траги-фарс
Действующие лица
М у н а – 30 лет, высокородная дама, в серебряном, на
груди – белый цветок.
Ф а й – чёрт, в чёрно-красном фраке, на груди – паук.
Ф л у – 40 лет, непризнанный гений, в фиолетово-
голубом.
С а н – 28 лет, садовник, в жёлтом.
И з а – 25 лет, беременная служанка.
К о р о л ь – 50 лет, как угодно.
Р о н а – 27 лет, жена священника, в чёрном, но красоту
не скрывает даже монашеский наряд.
В а н а (б л у д н и ц а) – 30 лет, в чёрно-фиолетовом,
так вульгарна, что не поймёшь – распутная женщина это
или переодетый в женское мужчина.
Т а н а (б л у д н и ц а) – 20 лет, в розово-фиолетовом,
с теми же качествами, что у В а н ы, только грубее
и проще.
С и – 32 года, высокородный дворянин, поэт, в зелё-
ном, длинные светлые волосы, очки – роль без слов.
Т е н ь б о р о д а т о г о с с е к и р о й – роль без слов.
Действие первое
Луна. Угол дома с балконом и двустворчатой дверью.
Дворик с фонтаном. В глубине его – С а н, не спускающий
взгляда с М у н ы. Она сидит на парапете фонтана.
На коленях у неё – тетрадь. Перед фонтаном Ф л у, В а н а
и Т а н а танцуют томный танец страсти.
М у н а (глядя на них).
Бессмыслица, и не иначе –
вся эта жизнь.А кто в ней плачет,
конечно же, глупей других!
Мир силилась я на двоих
с ним поделить…
(Простирает руки к Ф л у.)
Пустое дело.
«Возьми!» – нашёптывало тело,
«Отдай...» – легко цвела душа,
звериное во мне круша!
Но нет, звериное хотело!
Умело брать, иметь умело…
И душу подчинять могло!
И вдруг всё сгинуло, ушло,
как в пропасть водопад?
Все груды
чудес души моей, всё чудо
томленья тела моего:
весь жар, весь лёд – не для него?!
Вон там, с блудницами танцуя,
он в каждой лишь себя целует,
и тешит в страсти лишь себя!
Доколе, жизнь мою губя,
во мне он царствовать намерен?
Господь, в себе он так уверен!
Гордыни, хоть из кубка пей!
А что оставил от моей?..
Трещат извечные устои.
Война гордынь! Чего же стоит
любовь земная?! Ничего.
Пустыня взора моего
коснулась, или смерть в глазницы
великодушная глядится?..
Пусть смерть… О, пусть!
Безумье страшно…
(К Ф л у.)
Взгляни хотя бы в день вчерашний,
где мы с тобой… Там нет меня!
Ни там, ни тут… Шумов возня,
теней потерянных смятенье.
И бред ещё стихотворенья,
нашёптанного уж не мной...
(К Луне.)
О свет, бескровный, неживой,
Доколе будешь в очи литься?
Ведь не с тобой же мне делиться
Своей бедой? Уйди! Пусти!
Иль не пускай… Не прорасти
Душе сквозь упований тлен…
Она больна. Ей перемен
не хочется. Уж не по силам
ни явь, ни сон ей… Всё постыло.
Льнут бестолково тьма и свет
к тому, чего в помине нет.
Всё незнакомо... И не ново.
Ведь чуяла душа не раз
и в дни наива молодого
озноб дыханья гробового:
косился на дыханье глаз,
шум в раковине чуткой уха
напоминал о чём-то глухо,
но не прислушалась душа,
утеху сладкую верша.
Теперь пришло. Я слышу, слышу:
Роняет чувство каплю в пыль.
Мысль волны гонит, что ковыль.
И рай звенит… И адом дышит
там, подо мной, и жжёт ступни.
И уж не прячутся они,
а жар, расслабясь, принимают...
Ф а й ( появляется за спиной М у н ы,
исполняет танец искушения).
Красавица, тоска, бывает,
скользнёт на милое чело,
черкнёт на нём, да и отпустит.
Откуда мраку нанесло?
Не слишком ли дала ты грусти
себя объять?Всенепременно
любовь, предательство, измену
и правоту, и зло, и ложь –
всё – время, будто острый нож,
судьбой отточенный, отрежет!
И будто не любил и не жил,
и можно снова начинать.
Дай мне стихов твоих тетрадь!
(Берёт у М у н ы тетрадь и
бросает её в фонтан.)
Она... Она, как гиря, тянет
тебя на дно минувших дней!
Уже ли прыгнешь ты за ней?
Саму себя тогда обманешь,
да и меня. Ведь разум твой
уже вкусил тоски иной...
А прежнюю я вмиг порушу.
Так, мелочь. Уступи мне душу!
И я верну тебе предмет,
что занимал немало лет,
увы, твоё воображенье.
Заплачь, я руку протяну,
слезу твою возьму одну,
и вмиг наступит исцеленье.
Он твой!
(Ф л у исполняет танец повиновения.)
Да вот уж он ползёт,
что пёс нашкодивший, несёт
нарцисс как кость к твоим ногам.
(Ф л у подползает к М у н е на коленях
с белым цветком в зубах.)
М у н а (Ф а ю, сквозь слёзы).
Ты – чёрт, я вижу, да и – хам!
Ф а й. Заметно?
М у н а.Как всё обмелело.
Как соблазнял ты неумело.
Где школа, стиль, точёный стих?
Где обхожденье? Прежде лих
ты был, по слухам. А со мною,
нет, слабоват! И я не скрою,
что поиграть с тобой хочу.
Ты страждешь? Я тебе вручу,
как губку, выпитую душу.
Но вряд ли что-то я нарушу
в Великих связях, коль возьму,
как дань безумью своему,
твою взамен. Махнёмся, чёрт?
Как косен ты и как упёрт.
Всё – «дай, да дай, или продай...»
Ликует мозг – не уступай!
И я свершить желаю МЕНУ!
Покалывает страх в коленах,
волнуется под крепом грудь.
Ты – чёрт! Обманешь как-нибудь
меня потом. Но хоть немного
хочу пройти иной дорогой,
могущества душа желает!
Зачем? Теперь уж точно знаю –
чтобы с лихвою наделить
в твоих пределах, так и быть,
любовью всех, кто ласк не ведал,
кого в страстях ждалИ лишь беды,
кто безнадёжно уповал
на чувство и смиренно ждал,
не шествуя по чьим-то спинам.
Я стану чёртом! Всё едино
кипит безумие в крови.
Исполню замыслы свои,
и – в ад! Да я и здесь, похоже,
давно уж в нём. Озноб по коже,
немеют руки, пальцы ног...
Найдёшь в аду мне уголок,
где потеплее?.. Вечный хлад
здесь на Земле – стеклянный сад
бесчувствия, что всем владеет.
Ну что молчишь, иль ты слабее?
