, карательные полномочия на период коллективизации.            
         - И какую же Кузьмич, тебе дали должность в группе коллективизаторов? – спросил Алексей, молчавший до этого.
         - В группе никакую должность не дали, а условия поставили коварные,- усмехнулся Кузьмич. - Или я сдаю в колхоз своих лошадей и дом, и принимаю на себя обязанности председателя рожденного колхоза и одновременно бригадира скотного двора, или у меня отбирают все имущество и выселяют в неизвестное место. Коллективизаторы заранее знали, что проводить коллективизацию и не назначить ответственного за ее главное звено, скотный двор, это значит завалить ее. Большевики, огэпэушники ведь расстреливали не только коллективизаторов, но и тех, кто не справлялся с ее задачами, кто не смог выполнить задание властей. Передо мной возник вопрос, что делать? Сильное отчаяние обрушилось на меня, боязнь за семью. Отец не смог вынести того, что обустроенное хозяйство отберут и внезапно умер. На моих руках остались больная мать и дети малыши. Как поступит со мной власть, если я не приму их требования? Соглашаюсь стать председателем колхозной деревни и бригадиром скотного двора. За период, как деревня стала колхозной, ничего хорошего в ней не произошло. Наоборот, она начала разваливаться.
         - А как в вашей деревне восприняли коллективизацию?- Спросил Алексей.
         - Коллективизацию воспринимали в деревне тревожно, - продолжал Кузьмич. - Со стороны советской власти на беззащитное крестьянство было очень сильное вооруженное наступление сталинистов. Доходило дело до полного безумия. Утром выходишь в поле, а по деревне на лошадях, запряженных в телеги, уже мчатся вооруженные активисты. Чтобы запугать крестьян, активисты вовсю палили из револьверов по деревне.В руках активистов лозунг “ Уничтожим кулака как врага”, от которого все крестьяне содрогались. По заявлению Козульского штаба сплошной коллективизации кулаков не было выявлено как в нашей, так и в трех соседних деревнях. Но объявлена война всему крестьянству и ее остановить было не возможно. Слово “сплошная” говорило о главном, о насильственной коллективизации крестьянских хозяйств чохом, без разбора. Коллективизаторам надо было составить документ, что коллективизация идет полным ходом и доложить в ее штаб. Но крестьян ведь не обманешь. Уже в  начале, было видно, что колхозная форма собственности, колхозная форма труда не дают нужного эффекта. Кто отказывался вступать в колхоз и выражал свое мнение о неэффективности колхозного хозяйства, тот считался врагом советской власти с обязательным арестом и высылкой в неизвестные места. За одно сказанное слово против коллективизации, власть сразу же арестовывала, крестьян, отправляя их на лесоповал, на рудники или шахты. Наберусь смелости и на старости лет, выскажу мнение, что большевики, державшие власть в своих руках, к крестьянству относились очень плохо, считая его за второй сорт. Сначала они разработали коллективизацию на бумаге, в документах, потом ее обрушили насильственным способом на крестьян.
         Кузьмич замолк, свернул самокрутку и чиркнув спичкой, раскурил ее. Он живо затянулся цигаркой, вдохнув в себя табачный дым.
         - Сильный испуг охватил крестьян через пять лет, после того, как началась сплошная коллективизации, в 1938 году, - продолжал Кузьмич. - Крестьяне уже подумали, что наверное, власть их трогать больше не будет. Но все вышло наоборот. В начале этого года большевистский ЦК принимает секретное решение, согласно которому те, крестьяне, которые в первый период коллективизации отказались вступать в колхозы, подлежат немедленному аресту и и расстрелу. Под это решение партийной власти фактически арестовывали всех крестьян, без разбору. Необходимо было выполнить устрашающий заказ власти. Позднее мне стало известно, я тоже был включен в список на арест. Но мне повезло, ареста я избежал. В дни арестов находился в командировке в Красноярске. Вот так, ребята и происходила коллективизация в деревнях. За коллективизацией грянула война с Германией. За период войны наша деревня совсем развалилась. Во время войны трудно было сказать, на кого мы работали, или на колхоз, или на леспромхоз. И сельхозпродукты надо было заготавливать, и рубить для отправки лес. А его гнали эшелонами. Приостановить этот развал ни кто не мог, это было противоестественное течение жизни. Крестьянское хозяйство Козульского куста очень маленькое, всего четыре деревни, каждая из них такая же, как наша. Многое с них не возьмешь, все они дышат на ладан, заработка нет, интереса в ней жить тоже нет.
         - Кузьмич, скажи, какие крестьяне по жизненной активности проживали в вашей деревне накануне коллективизации? - спросил Алексей.
         - Ответить на этот вопрос не трудно, ведь все происходило на моих глазах, фактически я живой свидетель тех событий, - снова включился в разговор Кузьмич, словно продолжал держать экзамен перед учителем. – Коллективизацией хороводили большевики. Сталин не смог им противостоять и согласился всех крестьян распределить на три категории: кулаков, середняков и бедняков. Каждой категории крестьянского хозяйства была придумана имущественная оценка. Фактически эту оценку ни кто не определял, все записывалось на глазок. 
         И вот ведь что интересно. За долгие годы колхозной жизни к нам в деревню часто наведывались агитаторы–лекторы, которые пытались нас крестьян укачать тем, что действительно среди крестьянства объективно существовали кулаки, середняки и бедняки. И они так настойчиво нам вдалбливали это в головы, как будто мы не знали из каких слоев состояло доколхозное крестьянство. Кулаки в нашей и соседних деревнях документально зарегистрированы не были. Правда в самой Козульке двух кулаков отыскали. Их сразу отнесли к врагам советской власти и они исчезли в неизвестном направлении. Хотя вражеского они ничего не делали. Конечно, даже в наших маленьких деревнях были разные категории крестьян. Были крестьяне работящие, любили порядок, рачительно следили за своим хозяйством, они работали с утра и до вечера, отказывая себе в отдыхе, ибо понимали, что содержание крестьянского хозяйства и благополучие семьи зависит от ежедневного труда. Но были крестьяне, которых называли середняками или подпевалами. Они часто меняли свое мнение, могли стоять за тех или за других. Вроде и работали, но имели большую ленность и находили для этого разные оправдания. Когда началась сплошная коллективизация, середняки мигом меняли свое отношение к происходящим событиям, могли запросто подписать любой документ на соседа, назвав его кулаком. Приму грех на себя, но скажу правду и о тех, кто этого заслуживает. Ведь среди крестьян были и лодыри, отнесенные к категории бедняков, работать они не хотели, целыми днями шатались по деревням, все высматривали, да высмеивали, в общественных работах на пользу деревень не участвовали. Зачастую, и по долгу, бедняки были “под мухой” и работать фактически не могли. Это был особый класс крестьян, их как бедняков включали в так называемые комитеты бедноты, приравнивали к пролетариату и они охранялись властью.      
         - Почему, ты Кузьмич, на сегодняшний день не председатель  колхозной деревни, а всего лишь ее бригадир, - неожиданно спросил Юрис.
         - Сняли с должности и с большим позором. Произошло это в 1947 году. Еще не очухались от прошедшей войны, а тут другая напасть, засуха. Год выдался тяжелым. Уже с весны она нежданно обрушилась на деревню, вдобавок в лесах возникла сушь и они загорелись, колхозные луга выгорели. Скот кормить было нечем, он отощал и начался его падеж. А к осени разразились проливные дожди. Жизнь в деревне стала невыносимой. Мигом из деревни сбежала половина колхозников. Перебрались работать в Красноярск на заводы и фабрики. По–существу деревня одним разом опустела. Районное партийное начальство, выполняя сталинские требования и верховной, партийной власти, свирепствовало, требуя обязательных поставок продовольствия в госфонд, выжимая из колхозников все, что у них имелось в личном хозяйстве. И тут передо мной встали две важные задачи, которые надо было решать и очень быстро. Или сохранять за собой колхозное должностное положение и предать крестьян, или помочь колхозникам сохранить то, что у них было на черный день, чтобы семьи не остались один на один с голодом. И я выбрал второй путь. Помня события периода коллективизации, я отказывался грабить крестьян, за что был освобожден от должности председателя колхоза, как не понявший трудности текущего момента. Считаю, что отделался еще сравнительно легко. Не отправили в ГУЛАГ. Что было в расправе с нашим колхозным братом общепринятым делом.
