Е942

Юра Ют
(Edvard Munch "Skrik")


(Короткая бюджетная пьеса для фестиваля театров абсурда)


В динамиках - по всему залу: «Из дневника Эдварда Мунка. Ницца, 22 января 1892 год: «Я шёл по тропинке с двумя друзьями — солнце садилось — неожиданно небо стало кроваво-красным, я приостановился, чувствуя изнеможение, и опёрся о забор — я смотрел на кровь и языки пламени над синевато-чёрным фьордом и городом — мои друзья пошли дальше, а я стоял, дрожа от волнения, ощущая бесконечный крик, пронзающий природу».


Занавес открывается. На сцене - мужчина во фраке, с розовой балалайкой; слева от него – хор, одетый в белое, справа - хор в черном – кто-то молится на коленях, кто-то ползает на четвереньках, кто-то пританцовывает слегка, некоторые - принесли табуреты и встали на них.

Солист:

- Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: что такое хорошо и что такое плохо?

Хороший хор:

- Что такое хорошо и что такое плохо?!

Плохой хор:

- Что такое хорошо и что такое плохо?! Гы-гы-гы-гы!

Занавес закрывается. Под потолком появляется огромная надувная игла, - ее, через весь зал, ведет по дрожащему тросу лебедка в форме сердечка, затягивает на балкон – и в этот момент игла лопается, падает - и накрывает людей. Дамы визжат. В амфитеатр сыплются плюшевые верблюдики, - они подскакивают и разлетаются в зале. Покорность сбрасывает кожу, как змея, - в рядах нарастают протестные и оппортунистические настроения.

Софиты выделяют оранжевую нитку, лежащую на авансцене. По сцене идет грустный мальчик с черным хвостом и белым клювом, он поднимает нитку за кончик и направляется за кулисы. Тут выбегает женщина в фиолетовом, без обуви, возможно, мать, - она бьет мальчонку по попе, - ребенок роняет нить. Выскакивает отец в начищенных сапогах, - он держит руку над головой, в ней зажат кошелек, кричит слово «Нет!» Выходят бабушки и дедушки, взявшись за руки, переодетые в клавиши фортепиано, - их явно больше, чем надо.

По залу носятся световые пятна – на стенах и потолке возникают четкие профили вождей, приятные контуры ангелов, демонов и скелетов.

В проходах спускаются дети, переодетые в иглы – испуганные глаза малышей, находящиеся за марлевыми сетками костюмов, открыты новому дню, - но мы их не видим.

Два полотна закрытого занавеса теперь зашиваются светом - лазерными пушками, - когда неоновый стежок поднимается до половины, внизу уже все распарывается, шипят и падают у выходов раскаленные металлические прутья – и все повторяется под нарастающий ритм.

На зал проецируются фотографии отличного качества – на креслах и лицах людей из партера показывают глубокие пропасти, в амфитеатре – зеленые приветливые равнины, - и горы с заснеженными верхушками стоят на высоком балконе.

На потолке возникает изображение карты сектора Газа. Слышна еврейская мелодия.

Статисты встают тут и там, скандируют «Хой!», выпуская воздушные шарики.

По залу ползет веселящий газ, который используется в пищевой промышленности для изготовления взбитых сливок. Стоит смех.