Давай-ка, ловчий неудач,
слезу в ладонь мою наплачь,
а я тебе – свою, ведь так?
Ф а й (Небесам).
Создатель, налицо тут брак!
Не белены ль подлил ты в глину?
М у н а. Скорее, желчь луны и хину
унылых звёзд. И это – убери!
(Указывает на Ф л у.)
Пред глупостью химерами сори.
У Муны же стезя теперь иная.
Ф а й. Сражаться за любовь чужую? Знаю...
Смешная цель. Нет, я себе не враг.
(Велит Ф л у исчезнуть.)
Ты и без мены чёрт уже, я прав?
Таких меж баб я не встречал доныне.
Пожалуй, чин с меня мой точно снимет
властитель тьмы, отправив в Тартары!
Меня ты превзошла... Такой игры
ни там, ни тут досель ещё не знали,
хотя, согласен, и до чёртиков устали
от монотонности обыденных забот.
Такую скуку, знаешь ли, несёт
власть вседозволенности нашей... Даже сила,
и та, сама в себе скулит уныло.
И страсть как тянет, тянет почудить!
Риск благороден. Знаешь, так и быть!
(Ф а й снимает с лацкана фрака паука
и вручает его М у н е. Она же отдаёт
Ф а ю свою душу – белую розу.
Ф а й, насвистывая, уходит. Появляются
б л у д н и ц ы и Ф л у.)
Ф л у (М у н е). Вы всё грустить изволите?
М у н а. О, милый!
Заговорил... С какою лютой силой
тебя ждала. И вот настал мой миг!
О, Флу, вот здесь обитель грёз твоих:
(Прижимает руку к сердцу,
вздрагивает, наткнувшись на паука.)
твои победы, ужас пораженья,
восторг твой тайный, сладость униженья...
Я чую, чую ток твоей крови,
все чаянья сокрытые твои
в снах наяву. Одно прикосновенье
позволь! И нож случайного мгновенья
пелёны времени пронзит и вспорет лёд
меж мною и тобою…
(Падает ему на грудь.)
Ф л у (вдохнув запах её волос).
Дикий мёд...
Я знал, и не коснувшись.
Да, люблю!
Прильну, и будто в райском я хмелю...
Мы половинки две с тобой ореха.
В а н а. Нет, доведёте вы меня до смеха.
Т а н а. Или до славной драки, я клянусь!
Ф л у (М у н е).Люблю твой пламень истовый и грусть...
В а н а. Занудство бабье любит, не иначе!
Т а н а. Нет, не могу, пойдём, а то заплачу!
М у н а (Ф л у).И я тобой, мой милый, сражена,
как птица в небе вострою стрелою.
Идём же, ну, идём скорей со мною!
Ты муж мне верный. Я тебе жена
пред всем, что движется, растёт, поёт и дышит...
О, пусть моё признание услышат
и грозный мрак, и ясный тихий свет.
Т а н а (наскакивая).О нет же, я не дам его, о нет!
В а н а. Поехало... Мы ждали, и дождались!
Идём, подружка, как мы обознались!
Нам тут не место. Прочь скорей отсель!
Гляди, раскис, расползся, как кисель...
Был славный Флу, а вышла, право – баба!
Т а н а. Ага, взяла она его не слабо!
В а н а. Видать, она и есть меж них – мужик!
Ф л у (М у н е). Какой, однако, долгий странный миг…
И как нелеп он. Ах!.. И я – не я?
Ужель опять игрушка я твоя?
Играть мной, будто веером, доколе?
(Отстраняется, переходя на «вы».)
Я вам сочувствую, и только лишь, не боле!
Но чтоб тоску вашу развеять, уступлю
вам двух своих распутниц. Вот, на выбор!
Вы добродетельны, как вяленая рыба...
Ах, не по нраву то, что вам сулю?
Прошу простить, я нынче во хмелю,
пожалуй, не достоин взгляда Муны?..
(Б л у д н и ц а м.)
Но вы, что столь мудры, сколь и бездумны,
скажите, в чём я, бедный, виноват,
что ей отказываю д е с я т ь лет подряд?!
(М у н е.)
Не я один… Задумались бы, Муна!
В наш век нелепый слава и фортуна
не служат добродетели, увы,
пред нею не склоняют головы,
как прокажённую они её обходят
и дурочкою кличут в обиходе!
(Разглядывает паука у Муны на груди.)
А хуже то, что ты ещё умна…
Ум твой, о, женщина, увы – твоя вина
перед мужчиной. К вечным униженьям
мужей приводит трезвый женский ум!
(Достаёт штоф.)
И лишь вино приносит облегченье!
И да спасёт нас щедрых лоз броженье...
(Б л у д н и ц а м.)
Ну что, милашки, «бум» или не «бум»?
(Вакхический танец Ф л у и б л у д н и ц.)
М у н а (Ф л у). Всё тот же ты. А я уж час – не та!
Прочь своеволье чувств! Их суета,
как болтовня твоя, – вот здесь уже... А впрочем,
и ты бываешь, к удивленью, прав.
Полжизни – мимо, мы ж всё слёзы точим!
Пора, я чувствую, давно уже пора
отдаться в руки тех, кто вправду любит!
О, добродетельность, она меня погубит...
Пусть будут счастливы достойные любви!
Лишь им вручу я ценности свои:
и негу, и порыв, и свет сердечный...
Те ценности, что и за гранью – вечны!
Всё в мир отдам, что мнило быть твоим!
Страсть замешаю на истоме, на крови,
ни нищему, ни старцу не жалея!
Да вон один из двух уже, в аллее,
меня к блаженству вечному зовёт!
Мой взгляд, мой жест, мой оклик стережёт…
И пусть лишь тем душа моя пьяна,
что пьян он мной, есть худшие напасти...
Как отражает солнца свет Луна,
я обожгу его – его же страстью!
(С а н у.)
Иди, мой Сан, дождался ты, зовёт
тебя на ложе жертвенная жрица!
Пусть жаркий пламень твой мне душу обовьёт,
пожарищу тогда до неба взвиться!
(Ф л у.)
А ты иди себе, ты славно послужил
накапливанью зноя в недрах жил!
Увы, ты скорлупой служил ореху!
Иди, спеши, лети к своим утехам,
кровосмешающим с пречистой правдой ложь,
и взор мой просветлённый не тревожь
твоим пред ним бессмысленным явленьем!
Ф л у. Однако налицо тут обновленье!
(М у н е.)
Какие силы этому виной?
Ведь прежде соглашалась ты со мной
во всём, и тем ужасно допекала!
Из-за того горел я вполнакала.
Когда б такой ты сызнова была...
М у н а (Ф л у).
Подите прочь, я так от вас устала...
Вы мне мешаете! Не вас же я звала?
Ведь все мужчины, право, – манекены…
Отвергни всякого, и всяк уже готов,
сыграть послушно роль свою без слов:
и страсть, и ненависть, и холодность измены.
