Масамунэ и Мурамаса. Пролог

Сергей Изуграфов
Масамунэ и Мурамаса.




                "Рассеки двойственность!"

                Учение Дзэн.




Пролог.







                "Мечи-сокровища привозит с востока купец Юэ.
                Их ножны из благоухающего дерева обернуты шкурой рыб.
                Золото, серебро, медь и металлы украшают их.
                Стоят они сотни золотых монет".


                Юн-шунь, китайский поэт эпохи Сун (960-1279 гг.).







Александр Владимирович Смолев - для друзей просто Алекс – уже час шел бодрой и пружинящей походкой по городу, который он любил больше всего на свете. Над Петербургом едва отшумел теплый летний ливень, небо снова прояснилось, и под лучами яркого солнца капли воды сверкали алмазной россыпью на траве, листьях тополей, перилах мостов и на влажных тротуарах.

Северная столица вся искрила и переливалась солнечными бликами, отражавшимися в окнах посвежевших домов, в лужах на мостовых и влажных стеклах пролетавших по набережным авто. В голубом небе над Исаакиевским собором повисла яркая летняя радуга - доброе предзнаменование, подумал Смолев. Он с наслаждением шел пешком по умытому городу, вдохнувшему полной грудью после дождя: летняя пыль, скопившаяся за жаркую июльскую неделю, наконец-то исчезла. Город словно помолодел и засиял ему навстречу улыбками прохожих и куполами храмов.

От Гавани Васильевского острова по Большому проспекту, затем по набережной Лейтенанта Шмидта, потом по Университетской набережной мимо Стрелки и ее ростральных колонн, и наконец по Биржевому мосту на Петроградку - он любил этот маршрут.

На Кронверкской набережной Алекс привычно остановился полюбоваться видом на Петропавловскую крепость: парящий в синеве золотой ангел словно приветствовал его возвращение высоко поднятой левой рукой, указывающей в небо. Здравствуй, старый друг, тепло подумал Алекс, я тоже счастлив тебя увидеть снова! Крепость активно реставрировали, она молодела на глазах, оставаясь столь же грозной и неприступной. На ярко-зеленых газонах у крепостных стен загорала молодежь: студенты штудировали учебники, несколько молодых художников – видимо, студентов Мухинского училища - расположились с мольбертами у канала и писали крепость с натуры.

Смолев был искренне рад вернуться в родной город, пусть и ненадолго. За последние пятнадцать лет он провел в нем, если посчитать, совсем немного - счет едва шел на месяцы. Но всегда эти встречи были праздником. В этот раз, правда, повод был не самый приятный: ему пришлось пообщаться с коллегами из следственного комитета, дав показания в качестве свидетеля по делу Глеба Пермякова - постояльца его виллы на греческом острове Наксос, куда Смолев был вынужден переехать три месяца назад по состоянию здоровья.

"Наш болотный климат, увы, не для вас, батенька!" - сказал ему ведущий кардиолог Центра имени Алмазова после подробного обследования, нервно постукивая пальцами по полированной столешнице, рядом с пухлой папкой медицинского заключения. "Вам надо на море, желательно, на Средиземное! Именно на теплое море! Вам противопоказаны резкие перепады давления! Да и легкие бы надо подлечить!  Эти ваши старые ранения… Талассотерапия лечит все! Стабильность, покой, море, воздух - и будете как новенький! Ну, а в Петербург - добро пожаловать летом в гости!"

Алекс ничего не имел против себя и старенького, но после смерти его друга Профессора он оказался единственным наследником. Так осуществилась его мечта - жить у моря. Он купил небольшую гостиницу на Кикладах, виноградник и совсем уже было собрался наслаждаться "стабильностью и покоем", но вечно случалось то одно, то другое, а покушение на Пермякова выбило его из колеи совершенно. Даже ранение умудрился получить. Навылет, но полечиться пришлось. Но слава Богу, с этим делом покончено, теперь он решил потратить оставшиеся дни до отъезда на Наксос на то, чтобы навестить старых друзей. Он помахал на прощание рукой ангелу на шпиле собора и направился к Артиллерийскому музею, где его уже ждали.

