(предыдущее: http://www.proza.ru/2016/02/24/1785)
На исчезновение нашей троицы: Дубыни и Гореслава с Красимиром в Милошеве почти не обратили внимания. Перестала мозолить глаза эта парочка и слава Богу… Не стало великанши? А она кому-то нужна была? «Чтоб её поцеловать, - говорили в Милошеве, - нужно приставить к ней лестницу. А сама она в три обхвата».
Свят на всякий случай поспрашивал Зайца и Позвизда, но те ничего не знали. «Изгои, - печально подумал ангел Милошева, - поторопились…»
Он имел в виду, что новое хмельное (в связи с увеличением Воцко в нём «добрина») заставляло жителей соглашаться на всё. Они без всякого сопротивления, со смехом поделились на единицы, которые создавались с учётом их взаимоотношений и интересов, и даже были предложены им на выбор в вариантах, как один вышли на работу по строительству храма, где предполагались общие молебны… (Правда, из-за боязни духоты решено было ограничиться навесом в продуваемом месте на возвышении).
Самое поразительное действие новый напиток оказал на Новицу. Её выпустили на поруки женщин, предварительно напоив чудодейственным зельем. После этого Новицу никто узнать не мог! Милейшее, скромное существо… после подпола, где её держали, радовавшееся всему: каждой встретившейся букашке, солнечному лучу, былинке… Один Всемысл, не пивший зелья, глядя на неё не улыбнулся, а почему-то пробормотал: «Совсем плохая стала…»
Попытка устроить соревнование между единицами провалилась. Участники уступали друг другу право победы, помогая сопернику.
Наблюдая воздействие сей замены вина, Свят поражался. Как просто, оказывается… достаточно веры и помощь свыше придёт. Поистине чудо Господне!.. как и другое чудо -- порча предыдущего веселительного. Радовался он, не замечая, как в ответ на его реплики Воцко тУпил взор и про себя мурчал: «Ну, так уж и Господне…»
Да, пожалуй, ныне не травили бы нашу парочку влюблённых… и глядишь, на Дубыню нашёлся бы любитель… сердце-то у неё – доброго ребёнка.
Вот что имел в виду Свят, когда спрашивал: не поторопилась ли оставить Милошев эта троица?
Мстислав, переживая свой позор во время бунта, заявил об отставке. На волне общей любви и всепрощения она была отклонена, и ему дан испытательный срок для исправления.
Бранимир потерянно бродил по Милошеву и у всех просил прощения… Но удивительнее, что ему прощали!
Свят видел, что довольны все. Кроме Всемысла и Люта. Ангел Милошева решил поговорить с ними без свидетелей, начистоту.
Оба явились по зову. Прошли в сад для беседы.
- Вы недовольны тем, что происходит, - начал Свят, - Объясните мне: почему? Ведь мы достигаем целей по твоим предложениям, Всемысл, одобренных небесами. Все слушаются беспрекословно, Лют. Что не устраивает?
Оба поглядели друг на друга, потом заговорил Всемысл:
- Видишь ли, ангел… Мои предложения больше не нужны.
На него удивлённо посмотрел не только Свят, но и Лют.
- Это питьё… его достаточно, чтобы они изменились и жили праведно и счастливо. Им уже не нужны для этого единицы, соревнования, суды, нравственный рост… Небо показало, как может достичь желаемого и без наших усилий. Отсюда выходит, что оно не верит в успех наших попыток.
Повисло молчание.
«На нас не угодишь… - вздохнул про себя Свят, - не можем справиться – молим о помощи, приходит помощь – а как же наши заслуги?»
И повернул голову к Люту.
Тогда тот высказал затаённое:
- Я тоже не нужен при таком раскладе. Всемысл прав: всем хорошо и так, бунт невозможен, никого заставлять не надо. Не нахожу себе места.
Свят опять вздохнул и по-отечески обратился к ним:
- Дети мои… правы ли вы? Не лучше ли, чтобы нескольким не нашлось места, а остальным было хорошо?
Теперь оба уставились на Свята.