А эти?..
(Указывает на б л у д н и ц.)
Да ведь их смешит твой нимб!
В неведенье сим куклам – всё едино!
Ф л у. И всё ж они творцу необходимы!
М у н а (с усмешкой).Увы, есть назначение и им...
Ф л у (обнимая б л у д н и ц).
Ещё какое! Если разумом разъят
сей Мир, в их пустоту идёт разряд
от глыб его, в сознании сводимых...
М у н а (с усмешкой).
И перст возмездья, уж конечно, – мимо?
Ну что ж, я полюбила бы и их,
как твой упрямый, непокорный стих
и желчь твою, и трепет содроганий
от несовместности нечаянных желаний,
сошедшихся в бою, как два меча!
В твоём сиянье дивном, как свеча,
я б таяла...
(Опомнившись.)
Когда б совсем рехнулась!
Но, слава Богу, вовремя очнулась.
(Манит С а н а рукой.)
О, Сан мой, ты меня услышал, Сан?
Сильнее обойми рукою стан,
хочу сияньем радости упиться!
Бери меня!
(С а н подбегает к М у н е и
подхватывает её на руки.)
М у н а. Как вытянулись лица
кутил, стыда не помнящих.
(Ф л у.)
Пока-а!
С а н (М у н е).
О, ты любовь, как пух небес легка!
От радости трепещешь, я не верю!
(Ф л у.)
Ну что стоишь? Открой скорей нам двери
в альков тенистый. Ждать уж – нету сил!
(Ф л у открывает им двери.
С а н, подпрыгивая от нетерпения,
вносит М у н у в дом.
Через мгновение он возвращается
уже один, исполняет перед Ф л у
краткий победный танец и снова
скрывается в дверях.)
В а н а. Копытцем стукнул пару раз,
и след простыл…
Т а н а. Что было тут?
В а н а. Сама не понимаю.
Но шла игра, поверь мне, здесь такая,
в которую нам лучше не играть,
а то костей, пожалуй, не собрать!
(Входит И з а. )
Ф л у (хватает её в объятья).
Ах, вот идёт спасение моё!
И з а (Ф л у).Стоите вы на подоле моём…
Ф л у. Таких ладошек сам король не видел!
Ах, Иза, чтобы я тебя обидел...
Пусть гром небес меня испепелит!
И з а. Мне ваших слов хозяйка не простит!
Гром – далеко, а Муна рядом, близко!
Ф л у. Твоя хозяйка так упала низко,
что ниже некуда, я думаю, упасть!
И з а (с сомнением).
Чтоб эту льдину растопила страсть
садовника любви, малышки Сана?..
В а н а. Он сторожил её недаром неустанно.
Фортуна звякнула, и выпала ему!
Т а н а. Но как, как снизошла, я не пойму,
к такому выбору разборчивая Муна?
Т а н а. Её сразило обаяньем юным!
В а н а. Иль ревности мечом.
Т а н а. Иль бабьей местью!
В а н а и Т а н а (вместе).
Или, как водится у баб, – всё сразу вместе!
И з а. Нет, тут другое – помудрёней дурь в крови –
когда надеяться нет сил...
Ф л у (о себе). Темно и больно...
И з а. Себя унизить, чтобы недостойной
стать высочайшей собственной любви
и тем спастись! Уж я то её знаю.
Дневник, случается, возьму и полистаю...
М у н а (возвращается под руку с С а н о м).
Ну вот, душе – ещё один урок!
Ни друг, ни брат мне б так помочь не смог,
как выручил Эрот! Уж клин – так клин!
Как дым развеялся мой похоронный сплин.
Пожалуй, пристращусь ещё... И что же?
Коли лекарство Сана мне поможет,
то курс лечения продолжу до конца!
(Возмущённый Ф л у подхватывает И з у на руки.)
И з а (Ф л у, указывая на М у н у и С а н а).
Гляди, да им шажок уж до венца,
уже фату я вижу на невесте!
М у н а.Ну вот, мой Сан, актёры все на месте.
Не видно, право. только... –
(Взбирается на парапет фонтана, колдует в клубе сизого дыма.)
...Короля!
Ф л у. Да вон его кортеж летит, пыля…
М у н а (Ф л у об И з е).
Поставьте вашу «вещь», а то помнёте.
Не видите, у девочки – животик!
Мой Сан напрасно время не теряет.
Уж, коль садовник, то во всю сажает...
И как?! Не оторваться, не унять!
Не устаёт он чёлн любви качать.
И не забыть, и вот уж снова тянет…
(И з е.)
Сойди с него. Он и тебя обманет!
У гениев пелёнки не в чести.
(Ф л у.)
Иль стоило ей пальцем повести,
и стал в вопросе этом ты смелее?..
С а н (И з е, чмокнув её в уже обозначившийся живот).
Мы не вольны в себе… Любовь сильнее,
чем радость на часок. Прости, Изок!
(Возвращается к М у н е.)
(Появляется К о р о л ь. Танец комплиментов
всех присутствующих перед ним.)
К о р о л ь.О, как камзол мой новый запылился…
А всё же я неплохо заблудился...
Красотки, и – фонтан!
И мальчик славный...
(Тянет руки к С а н у, тот отстраняется.)
Эй, кто из вас, милейшие, тут главный?
(М у н е.)
Ах, вы, голубушка? Что ж, я до завтра тут
устрою отдых, коль приют дадут...
(И з е.)
Эй, девочка, сойди с него. Вина!
Однако, как болит моя спина...
(Потирает зад.)
Во рту ни крошки! Не запечь ли нам фазана
на Угольях?
(Бросает птицу И з е.)
Вставать мне завтра рано.
Куда пройти?
М у н а. Сюда, мой сир, сюда!
(Ф л у и б л у д н и ц а м.)
А вас уж не держу я, «господа»...
(К о р о л ь уходит. С а н, Б л у д н и ц ы
и И з а – за ним, Ф л у задерживается.)
М у н а (сама с собой).
Ну, чем не чёрт я? Как играю роль?..
Король был нужен? Налицо – король!
И сладострастие меня не миновало,
которое я в тайне поджидала.
Даря любовь, сама я не внакладе,
хоть затевалось всё другого ради…
Но, что так сердце вскинулось? Болит...
Ф л у. Видать, не по желудку – аппетит!
(Уходит.)
М у н а (ему вслед).
Не кукла я… И вряд ли ледяная.
Одно уж наперёд теперь я знаю,
что – женщина! Хоть чёрт наполовину...
Но кто найдёт златую середину
меж женщиной и чёртом? Да никто!
Ну а грехи?.. Отмолим их потом.
Чем в старости досуг ещё занять?
А всё-таки… достану я тетрадь!
(Наклоняется к воде.)
К о р о л ь (вернувшись).
Хозяйка, где вы?