Шагая мимо давно умерших пушек и гаубиц, что настойчиво красили каждый год в нелепый ярко-зеленый цвет, он прошел через ворота в знакомый двор, уставленный образцами военной техники. Алекс всегда старался пройти его как можно скорее. Отчего-то вид малышей, безмятежно облепивших БТР или ракетную установку, вызывал в нем эмоции, которые он хотел бы подавить в себе - иначе настроение сразу портилось. Для него оружие всегда означало смерть - безжалостную, разрушительную и жестокую. Он уважал оружие и не считал возможным превращать его в глупый аттракцион. Бездумно делать из мощного современного вооружения веселую игрушку для детей могли, по его мнению, или безответственные, или просто умственно неполноценные люди, ничего не знающие о войне и смерти. Он считал это неуважением. А неуважение к смерти обходится всегда очень дорого, уж он-то это знал.

И никаким военно-патриотическим воспитанием тут не пахло и близко, что бы ни несли эти болтуны, что и близко не нюхали пороху. Военно-патриотическое воспитание, думал он раздраженно, поднимаясь по лестнице музея, это когда ребенку с малых лет объясняют, что он должен ценить жизнь и уважать смерть, знать, как защитить себя и близких с оружием в руках и без него. Учить долгу и жертве ради своего народа. Тогда ребенок имеет шанс вырасти патриотом. Тогда Родина для него - не абстрактное понятие, а люди, которых он любит и может защитить от беды: мать, отец, братья и сестры. И учить его обращению с оружием нужно с детства, но учить серьезно и уважительно. Хотите сделать патриотизм национальной идеей, обратился он к невидимым оппонентам, начните с собственных мозгов!

Алекс поднялся на второй этаж, мысленно отметив, что обшарпанные стены музея в ржавых пятнах подтеков нуждаются в ремонте как никогда. То ли с последнего его визита денег у музея больше так и не стало, то ли они все уходили раз в году на зеленую краску для военных экспонатов.

Стареешь, подумал он, становишься брюзгой! Он остановился и покрутил головой. Налево или направо?

- Вы к кому? - с подозрением поинтересовалась невесть откуда вынырнувшая смотрительница глубоко в преклонных летах, взглянув на него пристально сквозь толстые линзы очков, когда он всего лишь на мгновение засомневался в маршруте. Отличные психологи, вздохнул он, покорно застывая перед ней как столб, - стоит замешкаться на миг, и сразу у них в голове срабатывает идентификация: "чужой"!

- К Тишкину Сергею Ивановичу, - ответил он четко и громко, на случай, если она слабо слышит. - Смолев моя фамилия! Сергей Иванович меня ждет.      

- У Сергея Ивановича - группа! - непонятно ответила работница музея, продолжая с подозрением мерить взглядом Смолева с головы до ног. - И не надо так громко, юноша, я, слава Богу, не глухая! Еще час как минимум он будет занят!

- Прекрасно! - ответил он ей, широко улыбаясь, догадавшись о чем речь.

Лучший специалист музея по холодному оружию, а именно по японским клинкам, иногда подрабатывал тем, что читал лекции, демонстрируя в качестве иллюстраций мечи из фондов музейной коллекции. На его потрясающие лекции собирались самые разные слушатели: от школьников - до узких специалистов, профессоров и даже академиков.  Тишкин был ходячей энциклопедией яркой истории японского клинка за последние две тысячи лет, автором десятка подробных каталогов и сотни сложнейших экспертиз. Он знал все и даже больше! Мало того, у него были золотые руки! Сколько клинков он восстановил и отреставрировал, дав им новую жизнь в музейных экспозициях! С Алексом они дружили много лет. Сейчас он где-то у себя в запасниках или в мастерской читает лекцию. Ждать час - совершенно невозможно! Мобильный телефон в этих стенах не берет, да и Тишкин часто просто забывает его включать. Его рассеянность уступала только его таланту историка и реставратора. Надо как-то выкручиваться!   

- Это замечательно, - повторил Смолев недоверчивой старушке и бухнул наудачу: - Я как раз из этой самой группы! Просто я отстал!

- Что-то непохоже, - язвительно проворчала она себе под нос, продолжая дотошно разглядывать его в свои окуляры. - Вам тоже пятнадцать лет? Что-то вы, дорогой мой, в таком случае сильно поизносились в столь юном возрасте! Пьете много? Куда родители ваши смотрят? Они вам говорили, что старших обманывать нехорошо?

