Давид проведал:
У Огана
Хранятся лук его отца
И стрелы.
В сердце удальца
Зарделось пламя пахлевана.
Любого смертного спросите:
Возможности рождают спрос.
И не случайно юный витязь
Приметил под сплетеньем лоз
В пещерной тьме альков укрытый,
Где конь (вернее – жеребец)
Косил глазами и копытом
Стучал в окованный ларец.
В ларце, усеянном камнями,
Качались сбруя и седло.
Над ними ширилось, плыло
Гало волшебными огнями,
Залив сырой пещерный мрак
Живыми брызгами рассвета…
По праву этот аргамак
В преданьях звался дивом света.
Вернёмся к луку:
поскрипел
Хранитель скАредно зубами,
Но, предпочтя семейной драме
Покой, оспорить не посмел
Права Давида на наследье,
Условье выставив одно:
Коль тетивой обводы медные
Смирит, то Богом суждено
Сменить оружию владельца.
Сие не каждому дано.
Доселе не было умельца.
«Усилье да не будет тщетным»-
Давид лукаво подмигнул
И мановеньем неприметным
Струну на рожки натянул,
Сомненья дядюшки рассея
Строкой Гомеровых стихов…
Оган читал про Одиссея
И вероломных женихов.
В хрустальных кубках янтаря
Мрачнел огонь дневного света,
Спускалась сумраком одета
На лес багряная заря.
Давид, натруженной рукой
Забросив лук отца за плечи,
Благословлял ночные свечи
И возвращался на покой,
Чтобы от утреннего звона
Бамбиров,
дудок пастухов,
Или божественных стихов,
И притч святого Соломона
Опять воспрянуть с лаской в свет,
Взяв лук и стрелы,
чтоб охотой
Продолжить перечень побед,
Гоняясь до седьмого пота
За дичью или птицерьём
По склонам верхнего Сасуна:
Льва подстеречь,
когда Фортуна
велит,
послушать Гамаюна
В волшебном вИденьи своём.