(Заглядывает М у н е под подол.)
Чудное бельё!
Нет, нравится мне здесь
всё больше, больше...
А ткань, пожалуй,
чем у дам придворных – тоньше...
Голубка, вожделение моё!
А уж под тканью...
М у н а. Отпустите, сир!
Я знаю, вы у здешних дам кумир.
И, может быть, вам время уделю,
когда постель хотя бы постелю!
(Вырывает у К о р о л я из рук свой подол.)
К о р о л ь падает, роняет с головы корону.
Ну а скорей всего, пошлю к вам И з у.
Не Сана же?..
(Помогает К о р о л ю подняться,
надевает ему на голову корону.)
Был путь у вас не близок,
и сил едва ли хватит на неё!
(К о р о л ь уходит.)
М у н а (с горечью ему вслед).
Слетается на падаль вороньё...
(Садится у фонтана.)
Сир нужен мне, чтоб лордом сделать Сана.
Я потружусь бессонно, неустанно,
но своего добьюсь. Мне нужен Сан!
Довольно мне сердечных тяжких ран,
и так, лечить – не вылечить. Я буду
сама расчётливость, нет, алчность, нет, рассудок!
И всё же, крепко как меня взяло?!
(Не оседлать бы с ходу помело!)
О Флу я что-то и не вспоминаю.
Какая там была ещё другая
причина, по которой Сан и я...
(Куда-то в сторону.)
Ты снова, немочь чёрная моя,
крадёшься в мозг? Не дамся, не возьмёшь!
(Трёт ладонями виски.)
О, чёрт-бедняга, как ты там живёшь
с душой моей, потеряно ранимой,
своею братией хвостатой не хранимый?
Она теперь – на страже у меня!
Вон, так и носится по дому, семеня...
(Слышен гвалт, визг и смех.По сцене пробегает И з а,
с зажаренным фазаном на блюде,за ней, восторгаясь и
принюхиваясь – К о р о л ь, С а н и Б л у д н и ц ы…
М у н а.
Пусть там кутят, свой краткий век губя...
Оставить Сана здесь, подле себя,
но приподнять в чести, мысль неплохая.
Я с сиром всё по нотам разыграю!
Любовник лорд ведь лучше, чем садовник?
Мальчишка, став своей хозяйке ровней,
конечно, загордится. Не беда.
Он, сладкий мой, до страшного суда
у ног моих, вот здесь, бессменно будет!
Что честь? И что бесчестье?.. Кто осудит
меня, что не жила досель, лишь тлела.
Хулить, судить, казнить – пустое дело.
А вы попробуйте судьбу за хвост поймать,
зажать между колен, не отпускать,
и, знай, нахлёстывать, на сколько хватит силы!
И так… – до поджидающей могилы,
которой всё равно, кого принять.
Уж я – не я... Во мне всё глубже тать!
Но с каждым днём сильнее Муна с ним!
Судить меня?.. Да всяк из вас судим
молвою, властью или Божьей дланью.
А значит, в каждом – жалость, состраданье
к таким, как я, и к тысячам других,
кто невзначай, а кто в условный миг
сражён любовью был. Пожалуй, лишь она,
хоть губит нас, пред Богом не грешна!
Ну, что ж, и мне пора уже…
Ф а й (из-за фонтана, в оборванном фраке,
держась за поясницу). Постой!
Обратный торг пришёл вершить с тобой.
О, женщина, меня ты погубила!
Любовью ко всему ты наделила
вместилище былое лжи и зла.
Какой я чёрт? Похож я на козла,
которого весь мир доить пытался...
Не знаю, как я жив ещё остался!
Но вряд ли это жизнью назовёшь…
Жестокая, уже ли ты уйдёшь?
Я шёл к тебе пешком через пустыни!
Пронзать пространства не моё отныне…
Не чёрт, не баба я, а видишь – чёрт те что!
М у н а. Совсем ослаб, дружок ты… Ах, не то!
Сейчас я к разговору не готова.
Когда-нибудь – пожалуй. Не сейчас!
Да замолчи же! Я велю – ни слова!
Не тот ты выбрал год и день, и час…
Исчезни!
Ф а й (с шумом падает в фонтан).
Жаль, что я тебе не впрок.
О жизнь, о страсть...
(Смахивает брызги с подола.)
И это ваш итог?
(За сценой слышны пьяные вопли, визг и смех.)
Р о н а (М у н е, входя).
Веселье, тут?.. Вот где уж не ждала.
Похоже, Рона не туда попала?..
М у н а. Права ты, я от них уже устала,
и если б не король, уж прогнала б!
Р о н а. Всё та же ваша страсть?..
М у н а. Да – море грусти...
Р о н а. Когда же вас проклятие отпустит?
М у н а. В могиле, Рона! Да и то ещё, как знать.
Р о н а. Хотела с вас примера я не брать,
не вышло...
М у н а. Я ушам не верю, Рона,
прорвали вашу круговую оборону?
А как же муж? Ведь ты же на него,
душеприказчика и друга своего,
я помню, если не молилась только?
Р о н а. Молилась! Только проку-то от слов...
М у н а. Не из кумиров ли творим себе врагов?
Р о н а.Из них, из самых… Не люблю его нисколько!
Хоть и служитель Бога он, но ведь
не впавший в спячку зимнюю медведь?!
И я ещё не мёртвая – живая!
Нет, горше участи с недавних пор не знаю,
чем быть служителю – услужливой женой!
М у н а. Ах, сколько страсти, Рона, боже мой…
Тебя бывало из норы твоей не вынешь!
И вдруг – сопротивление, гордыня!
Одна сюда стремглав примчалась в ночь?..
Р о н а. Пришла сама. Должны вы мне помочь:
спасти, иль в ад толкнуть!
М у н а. Задача непростая...
(По заднику сцены проходит Т е н ь
б о р о д а т о г о с с е к и р о й)
Р о н а (указывая на неё).
Я высохла, я стражду, я страдаю...
И нет спасения от страсти мне нигде!
М у н а. По ком, о, Рона?
(Указывает на Т е н ь б о р о д а т о г о
с с е к и р о й.)
Вот по этой... бороде?
Отселе вижу без очков я, что за птица...
Как угораздило затворницу – влюбиться?!
В кого ж, в вояку... Я таких на шаг, на вздох
ни к телу, ни к душе не подпускала!
Р о н а. Он ранен был, дышать едва ли мог…
Я вылечила, только приласкала!
М у н а. И тотчас жало вынула змея?..
С тех пор уже сама ты не своя,
и согрешить сверх всякой силы манит?
Р о н а. Пять кладбищ за собой он, грешный, тянет!
М у н а. И впору Роне подменить его?..
С тебя довольно, слышишь, твоего
греха... А ты чужой уже на плечи
себе взвалила. Рона, ты – как я!
И ждёт тебя, увы, судьба моя.