- Сдаюсь! - смущенно рассмеялся Алекс и поднял руки вверх в знак полной капитуляции. Он понял, что сегодня Серега водит школьников. - Виноват! Я сам по себе. Но что же мне делать? Сергей Иванович сам меня пригласил приехать, у него ко мне срочное и важное дело. Не ждать же мне в самом деле час на лестнице? Алевтина Георгиевна, - добавил он проникновенно, считав ее бэджик, - ну выручайте, теперь только от вас все зависит!

- То-то же! - победно тряхнула фиолетовыми кудрями бдительная старушка. - Стойте тут и никуда не ходите! Я сама узнаю! Смотрите, если что - у нас теперь новейшая система сигнализации!

- Хорошо, хорошо, - покорно согласился Алекс. - Куда уж деваться... Если новейшая...

В этот момент, судя по звуку, в дальнем углу распахнулась дверь и из-за тяжелой черной портьеры высунулась светлая взлохмаченная голова.

- Алевтина! - раздраженно сказала голова голосом Тишкина. - Пропусти ты его, Христа ради! Я его с утра жду! У меня к нему важное дело!

- Сергей Иванович, - моментально растеряла весь свой боевой пыл смотрительница, - конечно, как скажете! К вам - в любое время, раз нужно - значит нужно!

- Сашка, иди сюда, - позвала голова и снова скрылась за портьерой, - только аккуратно, тут лестница.

Алекс зашел за портьеру, открыл тяжелую металлическую дверь, спустился по узкой лестнице на пять ступеней вниз и оказался в запасниках музея, в небольшой комнатке, которую его друг использовал как рабочий кабинет.

- Ты тут пока вот посиди, - попросил его Тишкин, - там вон чай в термосе, бутерброды. Книжечку почитай. Я сейчас закончу рассказывать молодежи про эпоху Камакура, и мы с тобой пообщаемся!

- Давай, давай, - кивнул Смолев. - Не беспокойся за меня, я подожду!
Он осмотрелся: в небольшой круглой комнатке с узким, словно бойница, зарешеченным окном почти вровень с асфальтом, царил полумрак, пахло табаком и окурками из переполненной пепельницы, клеем и пылью.

Алекс уселся в удобное кресло за огромным письменным столом, заваленным книгами, альбомами, фотографиями клинков, рукописями, какими-то вырезками из газет в раскрытой кожаной папке. Видимо, Тишкин недавно их просматривал. Одну из вырезок, лежавших перед ним, он взял в руки и с интересом прочел:

"Загадочное событие на выставке "Искусство самураев: японский меч" 12 мая в Санкт-Петербурге. Специальный корреспондент информационного агентства "Арт-Инфо" Майя Воронина сообщает, что во время выставки "Японский меч", проходившей в Военно-историческом музее артиллерии, ракетных войск и связи Санкт-Петербурга, на которой были представлены в качестве экспонатов уникальные японские клинки, произошло событие, которому никто до сих пор не может дать внятного и разумного объяснения. За два дня до окончания выставки в закрытом зале вдруг само по себе лопнуло и разбилось толстое стекло витрины, за которым находился один из самых ценные экспонатов - клинок японского мастера по имени Сэндзи Мурамаса. Легендарный мастер жил и ковал свои уникальные клинки, предположительно, в шестнадцатом веке. Тяжелое стекло упало на клинок и немного повредило его. Эксперты музея осмотрели полученные повреждения и клинок был немедленно передан лучшим специалистам на реставрацию..."

Интересно, кто эти "лучшие специалисты", подумал Алекс, которым был "передан клинок на реставрацию", не наш ли Сергей Иванович?.. Он вернул вырезку обратно в альбом, вслушиваясь в то, что говорил Тишкин в соседней комнате. Дверь была полуоткрыта и со своего места ему было все прекрасно слышно.

- Эпоха Камакура, молодые люди, - рассказывал Тишкин немного усталым и приглушенным голосом, - это Золотой век японских оружейников, самое блистательное время в искусстве создания японского меча. Она датируется тысяча сто восемьдесят пятым - тысяча триста тридцать вторым годами нашей эры. Многие историки считают, что никогда больше оружейное дело в Японии не переживет таких значительных взлетов, как в эпоху Камакура.

