Яшка

               
            (Кто знал его, тот вспомнит,
                Кто  не знал – узнает
                И всяк пожалеет…)
        Бывает, человечек в молодости помрёт, что ж,  так уж не повезёт. Но бывает и тридцати нет, а пожить он хо-рошо успеет до того как на тот свет отправится. Познает её жизнь со всех сторон, и хорошего попробует, и плохого нахлебается. Вот у нас парнишка был, в шестнадцать лет уже отцом стал, и девок перещупал сколь-ко, и попил, и погулял вдоволь. Имел всё что хотел, а звёзд ему с неба не надо было. Ушёл он из жизни по глупости, по хулиганству ещё тридцать не исполни-лось. А народ говорит:
           – Пожил парень.

       Обидно, когда человек жил, ничего хорошего не видел, только подниматься на ноги начал, а вот уже и конец пришёл. Вот такая доля выпала нашему Яшке. Жил в деревне мальчонка такой, маленький, чёрнень-кий, слабенький. Жил он с матерью и старой бабкой. Мать его Яшку поздно родила. Говорила: «Бог дал сы-ночка». Отец у Яшки был, он его признавал. Только с матерью Яшкиной  Соней он месяца два прожил, и разошлись они. Трудная она была женщина ещё в молодости, а под старость совсем за всякие рамки выходить стала.

 Жила эта семья в маленьком домике на болотце. Бабка небольшую пенсию получала за сына, на войне погибшего. Огород садили, кур держали, тем и обходились. А запросы у них были самые малые. У них телевизора отрадясь не было, а позже и свет сами убра-ли, без света жили. Говорили люди, что они в религию ударились, в сектантство, но точно про это никто не знал.

 Странное дело, огород свой, соток двадцать, они весь руками перекапывали. Им совхозники предлагали за так, в помощь вспахать на тракторе, но те отказыва-лись. А непаханую землю ой как трудно обрабатывать. Не пробовали? Сначала мать с бабкой вкалывали на огороде по чёрному. Потом бабка постарела, слегла, но Яшка подрос, заменил её.

 Много денег им не надо было. Они деньги грехом считали. Мать в магазин редко ходила. Идёт другой раз вся в чёрном, а обуви у неё то ли не было, то ли она её не признавала. В шерстяных носках вязаных идёт. Смотрят на неё женщины, дивятся, но помалкивают, виду не показывают, что удивительно это им.

 Разговоры Соня ни с кем не заводила, делала всё молча. Они очень бедно жили. Сначала у них в избе никто и не бывал, но как беда пришла, пришлось туда заглянуть чуть ли не всей деревне. Люди слёзы вытирали, да глаза отворачивали, вроде как виноватыми себя чувствовали. Пусто было в доме. Три кровати со скудным их содержимым, да стол голый простой из досок сколоченный, да пара стульев старинных.

         У отца Яшкиного брат был Иоська, в нашей же деревне жил. Хоть родниться с этой странной семь-ёй он не роднился, да как тут было в родню лезть, но кое-какую помощь он племяннику оказывал. Каждый год он их дровами снабжал. Так что Сонька-то учудила. Что бы и тут в независимости быть, решила она выкопать землянку.

 У нас тут после войны в землянках жили калмыки переселенцы. Большими семьями жили. И в морозы сильные зимовали, ничего не замерзали. Дровишек на её отопление немного надо было. Печка внутри стояла, труба была выведена наружу. Вот Соня такую землянку с матерью и соорудила. Летом они в доме обитали на двух своих стульях, а зимой в землянке. А дрова готовили сами, сушняк из леса таскали, от Иоськиной помощи отказались. Но самое главное, ни на что не роптали. Им эти лишения как бы ещё и в радость были. Они теперь все в раю, наверное.

         Вот в таких условиях мальчонка и рос. Пришло время, и он в школу пошёл. Был он тихий, молчаливый, слабенький такой и очень робкий. Силё-нок у него физических и умственных маловато было. Учителя это понимали, помогали ему в учёбе как могли, тянули его из класса в класс. Трудно мальчишке учиться было, ведь дома и электрической лампочки не было. А осенью и зимой вон как рано темнеет. Пытались материальную помощь семье оказывать, но мать ото всего отказывалась.

       Бабка совсем слегла, лежала слепая в холодном доме на своей голой кровати. Соседка говорила, что ей крысы нос и уши пообгрызли
                Школа наша хоть и не новая была, но классы большие светлые, в них тепло, уютно, цветы по стенам. Люди улыбались, дети бегали, играли, шалили. И из этого тёплого уютного светлого мирка он шёл в свою закопчённую землянку, где было темно, угарно и очень тоскливо.

 Но Яшка уже привык к такой жизни и принимал это как должное. Так он и 9, и 10 классы отсидел в школе. С великим трудом, но учителя довели его до Аттестата. В школе была жизнь интересная и весёлая: вечера, субботники, концерты, комсомольские собрания. Но это всё было без Яшки. Никто так и не знал, то ли он сам не хотел в них участвовать, то ли ему запрещали. Он и телевизор никогда не смотрел.