Р о н а. О, Господи… Час от часу не легче!
Я буду, Муна, день и ночь молиться
за нас с тобой, а пуще за него…
(По заднику сцены опять проходит Т е н ь
б о р о д а т о г о с с е к и р о й)
М у н а. Не выйдет. Он добьётся своего!
И чудо вряд ли здесь уже случится.
О, сердце… Хлада лишь в него плеснём,
на смену жар другой любви приходит!
Р о н а. Нет, чую, здесь нечистый греховодит!
М у н а. И я, голубушка, конечно же, о нём!
Все с жалости в свой срок мы начинали,
и в те же сети сдуру попадали.
И бьёмся, бьёмся от рожденья в них!
Не мучайся, вкуси за нас двоих
любви живой... И дай-то Бог, отпустит.
Р о н а. А вдруг навек возьмёт?
М у н а. Ну, уж тогда
над головой твоей взойдёт звезда –
иная...
(Т е н ь б о р о д а т о г о с с е к и р о й
машет Р о н е рукой.)
Р о н а. Ах, качнулся кустик...
Всё, Муна, милая, уж пан или пропал!
Зовёт, рукою машет мне, узнал…
М у н а. Ответь ему! (в сторону) Сюда ещё придёт...
Р о н а. Толкаешь, Муна, ты меня в могилу!
Ведь я к тебе пришла, чтоб заслонила.
М у н а. Иди, иди! Любовь тебя зовёт!
Пока не выгорит
(прижимает руку к сердцу)
вместилище желаний,
мы делать глупости, увы, не перестанем!
Моё – дотла! И память замела…
Я, будто дерево, – стою,
хоть умерла.
(Р о н а устремляется к Т е н и б о р о д а т о г о
с с е к и р о й.)
Занавес
Действие второе
Зима. Большая зала с окном и входной дверью.
М у н а, с чёрной лентой на лбу, сидит, вытянув ноги к огню.
На коленях у неё – книга. И з а качает на руках
младенца. Из соседней комнаты слышится детский
плач и воркование Р о н ы.
М у н а. Да... Жизнь идёт! Рождаются бедняги
на ту же муку, пыль Земли толочь...
А чтоб судьбы оковы превозмочь –
ни разума, ни силы, и отваги!
И з а. «Судьбы... оковы...» Есть что и поближе!
(Целует младенца.)
М у н а. Что ближе, то болит… И чтоб передохнуть,
над ним на цыпочки привстанем, и нанижем
на нитку вечности сегодняшнюю суть,
почти играючи.
И з а. А не скорбя уныло!
Чтоб Флу забыть, вам Сана не хватило?..
М у н а. Да, клин – клинОм! Но если узок клин?..
И з а. То надобен ещё, и не один!
М у н а. Послушай, Иза, что-то славный Си
давненько к нам с визитом не являлся...
И з а. Да, прежде здесь он часто пресмыкался,
стихами все мозги проголосил!
М у н а. Был здесь, у ног всегда, и вот не стало…
А занимал меня тогда немало
его зовущий взгляд.
И з а. Ха... Год назад!
М у н а. И вздохи, и печаль, и обожанье...
Ни разу не открылся он в желаньях,
а ведь любил! Ответь, где он теперь?
И з а. Вы сами перед ним закрыли дверь
тем, что отдались безрассудно Сану!
А Си ведь ровня вам и внешностью, и саном,
и всем другим… Так хрупок, утончён!
И, как и вы, с Евтерпой обручён! (крутит пальцем у виска)
Стихи писал, не хочешь, а заплачешь...
Пропал, наверно, где-то, не иначе.
М у н а. Не верю… Отыщи его. Скорее!
Пора уж траур мой, как пепл, развеять,
чтоб по заслугам Си вознаградить!
Не всяк, увы, способен так любить!
И з а. А Сан?..
М у н а (берёт в руки портрет Сана).
Ах, незабвенный сладкий Сан,
кумир господ, цветочков и путан,
(Стирает с портрета густую пыль.)
навеки спит он там, в чужом краю...
Уж год, как по нему я слёзы лью!
Пусть был бы рядом, хоть неблагороден.
Для службы воинской едва ль он был пригоден,
а мужем бы вполне сгодился быть.
Всё налицо – услужливость и прыть!
Ведь жёнам от мужей так мало надо –
чуть ласки, ночь без сна... И вся награда.
Всё остальное могут жёны и без них!
И з а. О, Немезида наша, слишком лих
ваш тяжкий меч. А как же к жизни средства?
А дети? А опасное соседство?
Муж воин, да ещё если богат,
вот женщине – награда из наград!
Ведь без защиты, счастье дома зыбко?..
М у н а. Опять о службе воинской?.. Ошибку
уж по вине твоей свершила я
непоправимую... Да, то вина моя,
что обошлась я с Саном, будто с пешкой.
И вот судьбы жестокая усмешка:
король его призвал, чтобы – любить?..
А рок решил – достойнее убить!
(Роняет портрет.)
чем отдавать его?! Утехам «лунным»...
И, видишь, овдовела рано Муна.
И з а. Грешно вам! Овдовели, не венчаясь?..
Я вот, то с этим, то с другим встречаюсь...
Нет, муж – другое… Как же вы могли?
С таким умом, и это не постигли?!
Конечно, с Саном эти фигли-мигли
ни вам, ни мне
(целует ребёнка.)
так даром не прошли...
Зажги в нас пламя раз, и не погаснет!
Ведь нет огня желания прекрасней…
Он уж до смерти в женщине! Хоть мал
наш Сан, но скольких он позажигал…
М у н а. Ну а любил меня!
И з а. Ага, страдал,
усох от страсти, будто лошадь пал!
Ужель самим вам, право, не смешно?
М у н а. Могла б смолчать! О мёртвых ведь – грешно!
Он ждал, и как послушно, терпеливо...
Я отдалась, и сделала счастливым
его. Я чувствовала, видела, нет, знала –
ему, такой как я, и не хватало!
И з а (в сторону).
В коллекции бесстыжих, наглых баб!
М у н а. Была рабой ему царица! Прежде раб,
он стал властителем не только на постели.
И з а. Да, выходил от вас он еле-еле...
М у н а. Мне не дано. А счастья выше нет,
чем заиметь в владение предмет,
которого так сердце возжелало,
как у него, навеки, навсегда!
А я перечить всем уже устала...
Вот и прикинулась моя беда
к нему любовью. В том – на грош вины.
Вкусил ведь ласки, неги, глубины?..
И з а. Ну, если «глубины», тогда, пожалуй...
Эк, как под селезёнкой задрожало!
Хорош подлец был, хоть бы сын его,
из нас не повторяя никого,
родился на отца хоть чуть похожим!
(Смотрит в пелёнки.)
Но, хоть в одном-то мой сынок, положим,
взгляните, Сан – и всё! Ни дать, ни взять.