- О себе ли, любимом, только думать надо? Божье вершится на земле, почему не радуетесь?
Лют с Всемыслом опустили головы.
- Ладно, скажу… Забыл, Всемысл, что по твоему замыслу Божье свершается? И помочь ему уж невмочь? До конца не идёшь… А между тем есть знак, что в случае, коль у нас выйдет – дозволят нести это и другим. Ты, помнится, Лют, о таком обмолвился… Правильно помню?
- Правильно, ангел, - ответил Лют, распрямляя плечи.
В потухших глазах Всемысла вновь зажёгся огонь.
- Идите и поразмыслите над этим. Да пребудет с вами Господь!
Оба, не сговариваясь, припали к руке Свята, а после покинули сад.
Воцко проводил их взглядом, подумав: «Вот ещё незадача… идти учить иные миры! Так далеко мои полномочия не простираются… Как бы не пришлось уменьшать дозу добрина…»
От Свята уходили уже совсем другие Всемысл и Лют. По пути они даже договорились отметить своё второе рождение.
- Хочешь у тебя, или у меня, - предложил Лют.
- Мы друг у друга в гостях ещё не были, - ответил Всемысл, - Можно начать у одного, а после переместиться. И никому не обидно будет.
- Ох, и Голова ты! – уважительно произнёс Лют, - Так вдвое больше выпить можно!
Всемысл засмеялся.
Через какое-то время милошевцы, попадавшиеся навстречу, открыв рты, наблюдали невиданное: в обнимку, горланя песню и пританцовывая, двигались наши два героя вместе с женой Всемысла в направлении дома Люта… где Лада уже беспокоилась.
«И впрямь, времена поменялись… - поражались земляки, - что ещё будет…»
После их ухода к Святу подошла взволнованная Мила:
- Что это значит? «Знак, что дозволят нести это другим»? Опять покинуть меня хочешь?
И она заплакала.
- Что ты, сердце моё, - засуетился вокруг неё наш ангел, - то я им в воспитательных целях… В мыслях не было тебя покидать, лучшую свою половину!
«А… - подумал Воцко, - ну, тогда ладно».
Одним из пунктов, принятых советом, было введение календаря. Поскольку времена года в Милошеве не менялись, то пока остановились на номерах месяцев. Ныне шёл первый. Продолжительность оного оставили на волю случая – каким обернётся месяц. Как-то привязать его длительность к появлению лун никому даже не пришло в голову. Разговор о годах, то есть, о числе месяцев в них решили отложить на потом. Впереди вечность -- куда спешить?
Так как теперь, благодаря чудодейственному напитку, каждый день для милошевцев являлся праздником, то отдельно отмечать дни Спасения, Сотворения Милошева не имело смысла. «Достаточно, чтобы о них помнили, - изрёк Свят, - и поминали, поднимая чаши». Жители прекрасно усвоили это предписание, им нередко пользуясь. Например, кто-то из них, будучи уже хорош или занят, пытался отговориться от предложения вкусить «милошевского бальзама». Тогда ему говорили: «И за Спасение нашего города не выпьешь?» Опасаясь впасть в ересь, несчастный соглашался и попадал в ловушку. Ибо дальше следовало: «А за Сотворение города? А за Создателя нашего? За милость Его? За ангела нашего Свята? За заступника Милошева Вуйко?..» Так могло продолжаться долго и заканчивалось либо обращением пьющих в полную недвижимость, либо иссякновением напитка.
На том же совете Боголюб предложил ввести общие утренний и вечерний молебны, на которых благодарные песнопения Всеблагому достигали б небес.
«Напиши гимн, - поручил ему Свят, - чтоб было что петь». Увы, не родилось никого более не подходящего для этого занятия, нежели Боголюб. Он честно попытался и представил на суд совета некую песнь. Каждому был вручён текст для оценки и замечаний. Надо признать, что и входивших в совет нельзя признать особыми ценителями поэзии. За неимением таковой в Милошеве. Куплеты песенок, что украшали праздники и застолья, были бесхитростны, не всегда имея даже рифму. Понятно, что равняться на нечто серьёзное Боголюбу не приходилось. Стремясь вместить как можно больше в меньшем объёме, он создал нечто неясное и загогулистое, понятное одному ему.
