Однажды, в 1972 году, я с двоюродным братом и другом пошли в маленький кинотеатр «Прогресс» посмотреть фильм Андрей Рублев. Дело было зимой, в феврале. На улице был мороз - -30 градусов. И вот, через несколько минут от начала фильма, зрители, сидящие ближе к двери в вестибюль, почувствовали весьма неприятный запах. В кинотеатре травили насекомых. Люди стали роптать. Один из зрителей встал, обошел весь зал, подошел к дверям зала, которые открывались на улицу, и, сняв щеколду, открыл дверь кинотеатра настежь. Человек, сидящий у уличной двери, был одет легко. Кроме того, он еще не почувствовал того резко неприятного запаха, который так сильно беспокоил мужчину, открывшего двери на улицу. Он встал и без лишних слов закрыл входную дверь на щеколду, и сел на свое место. Первый человек, вновь вскочив со своего кресла и обойдя весь зал, снял запор и растворил дверь настежь. В диалог персонажей художественного фильма плавно стал вплетаться диалог зрителей с лексикой, очень далекой от той, которая была присуща героям картины (я постараюсь перевести их беседу на более литературный язык):
-Нам холодно! - уверял зритель, сидящий у двери.
-Здесь дышать нечем! - утверждал зритель, сидящий ближе к вестибюлю.
Их непрекращающаяся беседа велась на высоких тонах вперемежку с репликами героев картины.
Фильм, ради которого мы пришли в кинотеатр, продолжается:
-Терпенья никакого нет, - обращаясь к Феофану Греку, говорит Кирилл. И вдруг, Феофан Грек, с большого экрана поворачивается лицом к зрителю и, показывая указательным пальцем в зал, говорит:
- Они больше терпят.
Зал разразился хохотом и гулкими аплодисментами.
Тут я проснулся. На табуретке около кровати лежал билет на фильм «Андрей Рублев»