         Кузьмич как–то внезапно замолк, отпустил вожжи и лошадь, тащившая подводу, пошла тихо. Ни кто не хотел нарушать возникшее молчание. И тут Алексей задал вопрос Кузьмичу, не рассчитывая на него получить ответа.
         - Кузьмич, скажи, как получилось, что наша студенческая группа прибыла именно в вашу колхозную деревню?
         - Да тут все очень просто. Директор (ректор) вашего института и председатель Козульского райисполкома давние друзья, когда–то вместе учились в Красноярской высшей партийной школе. Прошлой весной ваш директор приезжал сюда на глухариную охоту, этой птицы здесь очень много. Между собой председатель райисполкома и директор института договорились, что осенью группа студентов вашего института приедет на уборку осеннего урожая. Я определил, что на нашем участке уродился хороший урожай картофеля. Но убрать его к середине сентября не успели. Возникла боязнь, вдруг внезапно грянет снег и картофель пропадет. Председатель райисполкома обратился к вашему директору за подмогой и вот вы уже здесь. Использование городского населения в осенней уборке урожая, обычная, тоталитарная практика колхозной формы труда, чтобы сельское хозяйство в деревне не обвалилось. 
         - Скажи, Кузьмич, как называется колхоз вашей деревни ?-   спросил Алексей..
         - Наша деревня по колхозному статусу не является колхозом, она всего лишь бригада. Общее колхозное управление находится в Козульке. – ответил  Кузьмич, посчитав, что это был последний вопрос из тех, какие интересовали ребят.   
         Вдруг дорога, по которой тащился тележный эшелон, оборвалась. И  впереди раскинулся пустырь, похожий на большую поляну. По ее правую сторону густая лесная чаща. По левую, линейкой, друг за другим шли деревянные избушки и избы. Не доехав до середины деревни малость, Кузьмич остановил лошадь напротив дома с тремя окнами на его внешней стене. По правилам деревенской архитектуры, к дому примыкали высокие ворота, закрытые сверху князьком.
         В  среднее окно кто–то выглянул. А вскоре из ворот вышел мужчина. Возраст лет пятьдесят пять. В нем чувствовались упрямство и сила. Его внешний вид привлекала круглая окладистая  бородка. Борис глянув на хозяина дома, на его бородку и тихо изрек “Бородель”. С тех пор между собой ребята так его и звали. Одет он был как и все уже к этому прохладному времени в стеганые на вате фуфайку и штаны. Из-под фуфайки выглядывала рубаха, пошитая из самотканой грубой, но мягкой ткани. На ногах были одеты бродни - сапоги на мягкой подошве. Голову прикрывала старая, видавшая виды шапка.
         - Привет, Пантелеич, - крикнул Кузьмич, - принимай на постой ребят. 
         - Здравия желаю, милости просим, - ответил хозяин дома. 
         - Вот в этом доме будете жить ребята, сказал Кузьмич, глянув на Алексея, Бориса и Юриса. - Хозяева хорошие, заботливые, дом теплый. Кормить вас начнут горячим обедом с завтрашнего дня.
         - Кузьмич простился с хозяином дома и ребятами и повел дальше тележный эшелон.
         Ребята вслед за Пантелеичем миновали широкое крыльцо и вошли в дом. Посредине дома их встречала хозяйка, супруга Пантелеича. Ее возраст был такой же как и хозяина дома. Невысокая женщина, с покатыми плечами. Ее глаза выражали печальный взгляд, видевшие за свою жизнь много трудностей и невзгод. На ее смуглом лице незримо было написано, что она спокойная и добродушная. В этом ребята убедились, живя в ее избе. Одетая в обычную деревенскую одежду. Кофта и юбка, пошитые из цветного домотканого материала, прикрытые передником на лямках такого же цвета. На ногах толстой вязки носки, вдетые в короткие валенки.
         - Марфа Ильинична, - представилась хозяйка дома.   
         Ребятам, вошедшим в дом, сразу же захотелось осмотреться и увидеть, как живет колхозная, крестьянская семья.
         Дом – обычная русская изба, большая квадратная комната, без перегородок, в которой нет ничего лишнего и все расставлено по своим местам и по своей житейской надобности. Алексей имел опыт плотника–корабела, приходилось сколачивать палубы судов и он был способен оценить пол в доме, на который ступила его нога. Пол сколочен плотно из широких и толстых плах, покрашенный коричневой краской и создавал в доме ощутимый уют. Справа большая деревянная кадка для свежей воды. Слева на стене приторочена вешалка с верхний полкой, под которой десяток деревянных шкантов в виде крючков. Вдоль стены широкая деревянная лавка, покрытая шерстяным солдатским покрывалом, в изголовье подушка. Можно было и не отгадывать, это место кратковременного отдыха днем хозяина дома. Перед средним окном стоял ткацкий станок, который ребята долго и с любопытством рассматривали. В правом углу дома широкая железная кровать, застланная красивым цветным одеялом, в изголовье стопка взбитых подушек. Около кровати самодельный, пышный половик. Ближе к окнам стоит стол с четырьмя стульями, место обеда хозяев. Напротив окон высокая, широкая кирпичная русская печь с полукруглой топкой, занимавшая значительную часть избы. Из окон лился уличный свет и в избе было светло и уютно. Словом, изба построена человеком, который знал толк в жизни. Топка русской печи пылала жарким огнем и от этого в доме было тепло.
         Борис, любопытный парень до житейских дел, взглянув на хозяев дома, сказал:
         - Никогда не жил в избе с русской печью, поэтому не знаю, что это такое. Хочется взглянуть и на на печь, и на то место,  где находится лежанка. Хозяева дома заулыбались, выражая одобрительное согласие на просьбу Бориса.
         Борис заглянул в полукруглую топку, уходившую во внутрь печи, выложенную кирпичём. По–существу, это резервуар – под. И когда печь топится, под набирает в себя жар и долго его сохраняет.   
         - А теперь, обследую лежанку на печи, - не унимался Борис. Он вскочил на лесенку с широкими полочками, прислоненную к стене печи и забрался на ее верх.
         Что же представляло собою место спанья на русской печи в жизни деревенских крестьян. Русская печь с ее местом для спанья – это целый мир. И в этот мир ребята окунулись. Сейчас им воочию предстояло  почувствовать дыхание этого мира и оценить надобность его использования в жизни человека.Основа лежанки на русской печи, ровно выложенный кирпич.
Нагретый за день топившейся печью, кирпич отдает сильным теплом. Зазор  между лежанкой из кирпича и потолком небольшой, не более пятидесяти, семидесяти сантиметров. Чтобы не получить от нагретого кирпича ожог, на нем лежал широкий матрац, застланный простынёй из толстого, мягкого льна. В изголовье две длинных подушки со цветными наволочками. На случай возникшей прохлады ночью, рядом лежит большое одеяло, из пушистой овчины. Овчина по бокам искусно прошита полосками из плотного материала. Мало того, что русская печь служит основой для спанья, можно без преувеличения сказать, что она является и местом, которое зачастую используется как место ликвидации хвори, например, простуды. Известно, что если человек простудился и переспал на русской горячей печи, он быстро лишается хвори.   
         - Очень тепло на печи. Думаю, что сегодня ночью крепко усну и утром не проснусь, - кричал Борис, лежа на горячей лежанке.
         - Борис, не задохнись на смерть от избыточного тепла, а то придется тебя тащить на спине в районную больницу, шутливо отреагировал Юрис.            