То, что никто не хотел обидеть автора, хвала божественному напитку! так же верно, как и то, что никто не понял написанное.
Первым подал голос Мстислав:
- Мне попало начало или конец песни?
- Это – сама песнь… - взглянув, тихо сказал Боголюб.
- Боюсь, я плохо разбираюсь в гимнах, - признал Всемысл.
Жизномир присоединился к нему.
Раздались голоса остальных:
- Я тоже…
- И я…
- Слишком умнО, - высказал опасение Остоум.
- Важнее разберутся ли милошевцы… - задумчиво произнёс Свят.
- Не думаю, - выразил общее мнение Лют, - Не доросли они ещё до эдакого… Предлагаю отложить гимн до времён, пока дорастут. Может, Господь их сподобит…
Никто не возразил. Даже Боголюб.
Когда все разошлись, Воцко прыгнул на стол, чтоб пробежать глазами листок. А пробежав, присвистнул: «Нет, не дорастут милошевцы… В Боголюбе явно погиб поэт. Прямо на этом заседании. И, слава Богу, что погиб!»
Была ещё мысль у Остоума об игре единиц в лесу. Известили всех, разместили на деревьях подсказки-загадки, которые, если их правильно понять, вели к «спрятанному сокровищу», что достанется победившей единице. Были и ложные подсказки, чтоб запутать ищущих.
Игра получилась забавной. Не только игроки, но и устроители запутались в подсказках, позабыв, где настоящие, а где ложные. Разгадки предлагались совсем разные, и поиски велись во всех направлениях. Ничего не найдя, устав и проголодавшись, участники обнаружили отсутствие многих. Стали гадать: ушили те домой на перекус или заблудились? Благо игра незаметно увела за Розовые озёра.
Лют скомандовал одним возвращаться, а коль там пропавшие – послать кого-нибудь сюда сообщить. С едой. Ибо остальные занялись поисками искателей.
В Милошеве исчезнувших не оказалось, о чём явились известить несколько жителей, прихватив с собой «бальзам». То ли они слишком «набальзамировались», то ли заблудились сами под его воздействием, но их весть не дошла до пошедших на поиски заплутавших. А главное, они сами заблудились, не вернувшись. Позже первые пропавшие, не будучи найдены, вернулись в Милошев, где узнали, что пропали уже две партии отправленных на их спасение. Дело шло к вечеру, поэтому спасение спасателей перенесли назавтра.
Наутро, запасшись провизией для возможно оголодавших искателей и одновременно заблудших, с криками: «Ау!» цепью милошевцы вошли в лес. По пути они останавливались, чтоб искупаться, проголодавшись, разбивали лагерь, где не без помощи «Божьего дара» засыпали после сытного обеда.
Видимо, двигались они не в ту сторону, откуда возвращались те, кого искали, и разминулись. Догадываетесь, что произошло дальше? Верно, поиски продолжились. Так милошевцы искали друг друга по очереди, пока не надоело. Затем стали ждать в городе последних искателей, сиречь заблудившихся. Эти события заняли несколько дней, благо, ночи в милошевском краю тоже тёплые, а вода, сказали бы мы, как парное молоко.
Наконец, довольные приключениями, те вернулись. Обмен впечатлениями показал, что отдохнули все хорошо, а одна команда даже загадочно сообщила, что обнаружила «сокровище».
- И где оно? – захотели узнать остальные.
- Мы не стали его забирать…
- Отчего же?
- Им оказалась… Дубыня.
- Чтоо?
- Она поселилась у Белых скал, что держат небо со своей стороны. Это за самым дальним из Розовых озёр. Но мы не решились приблизиться, чтоб забрать это «сокровище». Побоялись, что скорее она нас там оставит!
- Ха-ха-ха!..
