Ваню перевели в нашу школу во втором классе. Произошло это абсолютно неожиданно. Последняя, пятая парта второго ряда всегда пустовала и вдруг, в октябре, зайдя в класс мы обнаружили сидящего за ней нового мальчика. Маленького, щупленького, скрюченного с недлинными темными волосами, немного вытянутым лицом и беспокойными, смущенными глазками. Но это сейчас его вид кажется мне беспокойным, а причиной беспокойства я могу назвать смущение, тогда же он казался мне, как и всем другим, просто странным.
Дети, входящие в кабинет смотрели на Ваню с любопытством, пытаясь по внешнему виду определить его в ту или иную касту. Взрослея, люди часто думают, что дети – это абсолютно примитивные создания, которые только выполняют поставленные перед ними задачи в меру своих сил и способностей, и все. Это заблуждение настолько серьезно, настолько несправедливо, что ведет к делению мира на взрослый и детский, без какой-либо связи между ними, и без единой возможности понимания.
Мир детей похож на животный мир, причем на совершенный животный мир с вожаками и жертвами. Да и вообще дети – самые жестокие из зверей. Они буквально сотканы из первобытных инстинктов. Но видно это только тогда, когда и сам ты, словно загнанное животное, с ужасом смотришь, как хищники терзают очередную жертву.
Конечно, детям не знакомы такие темы, как экономика, политика, философия и так далее, но у них есть четко выраженные понятия врага, друга, любви, своей или чужой территории, авторитета. Родители, конечно, являлись авторитетом, но они были скорее царями, монархами. А боялись дети вовсе не монархов, потому что они слишком далеки от народа. Боялись дети тех, кто их старше. Взрослый брат, который учится класса на три-четыре постарше, это аргумент намного более весомый, нежели родители. Да и негласный кодекс чести гласит, что жаловаться родителям – подлый ход. Одна жалоба моментально переведет тебя в самую низшую касту этого маленького мира, а это страшно.
Мои одноклассники расселись на свои места и переговаривались друг с другом, иногда поглядывая на чужака. Он особо не реагировал, тем самым только подогревая к себе интерес. Тут открылась дверь, и в кабинет зашла классная руководительница – Елена Васильевна, приятная на вид женщина тридцати четырех лет, с волевым, властным лицом и слегка кудрявыми каштановыми волосами, иногда спадающими на темные глаза. Дети встали, поздоровались с учителем и сели на места. Елена Васильевна вышла на середину класса и позвала Ваню.
- Ребята, знакомьтесь, это ваш новый одноклассник – Ваня. Давайте сейчас по очереди все встанут, назовут свое имя и поздороваются с ним. – сказала Елена Васильевна и процесс знакомства начался. Ваня выглядел взволнованным. Он жался, отводил взгляд, но здоровался со всеми, силясь запомнить имена будущих одноклассников. После знакомства учительница посадила Ваню на место Андрея, рядом с девочкой Сашей, на третью парту третьего ряда. Это стало началом погружения Вани в наш класс.
Деление на касты и социальные механизмы, связанные с этим, у детей развиты в совершенстве, причем на инстинктивном уровне. Есть лидеры, есть окружение лидеров, есть нейтральные и есть изгои. Это – вертикаль. Также есть горизонтальное деление: девочки и мальчики, а внутри этих групп еще одно – по количеству лидеров. Когда в общество входит новый элемент лидер и его окружение обязаны провести обряд инициации, по итогам которого определяется кастовая принадлежность нового члена. В каждом микромире этот обряд может быть разным, у кого-то драка, у старших классов – покурить или выпить пива. В нашем классе таким обрядом был подъем на крышу действующей пекарни. Главное – «не зассать». Залез и продолжил общаться с элитой – значит скоро и сам войдешь в эти круги. Залез, чтобы доказать свою силу, или не стал лезть, но уверенно доказал, что это не делает тебя хуже – стал нейтральным (таких, к слову, очень мало), полез, но не смог – станешь низшим членом окружения лидера. Струсил – отправился к изгоям, униженный и осмеянный. Ваня на пекарню не полез.
***
Шли месяцы, и класс поглотил Ваню, поставив на свое место: он стал изгоем. В учебе у него особых успехов не было, тройки – четверки. На уроках он обычно срисовывал картинки с книжек, с плакатов на стенах, ото всюду. С одноклассниками он особо не общался. Елена Васильевна, которая так заботливо представила Ваню одноклассникам, его невзлюбила. Он портил показатели класса, не участвовал в мероприятиях, его не любили другие ученики. Он был из простой, даже бедной семьи, поэтому часто родители не находили денег на классные поездки в лимонарий, цирк или лесную школу.