         - Ну, братцы, это что–то невообразимое, скорей бы ночь, да отлежаться на горячей печи, - крикнул Борис, слезая с нее.
         - Ну, ладно, с избой освоились, а теперь пойдемте осматривать дворовое хозяйство, - предложил Алексей. - Пантелеич, ты нас сопровождай, будешь нам пояснять, что к чему. 
         - Спустимся к ручью, оттуда и начнем осматривать дворовую территорию, - предложил Пантелеич.
         Ребята пересекли двор и спустились в ключ. В ключе текла родниковая, прозрачная вода, журча на круглых серых булыжниках. И ребятам захотелось наклониться и вдоволь ею напиться. С большим наслаждением они черпали ладонями родниковую воды, посылая ее в рот. А она оказалась не только прозрачной, холодной, но и сладкой.               
         В том месте, где ребята стояли, русло ключа было окопано с двух бережков, больше похожее на прорытую канаву. В середине канавы небольшой деревянный срубик, что–то вроде колодца. Из него было удобно черпать воду.
         - Пантелеич, если есть ключ, то зачем еще во дворе колодец. Допытывался Борис.
         - Вода в ключе не всегда бывает одинаковой. Весной она очень мутная. Большая муть идет после дождей. В начале зимы, полтора месяца, с ноября до середины декабря, густой снег забивает ключ, а потом внезапно его сковывают сильные морозы. И вода в ключе замедляет свое движение. А в колодце вода круглый год одна и также, зимой не замерзает.
         Ребята поднялись по тропке наверх от ключа и остановились около колодца. Как и все деревенские колодцы, этот был под надежной крышей, из плотно сколоченных досок. На двух столбах крепился железный, коленчатый ворот, в котором крепилась цепь с железным ведром. Юрис спустил ведро в колодец, услышав, что оно звякнуло о воду, закрутил ворот. Поставив ведро на приступок, он предложил отведать колодезной воды. Ребята с большим удовольствием испили колодезной воды, такой же бодрящей, равно, как и из ключа.
         Ребята остановились на углу двора и уперлись в избушку. Алексей, понимая толк в плотницком деле, сразу изрек:
         - Избушка толково срублена!
         - Баня, - сказал Пантелеич. Раньше на этом месте тоже стояла баня, которую срубил еще покойный отец. Баня была по–черному. В сороковом году, накануне войны мы с сыном Прокопием срубили новую, вот эту баню и заменили все ее нутро. Установили железный бак, сделали новый каменок, отделили парилку бани стеной, перед которой построили предбанник. Перед вашим отъездом из деревни истоплю баню и вы ее испробуете.
         За баней, через метров, пять, потянулись другие дворовые постройки. На виду стояла стайка или хлев для коровы. За стайкой узкий курятник, в котором кудахтали два десятка сибирских кур. Рядом с курятником широкий и длинный сарай.
         Когда остановились перед сараем, в разговор включился Пантелеич, объясняя, что это бывшая конюшня, в ней было два стойла. После того, как коллективизаторы отобрали у нас лошадей, конюшню я переделал под сеновал. Сеновал получился удачный, выручает уже много лет. От сеновала, забитого до самого верха сеном, било в нос его терпкостью. К сеновалу примыкает небольшая квадратная пристройка, местожительство свиньи. Боров, учуяв ребят, проснулся, поднялся на ноги и захрюкал.
         Посредине дворовой территории проходил забор, собранный из толстого долготья, к которому навалены напиленные толстые поленья дров, ожидавшие, когда их начнут раскалывать. Дровяная куча большая. Чтобы  управиться  с ней, потребуется несколько часов.
         Борис, окинув хозяйственным глазом дровяную кучу, сказал:
         - На досуге, Пантелеич, всю кучу переколем.
         Между дворовыми постройками и забором раскинулся большой картофельный огорода, куда и направились ребята. Земля на огороде мягкая и жирная. Картофельная ботва была собрана в большую кучу посредине огорода. Ближе к дому, вдоль забора, растянулся длинный короб, сделанный из досок. Не было сомнения, что это парник для выращивания огурцов. Здесь же оставшаяся с лета несколько больших гряд, на которых росли морковь, лук и чеснок.
         - Пантелеич, хорошее у тебя хозяйство, много труда ты вкладываешь в его содержание. Скажи, какую продукцию ты получаешь в своем хозяйстве и как ты с ней расстаешься, сколько остается и для себя?- спросил Алексей.
         - С продуктами, которые имеет крестьянин, можно расставаться двояким способом. По существующему налогу вместо сдачи продуктов, можно их оплатить деньгами, но это очень дорого и неподъемно, а порою просто не выносимо, - отвечал начистоту Пантелеич.- Часть продукции приходится продавать через Потребсоюз или на рынке. Жить как–то надо. Сдаем и продаем яйца, накапливаем сметану и из нее делаем масло сливочное. Оно является в качестве сдачи обязательного продукта. Не обходится без сдачи мяса кур, скотского и свиного. Когда вырастают огурцы, то и их продаем. Мы не практикуем сдачу или продажу соленых огурцов. С солеными огурцами большая канитель. В засолке для них требуется много посуды. Для своих нужд заготавливаем картофель, солим огурцы и квасим капусту. Вот и весь ассортимент нашей пищевой продукции. Как ведут соседи свое хозяйство по заготовке продовольствия, то оно особо не отличается. Все зависит от того, много ли крестьянин тратит на это времени. На вырученные деньги от продажи продовольствия покупаем самую малость: муку, из которой сами печем хлеб, соль, да что-нибудь из обихода.
         - Пантелеич, когда в деревне жилось труднее всего? – спросил Борис.
         - В колхозной деревне всегда жилось трудно, - отвечал Пантелеич. – Крестьянская жизнь требует большого труда. В период коллективизации особенно трудно жилось и рассказывать об этом не буду, сами, небось знаете. Надеялись на послабление в послевоенный период, но все обернулось к худшему, власть словно озверела. За несвоевременную сдачу продуктов власть могла наложить большой штраф или описать имущество и реквизировать его в пользу государства.  Природу ведь не подгонишь, она раньше времени вырастить урожай не может. Но с этим никто не считался. Отдай продовольствие в Госфонд и все тут.   
         Ребята заканчивали обход двора, и Пантелеич предложил передохнуть, посидеть на крыльце. Крыльцо широкое, на солнечной стороне.  Для хозяина дома, оно видимо служит любимым местом отдыха, на которое в минуты усталости он садится для передышки после работы в хозяйстве. Особенно в летнюю солнечную пору приятно посидеть на таком крыльце. С него хорошо виден дальний простор огорода, уходившего через ключ и упирающегося в границу густого леса. 
         Вечерело. Двор Пантелеича, деревня погружались в вечернюю тишину. В воздухе пахло древесным дымом, крестьяне в избушках топили печи, в некоторых дворах тявкали собаки, боясь наступающей темноты. Иногда в соседних избах слышался скрип ворот, дверей. Колхозники  завершали какие–то дела , которые не удалось сделать за прошедший день
         Борис, понимая, что больше так плотно не получится пообщаться с Пантелеичем, задал ему вопрос, ответ на который предполагал несколько ответов.
         - Пантелеич, скажи, участвуешь ли ты в колхозной работе и в какой, несмотря на свой возраст.
         - Конечно, посильно участвую в колхозной работе. Весной и летом приходится очищать поля от сорняков, участвовать в посадке, прополке и окучивании картофеля. В разгар сенокоса помогать колхозу в заготовке сена. Зимой, нередко вывозить с полей солому или сено.
         И хотя Алексей был парнем осторожным и не навязчивым и старался людей вопросами не досаждать, но этот он не мог оставить без ответа.         
         - Познакомившись с твоим хозяйством Пантелеич, можно выразить мнение, что в тебе крепко живет крестьянский инстинкт. А поэтому, не могу не задать тебе один вопрос, и пожалуй, последний, - сказал  Алексей. – Пантелеич, ты из кулаков?