М у н а. Ах, нечего младенца простужать!
Пускай растёт себе кому-то в радость.
Ты знаешь... Ест меня одна досада,
что план свой давний не смогла я воплотить.
Вот если б Флу смогла украсть я...
И з а (делая уборку, прихлопывает таракана).
И убить?!
М у н а. Нет-нет… ПривЕсть сюда его тайком,
с лицом, укутанным иль пледом, иль платком,
хоть под конвоем, хоть спелёнутым, хоть пьяным,
хоть полумёртвым, хоть с каким дурным изъяном,
и силой взять!
И з а. Не узнанной при этом?
М у н а. Тогда б ещё я позапрошлым летом
смогла б родить мальчишку: лоб – его,
мучителя до гроба моего,
и пальчики, и плечики, и глазки...
И з а. И вы не побоялись бы огласки?
М у н а. Я б тайно родила. Для всех он был бы твой!
Чернявенький, с курчавой головой...
О, как бы всласть его в макушку целовала!
И з а. Всё Флу да Флу, а Сана вот не стало!
Всё через вашу блажь, а то бы жил да жил.
М у н а. На здешних грешниц не жалея сил...
(Смотрит на ребёнка И з ы.)
И вправду ведь похож, не личико, а солнце!
И з а. И глазки щёлочки, как у того японца…
М у н а. Пожалуй...
(Входит Р о н а со своим младенцем на руках.)
Р о н а. Муж ещё не приходил
за мной? Простить ведь Рону – обещался...
М у н а (листая книгу).
Ну, что ж, Платон ужасно мил…
А твой пока ещё не появлялся.
И з а. Ещё придёт...
(Р о н е.)
Хоть впрок пошла наука?
Р о н а. Когда бы знала, откусила б руку
себе.
И з а (в сторону М у н ы).
А ей бы нос за все её дела!
Р о н а (глядя в сторону).
Вон Боня мой идёт! Ну, я пошла?..
И з а. Иди, иди! И чтобы этот дом
за две версты или за три кругом
отныне ты с младенцем обходила!
(В сторону М у н ы.)
Ишь, Си ей подавай теперь, убила б!
(Рона уходит.)
М у н а. Кто ж знал, что этот самый солдафон
о ней забудет через две недели?
И з а. Вы знали наперёд! Чего ж хотели?
М у н а. Я думала, что Рону любит он,
как Флу меня...
И з а (ехидно).
Аж ходуном кадык!
М у н а (млея, о Ф л у).
Сквозь зубы цедит, и отводит лик...
А всё ж, в душе его оставлена лазейка!
Так, щёлочка в два ногтя, для копейки,
нет, скважина, за коей спит вулкан,
в котором плещется моя, не чья-то лава...
Но на неё накину я аркан!
Довольно мне глядеть на их забавы...
Ну, сколько, сколько бедной Муне ждать,
пока на Флу низвергнет благодать
не разума, так трезвости явленье?!
Иль только в старости глубокой преклоненья
его дождётся сморщенная Муна?
О, Муза, оборви иные струны!
Лишь в сердце у него, ни в чьём другом –
дом моего истерзанного сердца!
И з а. Хорош, скажу я, дом...
Лет двадцать уж, как в нём
закрыты окна и забита дверца!
А бедный Сан...
М у н а (со вздохом).
Да... Он пример тому,
что в ад ведёт тропа благодеяний.
Но у себя и Си не отниму!
Его черёд. И пусть он жертвой станет
своих страстей... Всё лучше, чем НИЧТО,
пожравшее своим бесстрастным ртом
мой огнь, не дав вкусить любви ни крохи!
И з а (в сторону). О, бедный Си, твои делишки плохи!
Беги отсель, насколько хватит ног...
М у н а (с усмешкой).
А то вкусишь сполна ты, видит Бог,
то лучшее, что с Муной не случилось...
(В сторону.)
Однако в рассужденьях я забылась
перед служанкой… Не сбежала ли душа
моя от чёрта, высший долг верша?
(И з е.)
Вот вспомнила о Си, и мне приснилось,
что звякнула щеколда, тявкнул пёс...
(Встаёт и колдует в клубе сизого дыма.
Входит С и.)
И з а. Кого это буран в ночи принёс?
Да это ж Си! Вот, лёгок на помине!
Камзол зелёный, ну а нос уж – синий!
Всё ж потянуло в отчие края…
М у н а. Не волен он... Всё эта власть моя,
что до добра, как вижу, не доводит!
(И з е.)
Эй, плащ прими! Пускай к огню проходит,
и принеси горячего вина.
(Подходит к окну.)
Эк, замело… До самого окна!
Пусть Флу упрямится, пусть бьёт копытом в пол,
истопчет пусть вокруг и лес и дол,
дождусь его, мне отступать негоже!
Сан или Си, или другой, быть может,
хоть так восполнят мне упрямца Флу,
что не собакой уж лежит на сене,
а сам себе в безудержной измене –
вороной белою средь чёрных – на колу!
Не зря ж я чёрт? Пусть чёртом и умру!
Но всё же на лукулловом пиру
во все я тяжкие с страдальцем Си пущусь!
В рай загляну, и трижды в ад спущусь...
Ещё есть стрелы! Не оборваны тетИвы...
Его я сделаю немыслимо счастливым!
Он сох по мне без малого семь лет!
Безбрачия хотел принять обет,
коль я его не стану! Утопиться
намеревался как-то по весне!
Недаром кровь моя в висках ярится...
Сожгу его на медленном огне,
подкинув дров, припрятанных для Флу!
(К С и.)
Ну, где же Вы? Не стойте там в углу!
Сегодня Муна траур свой снимает…
И з а (в сторону). Такие в нём недолго пребывают!
Не женщина – чёрт в юбке! Не узнать
с недавних пор в ней прежней тихой Муны.
Что ж, в тихом омуте...
Пословицы разумны,
а иногда, так просто – прямо в точку!
Ну, чувствую, сегодня будет ночка!
Недаром – круглая, как спелый блин, луна!
А в полнолунье, бабе, не взбеситься?!
Вот помню, я, когда была девицей...
М у н а. Ну, вспомнила! Неси-ка каплуна
и два бокала, те, что подороже.
Ну, начали!
(Пожирает взглядом С и.)
И пусть тоска поможет
хоть раз, ха-ха, самой себе назло!
С и молча валится М у н е в ноги.
И з а. Ну, надо ж, как бедняге повезло!
Какой уж тут, скажите, им каплун?
(Ребёнку на руках.)
Пойдём-ка спать, мой Санчо, мой шалун,
о папке погрустим с тобой немножко.
(Напевает.)
Собачка спит в углу, а в кресле кошка...
Гаснет свет. В багровых вспышках –
бешеный танец М у н ы над поверженным С и.
В нём участвует и кордебалет белых и чёрных.