В иерархии нашего класса новеньких, которых не впустила элита, принимали в свою скромную компанию изгои. Не то, чтобы это было необходимо, но так было проще давать отпор. Ваня и с ними не особо охотно шел на контакт. Я хотел подружиться с ним, но мне никак не удавалось найти общий язык, хотя со временем он стал больше времени проводить со мной и Андреем. Но Ваня все равно стал изгоем даже среди изгоев. Класс не принял его вообще. Девочки шептались, что он полный придурок, больной. Парни, из тех, кто посильнее просто били его, обзывали. Причиной к тому были не только странность Вани и его неожиданное появление, но и место жительства. Он был из другого района, с противоположной стороны улицы Жукова, с вражеской. Вне школы его никто не видел, и это служило важным мотивом искоренения инородца из привычной среды. Ваня особо не реагировал на это, но только первое время, когда эти нападки были не такими сильными. Это продолжалось первые месяцы. В своих вопросах дети крайне умны, и они понимали, что за новым учеником пока еще пристально наблюдают.
***
В начале декабря мы сидели в кабинете и обсуждали с Андреем какую-то компьютерную игру. Ваня сидел на втором ряду и рисовал что-то в тетрадке. В классе оставалось еще человек пять или шесть. Неожиданно в класс забежали Максим, Вова, Леша, Витя и Саша – вожак. Они окружили Ваню, сняли рюкзак, висящий на спинке его стула и начали перекидывать между собой.
- Давай, забери! Забери! – вопили они, перекидывая рюкзачок. Ваня смотрел на это испуганными глазами. Он встал и, поднимая руки, пытался перехватить рюкзак в полете, но у него не получалось.
- Хватит! Хватит! Пожалуйста, отдайте! – у Вани был очень тоненький даже для второклассника голосок.
- Да лови, на! – вдруг закричал Саша, когда рюкзак перешел к нему, и отшвырнул его в конец класса. После этого Саша схватил с парты тетрадку с рисунками и начал кидать ее, крича:
- теперь это забирай! Драчка-собачка! Драчка-собачка! – по мере перекидывания обложка тетрадки оторвалась и осталась в руках Вовы, а сердцевина упала на пол. Вова и Максим, стоящие рядом, начали затаптывать тетрадь. В этот момент Ваня уже не вытерпел и, упав на парту, заплакал навзрыд. Из рюкзака, валявшегося в конце класса на пол вытекало молоко – Ваня был льготником и получал по пакету в день. Во время всей этой расправы весь остальной класс молчал. Большая часть от удовольствия, остальные – от страха. Саша занимался боксом, Леша – каратэ, Максим был больше всех по размерам. Витя и Вова не имели серьезного веса, они просто пресмыкались перед Сашей. Эта пятерка, в целом, была ядром животной силы. Иногда они выясняли отношения с другими классами. Редко внутри стаи происходили драки за обладание самкой. Конечно, о сексе речи не шло. Но поцелуи в школьных беседках и обнимания имели место.
Елена Васильевна, которая застала уже последствия конфликта, стаю наказала и сообщила родителям, но про себя списала все это на неумение Вани общаться с одноклассниками, так что конфликт был улажен быстро. Ваня родителям особо не жаловался. Тем не менее все понимали, что эта нападка была открытым объявлением травли и войны.
***
Каждую неделю Ваню зажимали в мужском туалете и обливали водой. Отбирали рюкзак, играя им в футбол в коридоре, когда учителя уходи на педсоветы или совещания. На улице ему в спину летел шквал снежков. Вскоре к этой травле присоединились даже некоторые из тех детей, которых раньше травили также. Таким образом они пытались подняться выше по вертикали, посвятив себя атакам и подначиваниям общего врага.
Елена Васильевна периодически замечала эти нападки на Ваню и разнимала детей, но дальше стен школы дело теперь не шло. Несколько раз она проводила беседы с Ваней, и говорила ему, что следовало бы научится общаться с одноклассниками, что своими нападками дети просто пытаются навязать ему общение. Да, в грубой форме, но ведь на мягкую он не реагирует. Хотя на самом деле принцип здесь был многим проще, и не надо учиться на педагога, чтобы понять: ты либо свой, либо чужой. Своим Ваня не стал.
В феврале травля Вани на какое-то время усилилась, но ближе к четырнадцатому ослабла. Элита собачилась между собой для того, чтобы показать девочкам, кто из них сильнее и более достоин их внимания. За их женские взгляды они даже дрались стенка на стенку с элитой параллельного класса.