         Борис и Юрис от неожиданности заданного вопроса Алексеем пристально переглянулись между собой. 
         Пантелеич ответил не сразу, видимо, соображал, с какой целью Алексей задал ему этот вопрос. Бросил беглый взгляд на огород, посмотрел куда–то вдаль, провел ладонью по своей окладистой бороде, словно старался где–то там, вдалеке, на невидимом планшете прочитать готовый текст, который дал бы ему безошибочный ответ на заданный вопрос. И он ответил коротко, но исчерпывающе и ясно. Заданный вопрос Пантелеич считал за болезнь, которой он уже давно переболел. 
         - Ни мой отец, ни я в кулаки определены не были. Хотя коллективизаторам сильно хотелось нас сделать кулаками. События развивались так, что  коллективизаторы в список на изъятия у нас имущества включили две лошади, корову с теленком, свинью, и дом. Из лошадей мне принадлежала только одна, вторая была собственностью дяди, брата отца. Но поскольку обе лошади жили под одной крышей, то коллективизаторы записали их на мое имя, разбираться в этом они не стали. Предупредили, что дом будет отведен под колхозную контору, в которой будет находится ее председатель. Когда Кузьмич узнал об этом, предупредил коллективизаторов, что если они не откажутся от изъятия у меня дома, он не будет принимать на себя должность председателя колхоза. Ведь долгие годы мы семьями вместе работали, делили между собой кусок хлеба, и Кузьмич не мог пойти на такой предательский шаг. И коллективизаторы уступили, мой дом не тронули. После того, как моя семья оказалась без животины, жить в нужде пришлось тяжело и долго. Восстанавливалась жизнь семьи долго, почувствовалось это только к сороковому году.      
         Что Пантелеич, можешь нам еще рассказать из того, что тебя  сильно досаждало в жизни, - поинтересовался Алексей.
         - И хотя не был кулаком, но с его ярлыком натерпелся за свою жизнь сполна, выше головы, как говорится, - продолжал свой рассказ Пантелеич. - Могу рассказать о том безумном оскорблении властями, которое пришлось вынести. Сразу после войны, в Козульской районной власти стали для какой–то надобности составлять списки семей, родственники которых погибли на фронте. Пришел в районную контору власти и я, чтобы подать сведения о своем погибшем сыне на Сталинградском фронте. В кабинете, в который я вошел, сидел краснощекий, ожиревший мужчина. Он сразу крикнул на меня, зачем я появился в районной конторе. И не дав мне договорить, раскричался еще сильнее, выговаривая, что у него нет желания разговаривать с бывшим кулаком. Я попытался объяснить ему, что я не был таковым, да и документов на этот счет не существует. Это было оскорбление, рассчитанное уничтожить меня наповал. Знал бы погибший сын как отнесется власть к его памяти. У хозяина кабинета глаза блеснули холодом, а я почувствовал мощную силу оскорбления. Мужчина, словно озверев, по–существу выгнал меня из кабинета. Долго я не мог прийти в себя, появившаяся и обида и злоба не давали мне покоя. Что делать, не знал. В один из дней поехал в Красноярск в надежде, что кто–нибудь мне поможет в этом деле. В поезде познакомился с молодым парнем и все ему рассказал, который был удивлен до глубины души. И он сказал мне, что в ближайшие дни приедет ко мне в деревню и мы составим письмо для отправки в Москву, в министерство обороны. Он сдержал свое слово. Есть же на свете порядочные люди. Ровно через два месяца в Козульскую районную власть пришло из министерства обороны письмо, в котором подтверждалось, что наш сын погиб на Сталинградском фронте. Мужчина, который принимал меня и сообщал о пришедшем письме, сказал, что тот, мужчина, который раннее должен был рассмотреть этот вопрос, больше в районной власти не работает, уволен за многочисленные грубые отношения к людям. Так и живем, преодолевая большевистскую, кулацкую оскорбительную политику, и когда ей наступит конец, не известно.         
         Выслушав честную исповедь Пантелеича, Алексей, чувствуя себя не комфортно за последний заданный вопрос, сказал:
- Спасибо, тебе Пантелеич за время, потраченное на нашу экскурсию по твоему двору, за интересные и честные рассказы, о том, как приходится зарабатывать кусок хлеба колхознику.
         - Ну, ладно, уже вечер, пойдемте в избу, - сказал Пантелеич.
         Ребята вошли в дом. На них дохнуло теплом. Хозяйка Марфа Ильинична, толкалась около пылавшей огнем печи. На стол она положила деревянный кружок. Подхватила ухватом большую чугунку и вынула из печи, поставив ее на кружок. Тут же поставила блюдце с солью.
         - Кормить большим обедом буду с завтрашнего дня, - сказала хозяйка, - а сегодня отведайте нашей картошки.
         - Ребята чувствуя себя давно проголодавшимися, мигом уселись на стулья вокруг стола. Картошка, дымившая в чугунке, была сварена в мундирах. Белая как творог, рассыпчатая как сахар, и ребята уплетали ее с большим аппетитом. Подкрепившись горячей и вкусной картошкой, ребята один за  другим, подходили к кадке, черпая из нее свежей воды ковшом, выпивали, причмокивая.
         Поболтав о разных делах, повспоминав свалившиеся на них за прошедший день события, ребята угомонились и пригретые теплом печи крепко уснули. И наверное, нашим друзьям–ребятам в эту ночь снились разные сны, но история об этом умалчивает. Крепок сон молодого организма. Лег на одном боку, на нем и проснулся.
         Первым из ребят во второй половине ночи почувствовал прохладу Борис. Он раскинул овчинное одеяло и укрыл им своих друзей. Не почувствовав изменений при сне, укрытые теплой овчиной, они продолжали крепко спать.
         Не сговариваясь, все трое утром, часов в восемь проснулись одновременно. Соскочили с печи. А ее топка же пылала ярким огнем, около которой хозяйка суетилась, разделывая  какие–то продукты, закладывая их в чугун и в жаровню.
         Ребята выскочили из дома. Над двором висел серый сгусток прозрачного тумана. Воздух был прохладным. Поеживаясь от прохлады, ребята побежали к ключу. Вода в ключе оказалась еще холоднее вчерашней. Наклонившись в ключ, парни стали ополаскивать заспанные лица холодной водой. Встряхнув с себя сон, и освежившись холодком воды, ребята почувствовав прилив сил. При входе в дом, хозяйка сказала, что только что приходила посыльная от Кузьмича и передала, что сбор в девять часов на верху деревни.
         Алексей, Борис и Юрис в назначенное время вышли из избы Пантелеича и направились наверх деревни. Расстояние от дома до ее верха было небольшим, не более двух сотен метров. И пока его преодолевали, рассмотрели, в каком состоянии находится деревня. Ее вид вызывал не очень радостное, впечатление. Устаревшие, покосившиеся избушки, около которых не было добротных заборов, местами их не было совсем. Глядя на такую разруху, возникало мнение, что крестьяне собрались покинуть деревню. В избушках и избах хлопали двери. Колхозники выглядывали из–за ворот, им хотелось видеть, как студенты идут на картофельное поле. Сентябрь и октябрь в деревне горячая пора. На своих участках крестьяне убирали осенний урожай, заготавливая пропитание на зиму. Они хорошо усвоили, что если осенью не заготовят продовольствие для себя, то семья останется один на один с голодом. Одним словом, погонишься за двумя зайцами, можешь не заполевать ни одного. И они молчаливо не участвовали в уборке колхозного урожая. И осенний период колхозного труда выпадал из их крестьянской жизни.
         Студенты Алексей, Борис и Юрис шли по деревенской улице, которая в полном смысле этого слова не была таковой, больше была похожа на проулок. В деревне не было ни транспарантов, ни лозунгов, призывающих к победе коммунизма. Возникало мнение, что деревня Дорохина Богом забытая деревня и живет на необитаемом острове, каких немало в стране. 