- А почему, Сергей Иванович? - поинтересовался кто-то из группы школьников срывающимся подростковым баском.   

- Благодаря великим кузнецам, которые жили и творили в ту эпоху. И первым среди них был Окадзаки Горо Нюдо Масамунэ в провинции Сагами. Точной даты рождения его никто не знает, известно лишь, что умер он в тысяча триста сорок третьим году, став легендой уже при жизни настолько, что само его имя стало в Японии нарицательным выражением безупречного совершенства! Когда хотели сказать, что клинок идеален - говорили, что его словно ковал сам Масамунэ! Сталь его клинков по качеству и обработке не имеет себе равных. Вот, посмотрите, в коллекции музея есть клинок Масамунэ. Сейчас я вам его покажу!

Было слышно, как Тишкин выдвинул деревянный ящик и развернул его к группе, чтобы все могли насладиться красотой древнего меча.

- Даже вид клинков этого великого мастера поражает чувством гармонии и вкуса. Это шедевр! Смотрите сами! - растроганно произнес он. Группа столпилась у него за спиной, были слышны восхищенные возгласы, ахи и перешептывания. Меч произвел сильное впечатление.

- Но, Сергей Иванович, - вдруг недоуменно спросил кто-то из учеников, - здесь же на хвостовике нет никакой подписи! Вы же сами нам говорили, что кузнецы всегда выбивали свою подпись на клинке, которая потом закрывалась рукоятью. А здесь ничего нет! Как понять, что этот клинок сделал именно Масамунэ?

- Среди известных сегодня пятидесяти девяти клинков Масамунэ практически нет ни одного подписанного, - ответил Тишкин. - Если не считать несколько кинжалов. Но у экспертов никогда не возникало проблем с установлением их авторства. Для тех, кто всерьез изучает историю японского оружейного искусства это просто очевидно. Я могу вам сейчас рассказать про эффектные элементы закалки стали, которые я вижу здесь - тикэй, кинсудзи, суганаси, ниэ... Но вам эти слова пока ничего не скажут. Вот когда я свожу вас в кузницу, там мы разберем эти моменты подробнее. Поэтому, молодые люди, сегодня просто поверьте мне на слово! Это меч Масамунэ!

- Но почему он их не подписывал? - недоуменно поинтересовался еще кто-то. - Разве он не боялся, что их могут подделать?

- Да как ты не понимаешь, - ответил вполголоса своему товарищу басовитый ученик.
- Он потому и не подписывал, что их подделать было невозможно!

- Это хорошая версия, она мне нравится! Молодец, Антон! - согласился преподаватель. - А еще и потому, что Масамунэ ковал мечи непосредственно для высоких военачальников - сегунов. И подпись кузнеца, как бы велик и знаменит он ни был, могла быть истолкована как непочтительность к сильным мира сего. У японцев был свой очень сложный этикет и существовал крайне специфический кодекс отношений.  Нам сейчас многие вещи показались бы странными, но…

- Сергей Иванович, - спросил басовитый Антон, - а был ли еще кузнец в истории Японии, с мечами которого можно было сравнить мечи Масамунэ? Ну хоть один? 

- Талантливых кузнецов было очень много, - после паузы ответил Тишкин. - У самого Масамунэ были ученики, ставшие великими мастерами своего дела, известными на всю Японию, так называемые «Масамунэ-но дзю тэцу» - «десять учеников Масамунэ». Я могу назвать вам их имена, но сейчас они вам ничего не скажут. Да и эксперты отличат меч самого Масамунэ от тех, что ковали его ученики. Практический каждый клинок Масамунэ – это «мэйто», или «меч с именем». Это специальный термин, который был введен, чтобы подчеркнуть уникальность и исключительное качество клинка.

- И все-таки? - настаивал ученик. - С кем его сравнивали?