Когда смех стих, нашедшие «сокровище» поведали, что, похоже, великанша пленила Красимира с Гореславом, ибо почуяв опасность, закрыла их собой, не желая отдавать. Парни только испуганно выглядывали из-за неё из шалаша, а она встала у входа со здоровой корягой в руках, похожей – издалека не разглядеть – на вырванное с корнем дерево. Бедняги не решились даже подать голос…
Тут уже ахнули женщины. Фантазий после такого сообщения по Милошеву разошлось без счёта. Разговоры же велись – один причудливее другого:
- Кормит она их хоть?
- А как же они иначе смогут совершить то, для чего пленены?
- Ну, теперь научатся женщину любить!
- Скорее отучатся…
- Может, выручить ребят?
- Нет, лучше обменять на свеженьких!
- За что?!
- На тех, кто отлынивает от супружеского долга.
- Ха-ха!
Так что впечатлений от игры было хоть отбавляй.
Когда ж поинтересовались, что представляло собой спрятанное сокровище кроме этой троицы, то выяснилось, что нашедших ждала неожиданность… а именно шутники-устроители закопали где-то (где уже сами не помнили!) пустой бочонок с запиской внутри. Она извещала, что нашедшей единице в качестве поощрения за победу надлежит… поить семь дней соперников «божьим даром», дабы те в следующий раз были сообразительнее и успешнее!
На вопрос: устраивать ли ещё такие игры? милошевцы, смеясь, отвечали утвердительно. Только просили дать передых, чтоб в себя придти.
В своей хронике Свят назвал первый месяц: «Месяцем Блужданий» и подробно описал эти приключения. Остоум, чьей задумкой и была игра, ходил счастливый, и везде ему наливали.
Случилось ещё одно событие, которое не сразу заметили, но зато прибежали с мольбой к ангелу. Женщины пожаловались, что не растут волосы и ногти. Мужчины-то даже не обратили на такое внимания. Они лишь радовались – меньше хлопот.
Свят удивился, но пообещал попросить небо. Воцко, неизменно присутствовавший при всех важных событиях городка, вспомнил, как «законсервировал» ситуацию и стал исправляться, «запустив время». На следующий день жители проснулись с такими гривами и длиной когтей, которые должны были отрасти у них за весь пропущенный срок. Глядели друг на друга и не узнавали. Бороды выросли до пояса. Опять смеху было! Стричь стали не сразу, сначала посещая соседей, думая позабавить, аль напугать в шутку. Но те выходили ещё чище, приводя в ужас пугальщиков. «Да… - обменивались меж собой милошевцы, - перестарался ангел наш… в другой раз подумаешь -- стоит ли просить?»
Однако после стрижки ни ногти, ни волосы не отросли видимо к следующему утру. И дальше всё пошло, как обычно.
А что Дубыня и наша пара?
Они прекрасно ужились. Парни собирали съестное, часто обходясь без стряпни девушки. Купались на Розовом озере, любуясь зелёным ветром над ним, общались с разными обитателями леса – забавными зверюшками, давая им имена. Те приходили в гости посмотреть на новых соседей. Гостей кормили и ласкали.
Наши отшельники дурачились, шутили, рассказывая всякое, смеялись. Короче, были счастливы. Они называли друг друга: Крась, Слав и… Быня. По её просьбе.
Разве что ночью великанша в своём укрытии не могла уснуть под аккомпанемент стонов из другого шалаша, вздыхая и ворочаясь с боку на бок. Но постепенно там утихало, и она тоже начинала видеть сны. Они были чудесны. В них девушка была маленькой, такой, как все, и в неё был влюблён Красимир... Он просил её руки, а она протягивала ему своё сердце. Влюблённый целовал сердце и бережно возвращал ей. Дальше этого её фантазии не шли.
Просыпалась Дубыня в счастливых слезах. Разумеется, она бы в жизни не призналась в своих чувствах, но взгляд-то не спрячешь… Видя Красимира, она просто светилась, готовая выполнить любую его прихоть. Тот до поры ничего не замечал. Пока ревность Гореслава не открыла глаза.
- Ты это… серьёзно, Слав? – не поверил сначала Красимир.