         На верху, где просматривалась площадь большого поля, уже собрались все студенты. Тут же уже стояла известная на платформе подвода Кузьмича.
         Студенты, сгруппировавшись, оглядывали поле, пытаясь в в нем найти что–будь привлекательное.
         Картофельное поле широкой полосой тянулось мимо соснового бора и где–то далеко упиралось в густую чащу. Поле, удивительно ровная площадь и было ясно, что в летнюю пору оно получало избыток солнечного тепла. Поле чистое, земля на нем относительно жирная. Картофель на поле уродился хороший, об этом свидетельствовала поникшая, крупная, толстая и густая ботва. Поле считается самым лучшим в деревне. Кузьмич, видя, что студенты заинтересованно разглядывают поле, сказал, что его раскорчевали крестьяне еще в столыпинские времена. 
         Кузьмич встретил Алексея, Бориса и Юриса улыбаясь, и поприветствовал их рукопожатием. Среди студентов послышался шумок, что мол наша троица уже на равных с колхозным начальством.
         К Кузьмичу подошла Ирина Владимировна, и он объяснил ей, что это картофельное поле, которое широкой полосой уходит далеко, где еле виднелась граница густой чащи. Кузьмич сказал, завершить сбор картофеля надо в воскресный день. Он подошел к подводе и сбросил с нее пятьдесят мешков, бечевки для их завязывания, десяток вил и необходимое количество деревянных копарулек -  лопаток для выкапывания картофеля из земли. Чтобы при копке картофеля от сырой земли не пострадали руки, Кузьмич прихватил и стопку верхонок. А еще он сбросил с телеги охапку сухих дров, сказав, что это для костра, в котором студенты будут печь картошку.
         - Ночью прошел мелкий дождь, - сказал Кузьмич, - и он будет часто  повторяться, такая выпала нынче дождливая осень. Поэтому вы не очень расстраивайтесь и немного потерпите. Я приеду за собранной картошкой в половине пятого.
         Кузьмич уселся на телегу и отправился куда–то по своим бригадирским делам. Ирина Владимировна с Борисом быстро распределили студентов по картофельным рядам, выдали вилы, копарульки и пожелали удачи в сборе картошки.
         Земля, пропитанная дождем, была сырая, но глубоко сидевшая в земле картошка, оказалась относительно сухой. Тяжело и трудно включались студенты в непривычную для них работу. Да и холодок, висевший над полем, не давал возможности начать работу с полной силой.
         Прошло часа два, как студенты начали выкапывать картофель. Между грядами уже появились первые заполненные мешки. Борис подошел к Алексею и Юрису и сказал:
         - Как выдумаете, не пора ли передохнуть, да и было бы не плохо, червячка немного заморить. Наверняка у студентов уже подводит животы.               
         - А как ты себе это представляешь? – спросил Юрис.
         - Очень просто, запечь в костре картошку.
         - И то верно, согласился Алексей.
         Борис подошел к Ирине Владимировне, они переговорили. Он подозвал к себе двух парней, дал им спички, и рассказал, что надо делать. Через несколько минут над полем задымился костер. Когда костер уже изрядно разгорелся и в нем появилось много красных углей, ребята заложили в угли картофель. А еще минут через сорок все студенты уже сидели у костра, обступив его кружочком и уплетали горячую, испеченную картошку.
         Картофельное дело не стояло на месте, а уверенно двигалось вперед. Когда Кузьмич в назначенное время появился на двух телегах на поле, на нем между рядами уже стояли приготовленные к погрузке мешки.
         Студенты, сильно уставшие в первый день с непривычки к такой работе, однако возвращались в свои дома, не показывая эту усталость. Всех их в домах ждал горячий обед.
         Когда Борис, Алексей и Юрис вошли в дом Пантелеича, то почувствовали неотразимый запах чего–то вкусного. Но перед тем, как сесть за стол, они сбегали в ключ и там хорошо прополоскали руки, лица и свои тела до пояса. Это был начальный сеанс закалки, который они будут соблюдать все дни, пока будут жить в колхозной деревне. Для ребят было интересным не только увидеть, что хозяйка поставит на стол, но и как она это будет делать.
         Перво–наперво, Марфа Ильинична поставила на стол две большие, круглые, деревянные чашки, раскрашенные красивыми рисунками. В одну чашку была положена квашеная, какой–то исключительной янтарно–светлой желтизны капуста. В другой чашке лежали малосольные, зеленые, блестящие  огурцы, переложенные укропом и смородиновым листом, от которых исходил неповторимый, терпкий запах. Тут же лежала чашка, нагруженная ломтями свежего, ароматного, серого ржаного хлеба, испеченного на поду. Пробыв сегодня весь день на свежем воздухе и проделав определенную физическую работу, ребята быстро и с большим аппетитом управлялись с закуской, составлявшей первое блюдо.
         Хозяйка увидев, что ребята уже опустошили чашки с капустой и огурцами, принялась за подачу другого, горячего харча. Она взяла в руки ухват, поддела им в печи большую, черную чугунку и поставила ее на стол. В Из чугунки дохнуло чем-то вкусным. Это были мясные щи. Они томились в горячей печи весь день. Запах щей расползался по избе, создавая  атмосферу домашнего уюта. В каждую чашку хозяйка положила косточку с мясом и залила бульоном, в котором виднелась напревшая, квашеная капуста. Вкус, какой испытывали ребята, хлебая щи, нельзя описать.
         - Остаюсь жить в колхозной деревне, буду есть каждый день мясные щи, - шутливо воскликнул Борис, испытывая огромное пищевое удовольствие от вкусно съеденных щей.
         Тем временем Марфа Ильинична уже суетилась, чтобы подать на стол другое, еще более вкусное блюдо. И опять в работу пошел ухват. Она подхватила ухватом стоявшую на горячих углях чугунную продолговатую жаровню, закрытую сверху такой же продолговатой крышкой и поставила ее на стол (в других деревнях эту жарочную посудину называют гусятницей). В жаровне была испеченная в сметане, смешанная с луком и чесноком картошка. Хозяйка взяла в руки широкую деревянную лопатку и перемешала содержимое жаровни. Ребята, глядя на необыкновенно вкусно пахнувшее блюдо, шутили между собой, есть ли его или оставить на завтрашний день.
         В людской жизни есть привычка, возникшая давным–давно, которой люди не изменяют. После сытного обеда обязательно попить чая. На это и рассчитывали ребята. Марфа Ильинична, словно догадавшись о желании ребят, сказала, что сейчас нальет им и жидкости. Она подала эмалированные кружки, наполненные чем–то вроде чая.
         Борис, увидев в кружке темно–коричневую жидкость, усомнился и спросил хозяйку, это чай?
         - Нет, это отвар из листьев брусничника и кореньев шиповника. Его полезно пить после работы и сытного обеда. Он придает телу дополнительные силы, в организме хорошо усваивается пища.   
         После работы на свежем воздухе и вкусного обеда и ужина ребята спали на теплой печи еще крепче, чем в прошлую ночь и даже не почувствовали утренней прохлады.
         Проходили дни за днями. По ночам выпадали дожди, рано утром лес курился туманом, днем студенты усердно собирали на поле картофель. Не забывали его печь в костре. Уже в середине дня они запаливали костер и над полем расстилался серый дым. Устраивая передышку в работе, они усаживались вокруг костра и с большим аппетитом поедали испеченную, горячую картошку. Кузьмич, доволен проделанной работой, в конце рабочего дня увозил собранный картофель, заметно увеличивая его запасы на деревенском складе. Наши друзья, Алексей, Борис и Юрис завершали свой день вкусно съеденным обедом, приготовленным заботливой хозяйкой дома Марфой Ильиничной. Иногда ребята затевали короткий разговор с хозяином дома Пантелеичем, выясняя у него кое что из колхозной деревенской жизни.
