Кутаясь в зелёное осеннее пальто, Павлина привычно наблюдала за бегущими мимо пешеходами, которые так же привычно не замечали сидящую за этюдником художницу. Всё, как всегда: несутся куда-то автомобили, люди не поднимают головы, даже когда сталкиваются друг с другом в уличной толчее. Ни собак, ни кошек, ни голубей на тротуарах не видать – не высовываются, чтоб не затоптали.
Одна только Павлинка беззаботно сидела на своём стульчике, спрятавшись за холст, периодически поправляла сползающую на глаза вязаную шапку в тон пальто, вертела в пальцах длинный карандаш и заворожённо всматривалась в проносящиеся мимо лица.
«Не, у этой тётки глаза какие-то злые... И вид постный. У парня слева вроде симпатичное лицо, но как-то он щурится недобро. А вон тот вообще скоро лопнет – так надулся!» – прыгали и забавлялись мысли в голове художницы.
Наконец, она нашла в толпе то самое лицо, которое откликнулось ей теплом в рисующую руку. Статный мужчина с дипломатом в руке и густой седой шевелюрой на голове постоянно поправлял тонкие прямоугольные очки, хотя в этом не было никакой необходимости. Его стальные глаза смотрели перед собой, но мысли явно были где-то очень далеко отсюда.
«Вот оно!» – решила Павлина и, подскочив с места, торопливо направилась к выбранной цели.
Мужчина едва не споткнулся о девушку, внезапно выросшую у него на пути, ещё раз поправил очки на переносице и удивлённо выгнул бровь.
– Вы что-то хотели, юная леди? – спросил он низким перекатистым голосом.
– Можно я вас нарисую? – без обиняков и вступлений заявила Пава.
– Нарисуете? – усмехнулся мужчина. – А вы что, художница?
– Художница, – кивнула девушка, махнув рукой за спину на свой этюдник.
– Что ж, – седой мужчина спрятал глаза. – Я бы не против, но, к сожалению, я очень тороплюсь на важную встречу.
– Понимаю, – не расстроившись, ответила Павлина. – Если хотите, приходите, когда освободитесь, я буду тут до вечера.
Мужчина ещё раз усмехнулся и, покачивая головой, ушёл. Художница вернулась к холсту. Она давно научилась не огорчаться, если ей отказывали – улица оживлённая, утром все спешат на работу, обычное дело. Павлинка немного поёрзала, устраиваясь, на стульчике и снова всмотрелась в толпу.
Вскоре ей опять повезло. Девочка лет двенадцати почти вприпрыжку шагала по обочине дороги и весело подставляла веснушчатое личико серому хмурому небу, словно дразня. Пава выпрыгнула перед ней на дорогу и весело улыбнулась.
– Привет!
– Здрасьте, – неуверенно протянула девочка, смешно склонив голову набок.
– Можно я тебя нарисую? – спросила художница.
Веснушки на лице девчушки сначала вытянулись в удивлённую гримасу, а затем расплылись в сияющей, словно солнышко, улыбке.
– Правда?
– Правда, – засмеялась Павлинка. – Это недолго.
Тут вдруг за спиной художница услышала чеканный стук каблуков и грозный женский голос:
– Елизавета! Ты опять заставляешь меня ждать. И сколько раз тебе нужно повторять, что с незнакомыми разговаривать нельзя!
Обернувшись, Пава задрала голову и увидела невероятно высокую и худую женщину в ярко-красном кожаном френче и с холодным строгим лицом. Её брови, скулы, нос и подбородок вырисовывали такие острые углы, что о них легко можно было бы порезаться, если коснуться.
– Добрый день, – ответила ничуть не смутившаяся девушка. – Это ваша дочь?
Женщина со строгим лицом промолчала.
– А хотите, я вас вместе нарисую? – не отступала Павлинка. – У вашей дочери очень живое лицо. А вы сами так похожи на модель!
Очевидно, намётанный глаз художницы помог ей подобрать нужные слова – дама во френче растаяла. Она польщённо захлопала длинными ресницами и прижала руку к груди.
– Правда? Как мило! Спасибо, дитя. А они меня всё в отставку хотят отправить! Надеюсь, это не займёт много времени? А то мы с Лизой опоздаем на прослушивание.
Довольная Пава подмигнула веснушчатой девочке и указала, где им с мамой лучше встать, чтобы не мешать движению на тротуаре. Быстро достав из коробочки мелки и акварельные карандаши, художница приступила к работе. За две минуты набросала пропорции, ещё за три был готов контур. Пять минут – глаза, нос и губы.