- А то! Нет такой бабы, чтоб на тебя не запала…
- Перестань, она – свой парень и… наш большой товарищ. Величиной чуть не с Белые скалы, - попытался обратить его слова в шутку возлюбленный.
Гореслав молчал, отвернувшись.
- Ты чего, Слав? Ревнуешь?
И Красимир засмеялся.
Но надувшийся друг не отвечал.
Тогда Красимир потрогал его за плечо:
- Действительно от любви глупеешь… Ну, как тебе объяснить… Быня – это всё равно что природная стихия, с которой нельзя совладать. Дождь или ветер. Они могут быть кстати в жару, но влюбляться в них…
Он пожал плечами.
Друг же отметил только: «Он назвал её Быней!» и повернулся к возлюбленному:
- Значит, будь она меньше и от тебя зависима, то влюбился бы? Ведь, согласись, она симпатичная?
- Смешной ты! У тебя есть уменьшитель? Нет? Тогда успокойся. Если бы, да кабы, да во рту росли грибы… это был бы не рот, а целый огород!
И Красимир, щёлкнув пальцами Слава по носу, вскочил:
- Идём купаться! Ты явно перегрелся.
Он побежал к озеру, а за ним поплёлся печальный Гореслав, размышляя о том, как несправедливо устроен мир. Он сам предложил взять Дубыню, оттого теперь и страдает… Поистине, ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Мало разве того, что его жизнь – одно недоразумение? Бог зачем-то создал его не таким, как все, затем оценил его любовь, но пожалел ему разума…
Случайно их разговор услышала девушка, оставшись незамеченной. Она тоже собиралась купаться, но теперь необходимо было осмыслить услышанное.
Не стоит забывать, что влюблённые постоянно обманываются и тем счастливы. Подслушанное поэтому имело для Быни совершенно иной смысл, чем для говоривших.
Гореслав сказал, что она – симпатичная… В жизни никто этого не признавал за ней. Слав ревновал Красю к ней! Он считал, что она может нравиться его другу… который, будь она поменьше… но это... невозможно… А Крася назвал её своим парнем и большим товарищем… величиной чуть не с Белые скалы… Погоди… он назвал её своим парнем? Но его парень – Гореслав… То есть, он хотел сказать… нет, это невозможно! Но Крася не отрицал, что она – симпатична. Господи! Ты видишь, как я люблю… что мне делать? Для чего Ты создал меня такой? Для страданий?..
Далеко от них был Свят, предположивший, что этих неприкасаемых Бог сотворил, чтоб проверить милосердие милошевцев.
На фоне этих страданий неожиданно откуда-то стали приближаться пугающие звуки. Быня вооружилась обломком дерева и наказала парням не выходить из шалаша. Судя по голосам, по лесу шли милошевцы, распевая песни и хохоча. Они подошли совсем близко, их видно было за деревьями. К счастью, постояв там и поглядев в сторону шалашей, удалились.
Придя в себя после внезапного испытания, стали делиться опасениями.
- Они нас видели, - обеспокоенно сказал Крась.
- Видели… - согласился Слав, - значит, расскажут в городе и могут придти другие.
- Нужно менять место, - подвела итог Быня.
Ещё выждав, пошли разведывать новую стоянку. И в ходе поисков обнаружили пещеры. Вход в них был скрыт скалой, поэтому наткнулись случайно – Слав залез туда по нужде.
Из пещер вели многочисленные ходы вглубь горы, терявшиеся во мгле. В жару внутри было приятно прохладно – идеальное укрытие.
Очень довольные находкой перетащили сюда своё нехитрое имущество.
- Здесь нас никто не найдёт, - убеждённо говорил Крась, - милошевцы, как огня боятся этого конца света. К скалам не пойдут.
- Не пойдут, - подтвердил Слав, - Чур, я, как нашедший, выбираю нашу пещеру!
Никто не возразил.
Теперь к озеру и в лес ходили только втроём, с осторожностью, прислушиваясь. Но больше никого не встретили.
(продолжение: http://www.proza.ru/2016/02/26/1267)