         К концу шестого дня, в воскресенье, было заметно, как уменьшилась большая часть поля, с которой уже был собран картофель.
         Утром в воскресенье Пантелеич сказал ребятам, что сегодня он будет топить баню. Им было ясно, что надо сделать. И перед тем, как уйти на картофельное поле, сначала они натаскали в баню дров, а потом вооружившись ведрами, напоили водой из ключа большую бочку, стоявшую в предбаннике.         
         Придя на поле, Алексей, Борис и Юрис сказали Ирине Владимировне и Кузьмичу, что сегодня им надо уйти с поля пораньше, в середине дня. Они обещали хозяину дома Пантелеичу расколоть кучу дров, лежавшую во дворе. Добавили, что самому Пантелеичу с этой работой не справиться. Ни Ирина Владимировна, ни Кузьмич не стали возражать и заранее поблагодарили ребят за выполнение предстоящей очень нужной работы.
        - И вообще, ребята не волнуетесь, - сказал Кузьмич, - уже предварительно можно уверенно сказать, что студенты собрали с поля 300 мешков картофеля, а это значительная подмога деревне.
         Однако разговор с Кузьмичем на этом не закончился. И ребята решили его продолжить, выясняя один из тех основных вопросов, который их сильно волновал.
         - Кузьмич, ты доволен выполненной нами работой?- спросил Борис, ведь теперь появляется возможность собранный картофель продать на пользу колхозной деревне.
         - Все не так, как вы ребята себе представляете, - отвечал Кузьмич. Дело в том, что наша колхозная деревня не обладает правом распоряжаться собранным картофелем с этого поля. Это право принадлежит Козульскому  райкому партии и райисполкому. Все 350 мешков собранного картофеля деревня должна в счет централизованных, обязательных поставок отправить в Красноярск.   
         В тот воскресный день, студенты, видя, что они приближаются к концу картофельного поля и понимая, что на этом заканчивается их работа в колхозе, он с удвоенным настроением завершали собирание картофеля.
         Алексей, Борис и Юрис в середине дня покинули картофельное поле. Когда вошли в дом, Пантелеич сидел в его углу на маленьком табурете. Рядом, на скамеечке лежали сапожные принадлежности, он подшивал валенки. Борис не упустил случая, чтобы не полюбопытствовать сапожным ремеслом Пантелеича, которого за глаза по–прежнему называл “Бороделем”. Борис взял подшитый валенок в руки, внимательно осмотрел подшивку его следа толстым слоем войлока и всунул в него ногу. Потоптавшись в валенке, сказал, что очень хорошо получается после подшивки. “Бородель” в вою очередь на лестное мнение Бориса хмыкнул.
         Повернувшись, Борис глянул на большую фотографию, висевшую в простенке между окнами, на которой был запечатлен молодой парень в форме красноармейца.
         - Кто это? - спросил Борис.    
         Подошла Марфа Ильинична. Держа в руках чистый полотенец, протерла им фотографию.
         - Сын Прокопий. Был взят на фронт в первый призыв, - сказал Павнтелеич. – Погиб в декабре 42–го на Сталинградском фронте.         
         - Пантелеич, ты приготовил колуны, - спросил Борис. - Сейчас выходим на колку дров.
         - Приготовил, лежат около дров.
         Ребята вышли во двор, за ними Пантелеич.
         - Разбрасывать расколотые дрова лучше в такой последовательности, - сказал Пантелеич. – Сначала из лиственницы, за ними сосновые, а потом и березовые. Так лучше дрова подбирать для топки печи, особенно когда наступят морозы.
         Так незаметно, в разговорах и шутках, кучи расколотых дров  быстро росли. Молодым, здоровым, крепким ребятам такая работа была нипочем. Как и попросил Пантелеич, ребята раскидывали расколотые дрова в три кучи. Одна куча обозначилась из лиственницы, другая из сосновых и третья из березовых поленьев. От колотых дров исходил сильный терпкий запах свежей древесины. Этот необычный запах проникал во все углы двора и казалось, что это не двор, а лесопилка. Ребята временами прекращали колку дров и стоя около дровяных куч, вдыхали этот неповторимый запах, наполненный смолой, березой, словом лесными запахами. Иногда ребята бегали в ключ и споласкивали свои потные лица свежей, холодной водой. 
         Над деревней спускались сумерки. Ребята закончили колоть дрова. Темнота расползалась по двору, за ней следовал холодок. Вышел из избы Пантелеич и сказал, что теперь пора в баню. Баня истоплена, прогрета, в ней достаточно жаркого пара, а для ополаскивания много и свежей холодной воды. Приготовлены и березовые веники.
         -Не спешите, подольше парьте уставшие тела после колки дров, напутствовал Пантелеич ребят перед входом в баню. 
         Ребята вошли в баню, разделись в предбаннике и нырнули в парную, ощутив сильный жар. Борис взял в руки ковш, зачерпнув в котле горячей воды, сполоснул верхний полог. После этого налил в деревянную шайку опять горячей воды и заложил в нее веники, сказав, что они должны распариться.   
         Когда веники распарились, Борис вынул из шайки один, взял в руки и произнес:
         - С кого начнем? - И предложил, - с тебя. Юрис.
         Борис зачерпнул ковшом горячей воды и плеснул ее на раскаленные камни. Из каменки мигом вырвался огромный сгусток горячего пара и в парилке стало невыносимо жарко. Юрис лежал на горячих плахах, чуть живой, не шевелясь. Борис размашисто и резко начал хлестать его горячее тело зеленым, мягким веником, приговаривая “терпи, терпи”. Горячий пот лил с ребят ручьем, было невыносимо жарко. Но они терпели, решили испытать горячую баню от начала и до конца. Процедура заканчивалась ополаскиванием холодной водой. Эту процедуру прошли все, и сам Борис и Алексей.    
         После этого ребята сделали передышку и они вышли в предбанник. Отсидевшись в прохладном предбаннике и войдя в первоначальное состояние, ребята опять вошли в парную и повторили процедуру, парясь горячим веником уже смелее, чем в первый раз. Наплескавшись холодной водой, и отсидевшись в предбаннике, ребята  покинули баню.
         Разгоряченные и веселые, ребята вошли в избу. В нос ударили запахи чего–то очень вкусного. Было ясно, их ждет горячий обед. Но перед тем, как сесть за стол, ребята залезли на печь и долго на ней лежали, пока не пришли в обычное состояние. Многочасовая тяжелая работа на колке дров, парная баня и вообще, желудок сигналил, что его надо подкрепить. Обсохнув  и восстановив свои тела, ребята слезли с печи и в обычном порядке уселись за стол. Стол был заставлен всем тем же, что и в предыдущие дни, когда ребята возвращались с картофельного поля: малосольные огурцы, квашеная капуста, мясные щи, которые томились в чугунке в печи несколько часов. От печи отошла Марфа Ильинична, за спиной ребят стоял Пантелеич. Она кивнула ему головой и он вышел из избы. Вернулся, держа в руке литровую бутылку с длинным горлышком, заткнутую пробкой из завернутой газеты. В бутылке был самогон. Марфа Ильинична поставила на стол три граненых стакана, а Пантелеич налил в них самогон.
         - Прошедшие дни жизни в деревне показали, - вымолвил Пантелеич, - что вы ребята, непьющие, и это очень хорошо. Но сегодня другой случай. Вы проделали большую работу, раскололи огромную кучу дров, пропарились в бане. Выпитый самогон только укрепит ваше здоровье.
         Ребята не стали отказываться от самогона и выпили его. Почувствовав большой прилив сил, они с удвоенным аппетитом опустошали все, что стояло на столе. Особенно последнее блюдо, приготовленное в жаровне. А в ней оказался картофель, прожаренный на свиных ошурках, истомленный в печи. И делается это так. На дно жаровни кладутся тонкие полоски разрезанного со шкуркой свиного сала. На сало кладется картофель вперемежку с луком и чесноком. Жаровня закрывается крышкой и ставится в печь. Содержимое жаровни томится в печи несколько часов. Это было блюдо исключительного вкуса и ребята разделались с ним, не оставив в жаровне ничего. Запив сытный обед отваром из шиповника, ребята залезли на горячую печь, немного посудачили о том-другом и крепко уснули.            