         Молодые они всегда ведь безжалостные, тех, кто не такие, как они, не любят. Вот и над Яшкой подшучивали. То сумку его на шкаф закинут, то мелом её выпачкают. Ничего они не знали и не понимали про Яшку в силу ума своего детского. А Яшка не обижался, терпел и молчал. Классная у него была девчонка моло-дая недавно из института. Она всё старалась ему по-мочь, втянуть его в нормальную жизнь класса. Но где уж там. Экзамены сдал Яшка на тройки, и то хорошо.

             Приближался выпускной вечер. Совхоз Яшке помог, всё купили ему, как положено: и костюм, и ботинки, и рубашку. Одели его с ног до головы. Только он на праздник не пришёл. Три раза за ним гонцов посылали, но им даже двери не открыли. Ну, что поделаешь, не потащишь его силой.

             Вот школа позади. Что дальше? В школе тогда всех старшеклассников на трактористов учили, и девчонок тоже. Научился Яшка на тракторе работать. Учитель хороший был. Практика богатая была, школа много полей тогда засевала. Приняли его в совхоз на ферму возле коров работать: корм подвозить, навоз от-талкивать от фермы, снег очищать, да мало ли работы в хозяйстве. Ну, думает народ, теперь Яшка сам огород себе вспашет. Не тут-то было. Так до конца его руками и обрабатывали.

            Работает Яшка на ферме. А тут мужики, не умней детей своих, тоже взялись над ним подшучивать. Да шутки порой очень непристойные были. Переплю-нули они своих отпрысков малых. Вот, рассказывали, носил Яшка с собой на работу маленькую баночку, и всего-то грамм на семьсот. Это, когда он обедал, доярки ему молока наливали, подкармливали его. А потом он ещё и матери молочка нёс.

 А мужики ему возьмут да в эту банку по нужде сходят, по маленькому. Грубые нравы. Промолчит Яшка, банку вымоет и дальше себе живёт, не скандалит. В другой раз хотели его срамцы наши напоить самогоном. Яшка, конечно, в отказ, а те ему самогонку за шиворот вылили. Опять парень промолчал. Ну, вроде потом отстали от него. Вот так этот парнишка и жил, ничего хорошего не видел.

         Но время пришло, пора в армию собираться. Болтали, будто он сам даже попросился, его могли бы не взять по уважительным причинам. Видно хотелось парню новую, другую жизнь начать, очень он надеялся на нашу любимую краснознамённую. А мы думали, что может всё у него по-другому пойдёт, переменится, вернётся он со службы, возмужает, женится и заживёт как все люди.

 Пошёл парень служить, Родину защищать, землянку свою, да бабку старую, да дом пустой. Увезли его на ВОСТОК в связисты. Матери с бабкой пытался совхоз помогать и военкомат. Но те от помощи отказывались. Раньше их с внешним миром хоть сын связывал, а теперь совсем они замкнулись, ото всех изолировались. Никто их не видел и не слышал. Год примерно прошёл, как Яшка Родине служил. И вот чёрный слух пополз по деревне:

                – Погиб Яшка там, на Востоке-то, в армии нашей доблестной.

       И начались суды – пересуды: что, да как, да почему? Ну, сельсовет, парторг официально сообщают: «Крупозное воспаление лёгких». Так они тогда и сами-то ничего не знали. Сейчас правды и то не дознаешься, а тогда…. Когда про эту причину люди говорили, лица их в усмешках кривились, ни один не поверил. Каждый думал:
               – Угробили мальчонку.

       Потом гадали: - привезут его или нет хоронить домой. Совхоз настоял, что бы привезли. Решили всем миром Яшку похоронить. Стали ждать страшный груз. Мать с бабкой в истерике не бились. Мать только и сказала:
        – Он Богу нужней. Не послушал меня сынок, пошёл против моей воли.

           Гроб привезли в среду утром. Поставили его в садике возле дома на табуретки. Раскрыть разрешили. Погода была хорошая. Вся деревня шла прощаться с Яшкой, с несчастным своим сынком. Учителя шли, плакали. Одноклассники прощенья просили за всё, что они над ним чинили. А те мужики, что над ним подтрунивали, глаза свои прятали, да всё суетились:
         – Может что помочь?

        А цветов ему со всей деревни принесли. И всё несли и несли. Мать с соседками не удержались, заглянули под форменную одежонку парнишки, рассмотре-ли тельце его немощное. И увидели они такое, что при воспалении лёгких не бывает. Повреждения они обнаружили на теле его. Теперь уж никто не сомневался:
          – Угробили парня.

        И унесли его бедолагу на деревенское кладбище, и закопали, и простились с ним навсегда. Совхоз ему памятничек с крестиком, как мать велела, соорудил.

Мать с бабкой следом прибрались одна за другой. Прошло уже много лет. Мало, кто Яшку помнит. Ещё меньше, кто вспоминает. Вот и всё, так и ушёл из жизни Яшка – Божий человек. Прожил он без любви, без радости, без веселья молодости. В школе над ним шутили, на работе подшучивали, а в армии угробили. Да люди ли мы? Царство тебе Небесное, сынок.