- Вот прицепился, - добродушно рассмеялся Тишкин. – Ладно, мне пришла в голову одна старая история. В Японии есть древняя легенда о том, как воины решили сравнить качество двух клинков двух великих кузнецов: Масамунэ и Мурамаса. Они взяли два лучших меча и воткнули их в горный ручей, лезвием против течения. Поток нес навстречу им листья магнолии, упавшие в воду выше того места, где стояли мечи. Когда лист магнолии приблизился к мечу, который ковал Мурамаса, - то острый как бритва клинок, оставаясь неподвижным, мгновенно рассек его пополам и уже две половинки листа плыли дальше вниз по ручью. А когда такой же лист плыл в сторону меча, изготовленного Масамунэ, то лист вдруг замедлял ход и огибал меч гениального кузнеца, оставаясь целым и неповрежденным, - закончил рассказ Тишкин. – Вот так!

В комнате повисла недоуменная тишина. Ученики пытались осмыслить сказанное.

Задумался и Смолев. Глубоко! С наскоку и не разобраться, надо подумать!..

- И как это понимать, Сергей Иванович? - не выдержал ученик, задавший ранее вопрос. - Почему?

- А вот почему и как это понять вы скажете мне в следующий раз, молодые люди! - подвел итог Тишкин. - Это и будет для вас домашним заданием! Все ясно? Ну и хорошо! Лекция закончена! По коридорам идти тихо, ногами не топотать, не бегать, не кричать! Вы в музее! Мне потом после вашего ухода Алевтина Георгиевна вечно жалуется на мигрень! Все! Свободны!

Мальчишки вышли, видимо, через другую дверь, потому, что как только их голоса и звуки шагов затихли, к Смолеву вернулся один Тишкин.

- Чего чай не пьешь? Он на травах, сам заваривал, - хмуро поинтересовался он у старого друга, уступившего его место за столом и пересевшего на старенький, продавленный, замызганного вида диванчик в углу. - Ты там не испачкайся, вон, газетку подстели.

- Спасибо, чаю не хочется, я завтракал, - ответил Алекс, следуя его совету. - Да и тебя заслушался - ты как всегда в ударе!

- Да брось, это так, подработка. Но парнишки толковые, интересуются – вот, что радует! На пятую лекцию ко мне приходят. Глаза горят! Сейчас это редкость. Сам понимаешь, старые кадры уходят, а новые нам на замену никто не растил. Вся моя надежда — вот в этих мальчишках. Поведу их потом по нашим мастерам-кузнецам, там они смогут поработать руками. Надеюсь, будет смена!

- Чем помочь тебе могу, Сережа? - поинтересовался Алекс, глядя, как Тишкин наливает себе в большую кружку с логотипом музея горячий ароматный чай из термоса и неловко разворачивает пакет с бутербродами. - Ты сам-то ешь, ешь, не стесняйся!

Тишкин, кивнув, откусил сразу добрую половину бутерброда с колбасой, прожевал, проглотил, запил большим глотком чая с ароматом зверобоя и только после этого произнес:

- Саша, тут такое дело. После Петербурга выставка "Искусство самураев" едет в Афины. У нас тут случился небольшой инцидент, - и мне пришлось реставрировать один древний клинок.

- Мурамаса? - поинтересовался Алекс и пояснил: - Я прочел вырезку. Странное происшествие!

- Да? Ну, значит ты в курсе. Так вот, меч не сильно пострадал, слава богу, удар пришелся на хвостовик, а не на лезвие. Реставрацию мы провели на высшем уровне. Лично делал! Но все равно перед японцами жутко неудобно, ты же понимаешь. Этот меч у них - "национальное достояние", считай, драгоценность, а у нас на него витрина падает! Кошмар! Стыд! Когда и кто к нам еще что-то повезет после такого?! Понятно, что музей не виноват, но тогда кто? Мистика! Я в зале сам все осмотрел, до сих пор не понимаю, как это могло произойти. Стекло лопнуло именно изнутри, словно кто-то ударил чем-то острым. Но в витрине никого не было и быть не могло! Она совершенно герметична! Комиссия в итоге решила, что это заводской брак стекла. В общем, я предложил, чтобы наш музей достал кое-что из запасников и отправил тоже в Афины, чтобы поддержать японцев и морально, и, так сказать, материально. Мол, российско-японская выставка в Греции: "Шедевры древнего оружейного искусства Японии"! А? По-моему, неплохо звучит! Японцы обрадовались страшно! Я составил перечень клинков, которые мы могли бы отправить, наше начальство утвердило, японцы тоже остались довольны.