         За время работы на картофельном поле, у студентов возник дефицит сна. И теперь, зная, что не надо торопиться чтобы в установленное время быть на картофельном поле, студенты дали себе волю и проспали до утра, переходившего в день. Алексей, Борис и Юрис тоже дали себе слабинку и покинули лежанку на печи, когда уже на улице было светло от дневного света.               
         Еще накануне, загружая последний мешок картошкой, Ирина Владимировна и Кузьмич условились, что в понедельник студенты своим ходом доберутся от колхозной деревни Дорохина до железнодорожной станции Козулька. После тяжелой работы на картофельном поле, пройтись по лесной дороге только на пользу, сказала она.   
         К середине дня, студенты, жившие все дни в избах, покинули их, и собрались около дома Пантелеича. Смех, шутки, прибаутки слышались из уст студентов, как будто не было той тяжелой работы на картофельном поле, которую они только что вынесли. Где–то наверху деревни послышался какой– то грохот. И вот уже к дому Пантелеича подкатила подвода с платформой, в которую как всегда был запряжен резвый гнедой конь, к которому студенты уже привыкли. Кузьмич соскочил с подводы и подошел к веселившимся студентам, держа в руке увесистую корзину.    
        - По–русскому обычаю, это вам гостинцы в дорогу, волнуясь сказал Кузьмич. В корзине малосольные огурцы и пирожки, испеченные с картошкой и капустой. Жена всю ночь старалась пекла. Так, что, когда сядете в поезд, подкрепитесь деревенской пищей.
         Из ворот вышли Пантелеич и супруга. Марфа Ильинична держала в руках большой узелок. Она положила его в корзину, промолвив:
         - Пироги с яйцами и ливером, кушайте на здоровье.
         Борис вышел вперед и крикнул:
         - За мной вперед, на Козульку. Студенты по одному, по двое, трое быстро выстроились друг за другом и группа двинулась за Борисом.
         Вот уже сутки, как дождь перестал моросить по ночам и все вокруг обыгало, подсохло, обозначилась и дорога. Временами из–за серых туч светилось солнце, по небу плыли окрашенные в нежно розовый цвет облака.
На всем пути, пока студенты преодолевали дорогу, уже чувствовалась осень, вступившая в свои права. Вдоль дороги пожухлая трава, березняк осыпался и лишь только отдельные листочки еще шевелись на ветру. Но не обходилось и без осенней красоты. В одном месте один за одним стояли развесистые кусты рябины, пылавшие ярким огнем, предвестники снежной и морозной зимы.    
         Студенты, растянувшиеся цепочкой, заканчивали пятикилометровый переход по таежной, осенней дороге, а за их спинами осталась колхозная деревня со своими необычными особенностями существования, которые им пришлось узнать. Через полтора часа они добралась до станции Козулька. Теперь надо было дождаться, когда подойдет  поезд Ачинск–Красноярск.      
         А пока, разбившись по двое, трое, студенты отправились на осмотр станции. Ирина Владимировна пошла в станционную кассу, чтобы купить проездные билеты.
         Алексей, Борис и Юрис, обойдя вокруг вокзал и не найдя то, что искали, увидели в стороне большой деревянный дом и направились к нему.  Это был раймаг. Об этом говорила большая вывеска, маячившая на фронтоне крыши. В главной стене были широкие и светлые окна и просторный вход. Глядя на окна, Борис сказал, что в стоит зайти за покупками. Середина магазина – большое квадратное помещение. Ребята знали, что они искали.
         Но увидеть сразу не смогли. Юрис глянул в дальний угол раймага и увидел на прилавке стоявшие ящики. В них был хлебный квас. За прилавком стояла вся расфуфыренная по меркам деревни женщина. Продавец, подозрительно наблюдала за ребятами, понимая, что они не из здешних.
         Борис выложил на прилавок деньги и сказал:   
          -Пятнадцать бутылок.
         - А что так много?- возмутилась продавец. Борису пришлось кратко объяснять, что в группе, которая едет в Красноярск, двадцать три человека. Продавщица, хмыкнув носом, вытащила из ящиков пятнадцать бутылок. Ребята, загрузившись квасом, покинули раймаг. Студенты, сидевшие в маленьком скверике и коротавшие время, увидев ребят с хлебным квасом, радостно закричали.   
         Время ожидания прихода пригородного поезда проскочило быстро.   Поезд подкатил к станции и остановился напротив железнодорожного вокзала. А еще через пару минут студенты уже были в вагоне. По общему согласию все уселись в середине вагона. Паровоз словно живой организм дал о себе знать. Он свистнул, выпустил клубы густого пара из паровой топки, и грохотнув колесами, покатился по железной колее, покидая станцию Козулька. А дальше все происходило так, как и должно было происходить. Быстро заняв одну из нижних полок, Борис взял в руки корзину, которую принес Кузьмич и начал раскладывать на полке ее содержимое. А его оказалось много. Студенты быстро сгруппировались вокруг выставленного из корзины. В ход пошли огурцы, пирожки с разной начинкой. Студенты уплетали все, что попадало под руку, запивая хлебным квасом. Отведав деревенских пирожков и напившись кваса, девчонки начали подбирать для напева какие–то песни. Перебрав несколько песен, не заметили, как поезд подходит к вокзалу. По сторонам уже мигали яркими огни города. Студенты вышли из вагона и пройдя на привокзальную площадь, распрощались, скрывшись в сумерках города.

 
Послесловие.

               Как сложилась судьба студентов, выезжавших в колхозную деревню Дорохина, неизвестно, история об этом умалчивает. Написанная повесть этого не предусматривала. Здесь надо отметить ту наблюдавшуюся картину, какая складывалась в сознании студентов. С одной стороны, преподаватели института, не бывая в колхозной деревне, но читая им лекции, старались из готовивших для защиты диссертаций, расхваливать колхозный строй. С другой, студенты, бывая на уборке урожая в деревне, видели воочию, что собою представляет сегодняшняя колхозная деревня. Желание проникнуть в судьбу колхозной деревни надолго захлестнула одного из них, Алексея и он в последующие годы побывал во многих колхозных деревнях в Красноярском крае. Описанием их состояния и закачивается эта повесть. Даже если деревня возникла давно, она все равно несет на себе отпечаток того времени, когда родилась. По утверждению сталинистов коллективизация дала сплошной эффективный результат. Если это так, то эффект изменения обязательно и сразу должен бросаться в глаза. И действительно, в глаза бросалось то, что деревня разваливается.
         По историческим меркам со времени коллективизации прошло не так уж много лет, и надо было увидеть, в каком состоянии находятся те деревни, которые по статусу стали колхозными. Ведь по идеологическим представлениям колхозная деревня все еще расхваливалась.   
         Пролетали годы один за другим, Алексей преодолевал сотни километров по Красноярскому краю, посещал одну колхозную деревню за другой. На основе всего этого, возникло мнение, что коллективизация сыграла в жизни русского крестьянства, русской деревни разрушительную, пагубную роль.
         Посещение колхозных деревень Алексей начал с тех, которые находились на окраине города Красноярска, в Емельяновском районе. Это деревни Дрокино, Солонцы, Шуваева, Замятина. И хотя эти деревни находились под носом властей, они влачили жуткое существование, особенно деревня Солонцы, в центре которой находился большой свинарник, запах нечистот которого чувствовался далеко за деревней. Казалось бы, в доказательство проведенной коллективизации и учитывая, что деревня Солонцы находится под боком не только городской, но и краевой власти, так сделай ее показательной, обустрой и наведи в ней образцовый порядок. Но не тут–то было. Деревня Солонцы, словно Богом забытая, влачила жалкое, развалившееся существование. Почему было такое отношение советской власти к пригородной колхозной деревне, остается большой загадкой.