Наконец, обессилев, М у н а падает подле С и. На неё и С и
осыпаются, образуя подобие кучки пепла, чёрные и белые.
Гаснет свет. Громко тикают часы. Пауза.
Когда дают свет, в комнате – И з а и М у н а, сидят рядком
уже в летних платьях. На столе – букет цветов.
И з а.Полгода мИнуло, как не было, однако.
А помните, камин, пурга, собака...
М у н а. Залаяла, и появился Си.
Зачем его звала, меня спроси?!
Измучила и вот с ума свела.
И з а. Ему во благо ль?..
М у н а. Лучше б умерла
я до того, как он сюда явился!
(Отвернувшись, пьёт из склянки яд.)
И з а. Но, как любил?! Как цвёл! И как светился...
Не выдержал... Не всякому под силу
огонь, зажжённый Саном, внутрь принять.
Но, что теперь вам попусту пенять?
Ведь, слава Богу, всё ж не до могилы
вы Си благодеяньем довели...
М у н а. Мне холодно, подать огня вели.
(И з а уходит.)
М у н а (Разглядывая пустой пузырёк.)
Не горек яд…
Жизнь горше, на поверку.
Пять лет он ждал за потайною дверкой
меня в гранёном чёрном пузырьке…
И вот дождался! Капля на руке –
(Вздрагивает, косясь на задник сцены. На заднике
сцены появляется тень Ф а я.)
на чью-то кровь нечистую похожа…
Его она, конечно же! О, Боже!
(Хватается рукой за паука на груди.)
Как обошлась я с чёрною душой?..
Придут за ней, нет ни её, ни Муны!
(Вскинув руки, уже жалобно, к Небесам.)
Ведь чёрта порешить грех небольшой?
Пожалуй, поступила я разумно?
И то... Ведь ум не продан,
как душа?..
И з а (возвращаясь). Ну что вы так казнитесь? Все грешат.
Подлечится ваш Си, и будто новый,
к вам явится, чтобы вздыхать тут снова.
М у н а. Нет, уж увольте! Что смогла – дала.
Для прежних игр я, слышишь, умерла!
Самой себе давно я не по нраву!
Что заслужила?
И з а. Лишь дурную славу!
М у н а. И больше ничего. Запри-ка дверь.
Пора мне образумиться теперь.
Хотела на поруганной любви
я возвести любви счастливой стелу!
На сотню лет я, Иза, постарела
в сизифовом труде.
И з а. Не говори...
(В сторону.)
Вот врёт бесстыдница! Ишь, напустила мраку...
Здесь, в нашем доме, знает и собака –
во имя Флу, увитый чёрной лентой,
ваш постамент из падших претендентов!
И нечего свои нам байки петь!
М у н а (о своём).
Нет сил о благе страждущих радеть...
И з а. Совсем свихнулась, знай, своё твердит!
Один с ума сошёл, другой убит,
а ей всё мало. Не угомонится!
Пора бы у меня хоть поучиться:
хозяйство, хлеб насущный, в сладость тело...
А прочее, не бабье это дело!
Так нет, всё – о какой-то там любви!
М у н а. Зови священника и Рону позови.
(Пишет записку.)
Намерена я с миром распрощаться...
И з а. Мне показалось, или в дверь стучатся?..
М у н а (сама с собой).
Ведь как душе больной без покаянья
пред Богом и собою? Все деянья
мои во благо, обратились в зло.
И з а. Пожалуй, только Флу и повезло!
(Входит Ф л у, следом – В а н а и Т а н а.
И з а с возмущением плюёт в пол.)
Ф л у (М у н е).
Я должным всё же счёл у вас спросить:
вы в разуме ль мне всё здесь отписали –
и дом, и сад, и луговые дали?
М у н а. И две ещё деревни, так и быть!
И з а. Эк, размахалась тут – с плеча рубить!
М у н а (Ф л у). Я в разуме, хоть голова в огне.
Куда я еду, там уж вряд ли мне
всё это пригодится... Не смущайтесь,
ключи примите. Иза, дай! Располагайтесь.
И з а. Нет, погожу… Костёр не отгорел.
(Ф л у пытается взять у И з ы ключи,
та их не отдаёт.)
М у н а. Тогда, до завтра… Всё же пару дел
пустяшных… завершить мне здесь осталось.
Ф л у (с недовольным видом).
А у меня – по горло!
М у н а (сама с собой). Так, усталость...
Охота, видно, к перемене мест!
Здесь ничего не дорого. Окрест,
кроме могильных плит, ничто не близко.
Флу, вам ещё... Возьмите, вот – записка!
(Отдаёт записку Ф л у.)
Но это всё уж после, а теперь,
мне нездоровится.
(И з е.)
Запри за ними дверь!
(И з а, заупрямившись, остаётся на месте.
Б л у д н и ц ы уходят. Ф л у задерживается у порога.)
М у н а (И з е). Что – Флу?.. Лишь власть глагола над толпой
его, увы, с рождения снедает!
В полночных бдениях он устали не знает.
Его ни страсть, ни злато не влечёт.
Скажи, к чему ему мирской почёт,
коль силы на труды с лихвой даёт
ему свой разум – истинно могучий!
Величья жажда, вот что жжёт и мучит
безумца, не давая есть и спать…
Не раз, поверь, я силилась отнять
его у этой злой, нездешней силы…
Но, знаешь, за неё ведь и любила!
Что ж, надвое нам с ней до гроба рвать
дитя сие, упрямое? Пусть мнится
ему, что этот грешный мир вертИтся
лишь вкруг него, единого. Как знать?..
Поверь, столика Божья благодать…
А вдруг он прав?! И лишь свободный гений
в нирване вольных праздных измышлений,
не взятый ни любовью, ни семьёй –
один – способен высшего добиться?!
Ну что ж… Готова Муна покориться.
О, Холод Разума, бери, – он только твой!
(Ф л у вздрагивает и быстро уходит.)
М у н а (со стоном).
Храни его…
И з а. Да что за блажь такая?
М у н а. Я эту пьесу, Иза, доиграю
достойно, хоть не так, увы, жила.
Отец и мать... Отпали два крыла.
Душа уж не моя. И что в остатке?
Да... Там оставила у Санчо я в кроватке
довольно золота, чтоб вы с ним не нуждались.
И платья все мои тебе достались,
и дом за церковью, что пару лет – ничей…
Под старой грушей – гнёзда там грачей
над ветхою скамьёй, где я стихи
ещё девчонкой, помнишь, сочиняла?
И з а. Так замолить хотите вы грехи?
М у н а. Молчи! Я от всего уж здесь устала.
(Падает на колени.)
Карай, о Господи, готова я, карай!
Ф а й (Ещё более оборванный, влезает в окно).
Из ада выгнали, и не пускают в рай...
(М у н е.)
Не ценят, видишь ли, души твоей заслуги…
Я снова очертел в заклятом круге!
