Роман Виктора Пелевина "Смотритель" похож на твердый грецкий орех. С первых же страниц книги читателя охватывает ощущение, что он имеет дело не более, чем с праздной игрой фантазии, с изящно сработанной, но лишенной какого-либо содержательного значения конструкцией. Нагромождение подробностей в описании вымышленного мира Идиллиума представляется случайным и избыточным и напоминает скорлупу ореха, которую никак не удается разгрызть, чтобы убедиться, есть ли за всем этим все же хоть какой-нибудь смысл, или нет. Неспособность "пробиться" сквозь "поверхность" текста к его сущности порождает чувство мучительного раздражения и желание вовсе отбросить книгу - пока, к счастью, не замечаешь оставленный самим автором инструмент, позволяющий проломить мешающую скорлупу.
Сочетание использованной в тексте личности императора Павла и фамилии Киже позволяет нам с уверенностью говорить о намеренно подчеркнутой Пелевиным реминисценции с рассказом Юрия Тынянова "Подпоручик Киже" 1927-го года. Правда, из первой части "Смотрителя" остается не до конца ясным, каково положение в романе персонажа с фамилией Киже (или Киж): из предисловия мы лишь узнаем, что он должен сыграть важную роль в истории с исчезновением императора Павла, но подробностей не сообщается. Таким образом, на основании первой части мы можем лишь строить догадки, является ли использование этой фамилии в "Смотрителе" просто указанием на произведение со схожей тематикой или свидетельствует о некоей связи с сюжетом "Подпоручика Киже". Однако, полностью прочитав имеющуюся часть "Смотрителя", освежив в памяти "Подпоручика" и затем внимательно перечитав еще раз вступление к "Смотрителю", мы уже можем получить некоторые результаты от сравнительного анализа двух текстов.
В рассказе подпоручик Киже - это несуществующая личность, как бы обретающая "юридическое существование" в результате грамматической ошибки в приказе по полку, автор которого случайно написал "Подпоручик Киже, Стивен, Рыбин и Азанчеев назначаются" вместо "Подпоручики же Стивен, Рыбин и Азанчеев назначаются". Одновременно с этим в приказе случайно назван мертвым подпоручик Синюхаев. Слова приказа постепенно как бы обретают вещественность: Синюхаев оказывается вычеркнутым из полка, а затем и вовсе из общества и из жизни, а подпоручик Киже, чья фамилия была замечена императором Павлом, начинает фигурировать в других его приказах, делает карьеру, обзаводится семьей и фактически становится полноценным членом общества.
Общность между рассказом "Подпоручик Киже" и "Смотрителем" обнаруживается в основных темах текстов: они ставят вопрос о том, что можно считать реальным, а что - нет, есть ли смысл вообще в понятии реальности и каковы ее границы. В "Подпоручике" "юридическая" реальность как бы подменяет собой "физическую", оказывается более значимой. Приказ у Тынянова берет верх над действительной жизнью. Сущность этой "юридической" реальности описана в рассуждении Синюхаева о приказе: "Он привык внимать словам приказов как особым словам, не похожим на человеческую речь. Они имели не смысл, не значение, а собственную жизнь и власть. Дело было не в том, исполнен приказ или не исполнен. Приказ как-то изменял полки, улицы и людей, если даже его и не исполняли".
Получается, что приказ, воплощение невещественного - воли отдавшего его руководителя - оказывает непосредственное влияние уже на вещественный мир. Во вступлении к "Смотрителю" эта же тема рассматривается в несколько других терминах - материи и духа: «Между материей и духом лежит отчетливая и непроходимая пропасть, которую признают мыслители всех веков. Так же отчетлива и несомненна их связь. Раньше я думал, что Флюид — именно то, что связывает материю с духом. Теперь же я полагаю Флюид тем, из чего возникают и материя, и дух. И по этой самой причине он может служить между ними мостом".
Тема воздействия воли на вещественный мир у Тынянова и духа на материю - у Пелевина разобраны в очень похожих рассуждениях. Вот фрагмент на этот счет из рассказа "Подпоручик Киже": "Во время великого гнева [императора Павла]... как с неба при ясной погоде, рушились палки на целые полки, темною ночью при свете факелов рубили кому-то голову на Дону, маршировали пешком в Сибирь случайные солдаты, писаря, поручики, генералы и генерал-губернаторы". А вот аналогичный фрагмент из "Смотрителя": "Какой-нибудь Карл Пятый решает, что его честь задета, и на следующий день стотысячная армия с пушками, весящими много тысяч фунтов, переходит границу. При этом лошади, тянущие за собой пушки, обильно покрывают навозом все окрестные дороги… Разве тут не случай воздействия духа на материю?"
"Подпоручик Киже" в определенном смысле дополняет "Смотрителя", как бы привязывает его к действительности, лишенной фантастического элемента. Это важно, поскольку сам "Смотритель", в отличие от ранних произведений Пелевина, оторван от социального контекста и сам по себе производит впечатление отвлеченной фантазии.
Коренное отличие "Смотрителя" от "Подпоручика Киже" в разборе взаимоотношений духа и материи - введение в романе некоего "Флюида", из которого, по мысли Пелевина, "возникают и материя, и дух". Однако именно в этой сфере "Смотритель" как раз уходит в область чистого воображения, где любые рассуждения становятся уже исключительно переливанием из пустого в порожнее, поскольку объективно о природе реальности нам не известно ровным счетом ничего. Какие бы неожиданные и замысловатые соображения на этот счет мы ни выдвигали, какой долгой и извилистой дорогой не пошли бы - мы можем прийти только в ту же точку полной неизвестности, и весь проделанный путь неизбежно окажется напрасной тратой времени.
Какими-то печально символичными выглядят в романе "Пелевина" рассуждения об ограниченных возможностях творения в Идиллиуме: "Мы не можем создавать радикально новых форм, но можем как угодно комбинировать старые. Частности могут быть любыми, пока не нарушено общее равновесие. Эти рамки позволяют нам очень многое. Мы используем Ветхий мир как библиотеку лекал — и вырезаем по ним нужные нам узоры". Эти рассуждения как будто подчеркивают оскудение творческой силы самого Пелевина: роман "Смотритель" в целом выглядит именно такой мучительной попыткой создать что-то новое из комбинированных деталей старого - того же "Подпоручика Киже", научной фантастики, буквально наполненной различными попытками "игры с реальностью", а также прежних произведений Пелевина.
"Смотритель" можно сравнить с картинкой в калейдоскопе, получившейся из предыдущей после встряхивания: это новый узор, новая комбинация, состоящая, однако, из точно тех же старых элементов, новый путь к старому пункту назначения. Он вписывается в рамки уже существующих произведений, дополняя их случайными фантастическими элементами. Рекомендовать подобную книгу можно только в качестве развлечения читателям, располагающим несколькими часами лишнего времени. Тут стоит еще лишь оговориться, что картина в первой части романа неполна и остается некоторая надежда на неожиданный новый смысл в его продолжении.