С детства зрела во мне теория. С годами предположения подтверждались. И, наверное, сегодня она захотела получить формулировки. «Теория любви через отношение субъекта к обуви». Работает безошибочно, подтверждается практически. Разумеется, субъективна.
Были у родителей знакомые, работали в кооперативе по пошиву обуви из натуральной кожи. В перестройку, когда в магазинах были пустые полки, мама купила у них для меня маленькие черные мокасины, перешедшие «по наследству» двоюродному брату. Старшей сестре и брату там же были приобретены зимние сапоги из грубой свиной кожи. Все носилось долго. Но дело не в этом… Очень притягивал меня запах обувных мастерских, вид мужских рук, ловко склеивающих, прошивающих, подбивающих, создающих их горки непонятно чего – понятно что, да еще и хорошего качества. И снова дело не совсем в этом.
Дома у нас (теперь дома у родителей) была и есть большая обувница. Нравилось мне, когда никого не было, рассматривать туфли всех членов семьи, начиная со своих. Вид грязной или пыльной обуви меня сильно раздражал, а мытье туфель, натирание их ваксой или кремом, протирание мягкой тряпочкой неизменно успокаивало. Разложу вокруг себя на полу пары – свои, мамины, папины, сестры, брата. У старшей сестры они всегда были и так чистые и красивые. А вот с остальными приходилось повозиться. У мамы, помню, были очень элегантные черные лаковые выходные туфли на высоких каблуках. Носила она их редко. Казалось, после умывания и чистки обувь начинала улыбаться. На своих полках они после этого стояли такие сияющие. А мне становилось как-то спокойнее. Иногда к нам приходили гости. Снимали обувь. Я рассматривала все эти калоши, сапоги, ботинки, босоножки, шлепанцы, тапочки, кроссовки. И отчетливо понимала, какие хотела бы привести в порядок, а какие – нет. И зависело это от моего отношения к их хозяину. Чем больше доверия, тем сильнее тяга к туфлям. Были и такие, до которых не хотелось даже дотрагиваться. Но это редко. Самые любимые, разумеется, - мамины и папины. И еще свои. Помню, как мы с мамой носили обувь на починку. Что-то в этом было очень трогательное: другой человек продлевал жизнь твоим туфлям, а если еще удобным и любимым…
Когда была студенткой, сдавала иногда обувь в ремонтные мастерские в городе. И постепенно их круг сужался. После первого раза можно было безошибочно определить, кто из мастеров любит свое дело, а кто просто зарабатывает на жизнь. Хотелось доверять туфли тем, кто умел их понимать и помогать им. Радовалась, когда в мастерской напротив бывшего кинотеатра «Спутник» была небольшая очередь – на сдачу или получение: за это время можно было рассмотреть починенные пары туфель – мужские и женские, стоящие на полках в зале выдачи. Полуоткрытая дверь в мастерскую позволяла слушать голоса переговаривающихся обувщиков, звуки приспособлений, стук молотка. А запах! Запах обувной мастерской – это запах времени, запах труда, судеб, характеров.
Летом – сплошные шлепанцы, босоножки, шпильки. Вот старые стоптанные женские бежевые туфли с открытой пяткой и закрытым носом. Наверное, в них подклеивали подошву. Еще немного прослужат. А это туфельки какой-то жар-птицы. С замшевыми бантами, с вышивкой. И как она умудряется ходить на таких высоких и тонких шпильках! У этой дамы – большая нога, ее ждут отремонтированные босоножки в римском стиле – с многочисленными застежками и кожаными перемычками.
Ближе к осени женщины (в основном) приносят на починку обувь всех членов семьи, особенно ту, в которой предстоит ходить под дождем, в которой уже под ним ходили. Получать обычно отправляют мужей.
Зимой в мастерской стоит особенно сильный запах кожи. На полках – в основном черные, коричневые, красные полусапожки, сапоги, ботинки. С мехом и без, на молниях и без, с обновленными набойками, прошитыми или проклеенными «носами», подготовленные носить своих хозяев еще не одну сотню метров.
Сейчас хожу в обувную мастерскую редко. Может, обувь стала качественнее, может, ношу аккуратнее.
Обувь домашних. Моей новой большой семьи. И вот интересно: теория детства срабатывает. Туфли одних хочется чистить, других – нет. И невозможно себя заставить. Так и пришло понимание: как бы человек ни учился любить и принимать всех людей с их характерами и судьбой, «Обувная теория» не позволяет лукавить перед самим собой. Она безмолвно все тебе показывает как есть.
Дядя, папин старший брат, рассказывал, что дедушка прослыл среди родных и знакомых странным человеком: он умудрялся пройти через болота, поля и леса и выйти в чистой обуви. Стремлюсь к этому интуитивно. Получается далеко не всегда. Да и не болота-леса-поля теперь вокруг, а просто улицы с плиткой или без, дороги в пыли или без, берег моря… Иногда как наступлю, как замочу, как…! Люблю удобную обувь, чтоб можно было бежать. Но иногда не могу пройти мимо красивой и не очень пригодной для бега.
Обувь – это характер. По походке, учил меня папа, можно определить суть человека. А походка сказывается на форме и виде обуви. Взглянув на обувь, попробуйте представить ее хозяина.
Увлеклась теоретизированием. Пойду, почищу свои черные замшевые сапоги. И покрашу в цвет ирисок зимние туфли мужа. Пока есть желание.