А теперь самое интересное – цвета и настроение! Если бы Павлинка писала своё первое впечатление, то нарисовала бы маму девочки в чёрно-красных тонах с угловатым лицом и надменным взглядом. Но теперь, когда они с дочкой смотрели на художницу и улыбались, как с фотографии, всё было иначе. Это были два ярких пятна средь серого неба. Зоркая Пава даже разглядела, что строгая мама благополучно скрывает свои веснушки за слоем пудры. И смелым движением мелка проявила эти смешные точки на портрете.
Ещё через десять минут Павлина разрешила взглянуть на законченную работу. Девочка с мамой ахнули – с холста на них смотрели две удивительно солнечные подружки. Определённо, портретное сходство сохранилось, но если довольная Лиза сразу узнала себя на портрете, то её мама долго всматривалась в свои черты, прежде чем выдохнула:
– Где же мои девятнадцать лет... И медовый месяц в Париже...
А затем, стряхнув наваждение, деловито обратилась к художнице:
– Сколько с нас?
– Сколько не жалко, – пожала плечами Павлинка. – Главное, чтобы вам понравилось. Я только сохраню себе копию.
Она достала из сумки маленький плоский фотоаппарат, щёлкнула им свою работу, а затем обернула холст в специальную защитную плёнку. В это время дама во френче уже протягивала ей свёрнутую купюру.
– Спасибо, до свидания! – звонко попрощалась веснушчатая Лиза и, уходя и оглядываясь, ещё долго махала Павлине рукой.
Девушка махнула ей в ответ и чуть было не выпустила зажатую в пальцах бумажку. Развернув купюру, она в приятном удивлении присвистнула.
«Значит, очень понравилось!» – довольно подумала Пава и с чувством выполненного долга уселась обратно и стала выискивать новое лицо.
Ждала Павлина долго. Так долго, что перестала различать бегущий мимо поток людей. Их лица слились в однотонный мутный поток безразличных масок. Бывало и такое. Художница устало потёрла глаза и уронила голову на сложенные на этюднике руки.
«Надо отдохнуть и расфокусироваться. Раз, два, три, четыре...»
– Что рисуешь? – раздалось над самым ухом.
Павлинка вздрогнула от неожиданности и подхватилась со стульчика, словно её застали на месте преступления.
– Ничего, – выпалила девушка, даже не разобравшись толком, кто к ней обращался.
Подняв глаза, она увидела странного молодого человека. Нет, он был совсем не красив. Его черты лица не отличались ни мягкостью, ни правильностью. Но в нём сквозило что-то такое... за что цеплялся взгляд.
«Глаза, – решила Пава. – Точно глаза, такие яркие, зелёные. Хотя нет, наверное, нос. Точно, именно горбинка на носу бросается в глаза. Да нет же, вовсе не бросается, иначе я бы её первой заметила...»
Так, в мучительных размышлениях художница беззастенчиво разглядывала лицо незнакомца, а тот ничуть этого не смущался.
– Зачем же тогда ты тут сидишь? – снова прервал молчание парень.
– Жду тебя, – брякнула Павлина первое, что пришло на ум, и тотчас же досадливо поморщилась от собственной болтливости.
Но юноша и на этот раз не стушевался, наоборот, он так искренне расхохотался, что его собеседница тоже не выдержала и засмеялась, не обращая внимания на прохожих, которые недовольно оборачивались на внезапный шум.
– Ну, вот он я, пришёл, – отсмеявшись, развёл руками парень. – А что теперь?
– А теперь, – улыбнулась художница, – встань вот тут, смотри туда, мне за плечо, и замри!
– Рисовать что ли будешь? – подозрительно сощурился незнакомец.
– Буду. А ты что-то имеешь против? – сощурилась в ответ Пава.
– Да нет, – повёл плечом молодой человек. – Просто говорят, что настоящий художник забирает душу того, чей портрет он пишет...
– Так что же, – размышляла вслух девушка, доставая из своей огромной сумки новый холст, – по-твоему, любой натурщик, который позирует группе студентов, раздаёт свою душу направо и налево?
– Я говорил о настоящем художнике, – многозначительно заметил парень.
– Спасибо за комплимент! – зарделась Павлинка. – И всё-таки?
– И всё-таки я бы попросил оставить мою душу при мне, – заключил незнакомец, вставая в позу. – Пригодится ещё.
Девушке захотелось подольше растянуть удовольствие работы и приятной беседы. Но помимо её воли портрет был готов в считанные минуты. Она не вырисовывала отдельные детали, образ как-то сразу получился цельным, полным и контрастным. На холсте среди лёгких линий карандаша и мела словно само собой проявилось лицо со смешливыми зелёными глазами и горбинкой на носу.
Пава придирчиво переводила взгляд с рисунка на оригинал и обратно. Чего-то в портрете не хватало.
– Что-то не так? – подал голос незнакомец.
– Как тебя зовут? – вместо ответа нахмурилась Павлина.
