Танцплощадка, оборудованная в парковой зоне возле крепостной стены окольного города в Пскове, в непосредственной близости от асфальтированной пешеходно-велосипедной дороги, местную молодежь манила к себе с невероятною силой. Летними вечерами здесь собиралось несколько сот человек, которые под ободряющие выкрики диск-жокея и зажигательную попсу предавались власти коллективного настроения прыгающей и кричащей толпы, атмосферы феерического шоу, завораживающего миганием разноцветных ламп, вспышками прожекторов, пиротехническими эффектами и оглушительно громким звучанием музыки.
Часто бывая за пределами военного городка, студенты уже к концу первой недели практики как свои пять пальцев знали парк, где располагалась танцплощадка, все его окрестности, а также неплохо изучили и сам город с его укромными уголками, местами для отдыха, досуга и развлечений.
На танцплощадку приходили вместе, в военной полевой форме, выданной Александром Борисовичем, к которой уже привыкли и которая теперь, удивительно, но лучше на них сидела что ли… Девушки проявляли к молодым людям почти нескрываемый интерес. Они смотрели на них восхищенно, никогда не отказывали, если приглашались на танец и не возражали, если кто-то из парней провожал их до дома.
С другой стороны, и внимание со стороны практикантов юным псковитянкам несомненно льстило, может быть, потому, что, не разбираясь в условностях военного обмундирования, девушки довольствовались горделивой осанкой, полными силы и огня взглядами, независимым поведением, щегольством и культивируемым среди наших героев этаким гусарским лоском.
Местным же парням все это сильно не нравилось, а кое-кого просто выводило из себя, но одна только мысль о явной принадлежности группки военнослужащих к воздушно-десантной дивизии тут же усмиряла их пыл.
Действительно, наглость этих неизвестно откуда появившихся красавчиков в непонятной военной форме иногда не знала границ. Мало того, что они совершенно бесцеремонно и вызывающе вели себя на танцплощадке, так еще некоторые из них прямо из-под носа кто куда уводили девчонок и после дискотеки.
Направляясь на развлекательное вечернее мероприятие, Борис Семенкин с некоторых пор стал захватывать с собой солдатский вещь-мешок. Оказавшись на деревянном помосте, он бесцеремонно цеплял его лямками за один из крючков персональной вешалки диск-жокея в виде треноги, где мешок благополучно болтался часа два-три, пока, наконец, неожиданно не исчезал вместе с хозяином в неизвестном направлении.
Обстоятельство это незамеченным, конечно, не осталось. Однажды Александр Аверкин, не скрывая своего любопытства, ударил кулаком по висящему на плече товарища мешку и, ощутив внутри что-то мягкое, начал гадать, что бы это могло быть. Его удивлению не было предела, когда он узнал, что Боря носит с собой два солдатских одеяла.
– Зачем, Семенкин? – вытаращив глаза, спросил изумленный Аверкин.
Но он был вдвойне поражен, услышав развернутое Борькино объяснение:
– Понимаешь, Шурик, я одну цыпочку недавно очаровал… Тут, на пятачке, четыре дня назад. Говорит, что племянница одного полковника. Познакомить обещала. – Он улыбнулся, глядя на друга как будто с превосходством. – Но я же не могу к ней в гости через неделю знакомства напрашиваться! К тому же перед родичами светиться не охота. И в часть ее, сам понимаешь, не притащишь… Остается на бережку речки одно одеяльце на травку кинуть, а другим огородиться, на кустиках развесив…
– От чего огородиться-то? – не понял Аверкин.
– Плохо быть бестолковым, Шура! – снисходительно похлопал его по плечу Семенкин. Он-то точно знал, зачем ему второе одеяло, – на всякий случай, чтобы избежать любопытствующих взглядов случайных прохожих, которых, впрочем, в тех местах и в тот час никогда не бывало…
У Аверкина вдруг екнуло сердце. Он вспомнил, как вчера на глазах у всех его дружок обнимал на танцплощадке девушку лет девятнадцати-двадцати, как многообещающе поглаживал ее спину, покрытую прозрачным шелком летнего платья. Почему везет только Семенкину? Что находят в этом повесе девчонки? Почему с такой легкостью ему удается затуманить мозги любой из них, если только он сам этого захочет? Успехом у представительниц женского пола Борис пользовался с первого курса университета, насколько помнил Александр, поэтому и напевал он ему частенько при встрече первую строчку известной песенки: «Наш Борька бабник, наш Борька бабник»… Но сейчас, с досады, ему страшно захотелось насолить своему другу, испортить предстоящий вечер, не позволить свершиться заранее спланированному мероприятию, для которого Семенкин предусмотрительно захватил с собой вещь-мешок.