На четырнадцатое февраля валентинки получили все, кроме Вани и Андрея. Но если Андрей просто никому не нравился, то Ваня не получил их явно по политическим соображениям, хотя и был ребенком вполне симпатичным. У девочек умение жалеть появляется не сразу. В детстве они могут быть еще намного более жестокими, нежели мальчики. С годами я понял, что девочки, маленькие, вообще виртуозы унижений, которые точно копируют агрессивную модель поведения самых видных самцов своей стаи.
***
Класс у нас был разношерстный. Саша, Максим, Сергей были родом из семей очень обеспеченных. У них всегда были новые мобильники, компьютеры (что тогда было большой редкостью), жидкокристаллические телевизоры. Вова был сиротой, воспитывался бабушкой и дедушкой, которые содержали его в строгости, оттого он яростно подлизывался к богатеньким, чтобы ухватить кусочек их хорошей жизни. Самая бедная семья была у Леши. Его отец сидел. Старший брат находился под следствием. Все уважали Лешу из-за брата, который завещал своим друзьям заступаться за него, а он всегда во внеурочное время общался с ними. Они ездили в дальние районы города и отбирали деньги у детей других школ.
Однажды, в марте, Елена Васильевна в очередной раз собирала деньги на питание и оставила их на учительском столе, а сама ушла в столовую. Пока ее не было, Леша вытащил половину денег. Это видел Вова, который стоял «на шухере», и я. Я увидел кражу совершенно случайно, через щель в двери. После этого Вова и Леша, которые поделили деньги между собой, ясно дали мне понять, что говорить об этом нельзя. Это я знал и без них, в российских школах действуют правила, очень похожие на тюремные.
Пропажа была обнаружена на следующий день. Сумма была не большой – 500 рублей. Для взрослых. А для детей – огромные богатства. Час игры в компьютерном клубе стоил 6 рублей, а пачка сухариков – четыре. Кражу, естественно, свалили на Ваню. Я промолчал.
Елена Васильевна долго орала на него при всем классе. Говорила, что ее класс – образцово-показательный, а тут взяли с улицы малолетнего воришку.
- То-то ты такой тихий сидишь, да?! Стыдно тебе хоть чуть-чуть?! – орала она, дико выпучив глаза.
- Я не брал, Елена Васильевна, - лепетал Ваня, но к нему будущий «учитель года» не прислушался. Мама Вани вернула якобы украденную ее сыном сумму, а Ваня был сильно наказан дома отцом за воровство, которого он не совершал. Вспоминая это я и сейчас испытываю жгучее чувство стыда, и надеюсь, что и некоторое одноклассники, по мере взросления, тоже.
***
Одним из финальных унижений Вани стал эпизод в столовой, который случился в начале апреля. Во время обеда, после четвертого урока, нас повели в столовую. Ваня сидел за одним столом вместе с Андреем, мной и девочкой Дашей, которую не принимали в свою компанию остальные. Но в этот день все сразу пошло не так. С Ваней за один стол сели Саша, Леша и Вова. Я и остальные были вынуждены сесть с Максимом и Витей, которые ехидно шутили на Ваней, называя его «Ваш дружок».
Ваня был очень нервным и дерганым ребенком, что не удивительно. Вова, которого можно по праву считать самым подлым мальчиком в классе, жестоко смеялся над Ваней. Я не слышал слов, до моего слуха долетали лишь обрывки ехидных усмешек, но я видел, что Ваня странно ерзает на стуле и вертит по сторонам головой. Через несколько минут Леша, Саша и Вова резко вскочили со стола и убегая от него громко закричали:
- Обоссался! Он обоссался! Смотрите, обоссался! – все это сопровождалось смехом и тыканьем пальцами. Ваня действительно сидел за столом, а под ним расплывалась лужа. Когда он встал, то мокрое пятно было видно на его школьных брюках. Он плакал.
Облили ли его чаем или он действительно описался, так и осталось для меня тайной, но после этого случая Ваню больше никто не трогал. Эпизод в столовой был высшей точкой унижения, и издеваясь над Ваней теперь ты и сам, как бы касаясь его, мог тоже стать униженным. Его просто не замечали. Будто и нет Вани. Никто с ним не разговаривал, не здоровался. Вообще. Его соседка по парте всегда брезгливо отодвигалась от него, а когда Елена Васильевна спрашивала у нее:
- Ну и что ты отодвинулась на середину прохода, сядь нормально. В грязи он, что-ли, я не пойму, - по классу прокатывался хохот.
***
Я уже говорил, что Елена Васильевна не отличалась деликатностью подхода к ученикам, и для меня до сих пор остается тайной, как она удерживала репутацию хорошей учительницы в педагогической среде. Строга она была, в принципе, со всеми учениками, но Ваню она не любила особенно. Она, как и дети, принимала его за чужака, тогда как остальной класс был для нее чем-то вроде ее собственной семьи, детей, которых у нее, кстати, не было.