– Э-э, Константин... А тебя?
Художница только отмахнулась и снова скрылась за этюдником, пририсовывая имя и дату в самом углу холста.
– Ну, готово. – Девушка резко поднялась и сделала шаг в сторону. – Смотри.
Костя, опасливо косясь на вскочившую художницу, заглянул в её работу и задумался. Шли томительные секунды, но никакой оценки Пава не получала.
– Ну? – поторопила она юношу.
– Н-н-у-у... – раздумывая, протянул парень, как будто в насмешку.
– Что «ну»? – не поняла девушка.
– А что «ну»? – переспросил Костя.
– Ты издеваешься?!
– Нет. А ты?
«Раз, два, три, четыре... – глубоко задышала Павлинка, закрыв глаза. – Ещё не хватало выйти из себя из-за такой откровенной провокации».
Юноша примирительно поднял ладони.
– Ладно, ладно! – сдался он и ткнул пальцем в портрет. – Это не я.
Не успев справиться с первым замешательством, художница снова растерялась.
– То есть как это?
– А вот так, не я и всё, – заявил Костя. – Я не умею так улыбаться.
– Как же не умеешь, если именно так и было? – выгнула бровь Пава.
– Как могло так быть, если не умею? – парень упрямо скрестил на груди руки.
– А, я поняла! – осенило художницу. – Ты клоун?
– Как ты догадалась? – хохотнул юноша и снова заставил девушку усмехнуться в ответ.
– Да ну тебя! – махнула рукой растаявшая Павлинка. – Забирай портрет и проваливай.
– Вот так просто? – снова сощурился Костя. – А в чём подвох?
– В том, что это полотно с сюрпризом, – стала придумывать на ходу уставшая от спора Пава. – Когда зайдёшь вон за тот угол, тебя обрызгает красками с ног до головы.
– О-о-о, – уважительно протянул парень. – Это опасно. В таком случае мне нужно подстраховаться. Могу я тебя пригласить?
– Куда?.. – не поняла художница.
– Куда хочешь. Мне главное благополучно угол миновать, а там увидим.
Молодые люди уставились друг на друга и вдруг расхохотались ещё громче, чем в прошлый раз.
– Я не помешаю? – К смеющейся паре подошёл уже знакомый Павлинке седой мужчина с дипломатом в руке. – Моя встреча закончилась. Вы, кажется, хотели написать мой портрет?
Художница тут же вспомнила суетливо поправлявшего тонкие очки человека.
– Ах, простите, я почти забыла. Пожалуйста, подходите, только...
Девушка растерянно переводила взгляд с мужчины на юношу.
– Так вы заняты, – заключил седой незнакомец, спустив очки на самый кончик носа и рассматривая готовый портрет. – В таком случае, не буду вам мешать. Может, в следующий раз. До свидания!
Мужчина снова поправил очки и с наилучшими пожеланиями откланялся.
– Ты его знаешь? – спросил Костя, когда тот ушёл.
– Да, можно сказать и так, – ответила Павлина, закрывая этюдник и складывая его ножки. – Вообще на мой вопрос «Можно я вас нарисую?» реагируют по-разному. Кто-то крутит у виска, кто-то вообще ничего не отвечает и со страшным лицом ускоряет шаг. – Художница ещё раз усмехнулась. – Сегодня мне ещё повезло.
– Хм... У меня ты разрешения не спрашивала, – юноша задумчиво потёр горбинку на носу.
– А я знала, что ты не откажешься, – вздёрнула бровь Павлинка и протянула Косте холст.
– Ну уж нет, неси сама это буйство творчества и взрывчатых красок! Хотя бы до угла.
Парень вскинул на плечо ремень собранного этюдника, Пава подхватила свою сумку и портрет, и они вместе отправились куда глаза глядят.
– Ты этим занимаешься бесплатно? – расспрашивал Костя по дороге.
– Если бы я таким образом зарабатывала на жизнь, давно бы отощала, – смеялась в ответ художница. – Нет, я это делаю для вдохновения. И набираю материал для своих новых выставок. Ой, смотри! – прервала сама себя девушка. – Какая женщина! Такое лицо – большая редкость, она прямо как настоящая аристократка из двадцатых годов...
Поймав её восторженный взгляд, Костя выхватил из рук Павлины свой портрет и уверенно зашагал прямо к женщине-аристократке.
– Здравствуйте! – бодро громыхнул он, заставив незнакомку вздрогнуть всем телом. – А можно моя подруга вас нарисует? Она отличная художница и уже написала мой портрет. Вот, посмотрите.
И развернув к ней полотно, украдкой обернулся и ободряюще кивнул Павлине. А художница с улыбкой подумала, что играть в эту игру вдвоём может оказаться гораздо интереснее.