- Так ты едешь в Грецию? - обрадовался Смолев.

- Еду... - расстроенно покрутил головой Тишкин, наливая себе еще чая. - Хотелось бы!.. Но наши балбесы там что-то напортачили с моими выездными документами и оказалось, что мне просто не успевают открыть визу, представляешь? Выставка едет через три дня и будет в Афинах две недели, а мне еще две недели здесь куковать в ожидании визы. Наш идиотизм, помноженный на европейский бюрократизм... Я японцам даже еще не заикался, они вообще не поймут. Они и так смотрят на европейцев, как на идиотов. Культурный барьер, что ты хочешь. Мы же мыслим и чувствуем с ними совершенно по-разному! Что, не веришь? Ты знаешь, сколько цветов и оттенков способен назвать воьмилетний японец? Недавно исследования проводили: свыше пятисот! Они другие, Саша, совершенно. Мы для них как инопланетяне: культуру не бережем, древние знания не храним, красоты жизни не замечаем, детей в большинстве воспитываем так, что из них вырастают ленивые, самодовольные паразиты!.. А японцы – все наоборот! Очень сложно с ними поддерживать контакт. Как бы они совсем на нас не махнули рукой – не видать нам тогда больше от них экспонатов. Ты никак не можешь мне в этом помочь? Нет связей, чтобы в Афинах ускорить как-то процесс с визой? В порядке исключения, все-таки, культурный обмен? Ну и с документами на вывоз тоже помочь, все-таки, везу восемнадцать клинков! Некоторые имеют серьезную ценность, хотя до японской коллекции им далеко. Но стыдно за нашу часть экспозиции не будет!

- Попробую завтра выяснить вопрос! - пожал плечами Смолев. - Есть у меня в Афинах один знакомый генерал... Так ты все-таки скажи мне, почему меч Мурамасы разрубал плывущие по течению листья, а меч Масамунэ они огибали?

- А ты спроси у Фудзивары, - подмигнул Тишкин, откусывая очередной бутерброд. - Насколько я помню его фамильный меч - это просто шедевр Масамунэ! Наверняка у него есть свой ответ на этот вопрос. Не может не быть. Этот меч в его семье хранится почти семьсот лет. Настоящий "кото" - старый меч! Я думаю, что он знает все про его автора.

- Да, - кивнул Алекс. - Я тоже хорошо помню этот меч. Я с ним работал. Ты прав - это что-то! В Додзе к Фудзиваре планирую сегодня вечером. Как у тебя дома, как Марина, как Пашка?

- Все в порядке, все нормально, - отводя глаза, отчего-то волнуясь ответил Тишкин. - Так ты поможешь с документами? Это очень важно, Саш!

Смолев внимательно присмотрелся к старому другу, отметил темные круги под глазами и легкое дрожание пальцев. Бросил взгляд на полную окурков пепельницу и на задвинутые под стол бутылки, но не стал ни о чем расспрашивать. Захочет - сам расскажет, зачем лезть к человеку в душу?

Еще через полчаса они распрощались, Алекс снова вышел на Кронверкскую набережную и, глубоко задумавшись, направился в сторону Троицкого моста. Пролетавшие мимо автомобили щедро обдавали его брызгами, но он их даже не замечал.





Книга вышла под названием "Масамунэ и Мурамаса". Все желающие могут ее приобрести в книжном формате, как в цифровом, так и печатном, скопировав ссылку ниже и введя ее в поисковой строке любого браузера.

https://ridero.ru/books/masamune_i_muramasa/

Если Вам нравятся детективы автора, Вы не готовы купить книгу, но хотели бы оказать помощь автору в подготовке и печати тиража, Вы можете это сделать, переведя на карту Сбербанка России, привязанную к телефону +7 921 9468428 любую сумму с указанием в назначении платежа "Детективы". Спасибо, и приятного Вам чтения!





ВСЕ КНИГИ АВТОРА СЕРИИ "СМЕРТЬ НА КИКЛАДАХ"
https://ridero.ru/author/izugrafov_sergei_aacu/





Продолжение http://www.proza.ru/2016/03/01/2016