Истрёпанную мной без толку душу
свою возьми! Ей богу, нету сил...
И з а. Сам чёрт пришёл, а я, гляди, не трушу?!
М у н а (Ф а ю). О Боге ты уже заговорил?!
Видать, душа моя достала до печёнок!
(Бросает паука Ф а ю.)
Возьми свою, и брысь отсель, чертёнок!
Ишь очертел он, то-то я гляжу,
что чёрта уж в себе не нахожу!
Непрочная, однако, вышла мена…
И з а. Что ж, это в наши дни обыкновенно.
М у н а (Ф а ю). Да розу не забудь мою вернуть!
И з а (с ухмылкой). Вдруг да сгодится всё же как-нибудь...
(Ф а й, прицепив паука себе на грудь,
бросает розу М у н е в ноги и, ликуя, выпрыгивает в окно.)
И з а (о М у н е). Что натворила... Кабы раньше знать,
сожгла б её я чёртову тетрадь!
Не видит мать, в гробу б перевернулась!
Младенцу ровня разумом, рехнулась!
Великий грех перекроила в смех!
Любовью, ишь ты, наделяет всех
с душою чёрта! Ну, здесь и дела...
Когда бы не дитя, давно б ушла!
Прикинулась тут добренькой! Устала...
Хороших розг ей в детстве не хватало!
А золото и дом я заслужила,
кручусь тут, все повыдернула жилы…
М у н а (поднимает розу).
И не поблекла... Надо же, вернулась.
Как будто солнце среди ночи улыбнулось!
(Розе, прижимая её к сердцу.)
Так помоги же мне себя найти!
И з а. Глянь, будто приросла у ней к груди!
Всемилостив Господь и к самым-самым...
(Распахивает окно.)
Ну, вот и кончились комедия и драма.
Пора проветрить...
М у н а за спиной И з ы теряет сознание и падает.
На сцену из зрительного зала бежит Ф л у, сталкивается
по дороге с Ф а е м. Ф а й при виде Ф л у подпрыгивает
и взвизгивает от ужаса, но миновав его, тут же успокаивается
и, насвистывая, вразвалку направляется дальше…
И з а (заметив Ф л у).
Ба! Да вот и Флу
летит сюда, не чуя ног в пылу!
Один, похоже...
Где ж его "упряжка"?
И как вздыхает, как пыхтит бедняжка!
И кто же гордеца так напугал?
Ф л у (упав подле М у н ы на колени,
потрясает над ней её запиской).
Жива моя любовь? Не опоздал?
Я тут едва прочёл, земля качнулась!
О, Муна, как ты странно улыбнулась...
Ты не шутила, нет? Всё так и есть?
М у н а (придя в себя, Ф л у).
Ты плачешь? Вот она, благая весть!
А мне уже совсем чуть-чуть осталось...
Всё выпила, чтоб слабым не досталось!
Не дал Господь…
(Грозит уходящему Фаю. Фай, обернувшись, строит ей нос.)
Песчинка я, и всё ж
вдогонку нечисти уж послан острый нож
раскаянья, пусть позднего...
(Вскидывает руку к небесам.)
Господь,
прими мою униженную плоть,
сознанья хаос и истерзанную душу...
И боле уж покой твой не нарушу
мольбами…
(Уже к Ф л у, пошарив рукой.)
Я не вижу... Где ты?
Ф л у (берёт её за руку).
Здесь.
Как хороша... Не можно глаз отвесть!
М у н а. Уже ли Муна то была, иль сон жестокий?
О, Господи, как тяжелы уроки
твои. Но не понять себя без них!
Как долго тянется прощанья горький миг…
Ф л у. Любовь моя, не уходи, я буду...
М у н а. Всё тем же – чья-то боль, тоска, остуда...
Ф л у. Пойми же ты! Я сам себе не рад,
но, если бы нечаянно назад
вернулось всё...
М у н а. Да разве ж я хотела
тебе неволи? Как бы я умело
чёлн творчества вела в челне любви,
не руша вздохом ценности твои!
Поверь, твой жемчуг, хладный, неживой
я б сделала навек своей судьбой,
как воссиял бы... Только бы коснуться,
припасть к груди твоей и улыбнуться
вселенной, прикорнувшей под рукой...
(Сверху на М у н у проливается мерцающий свет.)
А вот и свет, тот самый, золотой!
(Уже к Небесам.)
О, Милосердный, ты меня простил и за...
(Падает замертво.)
И з а. Всё кончено. Лишь светлая слеза
у ней из глаза мне на руку льётся...
Без исповеди?..
(Уже к Ф л у.)
Вы... И вам зачтётся!
Ф л у.Мне уж зачлось. Я на Земле один!
Никто. Ничто... Всего лишь третий клин,
что выбил Муну в мир иной до срока!
Настанет миг, и жизни сей морока
оставит и мня. Как холодно... К чему же
ещё здесь – солнце, танец струй и свет,
и ветер с травами полуденными дружен,
коль нет любви самой, коль Муны нет?!
Мир без отчаянья, нелепости, ошибок
души мятущейся – лишь мраморная глыба,
пока в руках влюблённого резец
не оживит её, не вынет, наконец,
из камня мёртвого – дитя, цветок иль птицу,
иль женщину, способную молиться
за каждого, и каждому в горсти,
любой ценой – ценою страшною… – нести
любовь, безумие безумьем сокрушая!
О, Муна, – мать, жена, сестра родная,
прости! И за собой веди меня
в бессмертие…
И з а. Огня сюда, огня!
(Ф л у умирает у ног М у н ы. На сцену вбегают
чёрные и белые, в танце ведут меж собой сражение,
поочерёдно тесня друг друга. Наконец, белые вытесняют
чёрных и, полуобняв, окружают поверженных М у н у и Ф л у.
Медленно гаснет свет. Пауза.
Вспыхивает яркий свет. Все недостающие актёры
с громким смехом, взявшись за руки, выбегают на сцену.
И з а (наклонившись над Ф л у).
Спектакль окончен, поднимайтесь, Флу,
и слёзы бутафорские утрите.
Трагедий не приемлет нынче зритель
и, уходя, прольёт на нас хулу!
Тем более, взгляните, все здесь живы!
(Похлопывает Ф л у по плечу.)
И также неприступны и спесивы.
(Ф л у нехотя встаёт.)
М у н а (оживая).
Как, наконец, легко вздохнула грудь!
Ф а й (М у н е). Не рано ли?
М у н а (Ф а ю). Изыди!
И з а (к зрителям). В чём же суть?
А суть, мой зритель, право же, она
так сразу и не каждому видна.
Что пьеса?.. Лишь пародия, не боле:
всё те же чувства, страсти, те же роли...
Но, вслед за автором пройдя тернистый путь,
способна лишь она, шутя, вернуть
к началу без особого труда
все пешки, что ходили не туда...
Конец.
Занавес.