         На енисейском тракте пришлось побывать в таких деревнях, как Шестаковка, Хлоптунова, Шила, Мокруша, Усть–Тунгуска. Эти деревни по своему состоянию ни чем не отличались от предыдущих. Сразу возникало мнение, а в чем результат проведенной коллективизации в этих деревнях? Еще более печальную картину пришлось увидеть в других деревнях, в Ачинском и Дзержинском районах (деревни Лапшиха, Орловка и Богоявленка). Мало того, что эти деревни представляли собой развалившиеся хозяйства, так в них не было даже не только магазинов, но и торговых точек.
        Далее путь лежал в деревни, расположенные по берегам Енисея, приготовленные к затоплению. Когда–то деревни  Даурская и прилегающие к ней другие деревни были зажиточными. Крестьяне этих деревень занимались хлебопашеством, скотоводством, овощеводством и рыболовством. В Енисее  водилась рыба осетр, стерлядь, линь, нельма, омуль, щука, таймень, елец, окунь и ее добыча была хорошим подспорьем для харча. Зажиточности этих деревень сопутствовала не только жирная земля в этих местах и хорошо отлаженное сельское хозяйство. Притаежные места, где рос добротный лес, и нужды в обустройстве деревень подворьем не было. У крестьян этих деревень от собранного продовольствия появлялись большие излишки. Крестьяне осенью сооружали десятки плотов и нагружая их продовольствием, сплавляли по Енисею в город Красноярск, где в эти дни проводился осенний базар, который пользовался большим спросом. После коллективизации ничего подобного в жизни этих деревень и города Красноярска не наблюдалось.   
         Создавалось впечатление, что власти были довольны, что готовится затопление нескольких десятков деревень, в которых тоже происходила коллективизация. Теперь можно скрыть ее результаты под воду. Так что сплошная коллективизация с целью значительного подъема сельского хозяйства в русской деревне – это миф. Несмотря на сплошную коллективизацию, дальнейшее развитие колхозной деревни не происходило. В ходе насильственной коллективизации возник конфликт между самим понятием деревня и ее колхозным строем. Труд, построенный в колхозной деревне на принципах ГУЛАГа, был мало эффективен. А учитывая, что советская власть запрещала выдавать паспорта колхозникам, их жизнь была похожа на жизнь в резервации. 
         Чтобы иметь представление о состоянии в деревнях кроме увиденного, Алексей опрашивал крестьян старшего поколения, задавая им  один вопрос: “что существенно изменилось в деревне после коллективизации”? Ответ был однозначный, “изменилось все, только к худшему, хозяйство деревни стало разваливаться”. Крестьяне не стеснялись рассказывать ,что до коллективизации крестьяне могли заготавливать харч для себя,, а излишки продавать на рынке. А теперь, все, что заготавливается в колхозе, забирает государство, не оставляя ни одного грамма. Оказалось, что в увиденном в развалившихся деревнях после коллективизации Алексей был не одинок. В 1957 году на экраны страны вышел известный фильм “Дело было в Пенькове”с участием в главной роли талантливого советского, русского актера Вячеслава Тихонова. Фильм ярко показывает развалившуюся колхозную деревню. Растерявшиеся колхозники не знают что делать. Не интересный колхозный труд, жалкое социальное положение колхозной деревни. Колхозников охватило отчаяние и они засобирались сбегать из деревни. А ведь это было вслед за сталинским социализмом, когда идеологи партии готовились объявить его замену на развитой социализм.
         И тут Алексей стал логически обдумывать складывающуюся ситуацию по развалу колхозной деревни. И оказалось, что ее развал был не случаен, он был заложен в самой сплошной коллективизации. Это  подсказывала прочитанная книга советского, русского писателя Бориса Можаева “Мужики и бабы”, в которой он подробно рассказал о трагедии деревни в период сплошной коллективизации. Государство, партия, вождь обманули крестьянство, оставив его у разбитого корыта.
         Алексей хорошо помнил разговор с Кузьмичем, когда они в ту осень добирались на тележных подводах от станции Козулька до деревни Дорохина. Кузьмич рассказывал, что коллективизация предусматривала создание крупного колхозного товарного производства в сельском хозяйстве. Однако из этого ничего не вышло. Колхозный строй не только не смог создать базу крупного товарного производства, но и утратил прежнее состояние деревни. Кузьмич в те годы еще не знал, как это обернулось в показателях. Они появились позднее в 1990–х годах, когда зарубежные и советские специалисты приступили к изучению этого сомнительного процесса. А он оказался фальсифицированный сталинистами и выглядел совсем иначе. Вот как выглядело создание крупного товарного производства в деревне. Во–первых ни кто не занимался его созданием в деревне. Во–вторых, власти были довольны тем, что появился общий колхозный амбар, откуда можно выгрести в качестве поставок и другими способами зерно и турнуть его за рубеж на капиталистический рынок. И вывоз зерна из Советского Союза резко увеличился. Голод не заставил себя ждать и сразу же обрушился и прежде всего на колхозную деревню.      
         Результаты сплошной коллективизации были такими: с 1928 по 1934 год поголовье крупного рогатого скота сократилось на 26 6 миллионов голов (45 %), коров на 10,3, или на 35 %, свиней – на 12,1, то есть в два с лишним раза, овец на 64,4 или почти в три раза, лошадей – на 17,2 миллиона, или в два раза. На восстановление поголовья крупного рогатого скота, которое насчитывалось к началу коллективизации потребовался 31 год (оно было восстановлено в 1959 году), свиней – 25 лет (1953), овец – 29лет (1957). Советский философ Анатолий Павлович Бутенко один из тех ученых, кто не побоялся, взял на себя смелость и ответственность и опубликовал эти сведения в своей книге “Откуда и куда идем” (1990).      
         История колхозной деревни так складывалась, что и государство, и партийная власть не верили в достижение колхозной, сплошной коллективизации, которую совершили большевики–сталинисты, и постоянно меняли свое мнение о ее состоянии. Берем Большую Советскую Энциклопедию (том 12, издания 1973 года) и читаем на 427 странице: “Коллективизация навсегда избавила деревню от разорения и нищеты”. Прошло около 40 лет, читаем другой источник Новый энциклопедический словарь (издания 2000 года) на странице 534: “Коллективизация проводилась форсированными темпами с широким использованием насильственных методов, репрессий по отношению к крестьянству. Привела к значительному разрушению производительных сил, массовому голоду в 1932–33 годах”.
         Историю не обманешь. Колхозный строй, возникший насильственно, изжил себя, и оказался на ее обочине. Словом, чудес в природе не бывает.
         Русская деревня – кормилица России. На ее историческом полотне  много кровавых рубцов, нанесенных тоталитарной властью, которая для удержания ее в своих руках широко использовала так называемую сплошную  коллективизацию. До сих пор раны коллективизации кровоточат. Наверное, русская деревня не может одновременно решать две задачи: заживлять  кровавые раны на своем теле и кормить Россию. Сдача земли олигархам и членам Государственной Думы в землевладение не оправдалась, провалилась с треском. Доверие государства, выданное банкирам ввести запредельный банковский налог на получение кредитов для развития сельского хозяйства, обрекло его на полный развал. За последние годы численность деревень в России уменьшилась. Современная власть не хочет заниматься деревней, в которой проживает несколько десятков миллионов крестьян. Проблема “власть и земля” считается острой и остается нерешенной до сих пор. Пренебрежение к проблеме продовольствия поставило Россию в зависимость от «Запада». 80 % продовольствия и очень плохого качества поступает в Россию с западных рынков.

Картина художника Ю. Кугача «Из недавнего прошлого».

       
Россия – Сибирь – Красноярск - Новосибирск.   Февраль. 2016 г.