На уроке математики Елена Васильевна долго не могла успокоить класс, который пребывал в лихорадочно-возбужденном состоянии после урока физкультуры. Дети кричали, переговаривались, бросали друг в друга карандаши и ручки. Когда Елена Васильевна смогла наконец успокоить класс, она была в бешенстве. Она жестко рявкнула:
- Так, а теперь открываем тетради и пишем! – и написала на доске огромное множество примеров. Весь класс уныло погрузился в работу. Ваня же и во время приступа массового возбуждения, и сейчас сидел и рисовал что-то в своем альбомчике. Я сидел на парте сзади Ваниной, по диагонали от него самого так, что видел, чем он занимается, но рассмотреть рисунок мне не давала его рука, закрывающая лист.
Елена Васильевна заметила, что Ваня занимается не тем, чем нужно, в тот момент, когда он начал что-то заштриховывать. Она резко вскочила, подбежала к Ване и начала орать:
- Весь класс! Все! Все! Как нормальные дети начали выполняет задание, один ты, как дурачок, калякаешь тут в альбоме своих голубей! – пока Елена Васильевна истерично орала, я смог разглядеть рисунок, Ваня как-раз убрал руку. На листе были нарисованы воробушки. Три воробушка. Причем они были нарисованы насколько красиво и детально, что невозможно было оторвать взгляда. Казалось, что птички эти могут взлететь с этого листочка.
Елена Васильевна не унималась. Ор так и стоял, отлетая от стен эхом и усиливая канонаду.
- А ну дай сюда свою мазню! – взвизгнула Елена Васильевна, вырвала альбомный лист, смяла его в кулаке и прокричала: – а ну бери дневник и пошли к столу! – Не дождавшись, пока Ваня возьмет сам, она смахнула с парты альбом, взяла дневник и потянула Ваню за руку к столу. Я быстро пролез под парту и схватил альбом. Когда я листал его, то на каждой странице я натыкался на тех же воробушков, но в черновом варианте. Все остальные рисунки альбома не шли в сравнение с тем, который смяла и бросила себе в ящик стола Елена Васильевна. Но самое чудовищное было даже не в этом. Почти за целый год учебы никто из класса ни разу не попросил Ваню показать рисунки. Никто не хотел замечать этого в нем. Никто. Ваня просто не вписался в шаблон, не встроился. Не социализировался, если угодно. Не смог реализоваться, как стайный самец, и это его погубило.
Вечером этого дня классная руководительница встретилась с мамой Вани в присутствии директора школы и высказала ей свои претензии. Было решено, что Ваня поищет другую школу, попроще. Елена Васильевна обставила все так, будто Ваня не успевает в учебе, часто отвлекается и, по ее соображениям, у него есть какие-то нарушения психического развития. Решение было принято без особых пререканий со стороны родителей. В следующем году Ваня уже не учился в нашем классе.
***
Я встретился с Ваней только через несколько лет, когда сам уже давно сменил место учебы, а Елена Васильевна ушла преподавать в элитную школу с репутацией очень уважаемого в городе педагога. Мы случайно оказались с Ваней в одной компании. Ваня стал заниматься граффити, активно втянулся в уличную культуру и всем видом пытался походить на лидера. Он подражал лидерам американских банд, копировал их стиль, вокруг него сформировалась небольшая компания граффитчиков.
Мы встретились, как давние друзья, так, будто ничего не было. Он показывал мне фотографии своих рисунков на стенах. Все они казались мне блеклыми, по сравнению с теми воробушками, уничтоженными руками учителя. Когда мы курили и пили чай на его балконе, я спросил:
- Вань, а ты помнишь тех воробушков, что ты рисовал во втором классе? Ты сейчас рисуешь что-нибудь подобное, в том же стиле?
Он посмотрел на меня будто с удивлением и сказал:
- Нет, каких воробушков? Не помню. Я только граффити рисую, - и увел разговор на тему уличного искусства. Но по этим резким движениям и выражению глаз мне показалось, что он прекрасно помнил все. Да и такие вещи, наверно, никогда не забываются, и лишь тем, кто не испытывал это на себе может показаться, что все это – лишь пустые детские шалости. Шутки, которые потом приятно вспомнить на встрече выпускников, а не тот груз, который потом всю жизнь будет мучать тебя, как те воробушки, которым никогда не суждено было улететь с этого смятого бумажного листа. Как странная досада и горечь за некоторых детей, которым никогда не суждено стать людьми.