Из-за этого армейского имущества у Бориса уже были неприятности… Вездесущий прапорщик Андреюк два дня назад застал его аккуратно сворачивающим одеяла со своей и соседней кровати.
– Доложите, как ваша фамилия, товарищ курсант! – Обратился он к нему по-военному строго.
Петр Валерьевич обращался к практикантам, с незыблемым постоянством называя их курсантами.
Борис нехотя выпрямился и также нехотя пробасил:
– Ну, Семенкин…
– Не «ну», а курсант Семьёнкин, – поправил его Андреюк.
– Не курсант, а студент, – отпарировал Борька, предчувствуя нудную разборку.
– Вы куда складываете одеяла, товарищ курсант? – Не обращая внимания на возражения, продолжал Петр Валерьевич своим нежно звенящим голоском.
– Куда, куда… – занервничал Борис, который спешно собирался вместе с однокурсниками отбыть на танцплощадку. – Вытрясти надо! Пыли полно! – Неожиданно даже для себя нашелся он.
– А вещь-мешок вам зачем? – Не унимался прапорщик.
Семенкина вдруг охватила несоизмеримая с происходящим злость, и он, вспомнив в тот момент сказку про Красную шапочку, как волк, тоном, который не должен был вызвать подозрений, процедил сквозь зубы:
– А это затем, товарищ прапорщик, чтобы руки были свободны для отдания чести…
Петр Валерьевич замешкался, не сообразив, что для этого достаточно одной руки. Однако, нисколько не доверяя Семенкину, сопроводил его к выходу из казармы, проследил, как тот на глазах у надрывавших животы от смеха товарищей трясет одеяла возле турника, затем возвратился с ним в спальное помещение и только тогда, удостоверившись, что одеяла вернулись на свое место, успокоился.
Все это время он, не прерываясь, читал Семенкину мораль о необходимости бережного отношения к казенному имуществу. Поэтому в тот вечер Казанове пришлось ограничиться поцелуями…
Но сейчас он опять стоял перед Аверкиным экипированным для обширной развлекательной программы, то есть, с тем самым вещь-мешком за плечами. Стоял и самодовольно улыбался. Как же Александр завидовал ему в эту минуту!..
– Эта та самая, с которой ты вчера на танцплощадке вышивал? – Начал он осторожное наступление. – Я, как вас вместе засек, сразу вспоминать стал, где ее видел… Рожа знакомая. Помню, точно видел! Но где?.. И представляешь? Вспомнил!..
– Аверкин выдержал паузу. – Ты, Борь, уверен, что она племянница полковника? – Александр участливо посмотрел на Семенкина и доверительно продолжил. – Ты хоть фамилию ее знаешь?..
– Что ты тянешь? Что хочешь сказать-то? – Не выдержал Борис. Ему сразу не понравился сам тон, с которым приятель завел разговор. А от слова «рожа» и вовсе покоробило.
– А то… – Александр отвел глаза и брезгливо поморщился. – Больная она.
– Что ты несешь? – взорвался Борис.
– Я?.. – аж взвизгнул Аверкин. – А ты сходи к ментовке, к любому райотделу подойди… И посмотри. Там доски такие есть – «Их разыскивает полиция». Почитай! Ее за распространение ищут.
– За что? – Не понял Семенкин.
– За распространение… за передачу венерических заболеваний. Статья сто двадцать первая уголовного кодекса… – Александр любил иногда блеснуть знанием самых неожиданных областей законодательства. – Кличка у нее еще такая… Синявка!
– Как? – Опять не понял Борис.
Аверкин повторил, не забыв еще раз упомянуть про статью.
– Ну, ты гусь!.. – понизил голос Семенкин. – И статью не забыл. Видимо, специально заучивал… И кличку придумал, что надо… «Синявка»!.. Надо же, какая фантазия!.. – Его вдруг передернуло.
Конечно, Аверкин нагло врал. Шут гороховый! Без приколов не может. К тому же, будет он вычитывать на каких-то досках, кого там разыскивает полиция… Щаз-з-з!.. Может, ему врезать, как следует, прямо сейчас?.. Хотя, этот клоун, пожалуй, еще и не поймет, за что… И все-таки, все-таки… Если это шутка, и если даже ему, Борису, ничего не грозит (как ни как, а с головой он дружил, элементарные правила безопасности соблюдал…), то разговор с Аверкиным все равно был крайне неприятен.
Безмятежное настроение мгновенно улетучилось. В конце концов, дошло до того, что, встретившись со своей подружкой, он долго и пристально смотрел ей в глаза, словно хотел убедиться, что они не способны ни врать, ни изменять, ни предавать… А потом, извинившись, ушел.